Проклятая попаданка серебряной совы

Глава 20

Возвращение в бальный зал подобно погружению в кипящий котёл. Звуки оркестра, некогда приглушённые стеклом и расстоянием, обрушиваются оглушительной волной. Сотни голосов, смех, шелест тканей и цокот каблуков по паркету сливаются в единый навязчивый гул. Воздух пропитан ароматами духов и человеческих тел. После прохладной тишины оранжереи эта яркая, шумная реальность бьёт по чувствам, заставляя на мгновение замереть на пороге.

До сцены с назойливым ухажером я была воодушевлена возможностью узнать этот мир. Но теперь хочется, чтобы все исчезли. Я готова моргнуть сотню раз, лишь бы вернуться домой и забыть это краткое мгновение, перевернувшее мою жизнь.

Я невольно прижимаю к себе пальто и ищу взглядом знакомый силуэт в толпе, но Киллиана нигде не видно.

— Он, скорее всего, в кабинете старого князя, — голос Виктора звучит прямо у уха, перекрывая шум. Он стоит рядом, его поза расслаблена, но взгляд бдительно скользит по залу, отмечая каждое движение, направленное в нашу сторону. — Князь дружил с отцом Киллиана, поэтому переговоры могут затянуться. Может, тебе лучше вернуться домой?

Идея бегства в особняк Крыловых, столь желанная минуту назад, кажется поражением перед всеми словами, что вывалил Давид. И не хочется оставлять Киллиана одного в этой змеиной колее.

— Нет. Я подожду его.

Виктор смотрит на меня с удивлением, затем коротко кивает, принимая моё решение. Он ловким движением подхватывает моё пальто и сапожки, и через мгновение к нему уже пробирается слуга, чтобы забрать вещи. Мы снова вдвоём посреди этого безумства, но теперь воздух между нами очистился от подозрений, сменившись хрупким перемирием.

Оркестр заигрывает первые такты нового вальса. Мелодия льётся томной, пленительной волной, увлекая за собой пары. Они кружатся, сливаясь в едином порыве, их лица озарены улыбками, глаза блестят от возбуждения. Я наблюдаю за этим гипнотическим действом, и что-то щемящее сжимает сердце. Всё чужое: мир, люди, счастье…

— Позволь пригласить тебя, — Виктор нарушает моё созерцание, делая формальный, но изящный поклон. Его рука в белой перчатке протянута ко мне.

Паника мгновенно впивается в горло. Тело, может, и помнит, как двигаться в такт такой музыки, но не душа. Мои ноги знают только быстрый шаг по университетским коридорам, бег за уходящим автобусом, ритм современной музыки в наушниках. Не эти скользящие, выверенные па.

— Нет, — бормочу я, отступая на шаг. — Я не могу.

— Не можешь? — он поднимает бровь, в его глазах вспыхивает знакомый огонёк насмешки. — Или не хочешь?

— Я не помню, — вырывается у меня, и это правда, прикрывающая другую, более страшную. — Я ничего не помню.

Виктор замирает, его насмешливый взгляд смягчается, сменяясь чем-то похожим на изумлённую жалость.

— Неужели? — произносит он тихо, почти про себя. — Ты забыла даже то, как наступала мне на ноги с таким ожесточением, будто хотела раздавить насмерть всех гусар империи?

Слова обнажают ещё один пласт чужой жизни. Хоть Виктор уже и говорил, что они развлекались вместе, но я думала, он шутил. Они танцевали. Эта мысль вызывает странное чувство, острое осознание той пропасти, что лежит между мной и женщиной, чьё место я заняла.

— Простите.

— Не извиняйся. — Он качает головой, растягивая губы в ласковой улыбке. — Это просто танец. Музыка, шаги. Инстинкт. Дай мне руку.

Его протянутая ладонь кажется единственной точкой опоры в этом кружащемся мире. Всё кричит внутри не соглашаться, но любопытство и какая-то отчаянная потребность доказать самой себе, что я смогу, оказываются сильнее. Медленно, почти не дыша, я кладу свою руку в его.

Уверенные пальцы смыкаются вокруг моих, тёплые даже через ткань перчатки. Другой рукой он мягко, но неотвратимо касается моей талии, направляя меня к центру зала.

— Не думай, — шепчет он, его губы почти касаются моего уха. — Просто слушай музыку. Доверься мне.

Оркестр набирает силу, и Виктор начинает движение. Первые секунды — полный хаос. Мои ноги заплетаются, тело деревенеет, неспособное следовать его уверенному напору. Я стискиваю зубы, ожидая колкость, но он просто крепче держит меня, его рука на моей спине становится твёрдой опорой.

— Раз-два-три, — отсчитывает он голосом, сравни ориентиру в бушующем море звуков. — Раз-два-три. Просто следуй за мной.

Слушаюсь и, закрыв глаза, пытаюсь отключить все вычислительные процессы мозга, заставить тело слушать ритм и его направляющую силу. И постепенно что-то меняется. Напряжение уходит. Мои шаги становятся менее неуверенными. Он ведёт меня так бережно, словно я хрустальная ваза, что вскоре разобьётся. Виктор предвосхищает каждую мою ошибку, мягко корректируя движение, не давая мне споткнуться или сбиться с пути.

И происходит чудо. Я перестаю бороться и просто парю. Тяжёлое платье вздымается вокруг меня, воздух свистит у висков, а свет люстр превращается в сверкающую карусель. Это неземной танец, это полёт. Опасный, головокружительный, освобождающий.

Открыв глаза, я встречаю взгляд Виктора. Он смотрит на меня с задумчивым, нежным интересом.

— Вот видишь. — Его голос звучит приглушённо из-за грохота крови в ушах. — Ты способна на большее, чем думаешь.

— Это потому что вы практически несёте меня на руках. — Мой голос срывается от непривычного напряжения и странного восторга.

— И всё же ты не сопротивляешься, — хмыкает он. — Раньше… ты бы уже настояла на своём, попыталась вести и в итоге уронила бы нас на пол.

— Потеря памяти… — осторожно начинаю я, ловя ритм и позволяя ему вести себя через очередной виток. — Как думаете, она действительно может так изменить человека? Стереть всё, чем он был?

Мой вопрос, полный скрытого смысла, который понимаю только я, заставляет Виктора на мгновение задуматься.

— Я не врач, но видел, как раны меняют людей. И не только физические. Иногда удар по памяти… он стирает не только плохое. Он уносит с собой и всё хорошее. Все причины, по которым человек стал тем, кем он является. Оставляет лишь чистый холст. — Он шокирует меня своей проницательностью, говоря не о медицинском факте, а о метафизической трансформации. — И тогда… да. Тогда может родиться кто-то совершенно иной.

— Может, это и к лучшему, — отшучиваюсь я, пытаясь скрыть внутреннюю дрожь. — Для меня это всё впервые. — Виктор кружит меня, и на его губах появляется чуть кривая, но по-настоящему тёплая улыбка.

— Что ж, должен признать, — говорит он, притягивая меня чуть ближе, чтобы увереннее провести под рукой другой пары, — эта первая попытка… Ты определённо интереснее оригинала. Стала… тише и глубже. В твоих глазах есть мысли, а не просто капризы.

Его откровенность вызывает у меня почти счастливый смех, который я ещё не слышала от себя, как очнулась в этой реальности.

— Погодите, — говорю я, всё ещё смеясь. — Когда мои воспоминания хлынут обратно, вы будете первым, кто попросит вернуть всё обратно.

— Сомневаюсь, — качает головой Виктор. — Некоторые изменения… они идут только на пользу.

Мы продолжаем кружиться в танце, и с каждым тактом мелодия всё сильнее овладевает мной, вытесняя страх. В этом вихре, в надёжных руках партнёра, я на мгновение забываю, кто я, откуда и зачем здесь. И в этот миг полного забвения я чувствую знакомый взгляд на себе.

Киллиан стоит у края паркета, неподвижный, как изваяние. Его тёмный костюм резко контрастирует с яркими нарядами окружающих. Он смотрит на нас с удивлением. На мою руку в руке Виктора. На лицо, вероятно, всё ещё озарённое улыбкой. На лёгкость, с которой я следую за его другом в этом вальсе.

Музыка словно затихает. Звуки приглушаются, краски блёкнут. Весь мир сужается до этой неподвижной фигуры и его пронзительного взгляда.

Виктор, почувствовав моё напряжение, замедляет движение и тоже поворачивает голову. Но, увидев Киллиана, не отпускает меня. Напротив, его пальцы слегка сжимаются, словно в молчаливой поддержке.