Проклятая попаданка серебряной совы

Глава 10

Библиотека, наполненная невысказанными вопросами, внезапно сомкнулась вокруг меня, превратившись в изощрённую ловушку. Я прислоняюсь лбом к прохладному переплёту какого-то фолианта, пытаясь унять предательскую дрожь в коленях. Он знает. Не всё, конечно. Но он видел мой неподдельный интерес к механизму.

Нужно уходить. Сейчас же. Но ноги будто приросли к персидскому ковру. Взгляд против воли упрямо возвращается к заветному углу, где покоится сова. Она манит меня, как единственный якорь в этом бредовом мире. Прикоснуться к ней, значит рискнуть всем и смириться с участью пассивной жертвы, плывущей к трагическому финалу.

Делаю глубокий вдох и быстрыми шагами, стараясь не производить ни единого звука, снова пересекаю комнату. Вот он. Вблизи механизм кажется ещё сложнее, древнее и чужеземнее. Латунные шестерни покрыты тончайшей платиной, дерево помято от бесчисленных прикосновений. А сова… Заворожённая глубиной её взгляда, я медленно протягиваю руку к холодному серебру крыла.

В ту же секунду дверь в библиотеку с грохотом распахивается. И я дёргаюсь, отпрыгивая от стола.

Как я не слышала этот звук раньше, когда приходил Киллиан?

На пороге стоит Марфа, а чуть впереди неё пожилая женщина. Засушенная временем и дисциплиной, в строгом тёмном платье и безупречно белом чепце. Лицо испещрено морщинами, а маленькие глаза смотрят на меня с безжалостным осуждением. В её осанке, во всём облике читается та самая Марта, «хранительница очага», о которой с опаской упоминала в дневнике Алисия. Старая нянечка Киллиана, преданная семье Крыловых душой и телом.

— Сударыня, — произносит она скрипучим голосом, — вам бы не здесь пыль вдыхать, а в своих покоях набираться сил.

Её тон формально почтителен, но в нём сквозит такая непоколебимая уверенность, что я почувствовала себя провинившейся школьницей, пойманной с поличным.

— Я искала знакомые мне книги, — бормочу, сгорая от стыда за свой импульсивный порыв.

— Книги дело хозяина, — отрезает Марта. Её взгляд скользит по моему разгорячённому лицу, затем переходит на стол с механизмом, будто фиксируя мою вину. — Пойдёмте, я провожу вас.

Это прозвучало не как предложение, а как приговор.

Не спорю. Авторитет Марты в этом доме ощущается физически. Не знаю, как реагировала на её тиранию Алисия, но я вся сжимаюсь, чувствуя исходящую от старухи безграничную власть. Она разворачивается и выплывает в коридор, её тёмное платье сливается с тенями, а я покорно бреду следом, словно ребёнок, которого ведут на расправу.

Какое ждёт наказание? Прутом по рукам? Или порка, чтобы отбить охоту вести себя неподобающе? Хотя, погодите… На теле Алисии я не видела ни единого шрама. О чём я вообще? Она, то есть я, помрёт от одного удара!

Замираю, осознав, что меня ведут не в мои покои. Марта сворачивает в узкий проход, который я раньше не замечала. И моё сердце заходится быстрее от тревоги.

Где Марфа? Почему я осталась наедине с этой женщиной?

Пытаясь отступить, но натыкаюсь на молодую служанку, незнакомую мне. Девушка молча преграждает путь назад. Поздно. Или закричать?

Сжав дрожащие пальцы в кулаки, я шагаю в проём.

За невзрачной дверью оказывается небольшое уютное помещение, похожее на светёлку в деревенской избе, чем на комнату в роскошном особняке. Здесь пахнет лекарственными травами, воском и печёным хлебом, запах простой и успокаивающий. На столе поблёскивает начищенным боком медный самовар, а на стенах висят иконы в деревянных рамах, лики святых кажутся особенно строгими в мягком свете лампады.

— Садитесь, — говорит она, указывая на скамью у стола. — Выпейте травяного отвару. От нервов и дурных мыслей помогает.

Это настолько неожиданно и так выбивается из всей предыдущей атмосферы, что я послушно опускаюсь на скамью. Женщина наливает в глиняную кружку мутноватого золотистого настоя и протягивает мне. Я делаю маленький глоток, даже не задумываясь о возможных последствиях. Жидкость горчит, отдавая терпким послевкусием полыни, но она тёплая и, на удивление, не вызывает опасений.

Марта садится напротив, сложив на столе свои узловатые руки, и смотрит на меня пронзительным взглядом.

— Вы не она, — произносит она тихо.

Кровь моментально стынет в жилах. Я чуть не роняю кружку, когда пальцы немеют.

— Я не понимаю… о чём вы… — мой голос предательски дрогнул.

— Не травите душу господина притворством, — продолжает она, не обращая внимания на мои жалкие попытки отрицать очевидное. — Он и так несёт свой крест. Горе его велико, хоть и сокрыто глубоко. А вы пришли на её место, но душа у вас другая. Старая. Уставшая. Я вижу.

Полностью онемев, я не чувствовала почвы под ногами. Эта женщина видит меня насквозь. Она говорит спокойно, без страха и осуждения, будто речь шла о смене времён года.

Старая? Разве душа может быть старой? Стоп. Не за то цепляюсь.

— Кто вы? — Вырывается из меня отчаянный стук в запертую дверь, за которой могут быть ответы.

— Я вижу призраков, что ходят за людьми, тени их поступков и обещаний. И за вашим ликом тянется их нескончаемая череда, дитятко. Вы принесли их с собой.

— Я просто… прочитала письмо. Старое письмо…

Марта качает головой, и в глубине её мудрых глаз мелькает бездонная жалость.

— Слова, дитятко, имеют силу. Особенно старые, написанные кровью сердца. Вы разбудили то, что должно спать вечным сном. Теперь придётся отвечать.

— Отвечать за что?

— За прошлое, — твёрдо говорит она. — Его нельзя изменить, как нельзя повернуть вспять реку. Его можно только прожить и понести расплату.

Слова няни повисают в воздухе невидимыми цепями. В её голосе безжалостная уверенность в неотвратимости судьбы. Принять расплату? Мне? Звучит как окончательный приговор, вынесенный задолго до моего рождения. И это осознание пугает больше всего.

— Чью расплату? — выдыхаю я, цепляясь за последнюю соломинку здравого смысла. — За что?

Женщина медленно отставляет глиняную кружку и заглядывает мне в глаза с таким видом, будто я спрашиваю, почему солнце встаёт на востоке.

— Род старый. Грехи его глубоки. Время от времени является морок, чтобы напомнить о долге. Нынешний недуг на вас. Потому что вы пришли на смену той, что не выдержала.

Значит, Алисия была не жертвой бытового убийства? Её смерть не случайность? Это был… устоявшийся ритуал? Расплата за старые, позабытые всеми грехи?

Ледяная дрожь сковала меня в тиски страха перед неизвестным. Моё рациональное сознание отчаянно кричало, что это дикие суеверия, бред старой женщины. Но я-то сама провалилась сквозь время, ведомая словами из прошлого. После этого любая магия казалась единственно возможным объяснением.

— Что мне делать?

— Бежать бесполезно, — качает головой Марта. — От судьбы не убежишь. Нужно встретить тень с чистым сердцем. Может, тогда круг разомкнётся.

Быть невинной? Принять свою роль не как кражу, а как миссию? Искупить чужие грехи вместо Алисии?

Марта поднимается, давая понять, что разговор окончен.

— Идите отдыхать, сударыня. Скоро ночь.

Я вышла из комнаты как во сне, не чувствуя под ногами пола. Молодая горничная, поджидавшая у двери, вежливо предлагает проводить до покоев. По пути коридоры особняка кажутся наполненными незримыми угрозами. Каждый портрет смотрит на меня осуждающе. Тени шевелятся в углах, обещая в любой миг превратиться в нечто ужасное.

Завидев знакомое направление, я обгоняю горничную, влетаю в свою комнату, захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной, слушая бешеный стук сердца.

Морок! Не Киллиан, не ревнивый поклонник, не бытовой злодей, а нечто метафизическое. Неуловимое. Бесформенное. И самое ужасное, я не знаю, откуда ждать удара. Из темноты коридоров? Или из глубины собственной души?

Хочу просто проснуться от этого кошмара.