Предпоследняя былина

Глава 24

Она не сказала мне ни слова. И я принял это как должное. Потому что в ответ на что угодно мог теперь только промолчать. Метка на щеке выжгла что-то большее, чем символ на шерсти. Это не узор – это клеймо. Меня заклеймили. Только об этом могу думать. Я теперь несвободен. Я раб. Я – вещь в коллекции. О, да, Пастырь знал, какую плату надо взимать. Останься я с ним, единственное, что бы могло меня потревожить – воспоминания. Но пройдут века, и вместо волчонка Этерна будет служить Пастырю безликий, беспамятный волк. А здесь… Мне некуда деться от тех, кто близок сердцу. Нет, я, право же, рад… Но видеть их, быть с ними, говорить с ними и знать, что в любой момент тебя могут позвать куда-то… И ты пойдешь. Ты пойдешь, уже привыкший к видимости свободы, поверивший в нее, принявший, как должное…

Все молчали. Ко мне не подошла даже Оксана, хотя она единственная, кто действительно мог понять, что значил знак на моей щеке. Но ей хватало такта, чтобы держаться подальше.

Я не был слаб. Наоборот. Но это мучило еще сильнее. Наверное, мне понадобится время… Много времени, чтобы осознать, что случилось и что с этим делать.

В какой-то момент пришел в себя и постарался прислушаться к разговору Таисии и Виктории. Мои переживания – они только мои. Они там, внутри. Но я все еще на службе. Мне надо… Я должен держать себя в руках.

– …Не знаю, что вы там в Одессе разворошили, но если бы не Поток Славутич, лежать бы нам с Оксаной сейчас на дне речном. Все-таки, их было слишком много – этих странных русалок. Да еще и вы с Терни… – тут Единица делает паузу, задумывается и внезапно оборачивается ко мне, – Волчонок, ты как, пришел в себя?

– Угу, – бурчу в ответ. Пришел, конечно. Разве у меня есть выбор на этот счет?

– Тогда приглашаю тебя к себе в гости. Заходи завтра, как отоспишься. Живу я в Трухановой слободе, на острове, между двух старых мостов. Спросишь – тебе всякий покажет. Иногда это создает, конечно, определенные неудобства, но… – Таисия улыбается и выпрямляется в седле. Странная у нее манера не заканчивать фразы. Будто считает их продолжение само собой разумеющимся. Впрочем, это ей даже идет.

На этот раз выходили на поверхность не на Пристани, а в какой-то затоке, скрытой от чужих глаз ивняком. Пуссикет Оксаны долго отфыркивался, но мы ведь не из-за этого чего-то ждем, да?

– Ау! – раздается чей-то молодой радостный голос где-то недалеко, – Ау, странники!

Таисия складывает ладони лодочкой и аукает в ответ. Голос радостно что-то говорит, и вдруг…

– Ау, Вика! Иль Олюшку свою не признала?

Хозяйка вздрагивает, неловко скатывается с лошади и, лихорадочно блестя глазами, ковыляет куда-то в заросли. Я поворачиваюсь к Единице, чтобы попросить ее отвести нас с Пушинкой в казармы, но мне в спину вдруг утыкается что-то теплое, и я понимаю…

– Кудрявая… – выдыхаю.

– Я, волчонок.

– Не смотри на меня, – прошу тихо, – Я… Меня… У меня на щеке…

– Знаю. Тая рассказала, что с вами случилось что-то.

– Я не мог поступить по-другому. Понимаешь? Я должен был… Я ведь должен был что-то сделать, правда? Я был бы тогда не я, если бы с хозяйкой что-то случилось. Но… Но… Я отказался и от тебя. Я отказался от всего и от тебя… Я…

– Ты сделал все, что мог, солнце мое. Не переживай. Все ведь хорошо. Теперь все хорошо, – мягко говорит она и обходит меня так, чтобы посмотреть в глаза.

– Не все… Я урод. Я раб. Мне больно. Я устал. Я тебя предал. Не могу больше, – выдавливаю из себя слова, ведь это надо сказать. Ведь это правда. Правда. Правда. Я устал. Я… Мне… У меня… Нет больше сил.

– Я предааааааатель, – утыкаюсь ей в плечо и начинаю реветь, – Я теперь уроооооодливый… Ты меня остааааавишь… Мне страааааааашно…

– Тихо, солнышко, успокойся. Глупости это все. Ты ведь умница. Ты – мой Терни, – и почти на грани звучания, за секунду до начала моей настоящей истерики, – Я приручила тебя, теперь мне некуда от тебя убегать.

…

Утро началось с мягкого воркования голубей. Открываю глаза и вижу, что Кудрявая сидит рядом с окном, окруженная несколькими сизарями, и тихонько обсуждает с ними что-то. Потягиваюсь, топырю уши и зачем-то вздыбливаю шерсть. Птицы умолкают, потом что-то быстрое курлыкают и вылетают из комнаты.

– Проснулся? – ласково спрашивает Кудрявая. – Кушать хочешь или у Единицы позавтракаешь?

– А это удобно? – внезапно смущаюсь. Мне хочется провести со своей волчицей как можно больше времени, но… Но и Таисия вряд ли позвала бы в гости просто так. Наверное, надо бежать к ней, а там… Теперь ведь из Стольного хозяйка ни ногой, значит, и мне тут оставаться. С ней. И с Ней.

– Первая всегда отличалась особой гостеприимностью, а ее жена – отличными кулинарными способностями. Таисия – единственная Валькирия, живущая не в Казармах, а в собственном доме. К ней в гости иногда сама Добрыня захаживает.

– А кто это? – спрашиваю робко, боясь показаться глупым. Сейчас постоянно боюсь, что сделаю что-то не то. Теперь я ведь немногим лучше калеки. Как только Кудрявая будет меня терпеть?… Если будет.

– Это… Начальница над всеми Валькириями, – рассеянно отвечает она и решительно добавляет, – Терни, иди к Единице. Когда вернешься, нам надо будет с тобой поговорить. Ты согласен с этим?

– Да, – отвечаю покорно, но тут в комнату заходит белка Двенадцатой, и мне остается только тихонько выскользнуть за дверь.

…

Труханов остров утопал в зелени. С двух сторон его обнимали древние остовы металлических мостов, но у малюсенькой деревянной пристани стоял такой же крошечный паром, на котором сидела, придерживая длинный шест двумя руками, миниатюрная русоволосая девушка.

– Терни? – спрашивает она еще издалека, и я подбегаю, понимая, что меня ждали.

Видимо, тут без магии Единицы не обошлось, потому что моя проводница шест в воду окунула раз пять, а течение само принесло нас на другой берег, и получаса не прошло.

– Теперь нам еще идти надо некоторое время. Раньше тут река была, да обмельчала, до дома добираться далековато, но Тая переносить его не хочет. Говорит, так лучше даже.

– Так вы… Вы… Вы – жена?… – потрясенно спрашиваю, останавливаясь и рассматривая свою спутницу. Рядом со мной идет молодая, миловидная юная женщина, с овальным лицом, тонкими чертами, в зеленых глазах танцуют чертенята и рыжие крапинки, на носу – веснушки, видимо, оставшиеся с лета и еще не загубленные началом осени, а русые волосы заплетены в косу и уложены венцом на голове.

– Жена. А ты не знал? Хотя откуда тебе знать-то? Пойдем, волчонок.

Мы выходим в просвет между деревьев и видим большой деревянный дом с резными ставнями и крыльцом в три ступеньки и перильцами. На крыльце стоит Таисия и лукаво посматривает на меня.

– Привет, Терни. Как тебе мой остров? Нравится? А с Олей вы уже познакомились?

– Олей? Вас тоже Ольгой зовут? Как и Княгиню? – удивленно спрашиваю, и только теперь понимаю некоторую бестактность сказанного.

– Да, как Княгиню. Только меня полным именем из-за этого редко называют, – хохочет та и широким жестом указывает на дом. – Заходи, дорогим гостем будешь.

У Единицы уже все было приготовлено. Вместо кухонного стола предложено было всем пристроится за маленьким расписным столиком из Султаната, рядом с которым раскиданы были в художественном беспорядке подушки поменьше для хозяев и одна большая темно-синяя – для меня.

Через некоторое время собственно трапеза закончилась, и Единица с улыбкой сказала:

– Сейчас нам Оля поиграет на рояле. Он в другой комнате, но мы просто откроем дверь. Рояль – это такая доапокалиптическая редкая вещица. В свое время досталась мне от… Дары молодости, в общем. А пока что… Ты ни о чем не хочешь меня спросить?

Жена Таисии действительно ушла в соседнюю комнату, и оттуда сначала раздался какой-то легкий мелодичный напев, будто ветер задевал струны. Но я сосредоточился на том, что сказала Валькирия, и…

– Простите… Наверное, вы ждете от меня вопросов, связанных с хозяйкой, или с политикой, или с городом, или с тайнами… Но я очень давно хотел вас спросить о… о любви. Можно?

– Можно, – тепло говорит Единица, и я понимаю, что ничерта не знал про нее. Именно вопросов о любви она ждала. Ждала с тех самых пор, как вышла за моей спиной из фонтана и рассказала про Ольгу и Викторию.

– Я полюбил. Кажется, так ждал этого, так хотел… И вот. Но… Теперь я урод, – и, видя, что меня сейчас попытаются перебить, быстро выкрикнул: – Не спорьте! Для вас я так и остался милым волчонком, только что узор добавился на щеку. Для своих на мне клеймо. Как на чужой собственности. А как можно любить вещь? Хотя, может, для нее это наоборот, метка чести. Не знаю, как еще себя утешить. А еще… Я ведь маленький. Все называют меня волчонком. А как можно любить ребенка? Только как ребенка, дитя, но не как супруга. Я еще не выслужился. Всего лишь фамилиар Валькирии, а она… Не понимаю, почему она вообще со мной возится? Таким… Таким…

– Глупым, – мягко заканчивает за меня Таисия. – Для нее это действительно метка доблести. Ты защитил свою хозяйку, ты не убежал от ответственности, ты оправдал те узы, что были между вами. Значит, и узы любви и отношений оправдаешь. Я верю в это, и она верит в тебя. Ты говоришь, что ты маленький? Терни, это все считают тебя маленьким, но в твоих силах все изменить. Именно ты решаешь, когда надо повзрослеть. Но и не торопись с этим. И последнее, думаю, Кудрявой абсолютно все равно, какую должность ты занимаешь.

– Я… – осторожно стараюсь подобрать слова, – Я, кажется, не говорил о Кудрявой… Нет, вы правы, просто…

– Да, Терни, все весьма очевидно… Но это не плохо, – поспешно добавляет она.

– А… А что мне делать? – спрашиваю растерянно.

– Ну, это уже от вас зависит. От вас обоих. Но, знаешь, сдается мне, что и наша Княжна к тебе неровно дышит. Поймал ты, Терни, ее в свои сети.

– Да я не ловил, – смущенно бурчу.

– Не ловил он… С такими-то глазами, с такой-то шерстью, с характером своим и наивностью… Да по тебе половина Дворца с ума сходит, включая меня и Родину-Мать. А он – не ловил, – хохочет Таисия и мягко касается моей головы в каком-то странно жесте. Благословляя?…