Уитни Дарлинг
Когда я была маленькой девочкой, а Сет — маленьким мальчиком, мы просыпались рано утром, когда солнечный свет, как мед, проливался в окна нашей спальни, а в доме пахло кофе, приготовленным на плите, и свежесрезанными цветами. Топот ног внизу и приглушенный легкий говор — вот та музыка, под которую мы жили. Глубокий голос Алистера, его красивая усмешка. Папин размеренный, насыщенный голос. И мамин смех, похожий на звон колокольчиков.
Мы вставали с постели с сонными узкими глазами, с волосами, похожими на пушистые нимбы вокруг головы, и, надев одинаковые халаты, подходили к большому окну в нашей спальне. Из него открывался вид на сады, болото и широкую бурную реку. Мы измеряли вероятность того, что в этот день найдем сокровища. Зубы акулы или старый разбитый фарфор, наполовину зарытый в берег реки.
Мы сбегали по лестнице, проходили через кухню и выходили в цветник Адель, где маленькая потайная тропинка вела к каменной статуе гигантской лягушки, сидящей на пьедестале и приготовившей губы в ожидании поцелуя. Мы опускали пенни в отверстие в ее губах, гладили по холодной толстой голове и загадывали желание.
Я вздохнула, не желая расставаться со сном, с приятным воспоминанием, которое теплилось на краю моего сознания.
Я лежала, глубоко зарывшись в свое пуховое одеяло и красивое белое покрывало. Зажмурив глаза, я сгибала и разгибала пальцы на ногах и поднимала руки над головой.
Когда-то я загадала этот день. И дала лягушке пенни. Сотни монеток на протяжении многих лет, загадывая этот день.
Сегодня была моя свадьба. И я выходила замуж за Эфраима.
Снова.
Громкий стук в дверь заставил меня проснуться, и я села, когда дверь распахнулась.
— Ты в порядке, дорогая? — раздался из коридора голос тети Розы.
— Все еще в постели.
Дверь открылась, и ко мне подъехала Роза, а за ней тетя Адель с чашкой дымящегося кофе и тонкой черной бархатной коробочкой под мышкой.
— Доброе утро, красавица, — сказала Роза. — Пора готовиться к самому прекрасному дню.
— Не считая того дня, когда она родилась, — сказала мама, зайдя за ними в мою комнату. Она присела на край матраса и взяла мою руку, быстро поцеловав ее в тыльную сторону.
— Спасибо, мама.
Адель передала мне кружку с кофе, и я вдохнула уютный аромат, после чего расслабленно откинулась на подушки и сделала глоток.
— Бесполезно сопротивляться той церемонии, которую вы все мне навязали. Что это будет? Плетение цветочных корон или пришивание столетних кружев к моей подвязке?
Адель фыркнула.
— Это большая честь, что ты унаследовала мое чувство юмора.
Мама покачала головой.
— Мы принесли жемчуг.
Я выпрямилась. Я и забыла об этом.
Одна из наших древнейших семейных традиций.
Адель взяла в руки шкатулку, благоговейно открыла ее, затем подняла блестящую нить, позволив ей упасть по бокам.
— Оно хранится в нашей семье уже более ста лет.
Я наклонилась поближе.
Ожерелье было длиной не менее трех футов13, с идеально подобранными круглыми жемчужинами, которые располагались в виде узора из самых мелких на концах, а затем увеличивались к самой крупной в центре. Золотые застежки украшала серия крошечных подвесок, на каждой из которых были выгравированы инициалы предыдущих невест, включая маму и Эддисон. Рядом с застежкой висели три крупных бриллианта. Оно было тяжелым. И сверкающим.
И моим.
Во всяком случае, на сегодня.
— Все невесты Дарлингов надевали его в день свадьбы. Джулия привезла его из Шотландии.
— Оно прекрасно. Я прикоснулась к одной из самых маленьких жемчужин, осторожно повернула ее так, что свет из окна заплясал по ее бледной поверхности. Они были более темного цвета, чем я помнила. Цвета слоновой кости, как давно хранившиеся белые цветы. Самая крупная подвеска на застежке блестела, инициалы УДП подмигивали мне с теплого металла.
Уильям, Джулия и — что означает буква «П»?
— Просто позаботься о нем. Оно только что подтянуто и смазано маслом, так что свадьбу должно выдержать, — сказала мама.
— Мы оставим тебя одну, чтобы ты могла начать собираться. Визажист, парикмахер и фотограф будут здесь в одиннадцать. На заднем дворе уже работают организаторы, которые устанавливают шатры и готовятся к приходу флориста. Ты знаешь, как это делается. Ты уже бывала на многих вечеринках в Дарлинг-Хаусе.
— И эта будет самой красивой из всех, — мечтательно произнесла Роза.
Все ушли так же быстро, как и пришли, захлопнув за собой дверь со шквалом контрольных списков и напоминаний, как будто они могли что-то забыть.
Мой брак с Эфраимом был деловым соглашением, исполнением желания умершего человека, который, может быть, и не обладал всеми приписанными ему талантами.
Я вздохнула и перекинула ноги через край кровати, коснувшись пальцами пола. К лучшему или к худшему, но сегодня было начало чего-то.
Эта свадьба станет либо исполнением мечты, либо продолжением проклятия.
И был только один способ узнать это.
Чуть больше десяти часов спустя, украшенная жемчугом Джулии и одетая в атласное платье от Бо, я стояла в дальнем конце усыпанной лепестками дорожки, которая вела из цветников Адель к болоту.
Я ходила этим путем много раз. Маленьким ребенком, когда мама держала меня за руку. Вместе с Алистером по дороге в стекольную мастерскую. С Сетом, чтобы исследовать реку, а потом потерять его там. С Эфраимом. Так много, много раз.
Я повела плечами.
Удивительно, но мне было совершенно безразлично, что сотни любопытных жителей Саванны наблюдали за мной. Я их почти не замечала.
Потому что с каждым шагом, который делала, глаза Эфраима проносились от моей макушки вниз, туда, где из-под платья выглядывали кончики туфель.
Клятва. Никогда не уходить. Клятва никогда не оставаться одному.
Думал ли он тоже о своих словах?
В моей голове роились противоречия. Я вступала в ложный брак с человеком, которого любила большую часть своей жизни. С человеком, который какое-то время любил меня в ответ.
Эфраим был великолепен, его челюсть имела твердую линию, плечи были широкими, а мускулистые ноги стояли так же прочно, как вечнозеленые дубы у него за спиной. На нем был черный смокинг с черным атласным галстуком-бабочкой, а его волнистые волосы были распущены так, как он носил их, когда мы были подростками. Как тогда, когда я влюбилась в него.
Когда я, наконец, подошла к алтарю, я только и смогла, что посмотреть ему в глаза.
— Возлюбленные, мы собрались здесь сегодня… — начал пастор. Я погрузилась в мечту. Теплые, шершавые руки Эфраима обхватили мои, и мы повторяли слова вечного обещания, клятвы, которую он дал, и которая превосходила любую другую, которую мы могли бы дать.
И на этот раз Эфраим скрепил клятву поцелуем, страстным и целомудренным одновременно.
Мы поженились у реки, под дубами, покрытыми мхом. На небе висела ярко-белая луна, и к тому времени, когда на приеме появились фужеры, наполненные шампанским, прилив уже наполовину заполз в сад.
Оркестр играл песни Фрэнка Синатры, Джонни Мерсера и Нэта Кинга Коула под тысячей огней. Мое платье блестело и сверкало, а лепестки красных роз и испанский мох цеплялись за шлейф.
— Ты восхитительна, — сказал Эфраим, закружив меня в непринужденном вальсе. Рукой скользнул к моей талии, притянув меня к себе.
— Ты выглядишь опасно.
Он крепко обхватил меня.
— Ты чувствуешь себя по-другому, Уитни Каллаган-Дарлинг?
Звук моего имени звучал музыкально на его языке.
— А я должна?
Он понимающе усмехнулся.
— Ты чувствуешь себя по-другому?
— Нет.
— Нет? — это слово вырвалось слишком громко, и я покраснела.
Он покачал головой.
— Ты была моей гораздо дольше, чем думаешь.
— Что это значит?
— Когда-то давно я дал слово, что ты никогда от меня не избавишься. И я его сдержал. Я всегда присматривал за тобой. Даже когда ты не знала об этом — или не хотела этого.
Мои губы шевелились, но я не могла подобрать слов.
Присматривал за мной?
Эфраим замер и прервал наш танец, коснувшись пальцем моего плеча.
— Это прекрасная свадьба, Уит.
— Папа? — я повернулась и обняла его, вдохнув знакомый запах. Ветивер и сосна. Я откинулась назад и посмотрела на его цветущее, гордое лицо. Он стал старше и круглее. — Я думала, ты застрял в Париже.
— Я не мог пропустить свадьбу моей Уитни. — Он поцеловал меня в лоб, а затем бросил осуждающий взгляд на Эфраима. — Даже несмотря на то, что у меня была всего неделя. Я слышал, что это скорее деловое соглашение, чем брак. — Он поднял бровь. — Я восхищен вашим чувством долга. Хотя и не могу понять, чем это место так ценно для вас.
— Как ты успел приехать сюда вовремя? — спросила я. — Мама сказала, что ты все еще в Европе.
Он покачал головой.
— Твоя мама много чего говорит. Я успел на ночной рейс вчера вечером. И, к сожалению, через пару часов мне предстоит еще один. Но я здесь, чтобы потанцевать с невестой. Оркестр ждет моего сигнала.
Я усмехнулась, подавив разочарование от того, что он так скоро уезжает.
— Я скучала по тебе.
— Я тоже по тебе скучал, милая. — Он притянул меня к себе и закружил в легком фокстроте. — Прямо сейчас, — сказал он суровым тоном, — пока мы с тобой вдвоем, скажи мне одну вещь.
— Да?
— Они оказывали на тебя давление?
— Кто?
— Любой из них. Дарлинги, — прошипел он. — Я знаю, какими они бывают.
— Папа, я тоже Дарлинг.
Он покачал головой.
— По фамилии. Но ты не такая, как все они. У тебя хватило смелости и независимости, чтобы вырваться, переехать в другой город и начать жизнь самостоятельно.
— К чему ты клонишь?
— Если ты не хочешь этого, принцесса, скажи, и я заберу тебя с собой, обратно в Париж. Я взял для тебя лишний билет.
— Ты говоришь так, как будто меня похитили. Это мой дом. Мама, тети, сестра — все они меня любят.
— А Эфраим?
Я сглотнула.
В папиных глазах мелькнуло что-то самодовольное, но он быстро сменил его на холодное безразличие.
— Пока ты счастлива.
Я кивнула.
Счастлива.
Мой взгляд упал на Эфраима, который разговаривал с мамой и Ислой у края танцплощадки.
— Я счастлива, — прошептала я.
Он хмыкнул.
— Это все, что мне нужно было знать.
Музыка замедлилась, затем перешла в другую мелодию.
Папа подвел меня обратно к Эфраиму и посмотрел на него с каменным лицом.
— Береги себя, — сказал он. — Если она будет похожа на свою мать, то отнимет у тебя не только деньги.
Эфраим нахмурился и притянул меня к себе.
— Следите за собой, мистер Дарлинг. Алистер не потерпел бы подобных разговоров. И могу вас заверить, что я менее любезен, чем он.
Папа выпрямился, его щеки окрасились в красный цвет. От гнева или от смущения — неважно.
— Ты груб, — сказал он категорически.
— Еще раз проявишь неуважение к моей жене, и узнаешь, насколько.
Я сжала руку Эфраима.
Папа чопорно повернулся к моей матери.
— Нора.
— Муж. — Мама бросила ему это слово как обвинение, в ее глазах сверкнула боль расставания.
Папа быстро поцеловал меня в лоб.
— Люблю тебя, Уитни. Наслаждайся своей свадьбой.
— И ты тоже, — прошептала я, испытывая противоречие, и на глаза навернулись злые слезы. Я молча смотрела, как отец уходил, и его черный костюм мелькал в толпе.
А потом, как раскат грома, он исчез.
— Ну, это была классика, — сказала мама. — Уитни, мне очень жаль. Его оскорбления предназначались мне, а не тебе.
Эфраим осторожно взял меня за руку.
— Пойдем, — сказал он. — Пора танцевать.
Несколько часов спустя, после долгих танцев, разговоров и смеха с моим новым не совсем мужем, я пробиралась через бальный зал к ряду столов, покрытых скатертями, и золотых стульев. Нам с Эфраимом удалось ускользнуть от Моники, которой мы радостно сообщили, что ее предложение было принято. Она еще минут двадцать держала нас в вежливом плену, рассказывая о предстоящих гипотетических приготовлениях. В итоге нас освободили Исла и ее брат Ашер.
Теперь мне нужен был большой стакан воды и передышка.
Соломон Поттер поднял хрустальный фужер и выразительным жестом пригласил меня присоединиться к нему за соседним столиком.
— Ты выглядишь как леди, которая хорошо проводит время.
Я с неловким вздохом опустилась на золотой стул.
— А знаете? Так и есть.
— А где твой муж?
— Он скоро подойдет. Его отвлек один знакомый.
Соломон кивнул, его брови нахмурились над налитыми кровью глазами.
— Твой дедушка был бы в восторге от этой вечеринки.
— Я знаю, — сказала я, заметив, как Соломон покачнулся на своем месте. Соломон Поттер был пьян.
— Не думаю, что здесь был такой блестящий роман со времен того случая в тридцатые годы, — сказал он, его взгляд резко сузился. — Когда пропал тот богач.
— Пропал? — я рассмеялась, так как после того, как села, действие шампанского немного нарушило мое равновесие. — Это еще одна небылица?
— Нет, мэм. Этот скандал был на слуху в тридцатые и сороковые годы. Одна из настоящих нераскрытых тайн Юга. — Соломон непреклонно покачал головой. — Ты хочешь сказать, что Алистер не писал в своих письмах к тебе о человеке, который здесь исчез? — он щелкнул языком. — Полагаю, Али беспокоился, что его письма могут попасть в чужие руки.
Я сдвинулась с места, внезапно почувствовав себя неуютно.
— Что случилось?
— Никто не знает. Он был молодым, красивым бизнесменом. Дружил с вашим Уильямом Дарлингом. Не могу вспомнить его имя. Со временем вспомню.
Мой взгляд упал на костяное ожерелье на шее Соломона.
— Необычное имя, я думаю. Почти экзотическое.
Я почувствовала присутствие Эфраима позади себя, и его пальцы коснулись моего плеча. Прикосновение было легким, но от него по мне прошла сейсмическая волна.
— Вы украли мою невесту, мистер Поттер?
Соломон посмотрел на Эфраима с однобокой, зубастой ухмылкой.
— Я бы не посмел. Хотя мне было бы приятно время от времени навещать ее теперь, когда она обживает свой дом в Саванне.
Я кивнула, с трудом заставив себя отвлечься от теплых пальцев Эфраима.
— Это обещание.
— Хорошо. — Он поднялся на шаткие ноги и наклонил подбородок. — Алистеру наверняка понравилась бы эта вечеринка. Конечно, ему бы понравилось. И мне тоже, моя дорогая. Но мне пора отдохнуть. Старые кости уже не те, что раньше.
Я встала, чтобы крепко обнять Соломона. Мое сердце сжалось при мысли о том, что он стареет. Как дедушка. Мы никогда не могли точно знать, сколько времени нам осталось.
— В Дарлинг-Хаусе есть свободные комнаты, можно переночевать. Оставайся здесь.
Он отстранился, усмехнувшись.
— О, я еще не так стар. Твоя мама уже вызвала машину из города, чтобы отвезти меня домой. — Соломон протянул руку Эфраиму, и он пожал ее. — Наслаждайтесь остатком вашей особенной ночи. Скоро мы снова увидимся.
Соломон направился через бальный зал к выходу.
— Пойдем со мной, — сказал Эфраим.
— Куда мы идем?
Он усмехнулся, погладив большим пальцем мои пальцы взад-вперед.
— Просто пойдем.
Он вывел меня обратно на улицу и повел по маленькой садовой дорожке к главному крылу дома.
Я пыталась сфокусироваться на мягкой дымке, которая оседала на моей коже, как теплые перья.
— Куда мы идем?
— Мы уезжаем.
— Но ведь прием еще не закончен, — сказала я, безуспешно пытаясь подавить икоту. — Здесь еще столько гостей.
— Он не закончится, пока мы не уедем. Так устроены свадьбы. Скоро полночь, жена.
— Не называй меня так. — Я снова икнула. — Я еще не всех поблагодарила. И едва успела поговорить с Ислой.
— Миссис Каллаган-Дарлинг, ты пьяна?
— Конечно, нет. — Ик. — Это было бы не по-женски.
— Тогда как бы ты это назвала?
— Я парю.
— Ты паришь? — он засмеялся. — Надеюсь, от любви?
Я замерла, потянув его за собой.
Он повернулся и терпеливо улыбнулся мне.
— А ты паришь? — прошептала я. Я не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, поэтому уставилась на его челюсть, наблюдая, как сжимались и разжимались мелкие мышцы.
Его пальцы скользили по моей руке, нежные, как перышко, вызвав волны предвкушения, пронизывающие всю мою душу до кончиков пальцев.
— Это все не по-настоящему? — спросила я.
Он наклонился и провел губами по моему уху.
— Мне всегда нравилось, как ты прикусываешь губу, когда нервничаешь. — Он погладил изгиб моей талии, затем опустился ниже и обхватил ладонью мое бедро. — Пора уходить.
— Вместе?
— Будет странно, если мы разойдемся в разные стороны, ты не находишь?
Я не ответила.
Но и не отстранилась, когда он взял меня за руку и повел на верхнюю площадку, где повернулся и свистнул.
На танцплощадке воцарилась тишина. Музыканты перестали играть.
Каково это — пользоваться таким вниманием?
— Спасибо всем, кто пришел, — пронесся над толпой голос Эфраима. — Боюсь, что сейчас я увезу невесту.
Адель вскинула руки вверх.
— Я приготовила сорок коробок бенгальских огней для вашего торжественного ухода.
Эфраим рассмеялся.
— Во что бы то ни было раздайте их всем.
— Аплодисменты молодоженам! — от маминого ликования и последовавшей за ним какофонии хлопков и свиста у меня на глаза навернулись слезы.
— Ты смотришь, Уитни? — голос Эфраима был хриплым. — Ты захочешь это запомнить.
Лица людей, которых я любила больше всего на свете, улыбались нам, румяные от смеха и вина.
Он был прав.
Это был тот самый момент, которого я ждала. Всю свою жизнь. Даже после всего, что случилось.
Неважно, что это было не по-настоящему. Я выпила достаточно шампанского, чтобы в тихой, нежной части моего сердца зародилась надежда, что, возможно, мы с Эфраимом найдем способ сделать так, чтобы это продолжалось вечно.
Толпа гостей в унисон двинулась к подъездной дорожке и нашей машине.
— Пора идти. — Эфраим взял мою руку в свою.
В животе зародилось восхитительное напряжение, когда он помог мне сесть на заднее сиденье черного Мерседеса, а затем поднял шлейф моего платья так высоко, что прохладный воздух поцеловал мои бедра.
Я устроилась поудобнее и увидела через лобовое стекло, что гости уже выстроились вдоль дороги, размахивая золотыми огнями.
— Это сказка.
Эфраим лукаво улыбнулся, скользнув на сиденье рядом со мной. Его длинная мускулистая нога коснулась моей, и он положил руку мне на колено.
— Ну что ж, жена.