Он поворачивает голову, видит нас в дверях. На лице появляется выражение, которое невозможно описать словами. Радость, облегчение, боль, вина — все смешалось в одну гримасу.
— Алиска... — шепчет он. — Катюша...
Катя не выдерживает первой. Бросается к кровати, обхватывает отца здоровой рукой.
— Папа! Папа, я так скучала!
Он гладит ее по голове, и я вижу, как по его щекам текут слезы.
— Прости меня, малыш. Прости за все.
Стою в дверях, не в силах сдвинуться с места. Вот он, тот момент, которого я ждала месяцы. Но что я должна чувствовать? Радость? Злость? Облегчение?
Максим смотрит на меня поверх головы Кати.
— Лена... — говорит он тихо.
Делаю шаг в комнату. Потом еще один. Подхожу к кровати, сажусь на край.
— Привет, Максим.
Он протягивает мне руку. Пальцы холодные, тонкие. Сжимаю их в своих ладонях.
— Я думала, ты мертв, — говорю я, и голос дрожит.
— Я знаю. Прости. Я не хотел причинять тебе боль, но...
— Но у тебя не было выбора. Я понимаю.
Мы смотрим друг другу в глаза. Столько нужно сказать, столько объяснить. Но сейчас важно только одно — мы вместе. Живые, настоящие, целые.
Катя поднимает голову.
— А теперь мы всегда будем вместе? — спрашивает она.
Максим и я переглядываемся. Хороший вопрос. Что будет дальше? Как жить людям, которые официально мертвы?
— Не знаю, малыш, — честно отвечает Максим. — Но я сделаю все, чтобы мы больше не расставались.
Сижу у кровати Максима уже третий час и все еще не могу привыкнуть к мысли, что он рядом. Живой, дышащий, говорящий. Катя устроилась на соседнем стуле и не отпускает его руку, словно боится, что он снова исчезнет.
— Расскажи, что с тобой происходило все это время, — прошу я.
Максим пытается приподняться, морщится от боли.
— После той перестрелки в туннеле меня еле вытащили живым. Антон нашел подпольного врача, который месяц буквально собирал меня по кусочкам. Три операции, инфекция, осложнения...
Беру его руку в свои ладони. Пальцы стали тоньше, на запястье свежие шрамы.
— А потом?
— Потом стало ясно, что официально я должен умереть. У врагов остались связи в правоохранительных органах, они бы нашли способ меня достать даже в тюрьме или больнице. Единственный шанс выжить — исчезнуть полностью.
Катя поглаживает его здоровую руку.
— Папа, а почему ты не сказал нам? Мы бы поняли.
Максим закрывает глаза.
— Потому что я трус, Катюша. Потому что не мог смотреть в ваши глаза и объяснять, что снова подвергаю вас опасности. Мне казалось, что так будет лучше — пусть вы думаете, что я мертв, зато будете в безопасности.
— Но мы не были в безопасности, — говорю я. — Вчера нам пришлось бежать из дома.
— Я знаю. И это моя вина. Я думал, что если официально буду мертв, то и интерес к вам пропадет. Но недооценил злобу этих людей.
В комнату заходит Антон с чашкой чая.
— Простите, что перебиваю семейную идиллию, но нам нужно обсудить дальнейшие планы. Ваша "смерть" даст нам передышку, но не надолго.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.
Антон ставит чай на тумбочку, садится в кресло.
— Рано или поздно они поймут, что взрыв был инсценировкой. Слишком много несостыковок, если копнуть глубже. У нас есть максимум неделя, чтобы нанести решающий удар.
— Какой удар?
Максим пытается сесть в кровати. Помогаю ему устроиться поудобнее.
— Мы собираем досье на Григория Семеновича Волкова. Это тот самый "Босс", главная фигура во всей схеме. Пока он на свободе, мы все под угрозой.
Слышу это имя впервые, но по интонации Максима понимаю — это очень серьезно.
— Кто он?
— Заместитель прокурора области. Официально борется с коррупцией, на деле руководит самой крупной коррупционной схемой в регионе. Именно он стоит за всем — отмыванием денег, убийствами, подкупом чиновников.
Антон достает планшет, показывает фотографию. Мужчина лет пятидесяти пяти, обычное лицо, которое легко забыть.
— Волков знает, что Максим жив. И знает, что у Максима есть доказательства его преступлений. Поэтому он не остановится, пока не найдет и не уничтожит их.
— А где эти доказательства? — спрашивает Катя.
Максим показывает на сейф в углу комнаты.
— Часть здесь. Но основная информация спрятана в другом месте. Даже я не знаю точно где — так безопаснее.
— Как это "не знаешь"? — не понимаю я.
— Флешка с основными данными замурована в стену одного здания в городе. Я помню только общие ориентиры, а точное место знает только один человек.
— Кто?
— Виктор Семенович.