Глава 1

Еще вчера мир был абсолютно гармоничен. Я лежала в стогу свежевысушеного сена, вдыхала его пьянящий запах и смотрела на звезды, щедро рассыпанные по небосводу. Люблю звезды, но в городе их не увидишь. Впрочем, я редко бываю в городах, а последнее время – тем более. Сказать по правде, вообще последнее время стараюсь держаться ближе к Зоне.

Чужие Зону боятся. Уж больно много горя уже вышло из нее в мир, и продолжает выходить до сих пор. Это правда – постороннему Зона опасна. Постороннему, но не тем, у кого есть некоторое родство с Нейы, непонятное даже нам самим. Мы чувствуем ее, где бы ни находились – она рядом с нами, в нашем сердце.

В Зоне красиво, как и везде, где человек не особо успел нагадить. Особенно поздним летом и ранней осенью. И звери здесь не такие, как везде – человека совсем не боятся. О, я могу долго рассказывать о Зоне. Только вряд ли это интересно кому-то, кроме наших. Таких же, как я.

Вы рассказываете о нас своим детям былины, мало чем отличающиеся от сказки, но каждый знает, как вы к нам относитесь. Не думайте, что мы слепые – да, вы даете нам кров, пищу и питье, не знаю, как насчет остального, но страх и отвращение прекрасно видны в ваших глазах. Для вас мы прокляты, запачканы Зоной, как сочной грязью.

Меня это не стремает. Может, еще молода, а может еще что-то, но, в общем-то, мне ваши взгляды до узды коня моего. Кстати, я одна из трех витязей, которые предпочитают лошадь пуссикету. Конечно, пуссикет – это не только приятный мех, но и тридцать крепких зубов и два десятка втяжных когтей, но…

У лошади есть свои преимущества – скорость, маневренность и тяжелый удар копытом, а кроме того, найдите мне пуссикета, способного унести на спине полтонны! Моя Пушинка это может, и не просто уносит – таскает все это безобразие резвой рысью несколько часов кряду или бодрым галопом в атаке! Да, мы не способны подкрадываться и внезапно прыгать на жертву, но, черт побери, мы же воины, а не презренные гашишины!

К тому же, есть еще два немаловажных момента. Во-первых, лошадь – это подарок, и притом от дорогого мне человека. А во-вторых, был бы пуссикет, тогда, возможно, не было бы фамилиара. А значит, быть мне простым мечником, а не витязем. А так – вроде бы элита, особый статус. Но и ответственность особая.

Фамилиар, как истина, всегда где-то рядом; я чувствую его, как чувствую Зону. Его присутствие благотворно действует на меня – быстрее заживают раны, меньше риск инфекции или отравления, не такая сильная усталость, но особенно он помогает в такие минуты, как сейчас.

Увы, на мечника нельзя обучиться. Мечниками рождаются. По воле Отца Всех и Вся мы приходим в мир, на счастье другим и на боль себе. Почему на боль? Потому что мы чувствуем чужую боль как свою. Боль и несправедливость мира постоянно рядом, она ноет в наших нервах, оттого-то те, кто связан с Зоной, не любят города. Слишком много в них чужой, бытовой боли, той, с которой мы справиться не в силах. Но есть другая, большая боль, большая несправедливость, и для того, наверное, мы и рождаемся – чтобы защитить ее привычную от ее нестерпимой…

У меня болит спина. Болит так, словно в хребет всадили стальной стержень. Раньше боль была сильнее, и, чтобы справиться с ней, мечники собирались вдвоем – втроем, но теперь у меня есть фамилиар, и ощущения не такие болезненные. Но она есть, и это – моя природа. Я чувствую чужую боль, чувствую еще до того, как ее почувствуют те, кому она принадлежит. И остается совсем мало времени, чтобы предотвратить ее начало. Тогда моя боль пройдет, но так бывает не всегда. Бывает, что мы не успеваем, и остается лишь месть, но, даже отомстив, все равно оставляем в себе кусочек боли. Она накапливается, поэтому мы умираем рано и неприятно, но…

Мы такими родились. Зато знаем вкус настоящей свободы. Мы все живем на границах Зоны и Зона, наш враг, по-своему бережет нас. Кто знает, почему?

…но всякий раз, когда оттуда исходит опасность, мы чувствуем боль. И эта боль не утихает, пока опасность не исчезнет.

Мы путешествовали без дорог, просто сквозь редколесье. Пушинка была достаточно умна, чтобы обходить овраги, буреломы и прочие опасные места, а о другой опасности фамилиар предупредит. Но и сама я держала ухо востро. Как говорится, на Бога надейся, да и сам не плошай. Сейчас ехала налегке, из брони на мне была только армированная рубаха до колен да такая же бармица. Тяжелые доспехи четвертой степени защиты были слева, в приседельном мешке, но если бы они понадобились -облачилась бы за три минуты. А оружие всегда при мне: силовой щит в напульснике левой руки, гравитационный молот – в перчатке правой, меч и копье-разрыватель – у передней луки седла. Разрыватель редок даже в среде витязей – это оружие валькирий и смертоносцев Княгини, но мне один перепал, иначе так бы и бегала с огненным копьем. Разрыватель, конечно, оружие варварское, но против тварей – самое то, щитов-то у них нет. Но это, как говорится, последний довод, обычно полагаюсь на щит, молот, в крайнем случае – на меч.

Пушинка фыркнула – в кустах что-то зашелестело. Не фамилиар, какой-то большой зверь уступал нам дорогу. Звери умнее людей, это человек всегда сам на рожон лезет. Зверь атакует лишь если на него напасть, или покуситься на его потомство. А твари атакуют всегда. Почти как люди.

Мы выехали на лужайку, поросшую высокой сорной травой. Я спустила поводья, и довольная Пушинка тут же принялась пастись. Я чувствовала – цель где-то рядом, и нужно определиться с тем, что это за цель. Достала Лист, провела по нему ладонью, думая о том, чтобы увидеть окружающую местность с высоты полета канюка…

На Листе появилась карта – зеленые пятна сплошных лесов, серебристая нить речушки, которую перешли вброд поутру, Старый Тракт, шедший по самому краю Зоны (он уже далеко позади), и деревушка, опрометчиво забравшаяся так далеко от него.

В Зоне есть чем поживиться – лозоходцы постоянно находят там металл, скрытый под землей и мхом, а кто поудачливее – и более ценные вещи: пластик, стекло и даже артефакты. Последнее,правда, изымает ведовской совет, точнее, та его часть, которая изучает древности и древнее Знание, но плата всегда щедра. И это при том, что вглубь Зоны народ предпочитает не соваться, зато баек о ней сложил столько… Там, по их словам, поля усеяны стеклом и пластиком, а посреди тех полей – вещи диковинные, невиданные… Ох. Полей, положим, там нет, а вот вещи и правда встречаются. Могла бы порассказать об этом, но кому ж рассказывать-то? Вот и буду молчать…

Я опять взяла коня в узду. Пушинка недовольно фыркнула, но покорилась.

– Ищи дорогу, девочка, – шепнула я, и дала ей схрумкать морковку. Лошадь глянула карим глазом и бодро потрюхикала в известном ей одной направлении. Я не сдерживала ее – знала, что дорогу найдет. И правда, нашла, но то, что это – дорога, сказать мог только опытный мечник. Ей было много лет, я даже увидела в перелеске упавший тотем. Тотем – это такой здоровый, сажени три в высоту, предмет из камня-с-железными-костями. Ведунья раз говорила мне по секрету, что это – памятник Фаллосу, особому мужскому органу, которым они некогда оплодотворяли женщин.

Ведунье, простите, конечно виднее. Я-то с живым мужчиной сроду не встречалась. Так уж получилось – вымерли мужчины после Конца Света, осталось их совсем немного, а рождается и того меньше. Но как-то странно мне – слишком много в Зоне этих тотемов, через каждую осьмушку версты, порой, стоят.

Как бы там ни было, дорога есть, хоть и старая. Миновав еще пару поваленных тотемов, я выехала на перелесок, за которым начиналось поле. А за полем, за золотыми волнами колосьев, за зелено-оранжевой стеной пуксов, тописолнечника и кукурузы, поднимались белые двухэтажные хаты, крытые красно-оранжевой черепицей.

«Богатая деревня», – подумала я. И как-то чересчур все спокойно – шелестели хлеба, в небе проносились ласточки, позади говорил своим тайным языком лес. Ни криков, ни плача, ни дыма пожарищ…

А когда явных признаков беды нет, значит, она гораздо ближе, чем кажется. Я спешилась, сняла уздечку с Пушинки, приторочила за спину меч, к бедру пристегнула копье (если вы не видели копья – поясню: это полуметровый тубус с прикладом на одном конце и раструбом наподобие воронки на другом) и отправилась прямиком через поле. Двигалась, по возможности, тихо, создавая шум не больший, чем лиса или небольшая косуля. Вскоре колосья сменились высокими стеблями кукурузы, и я пошла увереннее – в двухметровых зарослях, шелестящих на ветру жесткими листьями, ни заметить, ни услышать меня уже не могли.

Я подкрадывалась к деревне долго, стараясь быть максимально осторожной. Наконец, заросли стали редеть; я залегла и, вынув из кармана зри-воду, сбрызнула глаза. Для простого крестьянина она почти безполезна. Чтобы пользоваться ее свойствами, надо тренироваться. Я присмотрелась…

И не увидела ничего. Деревня как деревня, только и всего, что людей нет. У околицы мирно пасутся на шворках коровы и телята, над их головами носятся вездесущие ласточки… Умиротворение полнейшее. Но где же люди?

Отерев глаза, осторожно выхожу из зарослей. Никто ко мне не бросился, но с каждым шагом становится все страшнее. Еще бы! Я приближалась одна к деревне, где вполне мог затаиться неведомый и опасный противник. Да и поясница ныла все меньше – явный признак приближения к Врагу…

Вот и первый дом. На цепи исходит лаем собака, по двору важно ходят куры, на заднем дворе полуразобраная бричка – дом богатый, хотя видала я и побогаче, и… никого. Выборочно обыскиваю дома, но ничего не нахожу. Местные жители явно небедны – в стайнях фырчат пуссикеты, среди курей переваливаются павлины и цесарки, а у одного дома пристроен мамонтятник. Дорогие вещи в домах нередки, есть и артефакты из Зоны.

И вот, наконец, главная площадь. Площадь как площадь, ничего необычного: справа – однокупольный храм, явный новодел, за ним кладбище, тоже ничем не примечательное. Я зашла в храм, торопливо перекрестилась на образа и внимательно посмотрела по сторонам. Интересно… у икон тлеют лампадки, но свечи на аналоях уже сгорели, оставив на них слой нагара. А что это значит?

А это значит, что еще сорок пять минут назад в храме были люди. То есть, все произошло не более сорока пяти минут назад. Вот только что именно «все»? Ни малейших догадок…

Справа от храма – небольшой рынок. Конечно, сегодня не базарный день, но несколько торговцев победнее товар принесли. Вон разложены по столам овощи какие-то, мясо, ткани, разные безделушки. Торговец, бросивший свое имущество вот так вот? А главное: где следы паники, где перевернутые лавки и столы? Они что, аккуратно вышли из торговых рядов, оставив источник своего дохода, и куда-то скрылись по своим делам?

Чушь, бред, ерунда. Не верю.

А посреди площади – фонтан. Конечно, он не работает. Скорее всего, включают его только по праздникам, но фонтан – это все же магия, и не какая-то там, а сильная, та самая, для которой доступна голая стихия. Тем более вода она хоть и медленная, но своевольная и непокорная. Уж не за магом ли пришли неизвестные напавшие, попутно прихватив всех в деревне?

Напротив базара – корчма. Там нам делать нечего, я лишь мельком заглянула в полуоткрытую дверь. Все как везде – на столе кружки, кувшины, тарелки, и ни человека, ни трупа, только на одном из столов беременная кошка, маленький родственник пуссикета, что-то лакает из блюдца…

А на западной стороне площади высится дом, да не простой – трехэтажный, каменный, за забором из такого же серого камня. Ворота, как ни странно, открыты, и, естественно, я захожу во двор. Мда, не иначе как владельцем тут кто-то из столичных чиновников на пенсии прописан – собственное озерцо, в котором плавают розовые и золотые карпы, кусты роз, среди которых несколько флуоресцентных, резная деревянная беседка и, собственно, сам дом. Богатый и пустой, как и вся деревня. Быстро пробегаю по коридорам, заглядывая в комнаты, но, как можно было уже догадаться – никого. Зато в доме – множество артефактов. Интереснее всего третий этаж – там, находится кабинет хозяина и библиотека.

Библиотека!

Она огромна – целых три шкафа с дисками, а еще в одном я с удивлением замечаю книги. В Столице такая коллекция стоит целое состояние. Но и это еще не все – справа и слева от шкафов стояли два старинных доспеха, похожих на огромных железных людей, а у одной из стен – открытый ящик со старинным оружием.

И вот, неизвестный хозяин всего этого вдруг оставляет свой дом с открытыми настежь дверями и воротами и пропадает.

Псья крев, холера ясна, ну нет мне возможности посидеть и поразмыслить! Мой драгоценный фамилиар (кстати, где его носило все это время?!) как пишется в умных книгах, «проявил сильную эмоцию», а по-нашему – позвал на помощь. Я спускалась медленно, чувствовалось же, что опасности нет, а есть полное непонимание обстановки. Итак, огибаю дом и вижу ряд строений. Ага, сенник, некое строение без двери, и рядом, на конюшне, два настоящих жеребца – точно, чиновник на пенсии!

Обнажив меч, прижимаюсь к косяку, готовая придти на помощь Этерну (это мой фамилиар так зовется, и, не удивляйтесь, если что), но тревога моя напрасна. Волчонок стоит с весьма растерянным видом, а к его шее припала девочка лет 13-15, причем сжимающая в ручке вилы – тройчатку.

Холера ясна, а ну как пырнет?! Фамилиар – это не домашний зверь, это друг. А друга нельзя подвергать опасности!

– Этерн, развлекаешься? – спрашиваю я, выходя из-под прикрытия. В щитоносной руке – меч, его мононуклеарное полотно льдисто блестит. В другой руке – готовый к бою молот. Плюс копье на бедре. Да, псья крев, господа теоретики, знаю, что это может быть засада! Но фамилиар – не домашний зверь, это… ну вы поняли?

Загрузка...