Прекрасный каратель

Я стоял наверху лестницы в подвал с бешено колотящимся сердцем и приоткрытым ртом, глядя вниз на скрюченный труп Гвидо у подножия. Он был мертв. Без вопросов. Шея был скручена под неестественным углом.

Передо мной стояла Слоан, с распущенными и взлохмаченными волосами, с глазами полными отчаяния и полнейшей паники, пронизывающих каждый дюйм ее тела.

Ее рубашка была порвана, губа кровоточила, а руки дрожали.

— Что он тебе сделал? — спросил я, шагнув вперед, и взял ее за подбородок, вынуждая посмотреть на меня. Синяки покрывали ее совершенное тело, боль мелькала в ее глазах при движениях.

— Я… он… — Ее глаза заслезились, а нижняя губа задрожала, когда она попыталась подобрать слова.

— Скажи мне, белла, — потребовал я, схватив ее за челюсть и заставив встретиться со мной взглядом.

— Он собирался изнасиловать меня, — выдохнула она. — Я не хотела его убивать, я просто…

— Ты извиняешься за то, что убила этого мудака? — недоверчиво спросил я. — Думаешь, мне не насрать на него? Я спрашиваю о тебе, Слоан. Он причинил тебе боль?

Ее глаза расширились, и слезы, с которыми она боролась, наконец выплеснулись наружу, она покачала головой и бросилась в мои объятия.

Я прижал ее к своей груди и снова посмотрел на Гвидо. Если бы она не убила его, я бы сделал это тысячу раз.

— Не плачь по нему, белла, — прорычал я, отстраняя ее и глядя ей в глаза.

— Но я только что кое-кого убила, — выдохнула она, глядя на меня сквозь мокрые ресницы.

— Нет. Ты только что узнала, кто ты.

— Убийца?

— Боец. Выжившая. Чертов воин. Ты уже доказала это однажды, когда посмотрела мне в глаза и нажала на курок. Ни один мужчина никогда не сломит твою волю. Ни один монстр никогда не завладеет тобой.

— Ты имеешь в виду, ни один монстр, кроме тебя? — спросила она, пристально глядя мне в глаза, и ее слезы остановились.

— Ага. Никаких монстров, кроме меня. — Я наклонился вперед и слизал слезы с ее щек одну за другой, целуя ресницы и чувствуя соль ее печали на своём языке.

— Я твоя, Рокко, — выдохнула она. — Какая-то часть меня теперь принадлежит тебе.

— Хорошо. Я планирую сохранить эту часть навсегда. Неважно, где ты окажешься, я буду владеть ей, и ты никогда полностью не убежишь от меня. Потому что моя душа связана с твоей, Слоан. И ты тоже мой монстр.

Ее руки вцепились мне в волосы, и потянув меня вниз, она накрыла мой рот. Она крепко поцеловала меня, ее губы были в синяках, ее язык очаровательно требовал, чтобы я подчинился хоть раз, и у меня не хватило сил сопротивляться этому.

Наконец она отстранилась, и страх, живший в ее глазах, сменился огнем силы.

— Что теперь? — спросила она.

— Теперь у меня есть тело, от которого нужно избавиться. Папа остался в городе, но ему нужно сказать.

Я вытащил из кармана мобильник и сфотографировал Гвидо у подножия лестницы. Я отправил фото папе с кратким сообщением о том, что он споткнулся.

Через мгновение мой телефон подал сигнал с его ответом.

Папа:

Смирись с этим. Я скажу твоей тете.

Глаза Слоан расширились, когда она прочитала его ответ.

— Вот и все? Он же не поймет, что я его толкнула?

— Ты не толкнула его. Тупой ублюдок упал, — ответил я, пожав плечами. — Кроме того, кто поверит, что такое невинное создание, как ты, может быть таким кровожадным?

Я не стал ждать ее ответа и вытащил ее из комнаты. Из ванной доносилось постоянное тявканье ее маленькой собачки, и я рывком открыл дверь, освободив маленького ублюдка, и он прыгнул ей в руки. Слоан подхватила его и прижала к себе, пока я вел ее к огню в гостиной и усаживал перед ним, чтобы она могла согреться, пока я выслеживал Энцо.

Вернувшись, мы обнаружили Фрэнки на крыльце с торчащей из шеи чертовой иглой. Крики Слоан привели меня к ней, и я клянусь, я никогда не чувствовал такого ужаса, как в тот момент.

Я нашел Энцо на полпути вверх по лестнице, он тащил Фрэнки за руки.

— Гвидо мертв, — объявил я, направляясь помочь ему с нашим младшим братом. — Он пытался навредить Слоан, и она сбросила его с лестницы.

— Этому мудаку повезло, что он мертв, иначе я сам убил бы его за это, — прорычал Энцо.

Фрэнки пробормотал что-то бессвязное, когда мы затащили его в комнату, и я стиснул зубы.

— Я бы замедлил его смерть, если бы это зависело от меня, — прорычал я.

— Мудак просил об этом много лет, — пробормотал Энцо, соглашаясь.

— Папа примет это, но тетя Кларисса никогда не отпустит.

— Да, но может быть, ей давно пора было взять сына под контроль, и он бы не попал в эту чертову кашу, — сказал Энцо, пожав плечами.

— Надо помочь… Слоан, — пробормотал Фрэнки во сне, и у меня на губах появилась улыбка. Я мог рассчитывать на своих братьев во всем, но Гвидо опустился ниже, чем я подозревал. На самом деле накачать одного из нас, чтобы добраться до Слоан, было чертовски расчетливо. Но я догадывался, что больные маленькие психи-насильники будут делать то же, что и больные маленькие психо-насильники, чтобы получить удовольствие.

— Нам нужно избавиться от тела, — пробормотал я, когда мы бросили Фрэнки на его кровать.

— Ты хочешь, чтобы я это сделал? — предложил Энцо.

— Неа. Ты останешься здесь с ним на случай, если он начнет захлебываться собственной блевотиной, а я пойду сожгу эту задницу.

Энцо мрачно рассмеялся и опустился на стул рядом с кроватью Фрэнки.

— Ты должен спросить Слоан, не хочет ли она помочь тебе, — пошутил он. — Если бы этот ублюдок попытался меня трахнуть, я бы посмотрел, как он сгорит.

Я фыркнул от смеха и направился вниз.

Это неплохая идея.

На мне все еще были пальто и ботинки, поэтому я направился прямо через двор к огромному сараю на опушке леса. Мне пришлось отгребать снег от дверей, прежде чем я смог их открыть. Справа стоял старый Кадиллак, блестевший красным цветом, с двигателем, который не работал около двадцати лет. Это был любимый проект моего дедушки, и никто даже не подумал избавиться от машины после его смерти. После того, как Калабрези убили его.

Слева мы хранили огромную стопку старых деревянных поддонов и заборных панелей. В основном все, что мы могли сжечь, если нам нужно развести костер, чтобы избавиться от мертвого тела. Что было не так часто. Мы также держали наготове канистру с бензином, чтобы зажечь огонь, и бутылки с отбеливателем промышленного размера, чтобы потом мыть костровую яму. На всякий случай.

Я принялся поднимать поддоны из штабеля и складывать их в кучу достаточно далеко от дверей сарая, чтобы быть уверенным, что они тоже не будут отражать свет. Когда я закончил, я облил все бензином и схватил брезент и рулон изоленты из кучи на полке позади сарая.

Я снял пальто и отбросил его в сторону, возвращаясь в дом, а затем направился в подвал, чтобы завернуть нашего нелюбимого кузина, как самый дерьмовый рождественский подарок в мире.

Я бросил брезент рядом с ним у подножия лестницы, разложил его плашмя, и начал пинать, пока он не перекатился на него.

Я посмотрел на его уродливое лицо, которое все еще было разбито после моего нападения на прошлой неделе.

Я поджал губы, вспоминая все то время, что мы провели вместе, когда росли. Он ходил за мной повсюду, как заблудшая дворняжка. Я вспомнил, как он просил у матери копию каждого моего подарка и даже такую же одежду, как у меня, чтобы он мог выглядеть так же. Это было действительно грустно. Жалко. Он всегда так старался быть одним из нас, крался позади меня и моих братьев, как будто думал, что может занять место Анджело, и мы снова станем группой из четырех человек.

Он делал всякие странные вещи, чтобы привлечь наше внимание, слонялся по сторонам, показывал нам животных, которых он поймал и искалечил различными грубыми способами, или задирал юбки у девушек, как будто вид трусиков мог позабавить нас.

Как только он начал мучить людей, а не животных, он с удовольствием присылал нам подробности того, что он с ними сделал, и даже фотографии. Однажды я ел превосходный буррито, а он испортил его, прислав мне замедленное видео, на котором он стреляет в голову какому-то парню. Я до сих пор не могу смотреть на мексиканскую еду.

И однажды он задул все свечи на моем праздничном торте. Худший день рождения.

— Скатертью дорога, отброс, — выплюнул я, накрывая его лицо брезентом, радуясь, что мне больше никогда не придется смотреть на него снова.

Я туго свернул его, закрепив скотчем, чтобы его кровь больше не пролилась в доме. Было бы трудно вычищать твердую древесину, если бы она попала на неё.

Как только он стал похож на чертовски неуклюжего курьера DHL, я схватил его за ноги и начал тащить вверх по лестнице.

С каждым шагом его голова ударялась о дерево, и я начал петь на мотив Pop Goes The Weasel.

— Гвидо пришел снять свой груз, но Слоан не слабая, он пытался взять то, что не было его, так руби!

Слоан высунула голову из гостиной, когда я добрался до коридора, и я по-волчьи ухмыльнулся, когда она подняла брови, глядя на меня.

— Ты всегда шутишь об убийствах? — спросила она, хмуро глядя на тело, которое я таскал по коридору.

— Я имею в виду… только когда я убиваю. — Я пожал плечами. — Кроме того, это не было убийством. Это была самооборона.

— Ты действительно должен быть таким…веселым? — спросила она.

— Ты хочешь, чтобы я оплакивал мудака, который изнасиловал бы и убил тебя? — спросил я, и юмор ускользнул из моего голоса, когда я опустил хватку на его лодыжках, и его ступни грохнулись на пол.

Взгляд Слоана стал жестче.

— Нет.

— И ты снова собираешься плакать из-за него?

— Нет, — прорычала она.

— Хорошо. Хочешь пойти посмотреть, как он горит? — спросил я с ухмылкой, протягивая руку в знак приглашения.

Слоан робко улыбнулась мне в ответ, и когда моя улыбка стала шире, ее улыбка тоже расползлась. Она взяла меня за руку, и я дернул ее в свои объятия, крепко и быстро прижавшись губами к ее губам.

— Никогда не извиняйся за то, кто ты есть, белла, — прорычал я. — Ты воин.

— Мне нравится, как это звучит, — ответила она, прижав ладони к моей груди.

— Тебе идет, — согласился я.

Я отступил от нее и снова схватил Гвидо за лодыжки, и начал тащить его к задней двери. Прежде чем выйти за мной на снег, Слоан надела мамины сапоги и накинула пальто. Я проложил путь прямо к приготовленным стопкам дров и закинул на них труп Гвидо.

Все загрохотало, когда его вес ударил по этому, и я ушел, чтобы взять канистру с бензином, прежде чем вылить на него.

Слоан неподвижно стояла, уставившись на кучу для костра, как статуя, и я, хоть убей, не мог понять, что творится за этими большими карими глазами.

Я вытащил из кармана спичечный коробок и двинулся к ней, открывая коробку. Я вытащил спичку и, покрутив ее между пальцами, снова закрыл коробку.

Слоан все еще смотрела туда, как будто меня не было рядом с ней.

Я медленно протянул руку, предлагая ей спичку.

— Хочешь этой чести? — спросил я, думая, не будет ли это слишком. Точкой, в которой она запнётся, отступит, скажет нет…

Взгляд Слоан скользнул ко мне, ее губы приоткрылись от мысли, которая пришла к ней.

Ее взгляд опустился на спичку, и она потянулась к ней, взяв коробку в другую руку.

Она оглянулась на костёр, но мой взгляд был прикован к ней. Наблюдая, как она медленно приложила спичку к коробке и глубоко вздохнула.

Когда она чиркнула спичкой, пламя отразилось в ее глазах, танцуя в темноте ее зрачков.

Она отщелкнула спичку, и та по дуге отлетела от нее, упав в костер и мгновенно поджигая его вспыхнувшим пламенем, согревая мою спину.

Ее губы изогнулись в улыбке, когда она смотрела, как оно горит, и я не мог оторвать от нее взгляда. Это мой монстр. Эту тайну я жаждал разгадать.

Когда ее улыбка стала шире, моя не могла не последовать за ней, и я сложил ладони вокруг рта, воя на луну, а позади нас полыхал костер.

Слоан рассмеялась, ее глаза наконец остановились на мне.

— Сними рубашку, белла, — сказал я, скользнув взглядом по ее голым ногам, выглядывающим из-под пальто.

— Зачем? — спросила она, нахмурившись.

— Нужно сжечь все, на чем есть доказательства ДНК, — указал я.

Она поджала губы, сняла мамино пальто и протянула его мне. Я подождал, пока она сорвет мою рубашку, и взял, ухмыляясь при виде ее в белом нижнем белье, стоящей на морозе.

Она снова потянулась за пальто, но я бросил его в костер вместе с рубашкой.

— Что за черт? — сердито спросила она.

— Перекрестное заражение, — объяснил я, подмигивая, стягивая с себя рубашку и тоже бросая ее в огонь.

— Здесь холодно, Рокко!

— Тогда позволь мне тебя согреть. — Я направился к ней, и она отступила на несколько шагов, прежде чем я ее схватил.

Слоан взвизгнула, когда я поднял ее на руки и пошёл, пока мы не добрались до сарая, где я посадил ее задницей на капот Кадиллака.

— Ты заслуживаешь чего-то особенного, принцесса, — промурлыкал я, сжимая ее колени и медленно раздвигая их, глядя на нее сверху вниз.

— Рокко, дверь широко открыта, — прошипела Слоан, посмотрев через мое плечо, где бушевало пламя, его жара было достаточно, чтобы согреть нас даже на таком расстоянии. Дом не был видно, двери не выходили на него, и мои братья не стали бы искать нас здесь.

— Мы здесь одни, — пообещал я, крепче сжимая ее колени.

Она облизнула окровавленную губу и перестала сопротивляться, позволив мне широко раздвинуть ее бедра.

— Скажи мне, как именно ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить, — выдохнул я, придвигаясь ближе и медленно откидывая ее волосы ей на плечи.

Ее губы раскрылись, но она ничего не сказала в ответ. Я ухмыльнулся вызову, который она бросила.

— Расскажи мне, что твой итальянский бойфренд делал с тобой. Скажи мне, что он сделал, чтобы заставить тебя кричать, и я докажу, что могу сделать это лучше.

Слоан долго колебалась, прежде чем ответить, ее глаза метались между моими, словно она что-то искала.

— Я… ну, ему никогда не удавалось… не любить то, что ты сделал со мной с… ну, ты знаешь. Или когда мы…

— Ты хочешь сказать, что я доставил тебе твой первый оргазм с помощью сосульки? — спросил я, и уголки моих губ приподнялись при мысли об этом.

— Нет! — запротестовала она. — У меня уже были оргазмы! Просто сами по себе. Я имею в виду… нет, я не имела в виду… о боже.

Она закрыла лицо руками, и моя улыбка стала ещё шире, и я забеспокоился, что она может разбить мое лицо пополам.

Она была чертовски очаровательна, когда нервничала, а я пристрастился заставлять ее краснеть.

— Хочешь показать мне, как ты это делаешь, белла? — промурлыкал я, наклоняясь к ее уху.

— Что? — выдохнула она, глядя на меня сквозь пальцы.

Я мрачно рассмеялся и потянулся, чтобы убрать руки с ее лица. Я скользнул ими вниз по телу, пока не прижал ее пальцы между ее бедер, и она задохнулась, когда я усилил давление своей руки на ее и начал вращать ее пальцами.

— Покажи мне, как тебе это нравится, — бросил я ей вызов, отдергивая руку и наблюдая, как она замирает.

— Рокко, я не думаю, что я…

— Хочешь, чтобы я тоже это сделал? — предложил я, расстёгивая ширинку и наблюдая, как ее глаза расширяются, пока я высвобождался из штанов. Она резко вдохнула, когда я обхватил рукой твердую длину своего члена, и звук ее шока заставил меня толкнуть ее дальше.

Слоан смотрела на меня, и я медленно начал двигать рукой вперед и назад, тяжело сглатывая, когда ее грудь вздымалась и опускалась с каждым глубоким вздохом.

— Это для тебя, — сказал я хриплым голосом. — Вот как сильно ты меня заводишь. Разве ты не хочешь, чтобы я увидел, как заставляю тебя чувствовать то же?

Ее глаза скользнули от движения моей руки обратно к моему лицу, и она медленно просунула пальцы под верхнюю часть трусиков.

Ее движения были нерешительными, но она медленно опустила руку ниже, и мой пульс участился при виде того, как она пытается сделать это для меня. Потому что она хотела доставить мне удовольствие.

— Вот так, белла, — промурлыкал я. — Ты чувствуешь, какая ты мокрая?

Ее рука скользнула еще ниже, и она тихо застонала, почувствовав это.

— Да, — выдохнула она.

— Ты не хочешь последовать за мной? — спросил я, и она замерла на долгое мгновение, как будто не была уверена, сможет она это сделать или нет. — Я думал, ты ничего не боишься, маленький воин, — бросил я вызов.

— Не боюсь, — прорычала она, и я застонал, когда ее рука начала мягко описывать круги.

— Блядь, Слоан, ты такая красивая, — прорычал я, двигая рукой быстрее, поглаживая свой член и проводя большим пальцем по чувствительной головке, она действительно устроила для меня шоу.

Она громко застонала, ее голова запрокинулась назад, ее длинные волосы качнулись, пока она продолжала водить рукой по кругу под трусиками. Ее другая рука двинулась, играя с ее грудью, и я смотрел, как она стягивает лифчик с плеча, освобождая себя, чтобы она могла мягко потянуть свой острый сосок.

Я зарычал от желания. Никогда в жизни я не чувствовал себя настолько возбужденным от любой другой женщины, как от неё. Она была чистой и невинной, поврежденной и грязной одновременно, и мне хотелось утонуть в глубинах ее тайн и насытиться пиршеством ее плоти.

Я замедлил свои движения, прежде чем кончить слишком рано, не желая, чтобы это прекратилось, мне нужно было сначала увидеть, как она развалится на части для меня.

Ее стоны становились все громче, чем ближе она подходила к своему оргазму, и я чувствовал, что мне хочется следовать за ней через край, но я еще больше замедлил свои движения, глядя на нее, когда ее глаза закрылись.

— Посмотри на меня, Слоан, — приказал я. — Скажи мне, как приятно прикасаться к себе ради меня.

Ее глаза распахнулись и встретились с моими, но румянец вернулся прежде, чем она успела произнести хоть слово.

— Тебе хорошо? — спросил я, подталкивая ее.

— Да, — выдохнула она, ее движения стали быстрее.

— Скажи мне, какая ты мокрая, — промурлыкал я.

— Такая мокрая, — выдохнула она. — Для тебя, Рокко.

Я жадно зарычал на это, мой член дернулся в требовании, и я снова погладил его.

— Ты собираешься кончить для меня, белла?

— Да, — выдохнула она. — Да… ааа.

Я зарычал от отчаянного желания, когда она довела себя до края с криком удовольствия, и я двинулся вперед, чтобы взять то, что мне было нужно. Конечно, с моей рукой все было в порядке, но чего мне действительно хотелось, так это тесноты ее тела, окружавшей каждый мой дюйм.

Слоан откинулась назад на капот машины, ее оргазм лишил ее энергии, и я зарычал, стягивая с нее трусики. Я раздвинул ее ноги шире, и она жадно потянулась ко мне, пока я входил в нее.

— О, Рокко, — простонала она, ее ноги обвились вокруг меня, и я прижался к ее бедрам, жестко и быстро трахая ее ещё и ещё, пока она кричала от удовольствия и умоляла о большем.

Эта девушка была подобна солнцу, и чем ближе я подходил к ней, тем больше я сгорал, но мне было мало. Я тонул в ее глубинах, и все, чего я хотел, это заползти еще дальше, проникнуть глубже под ее кожу и надеть ее на себя.

Я схватил ее за бедра, продолжая входить в нее, и она закричала, когда я вырвал второй оргазм из ее тела, до крови впиваясь ногтями в мои предплечья. Ее голова откинулась назад, она была поражена, и я застонал, трахая ее, как будто я никогда не смогу сделать это снова. Как будто мне нужно было заклеймить свое имя внутри нее и убедиться, что она никогда не сможет стереть этот шрам.

Я приближался все ближе и ближе к своей кульминации, но я еще не закончил с ней, и задвигал рукой между нами, кружа по идеальной маленькой вершине между ее бедер.

— Дерьмо, Рокко, — простонала она, наполовину умоляя о большем, наполовину протестуя, что не может этого вынести. Но она могла взять это. Я оживил бы ее тело от удовольствия и вырвал бы из нее каждый дюйм удовольствия, прежде чем остановиться.

Она сжималась вокруг меня, плакала, хватала себя за грудь, удерживала мои руки, вцеплялась в волосы, пытаясь найти хоть какое-то облегчение от интенсивности того, что я делал с ней.

— Кончи для меня, детка, — потребовал я. — Я не могу остановиться, пока ты не кончишь.

У нее не было слов, только новые стоны срывались с ее губ, она схватила меня за предплечья, и я почувствовал острую боль, когда ее ногти снова вонзились в мою кожу, и крик, который оставил ее, заставил меня взорваться.

Мой вес упал на нее, когда я пульсировал внутри нее, и я тяжело дышал в чистом блаженстве, украв поцелуй с ее идеальных губ.

— Святое дерьмо, — почти бессвязно пробормотала она.

И я мрачно рассмеялся, чувствуя себя чертовски довольным собой за то, что только что с ней сделал.

— Ты все еще хочешь уйти от меня, белла? — прошептал я, коснувшись губами ее уха и зацепившись щетиной за выбившуюся прядь ее волос.

— Никогда, — вздохнула она.

— Это правда? — спросил я, и мое сердце затрепетало от надежды, на что оно не имело абсолютно никакого права.

Я отодвинулся назад ровно настолько, чтобы посмотреть в эти большие карие глаза, и она тяжело сглотнула.

— Если это возможно, то да, — согласилась она тихим голосом.

— Что, если я просто никогда не отпущу тебя? — Предложил я. — Твоя семья может продолжать верить, что ты моя пленница, но на самом деле ты будешь моей…

— Что? — спросила она, требуя закончить это предложение.

— Моей Слоан, — страстно выдохнул я. — Мы можем просто быть вместе. Здесь, в городе, ты можешь выбрать любое из наших владений, которое захочешь сделать нашим домом.

— Твоя семья никогда этого не примет, — ответила она. — Даже если моя перестанет пытаться меня спасти.

— Итак, мы покидаем город, — предложил я, и почувствовав тепло ее тела, я понял, что готов пожертвовать что угодно, лишь бы мне никогда не пришлось отпускать ее. — Вращай глобус и выбирай пункт назначения. Северный полюс, пустыня Сахара, мне все равно. Если ты там, то я тоже хочу быть там.

— Звучит как рай, — медленно призналась она, проводя пальцами по моему лицу.

— Больше похоже на ад, ведь я буду рядом с тобой, — напомнил я ей. — Но я бы построил для тебя дворец, окруженный огнем и серой, если бы ты действительно пришла.

— Я бы пришла, — выдохнула она.

И хотя это ничего не значило, даже несмотря на то, что у нас не было ни плана, ни способа даже попытаться сделать эту невозможную вещь, я не мог не почувствовать прилив облегчения от ее слов. Потому что, когда я поспорил со своими братьями, что смогу заставить ее полюбить меня, я ни разу не подумал, что тоже могу влюбиться. И теперь, когда она у меня была, я знал, что пути назад нет.

Если меня разрезать, то ее имя будет выжжено прямо на почерневшем куске моего сердца. И хотя в этом не было ничего особенного, я все равно с радостью вырезал бы его и положил к ее ногам. Потому что если в этом мире и осталось что-то, что я хотел сделать в своей жизни, так это поклоняться алтарю этой богини.