Впервые я увидела этого ребенка ранней весной, на скамейке в маленьком сквере. Он часто сидел там, болезненно худой, вечно побитый, с диковатыми глазами на бледном, осунувшемся лице. Тогда наши с Келэном родители только умерли, я с трудом нашла работу в пекарне, чтобы содержать себя и одиннадцатилетнего брата.
Мелкую девчушку, которой еще и пятнадцати не исполнилось, никто не хотел брать на работу. Мне повезло попасться на глаза жалостливой госпоже Джазе. Она согласилась меня нанять и даже назначила неплохое жалование. Недостаточное, чтобы не думать о деньгах, каждый день, но куда выше, чем следовало бы. И разрешала после закрытия пекарни, забирать с собой несколько непроданных булочек.
Именно с булочек госпожи Джазе наше знакомство и началось. Я всегда брала одну лишнюю, для него. И предусмотрительно оставляла ее на краю скамейки. Когда в первый раз попыталась отдать булочку в руки, получила головой в живот. Мне было больно и обидно, а мальчишка просто сбежал.
После того случая я стала осторожнее и оставляла выпечку на безопасном расстоянии. А потом, спрятавшись за поворотом, следила, чтобы он точно ее взял.
Сколько бы не думала об этом позже, не могла понять, зачем вообще связалась с этим ребенком. У меня в жизни и без него было много проблем.
Тогда же я о таком не думала и просто подкармливала его по мере возможностей.
Летом мальчик впервые меня поблагодарил.
А ближе к концу осени я узнала, почему же он так часто сидит на самой крайней скамье в сквере и бездумно смотрит на фонтан, который на моей памяти не работал ни разу.
Случилось это утром, когда я раскладывала в витрине первую партию свежей, ароматной выпечки. Госпожа Джазе сидела у большого светлого окна и вязала. На маленьком, круглом столике перед ней лежало несколько мотков пряжи веселых расцветок.
Ее пекарня казалась мне сказочной. Теплая, уютная, полная вкусных ароматов, собранная из дерева и мягкой тканевой отделки, напоминавшей о темном шоколаде. Мне нравилось здесь работать, но не только из-за обстановки.
Госпожа Джазе была общительной женщиной, у нее было много знакомых и подруг. И все сплетни нашего небольшого, приграничного города стекались в ее пекарню.
Дверь открылась неслышно. Госпожа не любила дверные колокольчики и никогда ими не пользовалась.
В пекарню, с брезгливым видом закрывая зонт, проскользнула женщина средних лет. Тонкая и высокая, в тугом костюме, подчеркивавшем ее болезненную худобу, она равнодушным взглядом скользнула по витринам и обратилась ко мне в своей привычной, чуть снисходительной манере:
– Мне как обычно, душечка.
Каждую неделю по выходным госпожа Нейтлэсс приходила сюда и заказывала одну песочную корзинку с малиной.
– Шана, дорогая, завари нам чаю. – попросила госпожа Джазе.
Пришло время их еженедельной, долгой беседе, за которую они должны были успеть обсудить все сплетни последних семи дней.
Я надеялась, что сегодня наконец узнаю, сшила ли себе платье мечты главная модница нашего города, и рассказал ли кто-нибудь швее с соседней улицы, что ее муж изменяет ей с молоденькой учительницей.
Но беседа их началась с того, о чем я не хотела бы слышать.
– Росса ведь три дня назад стража забрала. – с хорошо отмеренным осуждением в голосе, произнесла госпожа Найтлэсс, пододвинув к себе блюдце с песочной корзинкой. – Снова побил мальчонку. Да так сильно, что бедолага и ходить не может.
Госпожа Джазе нахмурилась, пытаясь вспомнить о ком идет речь. Ее не интересовали разговоры о всякого рода насилии, поэтому она мало что знала о тех, кто обычно становился главными героями подобных сплетен.
Заметив, недоумение собеседницы, госпожа Нэйтлэсс выразительно произнесла.
– Ну тот ребенок. С глазами.
Расставив на столике перед ними чашки и налив чаю, я планировала скрыться на кухне. Истории о домашнем насилии всегда пугали меня. Было в них что-то безнадежное и по-особенному отвратительно-страшное. Но услышав о мальчике со странными глазами, я вернулась за прилавок и затаилась.
Мальчика на скамейке я не видела уже три дня. И глаза у него были необычные. Слишком светлые и дикие. Нечеловеческие. У меня были причины подозревать, что говорят сейчас о нем.
– А что мать? – спросила госпожа Джазе.
– А то ты не помнишь, как она его в младенчестве чуть не утопила. – отмахнулась госпожа Нэйтлэсс и пораженно уставилась на собеседницу, когда та подтвердила, что действительно не помнит. – Ну… может, ты тогда и слушать меня не захотела.
Госпожа Джазе, если верить пекарю, в прошлом, очень тяжело переносила все плохие слухи, связанные с детьми. Была слишком впечатлительна.
– Мальчонка же и не человек вовсе. Поговаривают, его мать заезжему альскому торговцу отдалась за отрез ткани. Слухи-слухами, но все видели, как она себе дорогое платье сшила, а позже и разродилась. Потом еще пыталась всех уверить, что ребенка ей подменили, но повитуха говорила, что именно этого младенца из ее гнилой утробы и вытащила.
Госпожа Нэйтлэсс осуждающе покачала головой.
О том, как после этого родная мать попыталась утопить ребенка, но испугалась последствий и передумала, слушать было тяжело. Как и об эмоциональной реакции ее мужа, вернувшегося с продолжительных заработков, и увидевшего ребенка, не похожего ни на него, ни на жену.
Мне было стыдно вспоминать, как я раздражалась из-за поведения этого мальчика. Как меня злили и обижали его настороженные взгляды и попытки сбежать. Я ведь не желала ему зла…
Но откуда бы он мог об этом знать?
К тому моменту, как чай был допит и госпожа Нэйтлэсс покинула пекарню, легкий осенний дождь закончился, и солнце выглянуло из-за туч. Но на душе у меня весь день было гадко и неспокойно.
Вечером, когда я возвращалась домой из пекарни, на дальней скамейке в сквере сидела парочка. И это отчего-то показалось мне очень неправильным.
Я не знала сколько правды было в рассказе госпожи Нэйтлэсс, но если мальчика действительно оставили в доме лишь для того, чтобы он помогал по хозяйству, да еще и злость на нем срывали, его положение было куда страшнее и безвыходнее моего.
Пусть я потеряла родителей, но у меня остался брат. Мы были друг у друга и заботились друг о друге. А у того ребенка не было никого.
❂❂❂
Я промучилась четыре дня в мыслях и сомнениях, пока не приняла единственное верное для меня решение.
В солнечный, но уже по-осеннему прохладный день, я отпросилась с работы пораньше и отправилась воплощать свой план в жизнь. Для начала проверила скамейку, но она все еще была пуста.
Потом отправилась исследовать улицы поблизости. Я не сомневалась, что мальчик жил где-то рядом со сквером. Едва ли он смог бы убегать из дома куда-то очень далеко, чтобы побыть в тишине.
Я была решительно настроена найти сегодня его дом. Обследовала одну за другой улицы. Приставала к местным с вопросами. Осматривала дом за домом, заглядывала в маленькие магазинчики, не оставляла без внимания уличных торговцев…
И упорство мое привело меня к маленькому домику, зажатому между двумя трехэтажными зданиями. Потемневшее от времени дерево сливалось с сумерками. Из, грязных окон на скромных размеров лужайку, лился тусклый свет.
Забора не было, но он и не требовался. Лужайка, которую можно было пройти за пару шагов, представляла собой довольно жалкое зрелище: размякшая после обильных, осенних дождей земля в нескольких местах желтела сухой травой.
На лужайке стоял поросший мхом пень, как мне казалось, предназначенный для колки дров. На пне сидел мальчик, здоровой рукой, придерживая на коленях совсем еще маленького ребенка. Девочку, судя по двум тоненьким, рыжеватым косичкам, перевязанным серыми отрезами ткани.
Другой ребенок, постарше, лет шести, самозабвенно копался в грязи, под стенами дома.
Из-за полуприкрытой двери слышался раскатистый храп, заполнивший собой все пространство между двумя каменными зданиями.
Мальчик заметил меня. Затравленно оглянулся на дом, но остался сидеть на месте. Глаза его едва заметно светились в полумраке.
Я растерялась. Не ожидала, что будут еще дети. Захотелось убежать и забыть о своем плане.
Наверное, я бы так и сделала, но мальчик выглядел намного хуже, чем раньше. Ссадины сходили тяжело, правая рука безвольно висела на перевязи.
– Привет. – Я не стала подходить ближе, чтобы не спугнуть его. Замерла на узком тротуаре. Заинтересовала девочку. Она перестала крутить в руках старую, облезлую игрушку, подняла глаза на меня. Улыбнулась.
Они не были похожи. Ребенок на руках у мальчика, пусть и жил в бедности, но знал заботу. Она была аккуратно одета и причесана. На круглом, румяном лице не было и намека на побои. Теплая курточка с заплатками на локтях, надежно укрывала ее от осенней прохлады.
Мальчик кивнул, вместо приветствия, настороженно следя за мной. Он никогда не был особенно разговорчивым.
– Йен, а это кто? – прекратив возню в грязи, на меня с любопытством смотрел и второй мальчик.
Тогда-то я и узнала как его зовут.
– Йен, да? Необычное имя.
Он насторожился только сильнее.
– Что вы здесь делаете?
– Пришла к тебе. Ты давно не появлялся, я беспокоилась.
Йен еще раз оглянулся на дверь. Не было похоже, что он желает скрыться в доме, скорее, опасается, что кто-то может оттуда выйти.
Теперь насторожилась и я.
– Росса уже отпустили?
Избей он любого другого ребенка, его бы забрали надолго, но Йен был наполовину альсом. А их местные ненавидели.
– Папу забрали потому что он сделал больно Йену, и еще не вернули. – сообщил мне второй мальчик, подходя ближе и вытирая на ходу руки об свою серую курточку. – Мама сказала, если мы будем хорошо себя вести, папа скоро вернется и принесет подарки.
Йен опустил глаза. Его перспектива вновь встретиться с Россом пугала до дрожи. Но он молчал.
Мне повезло расти в любящей семье, поэтому я не могла даже представить, что он чувствовал.
Все началось с эгоистичного проявления доброты. Мне ничего не стоило взять в пекарне лишнюю булочку и оставить ее на скамейке рядом с Йеном. Я ничем не жертвовала и ничего не теряла, но чувствовала себя после каждой оставленной булочки куда лучше. Это помогало убедить себя, что наша с Келом жизнь не так уж плоха. Совсем не плоха, на самом деле, если я могу позволить себе подкармливать отвергнутого всеми ребенка.
Начало нашему знакомству положил мой эгоизм, но теперь я искренне хотела ему помочь.
Я сделала первый, осторожный шаг к Йену. Ботинки вязли в грязи.
Он сидел совсем рядом, кутался в старый шерстяной платок, за неимением куртки, и настороженно следил за мной.
– Послушай-ка, у меня есть вопрос. – еще шаг и я присела на корточки, подобрав полы пальто. Наши взгляды оказались на одном уровне. – Как ты смотришь на то, чтобы жить со мной?
Несколько мгновений царила звенящая тишина. Потом я получила пощечину, оставившую на моем лице холодный и влажный след грязи. Мальчик плохо вытер руки.
– Винс! – повысил голос Йен. – Немедленно извинись.
Его брат быстро прерывисто дышал, прижимая ладонь к груди. От удара большее было ему. На светло-карие, большие глаза навернулись слезы.
– Не буду! Она хочет украсть тебя! Я все маме расскажу! – Он уже рыдал, выкрикивая последние слова, и бросился к дому раньше, чем я успела хоть что-то сказать.
Йен пытался остановить брата, но не был услышан.
Девочка на его руках, почувствовав атмосферу, тоже начала хныкать.
– Вам лучше уйти. – Йен всерьез перепугался. Взгляд его метался между мной и дверью, за который скрылся мальчик.
– Мне нужен твой ответ. – Я не хотела встречаться с женщиной, способной так ужасно обращаться со своим ребенком, но и уйти просто так не могла.
– Я хочу. – сказал он и, кажется, сам удивился своим словам.
– Тогда идем. – я протянула руку.
– Но не могу. – перебил меня Йен, со странным выражением глядя на мою ладонь. – Мне нужно присматривать за младшими. А теперь уходите, пожалуйста.
Храп затих. Теперь из дома слышался громкий, срывающийся голос Винса, рассказывавшего матери, как его старшего брата пыталась похитить какая-то плохая тетя.
– Прошу, поторопитесь! – взмолился Йен. Слишком напуганный, чтобы я могла игнорировать его просьбу.
И я подчинилась. Малодушно сбежала.
Когда уже заворачивала за угол, в спину мне ударил разъяренный, женский крик, заглушивший надсадный детский плач. Мать Йена выбежала во двор, но никого не застала.
Домой, в маленькую квартирку под самой крышей, я вернулась совсем уж поздно. Напугала брата своим взволнованным видом. И долго ворочалась на старой, продавленной кушетке, мучаясь от угрызений совести.
Мне было всего пятнадцать, я еще плохо умела давать отпор и бороться за то, что хотела защитить.
❂❂❂
Следующую попытку забрать Йена, я предприняла в конце зимы. Снег быстро таял под теплыми лучами солнца, а все с жаром обсуждали недавнее страшное событие – случайного прохожего убило сосулькой. Такая трагическая и нелепая смерть. Редкость для нашего городка.
Где-то между третьим и четвертым постоянными клиентами, что с удовольствием поделились с госпожой Джазе своим мнением по поводу столь печальной случайности, в пекарню заглянула дородная женщина в красном.
– Шана, помоги, – велела госпожа, когда заметила, что дама прибыла с детской коляской.
Ребенка я узнала сразу, пусть и видела всего однажды. Но тонкие, рыжеватые косички и родинка на подбородке были мне уже знакомы. Девочка казалась невероятно похожей на сестру Йена.
Я разглядывала ее, пока держала дверь. Дама заметила мое внимание. Улыбнулась.
– Неправда ли, прелестная малышка?
Никогда я не испытывала восторга при виде маленьких детей. Хорошо помнила каким невыносимым, шумным и капризным был брат, поэтому не обманывалась их безобидным видом. Но на всякий случай поддакнула.
Я хотела знать, кто эта женщина и почему она гуляет с сестрой Йена, но не представляла, как подвести к этой теме. Опыта в непринужденных беседах у меня еще не было.
На мое счастье, госпожа Джазе, все еще находилась рядом. Она сразу же заинтересовалась миленьким ребенком и устроила очень дружелюбный допрос, попутно помогая даме определиться с выбором десертов к послеобеденному чаю.
Я стояла за прилавком, готовая принять заказ, и не дыша ловила каждое слово.
Госпожа была хороша в беседах и с незнакомкой завязала разговор легко и непринужденно. Стоило ей только сделать несколько комплиментов и благосклонность дамы была тут же завоевана.
– Не видела вас раньше, – с располагающей улыбкой произнесла госпожа Джазе. Внешность она имела добрую, вызывающую симпатию: немолодая женщина с собранными в низкий пучок волосами, в строгом платье, с неожиданно яркой вышивкой на рукавах одним своим видом госпожа напоминала о доме и уюте.
– Я здесь ненадолго, – дама благожелательно улыбалась. – Приехала за Эмми.
Отреагировав на имя, девочка с рыжими косицами ненадолго отвлеклась от любования десертами и запрокинула голову.
Дама ненадолго отвлеклась, чтобы выбрать пирожные.
И пока я собирала ее заказ, под радостное улюлюканье девочки, внимательно слушала рассказ о том, как племянница дамы не справилась с ролью матери и родственники решили разобрать ее детей.
– Мальчонку быстро приютили. – поделилась дама. – Но оно и не удивительно. Замечательный ребенок. Такой энергичный и хорошенький.
Вспоминая вымазанного в грязи Винса, его истерику и влажный след грязи на моей щеке, что оставила его ладошка, я не могла согласиться с ее словами. Энергичным он был все всякого сомнения, но не замечательным.
– А девочку, вот, никто забирать не хотел. – сокрушенно вздохнула дама. – Но не оставлять же малышку с матерью. Такой цветочек загубили бы.
Она нежно коснулась волос девочки, получив на простую ласку целый взрыв радости.
Я сложила десерты в коробочку. Хотя и старалась делать все как можно медленнее, но вечно тянуть было невозможно, а к волнующей меня теме, разговор все никак не желал приблизиться.
Дама ругала безответственную мать, ужасного отца и нечеловеческие условия, в которых приходилось расти детям.
Отчаявшись, я готова была проявить инициативу и спросить о судьбе Йена.
Но не пришлось.
Принимая из моих рук сверток с десертами, дама неожиданно сама о нем заговорила.
– Старшенького жаль. Ему придется остаться с матерью. Полукровку никто к себе не заберет. Говорят, они приносят несчастье.
Мне хватило выдержки оставить свое мнение при себе. Я с улыбкой приняла протянутые дамой монеты, придержала ей дверь и пожелала хорошего дня, как учила госпожа Джазе.
Меня злили эти глупые человеческие суеверия из-за которых приходилось страдать, тем, чей единственный грех заключался в их рождении. Но никого не интересовали мои мысли по этому поводу и я отлично это понимала.
С трудом дождавшись конца рабочего дня, я быстро собралась и покинула пекарню, едва не забыв попрощаться с госпожой Джазе. Выше всего она ценила хорошие манеры и крайне остро реагировала на любое нарушение правил поведения.
Йен сидел на своей излюбленной скамье, невидящим взглядом уставившись вперед. В старом, линялом полушубке, слишком большом для него, мальчик казался таким одиноким и покинутым. Сердце сжималось при взгляде на него.
Впереди меня шли две девушки в одинаковых пальто. Я видела, как они неторопливо прогуливались по скверу, наслаждаясь вечерней прохладой после долгого рабочего дня, и как ускорили шаг, поравнявшись с мальчиком.
Девушки старательно не смотрели в его сторону и жались к краю дорожки. Неподготовленного человека его светящиеся в полумраке глаза действительно могли напугать.
Йен не обратил на них внимания. Не шелохнулся он и когда я села рядом с ним. Только скосил на меня свои нечеловеческие глаза.
Никогда и никому я бы в этом не призналась, но я страшно гордилась прогрессом в наших отношениях. Он больше не сжимался при моем приближении и не искал глазами пути к отступлению.
Я протянула ему еще теплую булочку – остатки самой последней партии. Невероятный аромат выпечки быстро растекался в холодном воздухе.
– Видела сегодня твою сестру.
Йен напрягся, нервно сжимая булочку двумя руками.
Каждый раз глядя на его тонкие, бледные до синевы, будто всегда замерзшие пальцы, мне становилось не по себе.
– Кажется, она попала в хорошую семью.
Он неуверенно кивнул. Радость за Эми мешалась в нем с беспокойством. В жизни он не видел от взрослых ничего хорошего, и имел право в них сомневаться. Пусть это ничего и не меняло.
– Почему ты не рассказал? – спросила я. Вопрос был глупым и мы оба это понимали. Йен вообще ничего мне не рассказывал. Куда больше о том, как прошел день, мне рассказывали его синяки. – Когда я предложила жить со мной, ты сказал, что тебе нужно присматривать за младшими. И раз они разъехались, теперь тебя ничего не держит в том доме?
Йен несколько мгновений молчал, будто боролся сам с собой. И проиграл.
– Зачем вам это?
– Ммм?
– Помогая мне вы ничего не получите.
Я пожала плечами. Ответить на его вопрос было не так-то просто. Я и сама не знала зачем делаю все это. Для чего мне все усложнять еще больше? Зачем взваливать на себя ответственность за еще одну жизнь?
– Так я чувствую себя не совсем уж бесполезной.
– Что?
– У меня есть младший брат. – произнесла я. – На самом деле, только он у меня и остался. И когда я делаю что-то для него, в моей жизни появляется смысл. Тоже самое и с тобой. Можно сказать, помогая тебе, я помогаю себе.
Несколько минут мы сидели в тишине. Йен о чем-то сосредоточенно думал. Я не мешала, наслаждалась мгновениями отдыха. Ноги гудели после рабочего дня – посетителей сегодня было куда больше обычного.
– Мне правда можно жить с вами? – наконец спросил он, что-то для себя решив.
– Конечно! Не могу обещать, что будет легко, но точно будет лучше, чем сейчас. – уверенно произнесла я.
Йен молча протянул мне ладонь. Тогда я впервые взяла его за руку и поразилась насколько же она была холодной.