Мне удалось не поссориться с Булатом прошлым вечером и даже насладиться шикарной едой, после чего мы вернулись в бунгало и разошлись по своим комнатам. Проснувшись утром, я замечаю, что все вокруг кажется слишком тихим. Решив, что Булат куда-то ушел с дочкой, я сначала не придаю этому значения, но время идет и в какой-то момент я слышу голосок Эли, несущий свою детскую тарабарщину. Я зову Булата по имени, но не слышу ответа. Сердце невольно сжимается от тревоги. Приоткрыв дверь его спальни, сразу понимаю, что что-то не так: Булат лежит в постели, его лицо бледное, а лоб покрыт испариной.
— Булат? — тихо зову его, входя в комнату.
Он пытается приподняться, но тут же морщится от боли и слабости.
— Нормально… я сейчас встану, — хрипло говорит он, но видно, что это дается ему с огромным трудом.
— Да ты заболел! У тебя жар? — подхожу ближе, кладя руку на его горячий лоб и озабоченно хмурясь. — Черт, надеюсь это не какой-то вирус, но в любом случае нужно позвать врача.
— К вечеру все пройдет, — отмахивается он, пытаясь встать. — Мне надо покормить Элю…
— Не нужно, — твердо говорю я, толкая его обратно на подушку. — Ты никуда не встанешь. Лежи. Я сама покормлю Элю.
— Алиса… — Булат пытается возразить, но я резко качаю головой.
— Лежи. Я позову врача, и тебе нужно отдыхать. Эля в порядке, я о ней позабочусь. Он смотрит на меня, и я вижу, как его взгляд постепенно смягчается, хотя он и явно не хочет сдаваться. Но температура делает свое дело, и, не имея сил на споры, он все-таки остается в постели. Я укрываю его потеплее, обещая, что вызову врача, и оставив его в покое, беру Элю из кроватки, где она терпеливо играла своим плюшевым барашком, дожидаясь пробуждения папы. Ну точно золото, а не ребенок! Никаких истерик, хотя она наверняка проснулась не сейчас.
Малышка радостно дрыгает ножками и что-то лепечет, как всегда, приветствуя меня своим детским «бубубу». Я улыбаюсь, подхватывая ее на руки.
— Ну что, принцесса, — шепчу я, покачивая ее на руках. — Сегодня мы с тобой вдвоем. Твой папа заболел.
Эля тут же начинает тянуться к моим волосам, улыбаясь своей четырехзубой улыбкой. Я выхожу из спальни и аккуратно сажаю ее в детское кресло, начиная готовить завтрак. В бунгало есть мини-кухня, а специально для ребенка персонал по просьбе Булата запасся разными детскими пюре и кашами. Пока я режу свежие, мягкие ягоды, которые она уже умеет кушать, и готовлю кашу из пакетика, Эля продолжает весело что-то лепетать, наполняя пространство своим звонким голоском. Ее крохотные ручки сжимают барашка, и она весело машет им, словно приветствуя меня. Я не могу удержаться и улыбаюсь — ее энергия заразительна.
— Ну что, маленькая леди, давай посмотрим, как ты справишься с завтраком, — шепчу я, пододвигая ее стульчик поближе к столу.
Я подношу ложечку с кашей к ее губам, а Эля широко улыбается и, конечно же, тут же поворачивает голову в сторону, больше интересуясь игрушкой в своей руке. Слегка усмехаюсь, зная, что это только начало.
— Эля, давай все-таки поедим, а? — с легкой усмешкой говорю я, снова предлагая ей кашу. На этот раз она открывает рот, но вместо того, чтобы проглотить еду, начинает весело лопотать и выплевывать ее обратно. Каша оказывается на ее подбородке, а затем — на моей руке. — Ох, ну спасибо, — смеюсь я, беря салфетку и аккуратно вытирая ее щеки. — Ты настоящий мастер поедания каши.
Эля весело бьет ручками по столу, как будто в подтверждение моих слов. Я снова предлагаю ей ложечку, и на этот раз она наконец-то проглатывает кусочек, выпуская довольный звук, напоминающий короткий смех.
— Вот так, молодец, — говорю я с улыбкой, пока она продолжает с энтузиазмом что-то бормотать на своем детском языке. Ее попытки говорить кажутся такими смешными и милыми, что я невольно ощущаю, как внутри меня разливается какое-то теплое чувство.
Закончив кормить Элю, я оставляю ее на несколько минут играть с игрушками, пока набираю номер ресепшена отеля и прошу прислать врача для Булата. Персонал обещает, что врач придет в ближайшее время. Это немного успокаивает меня, и я снова возвращаюсь к Эле, которая уже успела разбросать игрушки по всей комнате и теперь тянет к ним свои пухлые ручки.
— Ну что, хватит тебе играть, пора к папе, — говорю я, поднимая ее на руки.
Она сразу же прижимается ко мне, как ласковый котенок. Мы возвращаемся в комнату Булата, где он, вопреки моим предупреждениям, пытается подняться.
— Ты опять не слушаешься, — говорю я, стоя на пороге и наблюдая, как он снова пытается встать с постели.
— Я справлюсь, — устало отзывается он, но видно, что силы уже почти покинули его.
— Нет, ты не справишься, — резко говорю я, подойдя ближе и буквально заставляя его лечь обратно. — Врач скоро придет, а пока ты должен отдыхать.
Булат смотрит на меня, и его взгляд полон упрямства, но в этот раз он не спорит. Видимо, жар настолько сильный, что даже его обычное стремление все контролировать не дает нужного результата. Эля тем временем тянет ручки к отцу, лепечет что-то, и я вижу, как его лицо смягчается, когда он смотрит на нее. Я сажусь рядом на стул, удерживая Элю на руках, пока она тянет свои пальчики к Булату. Ее лепет разгоняет напряженность в комнате, и я чувствую, как что-то меняется. Пусть это всего лишь небольшой момент, но в нем чувствуется тепло, которого между нами не было уже давно.
— Я позабочусь о тебе, — добавляю я тихо, глядя на Булата. Он смотрит на меня, и в его взгляде мелькает благодарность, хотя я знаю, что он не скажет этого вслух.
— Я не умираю, — хрипло отвечает он, но я качаю головой, показывая, что в этот раз у него нет выбора.
Врач приходит через несколько минут и осматривает Булата, подтверждая мои опасения: у него высокая температура и он сильно ослаб. Ему нужно остаться в постели как минимум на день-два, чтобы восстановиться. Я провожаю врача до двери и возвращаюсь в комнату, решительно собираясь выполнить свою задачу — следить за тем, чтобы Булат отдыхал, а Эля получала заботу, даже если это ему не нравится.
— Ты мне это еще припомнишь, — шутит он, когда я даю ему выпить лекарство.
— Может быть, — отвечаю я с улыбкой. — Но сначала ты поправишься.
Лежу в постели, чувствуя, как жар ломает все тело. Каждое движение дается с трудом, но больше всего раздражает то, что я не могу сам заботиться о своей дочке. Эля в другой комнате, и я слышу ее счастливую болтовню, когда Алиса кормит ее ужином.
Алиса.
Она уже несколько часов занимается нами, ухаживает за мной так, как будто ей это действительно важно. Я наблюдаю за ней исподтишка, не показывая, что ее забота задевает меня больше, чем должна. Когда она входит в мою спальню с подносом, чтобы принести мне чай и лекарства, я не могу оторвать от нее взгляд.
Алиса уверенно двигается по комнате, словно всегда была здесь. Она спокойна, сосредоточена, и ее присутствие, как ни странно, действует на меня успокаивающе. Но я стараюсь не показывать, что меня это волнует. Это неправильно. Это не должно происходить. Наши отношения — это просто сделка, временное соглашение, в котором нет места чувствам. И чем больше я привыкаю к ее заботе, тем сильнее понимаю, что это может все усложнить.
Алиса ставит поднос рядом с кроватью, ее взгляд коротко скользит по мне. Я стараюсь не встречаться с ней глазами, не выдавать, что наблюдаю за ней.
— Тебе нужно пить больше воды, — говорит она, протягивая мне стакан.
— Я справлюсь сам, — ворчу в ответ, чувствуя, как раздражение нарастает.
Но не на нее. На себя. На то, как мне нравится ее внимание. Как хочется притянуть ее к себе поближе, чтобы почувствовать ее запах — нежный и женственный. Если бы она не была так красива, даже без макияжа, с собранными кое-как волосами и в платье с пятном от какой-то каши, мне было бы намного легче. Но это невозможно, потому что красоту этой женщины не испортить ничем.
Она закатывает глаза, но, к счастью, не спорит. Просто молча передает стакан и снова садится в кресло рядом. Я замечаю, как ее пальцы нежно поправляют одеяло, но в каждом ее движении есть что-то осторожное, как будто она старается не навязываться, хотя я явно не оставляю ей выбора. Невольно я снова вспоминаю наши ссоры, ее обиду, которую она прячет за колкостями. Я прекрасно понимаю, почему она не доверяет мне и почему ей сложно находиться рядом. Я предал ее. И хотя мы оба теперь находимся в этой ситуации не по своей воле, она все равно продолжает заботиться обо мне. Это сбивает с толку.
— Булат, — вдруг говорит она тихо, выводя меня из мыслей. — Тебе надо отдохнуть, ты все еще слаб. Я же вижу, как ты напряжен и пытаешься встать при любой возможности. Не переживай об Эле, я позабочусь о ней.
Она кивает в сторону комнаты, где играет моя дочь. Ее взгляд мягкий, и я замечаю, как она старается говорить спокойно, как будто боясь меня разозлить.
— Не нужно, — резко отвечаю я, стараясь подавить свое беспокойство. — Она — моя ответственность. Уверен, завтра я встану на ноги и смогу сам за ней приглядывать.
Алиса вздыхает, но не говорит ни слова в ответ. Я понимаю, что мое поведение нелепо. Но что я могу поделать? Я вижу, как Эля к ней тянется, как счастлива, когда Алиса берет ее на руки. Это неправильно. Эля не должна привязываться к Алисе. Все это временно. Мы с Алисой неизбежно расстанемся, и тогда… тогда Эле будет больно. Я не хочу, чтобы она страдала.
Я снова бросаю взгляд на Алису. Она сидит спокойно, наблюдая, как я пытаюсь выпить ее чай, оставив воду, часть ее волос мягко обрамляют лицо, а на губах легкая улыбка, когда она слышит, как Эля хихикает. Алиса встает, чтобы уйти к ней, и я, оставаясь в одиночестве, вдруг ощущаю, как сильно меня тянет за ней. Каждый ее шаг, каждый взгляд — это как напоминание о том, что когда-то между нами была связь, и я был достаточно глуп, чтобы разрушить ее. Оно того не стоило. Сейчас я понимаю, что сделал неправильный выбор, но тогда мне казалось, что моя привязанность к этой хрупкой куколке не так сильна и я быстро переборю ее.
Я остаюсь один на кровати, чувствуя, как меня начинает колотить от жара не только из-за болезни, но и от мыслей, которые я старательно пытаюсь загнать подальше. В доме тихо, но я слышу ее шаги по коридору и тихий голос, когда она говорит с Элей. Это что-то теплое и нежное, что не могу игнорировать, но я стараюсь, потому что не могу позволить себе поддаться этому.