Превращение

4

Когда вечером Сэм вернулся из своего книжного магазина, я за кухонным столом записывала новогодние зароки.

Я давала себе новогодние зароки с тех пор, как мне исполнилось девять. Каждый год на Рождество я садилась за кухонный стол и, съежившись в своем свитере с высоким воротником, потому что от стеклянной двери на веранду тянуло сквозняком, в тусклом электрическом свете записывала планы на следующий год в простую черную тетрадь, которую купила специально для этих целей. И каждый год накануне Рождества, в сочельник, я садилась за тот же самый стол, открывала ту же самую тетрадь на чистой странице и записывала все, чего достигла за минувшие двенадцать месяцев. Из года в год две эти страницы в точности повторяли одна другую.

Однако в прошлом году я не стала давать себе никаких зароков. Весь предрождественский месяц я старательно пыталась не смотреть сквозь стеклянную дверь на лес, не думать о волках и Сэме. Тогда сесть за стол и начать строить планы на будущее казалось мне куда большим притворством, нежели что-либо еще.

Но теперь, когда у меня был Сэм и наступал новый год, эта черная тетрадка, аккуратно стоящая на полке между книгами о том, как правильно делать карьеру, и мемуарами знаменитых людей, не давала мне покоя. Мне даже снилось, будто я сижу за кухонным столом в свитере, и в этих снах я снова и снова записывала новогодние зароки, но страница почему-то все время оставалась пустой.

Сегодня, дожидаясь возвращения Сэма, я поняла, что не могу больше этого выносить. Я вытащила тетрадь с полки и направилась в кухню. Перед тем как сесть за стол, я приняла еще две таблетки ибупрофена; те две, что дала мне школьная медсестра, практически заглушили головную боль, но мне хотелось быть уверенной, что она не вернется. Я зажгла над столом лампу с цветастым абажуром, но едва закончила точить карандаш, как зазвонил телефон. Я поднялась и, перегнувшись через столешницу, сняла трубку.

— Слушаю?

— Привет, Грейс.

Я не сразу узнала отцовский голос. Слышать его в телефонной трубке, далекий и неразборчивый, было непривычно.

— Что-то случилось? — спросила я.

— Что? А, нет. Все в порядке. Я звоню, чтобы сказать, что мы с мамой вернемся от Пата с Тиной в девять.

— Понятно, — протянула я.

Ничего нового папа не сообщил; мама предупредила меня еще утром, когда мы расходились — я в школу, она в студию.

В трубке повисло молчание.

— Ты одна?

Так вот зачем этот звонок. У меня почему-то перехватило горло.

— Нет, — ответила я. — У меня в гостях Элвис. Хочешь с ним поболтать?

Папа словно и не слышал моего ответа.

— Сэм с тобой?

Меня так и подмывало сказать «да», просто чтобы проверить, как он отреагирует, но вместо этого я сказала правду, только собственный голос почему-то показался мне чужим и неубедительным.

— Нет. Я делаю уроки.

Хотя мама с папой были в курсе, что Сэм мой парень — мы с ним не делали секрета из наших отношений, — они до сих пор не догадывались о том, что происходит на самом деле. Когда Сэм оставался у меня на ночь, они были уверены, что я сплю одна. Они не подозревали о моих планах на будущее. Они считали, что у нас с Сэмом простые и невинные подростковые отношения, которые должны неизбежно сойти на нет с возрастом. Не то чтобы я не хотела открывать им правду, просто пока в их неведении были свои плюсы.

— Понятно, — сказал папа. В его словах сквозила молчаливая похвала, одобрение тому, что я в одиночестве корплю над домашним заданием. Ведь именно этим все Грейс занимаются по вечерам, и упаси меня бог нарушить традицию. — Планируешь тихий домашний вечер?

Я услышала, как хлопнула входная дверь, и в прихожей появился Сэм.

— Угу, — отозвалась я, глядя, как он направляется в гостиную с зачехленной гитарой в руке.

— Вот и славненько. Ладно, до вечера, — сказал папа. — Удачи с уроками.

Трубки мы положили одновременно. Сэм молча снял пальто и двинулся прямиком в кабинет.

— Привет, приятель, — сказала я, когда он вернулся обратно все с той же гитарой, но уже без чехла.

Он улыбнулся, но между бровей у него залегла морщинка.

— Какой-то ты напряженный, — заметила я.

Он плюхнулся на диван, откинулся на спинку и принялся бренчать на гитаре. Зазвучали нестройные аккорды.

— Изабел заходила сегодня в магазин, — произнес он.

— Правда? Что ей было нужно?

— Кое-какие книги. Еще она рассказала, что видела у своего дома волков.

Мне немедленно вспомнился ее отец и охота на волков, которую он устроил в лесу за нашим домом. Судя по встревоженному лицу Сэма, его посетила та же самая мысль.

— Паршиво.

— Угу, — согласился он. Его пальцы проворно перебирали гитарные струны, вдохновенно и без усилий извлекая из них один минорный аккорд за другим. — Еще и полицейский заявился.

Я отложила карандаш и всем телом подалась вперед.

— Что?! Чего он хотел?

Сэм поколебался.

— Он приходил по поводу Оливии. Спрашивал, не могла ли она уйти жить в лес.

— Что?! — переспросила я, ощущая, как по коже забегали мурашки. Не может быть, чтобы кто-то догадался. Это слишком невероятно. — Откуда он мог узнать?

— Вряд ли он намекал на то, что она стала волчицей. Думаю, он надеялся, что мы где-то ее прячем или что она живет где-то поблизости, а мы ей помогаем, ну или что-нибудь в этом роде. Я сказал, что она не производила впечатления любительницы пожить на природе, он поблагодарил меня и ушел.

— Ничего себе.

Я откинулась на спинку стула и задумалась. На самом деле просто удивительно, что они не допросили Сэма еще раньше. Ко мне приходили почти сразу же после того, как Оливия «сбежала». Видимо, им только недавно стало известно о наших с Сэмом отношениях. Я пожала плечами.

— Они просто отрабатывают все возможные версии. Вряд ли нам есть о чем тревожиться. В смысле, она вернется, когда вернется, так ведь? Как думаешь, скоро уже новые волки начнут превращаться обратно в людей?

Сэм ответил не сразу.

— Поначалу они остаются людьми ненадолго. Они очень нестабильны. Все зависит от того, какая температура держится в течение дня. И потом, у каждого это проходит по-разному. Примерно так же, как в одинаковую погоду одни люди надевают свитера, а другие разгуливают в футболках и отлично себя чувствуют. Все по-разному реагируют на одну и ту же температуру. Но, думаю, в этом году некоторые из них уже хотя бы по разу превращались в людей.

Я принялась рисовать в воображении, как Оливия в своем новом волчьем теле рыщет по лесу, пока не спохватилась, что Сэм что-то сказал.

— В самом деле? Уже? А вдруг кто-то ее видел?

Сэм покачал головой.

— В такую погоду она пробыла бы человеком от силы несколько минут; сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог ее видеть. Это просто… просто что-то вроде пробы сил.

Вид у него вдруг стал совершенно отстраненный, как будто мысли его были где-то очень далеко. Наверное, вспомнил, как это происходило с ним, когда он только превратился в волка. Меня пробила дрожь; это случалось всякий раз, стоило мне подумать про Сэма и его родителей. Под ложечкой неприятно заныло; липкий ком в животе рассосался, лишь когда Сэм снова заиграл на гитаре. Несколько долгих минут он перебирал струны, и когда стало окончательно ясно, что возвращаться к этой теме в ближайшее время он не собирается, я вновь уткнулась в свою тетрадь. Впрочем, мысли мои были теперь заняты другим: я представляла себе, как маленький Сэм превращался из человека в волка и обратно, а его родители в ужасе на это смотрели. Я принялась машинально чертить в углу страницы маленький параллелепипед.

— Чем это ты занята? — наконец нарушил молчание Сэм. — Подозрительно похоже на муки творчества.

— Разве что на мученьица, — сказала я и смотрела на него, вскинув брови, пока он не улыбнулся.

— Неужто Грейс надоели цифры и теперь слова ее страсть? — пропел Сэм.

— Вот и нескладно.

— Забросила всю свою алгебру и всецело им предалась? — закончил он.

Я состроила гримаску.

— Все равно «страсть» не рифмуется с «предалась». Я пишу новогодние зароки.

— Еще как рифмуется, — уперся Сэм. Он отложил гитару на стол — она отозвалась негромким мелодичным гулом — и, усевшись напротив меня, добавил: — Я хочу посмотреть. Никогда в жизни не писал никаких зароков. Хочу знать, как это выглядит.

Он придвинул к себе раскрытую тетрадь и свел брови на переносице.

— А это что? — спросил он, — «Зарок номер три: выбрать колледж». Ты что, уже решила, куда пойдешь?

Я выдернула у него тетрадь и поспешно перевернула страницу.

— Нет, не успела. Отвлеклась на одного клевого парня, который превращался в волка. В этом году я первый раз не выполнила свои зароки, и все из-за тебя. Придется теперь наверстывать.

Улыбка Сэма слегка померкла, он отодвинулся от стола и прислонил гитару к стене, потом взял со стола ручку и бумажную карточку.

— Ладно. Тогда давай писать новые.

«Найти работу», — записала я.

«Продолжать любить свою работу», — вывел он.

«Сохранить безумную любовь», — написала я.

«Оставаться человеком», — написал Сэм.

— Потому что я всегда буду безумно тебя любить, — сказал он, глядя не на меня, а в свою бумажку.

Я в упор смотрела на него, пока он не поднял на меня глаза.

— Значит, в этом году в твоем списке снова появится пункт «Выбрать колледж»? — спросил он.

— А в твоем? — легкомысленным тоном парировала я.

Вопрос был «ниже пояса»: мы с Сэмом впервые завели разговор о том, как сложится наша жизнь по эту сторону зимы, теперь, когда Сэм может жить как все обычные люди. Ближайший к Мерси-Фоллз колледж находился в Дулуте, в часе езды, а те, что я рассматривала для себя прежде, до Сэма, — еще дальше.

— Я первый спросил.

— Ну да, — произнесла я скорее бодро, чем беспечно, и вывела на бумаге: «Выбрать колледж». Запись отличалась от предыдущих, как будто была сделана совершенно другой рукой. — Теперь твоя очередь.

Сердце у меня неожиданно заколотилось.

Сэм вместо ответа поднялся и вышел в кухню. Я крутанулась в своем кресле и увидела, что он поставил чайник. Он вытащил из шкафчика над плитой две кружки, и уверенность этого непринужденного движения почему-то вдруг вызвала у меня прилив нежности. Я с трудом подавила желание подойти к нему сзади и обнять.

— Бек хотел, чтобы я пошел в юридическую школу, — произнес Сэм, водя пальцем по кромке моей любимой голубенькой кружки. — Он никогда мне об этом не говорил, но я слышал, как они разговаривали с Ульриком.

— Мне трудно представить тебя адвокатом, — сказала я.

Сэм смущенно улыбнулся и покачал головой.

— Мне самому трудно представить себя адвокатом. По правде говоря, мне вообще пока трудно представить себя кем бы то ни было. Я понимаю, это звучит… ужасно. Как будто у меня нет честолюбия. — Он снова задумчиво нахмурился. — Но мысль о том, что у меня есть будущее, для меня непривычна. До этого месяца я никогда не думал, что смогу пойти в колледж. Мне не хочется делать это очертя голову.

Наверное, я смотрела на него во все глаза, потому что он поспешно добавил:

— Но я не хочу заставлять тебя ждать, Грейс. Не хочу мешать тебе двигаться вперед из-за того, что я еще не готов принять решение.

— Мы могли бы поступить куда-нибудь вместе, — по-детски заупрямилась я.

Засвистел чайник. Сэм снял его с огня и сказал:

— Я отчего-то сомневаюсь, что один колледж был бы идеальным решением для будущего светила математики и любителя мрачной поэзии. Но наверное, это возможно. — Он взглянул на мерзлый серый лес за окном. — Не знаю только, имею ли я право уехать отсюда. Вообще. Кто тогда будет заботиться о стае?

— Я думала, именно ради этого и сделали новых волков, — сказала я.

Собственные слова показались мне странными. Какими-то черствыми. Как будто обновление стаи было процессом искусственным, организованным специально, а это, разумеется, было не так. Никто не знал, что представляют собой новенькие. За исключением Бека, разумеется, но он уже ни о чем не мог рассказать.

Сэм потер лоб и прикрыл глаза ладонью; с тех пор как вернулся, он постоянно так делал.

— Я знаю, — сказал он. — Знаю, что их обратили именно ради этого.

— Он был бы за то, чтобы ты уехал, — сказала я. — И я все равно считаю, что мы можем пойти в один колледж.

Сэм вскинул на меня глаза, не отрывая рук от висков, как будто позабыл, что они там.

— Это было бы здорово. — Он помолчал. — Но мне… мне бы очень хотелось познакомиться с новыми волками, посмотреть, кто они такие. Мне так будет легче. Тогда, может быть, я смогу уехать. Когда буду уверен, что здесь все будет в ажуре.

Я зачирикала пункт «Выбрать колледж».

— Я подожду тебя, — сказала я.

— Но не всю же жизнь.

— Нет, если окажется, что от тебя нет никакого толку, я уеду без тебя. — Я побарабанила ручкой по зубам. — Думаю, надо завтра посмотреть в лесу новых волков. И Оливию. Я позвоню Изабел и расспрошу ее про волков, которых она видела рядом с домом.

— Прямо целый план, — сказал Сэм.

Он положил свою карточку обратно на стол и что-то дописал к списку, потом улыбнулся и развернул ее ко мне.

«Слушаться Грейс» — значилось там.

Потом я вновь стал перебирать в памяти все, что мог бы добавить к перечню задач, все, чего я хотел, пока не осознал, что у оборотней не может быть будущего. Например, «написать роман», «сколотить рок-группу», «выучиться на переводчика мрачной поэзии» и «поездить по миру». Теперь, после того как я долго напоминал себе, что все это для меня невозможно, такие желания казались мне каким-то баловством, прихотью.

Я попытался вообразить, как заполняю заявление о приеме в колледж. Набрасываю фабулу романа. Вешаю объявление «Рок-группе требуются барабанщики» на доску напротив почты. Слова эти кружились у меня в голове, такие ослепительные в своей неожиданной досягаемости. Мне очень хотелось дописать их к своему перечню зароков, но я просто… не мог.

Вечером, пока Грейс принимала душ, я вытащил карточку и снова взглянул на нее.

«Верить в свое исцеление», — вывел я.