Агата не верила своим глазам и ушам. Не может такого быть. Неужели ей снится?
Но муж уж вошел в небольшой зал. Звук его шагов дробью отдавался где-то в животе. Мужчина придирчиво огляделся, будто ожидал увидеть здесь что-то другое, и встал рядом с женой. Ничего ей не сказав, никак не подбодрив. Но само его присутствие добавило решимости.
Он здесь!
Он пришел за ней!
— Добрый день, Серп Урманович. — Судья определенно был знаком с орком. — Ну зачем вы усложняете ситуацию? Учитывая обстоятельства, вашей супруге ничего не грозит, кроме штрафа.
— Моясупруга, — Серп сделал акцент на местоимении, — ни в чем и так не виновата. Вы собираетесь наказать Агату за то, что два урода собирались её обесчестить? И что она, хрупкая женщина, была вынуждена защищаться единственным доступным ей способом? Для чего тогда нужны расовые привилегии, если мы не можем применить их для самозащиты? По-вашему, её следовало изнасиловать? Тогда бы вопросов к Агате не было?
Голос его звучал ещё громче в узких стенах кабинета. Каждое слово успокаивало Агату, возвращало ей уверенность в себе. Серп здесь. Рядом. Тот, с кем она может чувствовать себя как за каменной стеной. Который готов прийти к ней на помощь.
Который всегда на её стороне — даже если у них случаются разногласия.
— Не забывайте про угон автотранспортного средства, — напомнил судья.
— Моя супруга находилась в состоянии шока и, конечно, не осознавала своих поступков. Ваше хваленое правосудие слишком уж узколобо. Разве таковы заветы Арджеша? Разве они требуют пугать своих и оставлять безнаказанными людей? Нет. Уж я-то знаю наверняка. Наказывайте людей, которые творят такое с нечистью и считают себя властителями мира, — выплюнул он. — А не беззащитную женщину. Хотите поспорить? Я готов к обсуждению.
Судья некоторое время смотрел то на материалы дела, то на Агату. А затем со вздохом сказал:
— На первый раз ограничусь предупреждением.
— Значит, в следующий раз всё же лучше не сопротивляться и отдаться насильникам-людям? — с явной иронией уточнил орк.
Судья заскрежетал зубами.
— Я вас услышал. Агата Эдуардовна, я закрываю дело в связи с отсутствием состава правонарушения. Невиновны.
— Благодарю вас за трезвую оценку ситуации, — язвительно ответил Серп.
Вскоре они вышли из здания суда. Серп двигался чуть впереди, молча, без единого комментария. Агата не знала, изменилось ли что-то в их отношениях, но шла за ним следом, к машине, которая виднелась на углу улицы.
Сядут и пообщаются.
— Серп, какими судьбами? — из-за угла навстречу им вышел оперуполномоченный Макаров. — Не ожидал тебя здесь увидеть.
— Ты думал, я брошу свою жену на произвол судьбы? — Бровь орка выгнулась.
Всё же они были знакомы и, кажется, друг друга недолюбливали.
— Ну, вчера ты не отвечал на её звонки. Агата Эдуардовна, как прошло заседание?
Макаров спрятал ладони в карманы джинсов и пожал плечами, словно ни в чем таком его не уличал, просто констатировал факт.
— Прекрасно, — ответил за неё муж. — Если праздное любопытство кончилось, то позволь нам уйти.
— Неужели вы спешите? — нарочито огорченным голосом поинтересовался Макаров. — Серп, мы же сто лет не виделись. И ты не уделишь несколько минут старому другу?
Другу? Агата удивленно перевела взгляд с одного мужчины на второго. Но ни на лице милиционера, ни в его словах не читалось открытой издевки. Он как будто говорил вполне искренне. Может, и усмехался над самой ситуацией — но про былую дружбу не соврал.
Разумеется, Агата всех давних и новых приятелей мужа поименно не знала. Раньше он общался со многими. В студенческие годы Серп был душой компании, главным заводилой. Потом, с рождением Платона, от старых друзей он отказался и приобрел новые знакомства. Даже если когда-то дружил с Макаровым — она бы не удивилась.
Между ними что-то произошло? Или «новый», измененный под гнетом дара Серп попросту разорвал все прежние связи?
— Тебе что-то нужно? — Серп явно злился. — Говори прямо.
— Я вполне искренне хотел поинтересоваться, чем всё закончилось. Агата Эдуардовна?
— Я…
Серп вновь её перебил, жестом давая понять, чтобы не раскрывала рта. Женщину это несколько разозлило — она вроде как не безмолвная рабыня, имеет право ответить на прямой вопрос. Но умом Агата понимала: сейчас лучше не лезть. Между этими двумя что-то происходит, и будет попросту неразумно вклиниться со своими возмущениями.
По-бабски глупо. Мол, она вся такая независимая, может и рявкнуть на супруга при посторонних.
А смысл?
— Моя жена невиновна. Доволен?
— Невиновна? — Не то чтобы Макарова это удивило, скорее — развеселило. — Признайся, ты запугал судью? Василь Романович хотя бы своей смертью умрет, или стоит приставить к нему охрану? А то мужик уже не молод, побаиваюсь за сохранность его лысой головы.
— Я могу сказать, какой смертью умрешь ты. Интересует?
Агата поежилась от тона, которым заговорил Серп. Замогильный, тяжелый, абсолютно серьезный. Казалось, он же прибегнул к своему дару — и теперь просматривает развилки, в которых суждено погибнуть Макарову.
— Спасибо, но предпочитаю жить в счастливом неведении. — Тот зевнул.
— Тогда мы пойдем.
Серп потянул Агату за собой. Она не сопротивлялась, готовая уйти от этого странного разговора и напряжения, возникшего между двумя мужчинами. Казалось, они готовы вцепиться друг другу в глотки — и порвать на части. Серп уже кипел. В нем вообще быстро разгоралось пламя.
Макаров хоть и выглядел спокойным, но чувствовалось — он тоже едва сдерживается. Хочет что-то сказать? Сделать?
— Что с тобой произошло? — бросил он в спину мужу Агаты. — Якшаешься со всякой швалью, заключаешь договоры с мерзавцами. С каких пор деньги для тебя стали важнее репутации?
— Ну, ты, вон, дорожил репутацией, и куда это тебя привело? — Серп обернулся. —ОперуполномоченныйМакаров, — нараспев произнес он. — Если бы ты разок прогнулся, сидел бы и дальше при Арджеше.
Агата впитывала их разговор как губка. Она не понимала всего подтекста, но теперь знала наверняка, что Макаров занимал какую-то важную должность и был близок к древним вампирам. Логично. Вот почему нечисть так трясется при виде него. Помнит былые времена.
— Я не покрываю наемных убийц… в отличие от тебя.
О ком он? О Медее? Или о ком-то третьем?
— Тебе есть, что мне предъявить? Так сказать, выдвинуть против меня обвинения?
— Ты и сам знаешь: было бы основание — выдвинул бы, — горько ухмыльнулся Макаров.
— Так о чем мы разговариваем, если оснований нет? Иди по своим делам, лови мелких преступников и чувствуй себя героем. А ко мне и моей жене не лезь! — рявкнул Серп, окончательно теряющий терпение.
Это чувствовала даже Агата, молчаливой статуей наблюдающая за перепалкой.
Внезапно Макаров напрягся, будто, кроме гнева и раздражения, уловил нечто ещё. Словно почувствовал что-то стороннее, но невозможно мощное.
— Кажется, мне всё же есть, что тебе предъявить, — очень тихо произнес он. — Я ведь не ошибаюсь. Ты применял темный ритуал?
Ответа он не ждал, да Серп и не сказал ничего в свою защиту. Лишь губы его исказились в недобром подобии ухмылки.
Темный ритуал?..
Агата вздрогнула. Вопросов к мужу скопилось так много, что она не успевала их все запомнить. Им определенно придется поговорить. Наедине. Но со всей серьезностью.
Когда он всем этим занимался? Вчера? Оставшись наедине с мальчишками?
Макаров сделал шаг вперед, точно намеревался осмотреть Серпа — тот шагнул назад.
— У тебя вроде как нет полномочий на обыск. Разве я не прав?
— Я вызову опергруппу, и они обыщут твой дом, твою работу и тебя самого без моего участия, — скрежетнул зубами Макаров. — Если то, что я чувствую, хоть на треть правда — тебе грозит тюремное заключение. Или даже…
Он не договорил.
— Да? — удивился Серп, не выглядящий испуганным. — В таком случае, придется мне прямо сейчас подать жалобу на то, что ты задержал мою жену без этих самых полномочий. Насколько мне известно, их у тебя не было. Но почему-то она провела ночь за решеткой. Странное дело. Хм, и кто знает, что ты делал с ней, пока она находилась под стражей? Агата, он тебя обижал?..
Мужчина обернулся к ней, и в глазах мелькнуло предложение подыграть. Он едва заметно подмигнул.
Она будто стояла на развилке двух дорог. Сказать правду и тем самым пойти против собственного мужа (который только что помог ей избежать наказания)? Или обмануть, но показать, что она всегда на стороне Серпа? Даже когда они ругаются, даже когда между ними разногласия… она не отступится от него.
Не выберет чужую сторону.
Никогда.
— Хм, вроде бы действительно обижал, — сказала Агата не громко, но решительно. — Да, абсолютно точно помню. Он выбивал из меня показания и был очень груб. А ещё намекал на крупную взятку, чтобы меня отпустили домой.
Лицо Макарова вытянулось от неверия.
— Ты издеваешься?! — не выдержал он.
— Нет, ты что. Моя супруга предельно серьезна. И её слова очень меня встревожили. — Серп притворно закусил губу. — Пожалуй, я всё же подготовлю жалобу и направлю её тотчас, как ко мне заглянет твоя опергруппа. Не удивлюсь, если ты их приведешь… тебе ведь надо скрыть собственные ошибки и подставить меня. Твоего давнего друга.
Последние слова он выплюнул с усмешкой.
— Я тебя услышал.
— Очень-очень рад. Агата, детка, пойдем отсюда. Илье нужно работать.
Они ушли, оставив Макарова стоять недвижимой статуей. Помрачневшего. Лицо его закаменело. Мужчина не двинулся, даже когда Серп с Агатой сели в машину и выехали с парковки.
— Темный ритуал? — спросила, не удержавшись, Агата, пристегиваясь ремнем безопасности.
— Ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться. Дети в порядке, а ритуал… да смешно. Небольшое заклинание, после которого фонит энергией. Не стоит верить всем словам Макарова. У него на меня давно наточен зуб. Дай только причину — он этим воспользуется.
Что ж, с этим было сложно не согласиться. Как-никак, Макаров притащился за Агатой в бар (нашел же!), увез и запугал своими туманными намеками о наказании. Что мешало ему просто отловить её где-нибудь на улице, а не играть в кошки-мышки?
Она ещё в кабинете чувствовала, что у Макарова счеты с кем-то из Адронов.
Всё же она не ошиблась. Это был Серп.
Кажется, он даже телефон для звонка ей дал неспроста — а чтобы дождаться Серпа. Только вот тот не ответил.
Серп повернул ключ зажигания, и машина мягко тронулась, выруливая на дорогу.
Агата закусила губу, думая о том, что же будет дальше.
С одной стороны, в прошлый раз Серп ее и на порог дома не пустил, предъявив это нелепое требования «подумать недельку и потом извиниться», с другой стороны, ведь не высадит же он ее сейчас по дороге?
Им нужно поговорить. И желательно до того, как Серпу снова взбредет что-то в голову.
— Между нами ничего не поменялось. — Голос мужа ворвался в ее мысли, ставя крест на всех рассуждениях.
Агата опасливо взглянула на его профиль. Мужчина следил за дорогой, не удостоив ее даже взглядом.
«Ничего не поменялось! Можно подумать, я сама так просто его прощу!» — сердито подумала она, скрещивая руки на груди.
Хотя на самом деле она себя обманывала, на короткий миг ей казалось, что они с мужем могут действительно просто переступить через обиду.
— Златон и Платон спрашивали, почему ты не пошла с нами в цирк, я сказал, что бабушка приболела и ты осталась с ней, — внезапно переменил тему Адрон.
Агата кивнула. Врать детям не хотелось, но и расстраивать их из-за ссоры родителей тоже было бы лишним.
— Как им представление? — Она и сама не ожидала, что ее так огорчит тот факт, что семейный поход не удался. Главное ведь, чтобы дети были довольны, а она вообще циркачей недолюбливает. Особенно клоунов. Кто вообще решил, что размалеванные мужики с красными носами — это смешно?
— Можешь сама их спросить, когда приедем. Не думай, что ты прощена. Тебе еще придется заслужить моё доверие и извиниться за всё, что ты наговорила и сделала. Но, так и быть, с детьми пообщайся. Они же не виноваты, что у них такая мать.
— Ты везешь меня в поместье? — На этом бы ей остановиться, но внутри все вскипело от негодования. — Какая щедрость, неделя так-то не закончилась, а ты дашь мне пообщаться с детьми, ой спасибо. Да и насчет извинений. Я все еще считаю, что их следует принести тебе, а не мне.
Договорив тираду до конца, она коротко выдохнула и вздернула подбородок. Что там она о себе думала? Что она умнее, мудрая женщина готова поступиться ради семьи своими чувствами? Чушь! Она орчанка и не потерпит унижения, даже ради любимого.
Он что, считает её безродной дворнягой, которую можно потащить домой из жалости? Еще и эти фразочки. «Так и быть», «такая мать», «заслужить доверие». Как будто в грязь лицом окунул.
Серп включил поворотник, внезапно останавливаясь у обочины. Затем нажал на включение аварийных сигналов. Повернулся к ней, сверля насмешливым взглядом.
«Вот сейчас он скажет, чтобы убиралась из машины!» — Агата подобралась. Ну уж нет. Ему придется принять боевую форму, чтобы ее вытащить. И вообще, они муж и жена, брачный контракт не составляли.
«Машина куплена в браке, так что она такая же моя, как и его! Не выйду!»
Вот только вместо того чтобы начать ее выгонять, он вдруг коснулся ее волос, проводя по ним указательным пальцем, играя с прядями.
— Агата. Ты так очаровательна, когда упрямишься, — хмыкнул Серп, в глубине его глаз мелькнуло что-то темное, мрачное. Не сверхъестественный огонь родового дара, который она могла определить уже практически безошибочно, но что-то иное, куда более жестокое и безжалостное. По телу побежали мурашки, меж лопаток засвербило так, что захотелось повести плечами, сжаться, стать маленькой и незаметной для этого взгляда. — Помнишь, как я потащил тебя знакомиться с моим дедом?
Вопрос был таким неожиданным, что пришлось несколько раз повторить его про себя, чтобы понять, о чем речь. К чему он спрашивает?
— При чем тут это сейчас?
Несмотря на то, что внука у деда Максимилиана было два, Серп был его любимчиком. Муж рассказывал, что тот с детства обучал его ритуальной магии и всюду таскал за собой, знакомя с «нужными» людьми и нелюдями. Дед всегда приходил внуку на помощь, да и с ней был вежлив и обходителен.
Возможно, именно поэтому то, что рассказала мать Серпа, произвело на нее столь большое впечатление. Кто бы мог подумать, что под маской скрывался жестокий тиран, державший семью в страхе?
— Как ты помнишь, в студенчестве я был очень популярен, ну, среди представительниц женского пола. — Муж пожал плечами, не красуясь, просто констатируя факт. — Знаешь, почему в итоге мой выбор пал именно на тебя?
— Потому что ты влюбился? — спросила она, не понимая, к чему сейчас клонит Серп.
— Естественно. Потом я в тебя влюбился. Но начали мы встречаться ведь не сразу, а после…
— После того, как ты потащил меня навестить дедушку? — Агата нахмурилась. Они тогда оба были молоды и глупы. Серп затащил ее к своему родственнику под каким-то глупым предлогом, и сама встреча была мимолетной. Она просто поздоровалась, представилась, да и все на этом.
— Именно, — подтвердил Серп. — Ты была единственной, кто понравился моему деду. Он с первого взгляда сказал, что именно ты подойдешь для нашего рода. Тогда я был молод и не понял, что он имеет в виду. Но ослушаться не посмел, а вот теперь я вижу — ты истинная Адрон.
— Это ты так извиниться пытаешься? — предположила она, не понимая, к чему клонит муж. Даже если дед и одобрил их отношения на каком-то начальном этапе, то сейчас-то это при чем? Она же не за деда Максимилиана замуж вышла, а за Серпа. И полюбила именно Серпа, хоть он и изменился с момента их встречи практически до неузнаваемости.
— Нет. Извиняться все еще предстоит тебе, моя дорогая, — искушающе улыбнулся муж, зарывшись руками в ее волосы, чуть потянув назад и вниз. Сам он при этом придвинулся вперед, навис, словно вот-вот готов был поцеловать.
Волна паники омыла тело, из груди до кончиков пальцев на ногах. Она поняла, что если это сейчас произойдет, то она попросту не выдержит. Проиграет эту схватку. Чувства к мужу были сильны, она любила его, несмотря ни на что. Она простит его, даже несмотря на собственную гордость, несмотря на то, как он выгнал ее ночью из поместья. Она просто забудет это, проглотит, а он будет знать, что сможет безнаказанно повторить это снова.
Нет. Так нельзя.
— Извиняться я не буду, — отчеканила она и выставила ладонь между ними, закрывая губы Серпа. — И прощать тебя тоже.
Кто бы знал, как много сил у нее отнял этот холодный тон, этот твердый взгляд, когда внутри все трепетало.
Тот усмехнулся, перехватил ее запястье и поцеловал пальцы. Темный взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Это мы еще посмотрим, моя дорогая, — мурлыкнул он с обещанием чего-то мрачного. — Посмотрим.
Агата поморщилась, но не стала продолжать бесполезный и даже опасный спор, который мог привести к новому скандалу (а значит, и новым последствиям). Ругаться с Серпом — потерять едва возникшую возможность диалога и перемирия. Ругаться с Серпом — разозлить его ещё сильнее и вновь услышать, что он втайне от неё увезет детей.
Зачем? В чем смысл?
Очевидно же, что муж целенаправленно выводит её из себя и дожидается реакции.
Агата свое мнение высказала и свою позицию явно продемонстрировала, он её услышал. Этого достаточно.
Некоторое время они помолчали. Огонь, что закипал в груди, не утих, но затаился в глубине.
— Так ты согласишься поехать домой к детям, или твои принципы выше материнства? — полюбопытствовал Серп, постукивая пальцами по рулю.
Эти его слова разожгли в Агате новую волну гнева, но — к сожалению — она была вынуждена согласиться с мужем. Их разборки подождут. А мальчишки явно соскучились по маме. Да и она по ним — безумно. Проявлять характер — значит поставить счастье детей на уровень ниже своих амбиций.
— Поехали.
Серп отвесил ей насмешливый полупоклон и надавил на педаль газа, выезжая с обочины.
— Как ты умудрилась угнать машину? — через какое-то время спросил он почти миролюбиво.
— Ты и сам знаешь, что я не специально, — буркнула женщина, не отводя взгляда от проносящихся за окном домов.
— И всё же. Ты всегда казалась мне такой утонченной, а тут… Я приятно удивлен. Людей пугаешь, ментам не боишься соврать в глаза. Ты открываешься с новой стороны. Знаешь, почему тебе придется остаться в поместье? — Ответа он не ждал. — Потому что иначе ты влипнешь в новые неприятности. Как я могу подобное допустить?
— А если я откажусь?
Агата демонстративно фыркнула. Серп смерил ее испытующим взглядом.
— И куда поедешь, обратно к матери? Правильно, зачем жить с родным мужем и детьми, когда можно ютиться в квартирке у мамы. Неужели тебе самой будет комфортно пользоваться её гостеприимством?
— Это и мой дом тоже, — ответила Агата, но без былой твердости.
Серп словно озвучивал её собственные мысли. Она и сама понимала, что дальше жить с мамой не сможет. Ну день или два — ещё куда ни шло. Но если они с мужем всё же не найдут общий язык, то придется думать о съеме. Ежедневно терпеть осуждающие вздохи и наставления, которыми была пропитана Вера Эммануиловна насквозь, Агата не смогла бы.
Да и неправильно, когда взрослая женщина, мать двоих детей, ночует в спальне своей юности. Получается, к своим годам ничего она не добилась, нечем даже похвастаться. Вернулась к тому, от чего уезжала после студенчества.
— Не глупи, Агата, — теперь Серп не приказывал и не насмехался. — Я предлагаю серьезно.
— Я подумаю.
Обычно дорога до поместья казалась ей жутко долгой, но сегодня прошла незаметно, за мыслями и сомнениями, за предвкушением встречи с детьми. Автомобиль затормозил у ворот. Пока Серп загонял машину в гараж, Агата осторожно переступила порог.
Ей никогда не нравилось это место, и любви мужа к нему она не понимала. Помпезное, полное древних картин, скульптур — неживое до безобразия. Не так Агата представляла своё уютное гнездышко. Не наполненное холодными музейными экспонатами или древней рухлядью.
Она вообще мечтала, что у них с Серпом будет много-много квартир по всей стране (или даже миру), чтобы в любой момент сорваться в другой город и там чувствовать себя не гостями, а хозяевами. К ним бы приезжали дети. Они бы были независимы от всех.
Так видела Агата счастливое будущее.
Но переезд в поместье связал её по рукам и ногам.
Сейчас она по парадной лестнице двинулась наверх и вдруг застыла, услышав голосок сына.
— А это дядя моего прадедушки, Владлен, — рассказывал Платон важным тоном. — Очень талантливый орк. Представляешь, он разработал антимагические наручники. Их сейчас даже в тюрьмах используют. Эх, хотел бы я быть на него похожим!
— А это кто? Красавчик какой, глаза — ух, аж в дрожь бросает.
Второй голос принадлежал… Розе.
Агата непонимающе нахмурилась. Что сестра делает здесь? Серп попросил её посидеть с детьми?
Нет, ему проще вызвать няню, чем напрягать родственников жены.
Она сделала несколько осторожных шажков и увидела, как её сын и сестра стоят у портретной галереи во всю стену, где были изображены почившие Адроны, даже те, кто скончался много столетий назад. Эта галерея всегда вызывала у Агаты холодок по спине. Ей не нравились взгляды мертвых орков, изучающие её.
Зато Платон радостно хлопнул в ладоши.
— А это наш очень-очень далекий предок, Азур. Папа говорил, что он был прям крутой! Ой, я имел в виду, сильный и умный. Он всякие темные ритуалы проводил, и его все боялись! Прикинь? О, мама!!!
Заметив Агату, стоящую в проходе, Платон бросился к ней в объятия. Она подняла его на руки, покружила.
— Привет, — улыбнулась Роза. — Как я рада, что с тобой всё в порядке!
Агата отметила, что, несмотря на ранний час, сестра выглядит великолепно. Хоть одежда на ней и была вчерашняя, но макияж она обновила, волосы убрала в высокий хвост.
— Привет… а что ты тут делаешь?
Роза недоуменно хлопнула ресницами.
— В смысле? Агат, а кто, по-твоему, Серпу сказал, что тебя мент забрал? Я всю ночь его искала, звонила, в двери ломилась. Ты что, думаешь, я бы спокойно поехала спать, пока тебя там прессуют?
Нижняя губа сестры оскорбленно дрогнула, и Агате на секунду стало стыдно. Да уж, действительно. Роза так за неё переживала, а она сразу начала с упреков.
Она ведь даже не подумала, как Серп узнал о её положении. Ну, точнее, решила, что мужу кто-то рассказал из знакомых. Ей даже в голову не пришло, что ветреная Роза так переволновалась.
— Прости. — Агата порывисто обняла сестру, а та фыркнула.
— То-то же. Мне Платон показывает родню Серпа. Я прям восхищена. Все мужики такие красавцы, это, видимо, наследственное.
Она хихикнула.
— А где Злат? — Агата огляделась.
— Он сказал, что ему скучно, и ушел играть, — пожаловался Платон.
— Не переживай, я минуту назад к нему заходила, он изображал большого орка и крушил машинки, — успокоила Роза.
Агата заглянула к Златону. Тот радовался и крутился вокруг неё следующие полчаса, показывал, какую башенку из конструктора собрал и как может её разрушить. Хвастался тем, что они с папой сходили в цирк, пытался показать особо запоминающиеся номера.
— А потом клоун сделал хоп! — Злат переступил с ноги на ногу. — Все хлопали! Я тоже!
Платон, перебивая старшего брата, говорил, что клоун — это ерунда, а вот трюки с огнем были «вообще супер».
— Мы ещё и за кулисы ходили, — доверительно сообщил младший. — Лошадок видели, их можно было с ладошки сахаром кормить…
— …и на тетеньку с шестью руками смотрели!!! — добавил старший. — Но её кормить с ладошки было нельзя!
В эти секунды, обнимая детей, болтая с ними, Агата в очередной раз уверилась, что правильно сделала, отбросив эмоции в сторону. Чего бы она добилась, отказавшись ехать в поместье? Кого бы сделала счастливым?
Интересно, что это за тетенька такая шестирукая? Не могли же дети увидеть в цирке нечисть?
Агата задумалась.
Нику подошел к Медее, все еще сидящей на первом ряду перед цирковой ареной, и с ногами забрался на соседнее кресло.
— Привет-привет. Нас не представили, но я весьма о тебе наслышан. — Он смотрел на нее странным взглядом, глаза поблескивали в ярком цирковом освещении. На губах сияла широкая улыбка.
— Я о вас тоже наслышана, господин Альбеску, — усмехнулась она, откинувшись на спинку кресла. Ее расслабленность обманчива, в любой момент она была готова вцепиться вампиру в горло.
— К чему эти формальности. Просто Нику. Или, на крайний случай, можешь звать «мой повелитель». Если, например, захочешь сделать мне приятное. — Он весело засмеялся.
Медея тоже не удержалась от смешка, но не потому, что сочла это шуткой. Скорее, от того, что прекрасно поняла: Нику говорит серьёзно. Судя по всему, самомнение и тщеславие у него зашкаливали.
Вампир довольно прищурился, скользнул взглядом по ее губам:
— Я тебе нравлюсь? — вдруг спросил он.
Улыбка Медеи стала шире.
«Какой все-таки забавный этот малыш…» — пронеслось в ее голове прежде, чем Нику договорил.
— Слышал, ты предпочитаешь парней помладше, — добавил чувственным шёпотом Альбеску.
Улыбка увяла, глаза расширились. Медея втянула носом воздух.
«Он знает о Филиппе», — теперь она была уверена в этом на сто процентов.
Руки сами собой скользнули к бедру, где под платьем был припрятан тонкий кинжал. Можно ли убить древнего? Успел ли Нику рассказать своим братьям о ее секрете? Столько вопросов, и только один шанс из тысячи победить в этой схватке. Но если бы Медея каждый раз ввязывалась только в те битвы, где могла точно победить, она бы не дралась вовсе.
За мгновение до того, как женщина кинулась на вампира, тот неожиданно напрыгнул на нее сам. С нечеловеческой скоростью оседлал ее бедра, придавил ее коленями, перехватил запястья, прижав к спинкам соседних кресел, словно бы собирался распять ее.
Медея дернулась — но было поздно. Вампир оказался слишком силен.
— Не люблю, когда держат камень за пазухой. А также ножи, пистолеты и любые другие колюще-режущие и огнестрельные предметы. — Он пытался поймать ее взгляд, но Медея то отворачивала лицо, то зажмуривалась.
— Тебе придется отрастить третью руку, чтобы заставить меня на тебя посмотреть. — Не удержавшись, она прыснула, представив, как они смотрятся со стороны. Последний раз в похожей позе на ней сидел Филипп, и они целовались. Такое сладкое воспоминание…
А сейчас вампир хочет гипнозом заставить ее выдать все секреты? Обойдется! Ее тайны принадлежат только ей.
— Ты так и не ответила, нравлюсь ли я тебе. — Его дыхание защекотало ей ухо.
— Сам сказал, я люблю помладше. Ты слишком стар для меня, — хмыкнула она и, сосредоточившись на собственной силе, скользнула с кресла прямиком в тень.
Нику чуть с места не свалился, когда она исчезла под ним.
К чести вампира, соображал он быстро, встал на ноги, вышел на середину цирковой арены, то и дело оборачиваясь по сторонам, ища ее взглядом.
— Где же… где же… где же… — нараспев повторял он, словно веселую песенку.
Медея наблюдала за ним, спрятавшись за многочисленными тенями вокруг арены. Достала припрятанный кинжал. Первый удар она нанесла стремительно, вонзила лезвие в спину Альбеску, тут же вытащила, снова уходя в тень.
Он зашипел то ли от боли, то ли от досады, крутанулся на месте, но ее не увидел.
— Ой-ой! Ранила! Впечатляет, — громко произнес он. Глупыш. Ведь Медея так близко, что услышала бы, даже если бы он шептал. — Так ты теневик? Боевые навыки вкупе с природным даром и полным отсутствием чувства самосохранения — неплохое сочетание для наемной убийцы.
Второй удар пришелся на предплечье. На этот раз Нику успел отследить ее выход из тени, прикрылся рукой, попытался поймать до того, как она снова скользнет обратно в укрытие, но тщетно. Она была быстрее и проворнее. Третий, удар, четвертый, пятый.
— Упс, ещё раз! Ай! Больно же! — Правда, судя по веселому тону, боли он не испытывал. — Где ты научилась так подло драться?! — восхищенно воскликнул вампир, снимая пропитавшийся кровью пиджак. Он стойко стоял на ногах, словно для него ее удары были не более чем укусами насекомых.
«На улицах трущоб, где же еще».
Пиджак полетел на пол, Нику остался в простой белой рубашке.
Когда он это сделал, Медея ненадолго остановилась. Бледный подросток с кровавыми слезинками под глазами, в расползающихся словно красные цветы пятнах на потрепанной кинжалом ткани.
«Таким, Нику Альбеску, ты мне определенно нравишься», — отметила она про себя.
Чтобы защититься, Нику выудил откуда-то металлический шест. Видимо, остался от разобранного циркового реквизита. Он обломал его, и когда Медея снова попыталась атаковать — начал отбивать удары.
— Как тебе моя палочка? — хихикал Нику, то отпрыгивая, то подскакивая к ней. — Ну, похвали же меня! Я же тоже хорош!
Арена наполнилось звоном металла, удар на удар. Этот смертельный танец мог бы продолжаться дольше, но вампир, кажется, совсем не уставал, совсем не чувствовал боли, а вот Медея начала совершать ошибки. Он выбил кинжал из ее рук и ранил, на мгновение вонзив наконечник тонкой трубы прямиком в правое плечо.
— Ладненько, а теперь серьезно. Выходи. Я не собираюсь тебя убивать! — крикнул ей Нику, оглядываясь по сторонам, когда она в очередной раз спряталась от него. Теперь в одной руке у него был ее кинжал, а в другой металлический обломок.
Почему этот странный древний сейчас выглядит так, будто всерьез беспокоится за ее жизнь?
Она захихикала от этой абсурдной мысли. До Нику донесся ее смех, но благодаря тому, что она находилась в тени, вампиру было не определить, с какой стороны исходит звук.
— Ты в курсе, что ты напрочь отбитая?! Всё, хватит. Ты ранена. — Он вдруг издал странное рычание и, расставив руки в стороны, разжал пальцы. Оружие с глухим стуком упало на мягкое покрытие арены. — Довольна? Выходи. Просто поговорим.
Конечно, она была довольна. Но она не была бы собой, если бы сдалась сейчас. Когда противник так удобно стоит, предоставив всего себя для удара.
Вытащив из волос заколку, она вышла прямиком перед Нику и левой рукой всадила ему ее в грудь. Из-за раны правая повисла безвольной плетью вдоль тела. Сейчас, благодаря адреналину и куражу, какой всегда возникал в схватках, она почти не чувствовала боли. Но Медея знала, что очень скоро ей будет так плохо, что она будет выть и один за другим глотать заживляющие и обезболивающие зелья.
Но пока лишь вскинула голову, с интересом наблюдая за озадаченным выражением лица вампира.
«Неужели не сдохнет? — разочарованно вздохнула Медея. — Они что, и правда совсем-совсем бессмертные?»
Нику взял ее за запястье, вынимая острую тонкую заколку из своей груди. И передвинул левее, а затем вверх.
— Если хочешь убить древнего, нужна, во-первых, изрядная доля удачи, а во-вторых, точность в приложении сил. В следующий раз знай, что целиться нужно прямо сюда, — тихо, но абсолютно серьезно произнес он. — Желательно использовать дерево. Чтобы наверняка.
— Я запомню, — улыбнулась Медея, на мгновение потеряв бдительность. Их взгляды встретились.
«В следующий раз? Он что, и правда не собирается меня убивать?»
— Против меня ты больше биться не будешь, поняла? — Его глаза странно сверкнули. — Никогда не пытайся мне навредить.
Медея почувствовала, как сердце заполошно дернулось, словно забыло, как правильно нужно отстукивать ритм, по всем нервным окончаниям сразу прошел электрический ток. Чувство было мерзкое и липкое. Словно кто-то перетряхнул все ее внутренности разом.
— Что ты только что сделал?! — закричала она, отскакивая от него.
— Всего лишь заложил основу для конструктивного диалога, — улыбнулся вампир от уха до уха. — Как я уже сказал, убивать я тебя не собираюсь.
— Тогда зачем нужно было, чтобы я пришла сюда? — Медея настороженно смотрела на вампира, больше не делая попыток приблизиться. Внутреннее чутье подсказывало, что ей это не удастся.
Интересно, что за чары использовал Нику? Она никогда не слышала, чтобы другие древние использовали нечто подобное. Какая-то уникальная способность этого безумца? Ведь явно не обычный гипноз.
— У меня к тебе деловое предложение.
— Нужно убить кого-то? — Что ж, в конце концов, Арджеш обращался всегда к ней именно по этому поводу.
— Нет. Но как ты уже поняла, я знаю, что ты нарушила приказ моих братьев и оставила в живых одного из клана Сигнус. Они не простят тебе этого.
— Не простят, если узнают. Ты им расскажешь? — Она склонила голову набок, готовая драться снова, если понадобится. Не сможет больше нападать — будет защищаться.
— Конечно, нет. — Нику жеманно отмахнулся. — Я что, похож на доносчика или ябеду? Мы на одной стороне, детка-ядовитая конфетка.
Устав стоять, он подошел к бортику вокруг цирковой арены и уселся на него, закинув ногу на ногу. Потом похлопал рядом с собой, мол, садись, поговорим.
— Я на своей собственной стороне, мальчик-плакса, — в тон ему ответила Медея.
— Почему это плакса?! — с деланным возмущением спросил Нику.
— Ну, это ты же себе слезы нарисовал.
Он сделал печальное лицо, вздохнул так, будто бы действительно о чем-то скорбел. Провел кончиками пальцев по нарисованной слезинке, будто смахивал со щеки.
— Можешь считать, что я плачу от смеха, — резко переменился он через секунду, уже улыбаясь. — Итак, ближе к делу. Мое предложение. Я спрячу тебя и твоего… ммм… как мы его назовем? Парня? Возлюбленного? Комнатную собачку?
— Где прятать собрался?
— У себя в цирке, конечно же. Ко мне братья не сунутся. А вы двое принесете мне кровную клятву вечной верности или еще что-нибудь в том же духе. Ну как, идет?
— Думаешь, я добровольно соглашусь на рабство?
— Можем обговорить условия, — великодушно предложил Нику. — Я даже дам тебе пару дней на раздумья.
— С чего бы мне вообще соглашаться?
— Во-первых, твоя безопасность и защита от братьев станет уже моей проблемой. Во-вторых, твой парень пытался лишить себя жизни, не вынеся моральных терзаний, когда узнал, кто ты такая. Когнитивный диссонанс оказался для него слишком сильным. — По-мальчишечьи звонкий голос проникал в самую душу, щедро посыпая солью еще не затянувшиеся раны. — Я же смогу держать его под гипнозом хоть всю его жалкую жизнь. Для тебя. Он будет таким, каким ты захочешь его видеть.
Медея жадно облизнулась. Вампир знал, на что надавить. Гипноз древнего действительно бы решил все ее проблемы. Филипп снова был бы тем, что наполняет ее жизнь светом и смыслом, и не пытался бы сбежать.
Но ведь она еще не испробовала вариант с Пауком. И если все получится, то продавать себя и Филиппа в рабство не придется.
— Заманчиво. Но я слишком ценю свободу.
Нику выглядел раздосадованным. Смотрел на нее сердито. Неужели всерьез надеялся, что она согласится?
— Запомни мои слова: сейчас я готов принять под свою защиту две жизни, — холодно произнёс он, — но придёт время, и тебе придется хорошенько постараться, чтобы упросить меня взять хотя бы одну.
Он щелкнул пальцами и крутанул рукой, в воздухе вспыхнули яркие искры. Тут же, как по команде, со стороны зрительного зала выбежала девушка с маленьким чемоданчиком в руках. Она кинулась к Нику, но тот отмахнулся и указал на Медею.
— Приведи ее в порядок. Орковы детишки с ума сойдут, если увидят эту психованную в крови. Не хватало, чтобы Адрон решил, что после драки со мной можно выжить.
Он встал с места, разворачиваясь и собираясь уходить.
— Даже не стребуешь с меня клятвы о молчании? О том, что услышала сегодня?
Нику усмехнулся.
— Я безумец, а потому верю людям и нелюдям на слово. Ты ведь обещаешь мне, что не расскажешь никому? Этого будет достаточно.