Проклятие главы рода

Глава 18

Медея вышла из клиники.

«Все-таки беременна…» — рассеянно подумала она, двигаясь по широкой набережной в сторону квартиры, в которой ее ждал Филипп.

Прошло уже пять месяцев, а они все еще оставались в этом чертовом городе.

Исчезнуть оказалось не так просто, как думала Медея вначале. У нее было слишком много обязательств, от которых нельзя так просто отказаться.

Взять хотя бы Паука, благодаря которому она смогла стереть Филиппу память о своей настоящей личности. Она должна была отработать на него за помощь.

Да и в свете новой информации о том, почему именно Арджеш решил вырезать весь клан Сигнус, к побегу стоило готовиться особенно тщательно. И она готовилась все это время.

И вот теперь, когда все было готово, когда до желанной свободы — рукой подать… беременность заставила задержаться.

Женщина непроизвольно коснулась живота. Пока беременность не заметна, но, если вампиры о ней пронюхают — она сама станет их законной целью. Этому ребенку не позволят родиться.

«Как же я могла залететь? Ведь я всегда так осторожна…» — в какой раз укорила она себя.

Становиться матерью она никогда не планировала. Мир был жесток и безжалостен, и высшим проявлением любви к собственным детям в логике Медеи было — не дать им оказаться в этом чудовищном месте. Ведь тот, кто не родился — никогда не испытает ни боли, ни смерти, никогда не будет голодать, его никто никогда не обидит.

Женщина отдернула руку с живота. Словно боялась, что задержи еще чуть дольше — передумает и откажется от затеи.

Нужно было избавиться от ребенка до побега. Он — только помешает. Беременной она не сможет толком сражаться, будет медлительна и уязвима. Не сможет защитить Филиппа, если с ним что-то случится.

Путь домой лежал через мост, остановившись на середине, Медея облокотилась на перила, рассматривая рябь, бегущую по воде.

«Я ждала так долго, подожду еще немного. Пара дней ничего не решит. Задержусь, избавлюсь от… проблемы. И затем мы с Филиппом уйдем отсюда», — она улыбнулась собственным мыслям, представляя их совместное будущее.

Из города они уедут на поезде, выедут в соседнюю страну, где не нужны визы. Там поменяют документы и дальше на самолете, затерявшись среди обычных людей.

Она провела несколько ритуалов, чтобы поисковые ритуалы (если ее кто-то вздумает искать) показывали, что ее уже нет в живых. На Филиппе подобный ритуал она провела уже давно, но это все равно не было гарантией безопасности.

Домой она вернулась через пару часов. Зашла в пышечную, купила Филиппу его любимые пирожные. Она уже представляла, как он встретит на пороге, обнимет и улыбнется, увидев угощение.

Ее так восхищала в нем эта непосредственность, умение искренне радоваться мелочам. Не урывать, как она. Не пытаться затолкать в себя кусок побольше, потому что если не съел быстро, то кто-то может отнять (от этой привычки ей до сих пор было трудно избавиться), а смаковать и наслаждаться, щурясь от удовольствия.

— Филипп? — позвала она, заходя в квартиру. — Смотри, что я принесла…

Она резко осеклась на полуслове, потому что внутреннее чутье, которое никогда ее не подводило, сигнализировало, что что-то не так.

Медея резко ушла в тень, скрывая себя.

Осмотрелась. Кажется, ничего не изменилось. Но почему же так резко участился пульс и болезненно сжалось в груди?..

Дурное предчувствие не отпускало. Но, делая шаг за шагом, она отказывалась его анализировать, не хотела думать, не хотела верить.

Дверной проем был в полуметре, но потребовалось несколько минут, чтобы убедить себя заглянуть внутрь.

Комната была в полном порядке. Никаких признаков борьбы.

Вот только посередине, на ковре, раскинув руки, лицом вверх лежал Филипп.

— Филипп… — на выдохе. — Нет… — Она рванула к нему, отчаянно надеясь… на что?

Крови вокруг не было. Никаких посторонних предметов, еды или артефактов которые могли бы отравить или проклясть. Дрожащие пальцы не нащупали пульс.

— Не может быть, нет, ты не можешь меня бросить, мальчик мой… — в полубреду шептала она, воя от разрывающей на части боли. — Пожалуйста, нет, нет. Ведь все наладилось, я обещала тебе, что теперь мы будем вместе… Филипп.

Но… почему? Как?

Слезы душили, мешали смотреть, впитывать в себя его лицо, его черты, которые она гладила, целовала, умоляя вернуться.

На шее Филиппа две маленькие ранки. Так это… вампиры?

Казалось, она слышит его голос в ушах, он звучал словно настоящий. Осколки их счастливой жизни, разбившейся вдребезги, витали по комнате и впивались в нее, причиняя невыносимые страдания:

«Тебя что, никто никогда не обнимал?»

— Нет, ты первый, Филипп. До тебя… никто, — отвечала она этому голосу, прижимая к себе его тело. — Только ты.

«Мирослава, а давай с завтрашнего дня я буду готовить?»

— Я научусь готовить. Самые сложные блюда… Тебе понравится, вот увидишь, только вернись ко мне. Я буду очень-очень стараться.

«А целоваться знаешь, что такое? Любить друг друга?»

— Да, да… теперь знаю. Потому что ты научил меня. Я люблю тебя, Филипп. Ты веришь мне?..

«Зря ты не позволила купить мне фейерверки. Как бы было здорово их запустить самим»

— Мы запустим. Еще обязательно запустим. Будем обниматься и смотреть, как они раскрашивают небо. И я не буду дергаться от грохота, не буду бояться, потому что ты меня обнимешь. Ты ведь обнимешь? Пожалуйста. Я на все готова ради этого.

Тело не слушалось, билось словно в агонии лихорадки.

Как могли вампиры добраться до ее сокровища? Как они могли выследить его?

Филипп называл ее светлым ангелом, тем, который умеет возвращать к жизни, умеет воскрешать. Но если она и была ангелом, то лишь ангелом смерти.

— Я убью их всех, милый. Слышишь? Убью для тебя. Я… — Слова перемежались со всхлипами. — Я бы так хотела спасти тебя. Но все, что я умею — это убивать… Почему я умею только убивать?!

И снова она сорвалась на крик, словно со звуком могла исторгнуть из себя все чувства.

«…Целуют кого-то, когда не могут словами выразить все, что чувствуют…»

Она прижималась губами к его губам, но ответа не было. Филипп больше не мог понять, что она чувствует. Не мог разделить с ней то, что переполняло внутри.

Как же больно! Куда больнее, чем после самой жестокой схватки, чем от самых серьезных ран. Почему так, почему… кто ей ответит?

— Я ведь даже не успела сказать тебе… — Она коснулась рукой живота.

«…Следующий родившийся на свет ребенок нашего клана возвестит окончание правления Арджеша…»

Холод, сковавший внутренности, разрастался, обращая разбитое сердце в ледяную крошку. Прежде чем мстить, рисковать своей жизнью, она должна сделать все, чтобы этот ребенок появился на свет. И после этого вампиры, убившие ее сокровище, расплатятся за все. Они приказали ей вырезать клан Сингнус, потому что боялись потерять власть? Что ж, именно это решение их власть и погубит.

Но кое-кто должен был пожалеть уже прямо сейчас. Ибо где, о смертные боги, был мерзавец Серп Адрон, обещавший сохранить ее возлюбленного живым?! Удержать его душу на Земле?

— Адрон… — прошептала она свое обещание. — Ты сдохнешь первым.

В кабинет к мужу Агата зашла без стука.

Она знала, что он будет недоволен, помнила, что он просил стучать, но ей так не терпелось поговорить, что она просто дернула на себя дверь, набрав побольше воздуха в легкие.

Сегодня Илья наконец-то передал ей результаты ДНК-теста, и теперь были доказательства, что Златон генетически ребенок Серпа. Надо сказать, вскрывала она запечатанный конверт с содроганием. Отчего-то нет-нет да и проскальзывала предательская мысль «а вдруг?». Хотя понятно, что никаких «вдруг» в этом деле быть не могло. Ведь она-то точно знала, что муж — был ее первым и единственным. И, тем не менее, при виде результатов камень, лежавший на груди, наконец-то свалился, и она смогла выдохнуть.

Как просто, оказывается, убедить орка в том, чего он не совершал! Все эти подозрения и честную женщину способны свести с ума.

— Серп… — Мысль оборвалась на середине.

Муж стоял посередине комнаты, сразу под люстрой, в боевом орочьем обличье. И приподнимал за шею высоко над полом пытающуюся вырваться женщину в водолазке и узких облегающих джинсах. Черные волосы скрепляла деревянная заколка.

«Медея?» Судя по закатывающимся глазам и слабеющим движениям — той осталось немного. Еще чуть-чуть, и муж просто придушит ее.

— Дорогая. Ты не вовремя, у меня деловой разговор.

Чувство дежавю придало ощущения нереальности. Такое уже, кажется, с ней случалось, но сцена была настолько абсурдна, что быть ее просто не могло.

Серп, убивающий кого-то в их доме. Когда этажом выше играют дети…

— Не надо, не делай этого… — хрипло попросила она, не уверенная, что поступает сейчас правильно. Кто знает, может быть, Медея пришла по души членов их семьи, и Серп всех защищает. Ведь не может быть по-другому. Иначе ее муж не стал бы…

— Кажется, моя жена не хочет, чтобы я тебя убивал. По крайней мере, у нас дома. Что ты на это скажешь? — хмыкнул Серп, чуть ослабив хватку.

— Ты клялся мне, что удержишь душу Филиппа, а теперь он мертв. Ты нарушил нашу сделку, так что лучше убей меня сразу, — прошептала Медея, уже не делая попыток вырваться.

Даже самая умелая убийца оказалась бессильна против боевой формы орка.

— Ты что-то путаешь. Я клялся, что не расскажу никому, кто такой твой приятель. А сделка наша была о том, чтобы удержать душу в конкретном случае, а не на постоянной основе. Пожизненный контракт стоит намного, намного дороже, — говорил Серп с явным удовольствием.

Агата же вспомнила то, как увидела Медею в больнице. Как та упавшим бесцветным голосом говорила с доктором о ком-то важном для нее. Так вот как звали того мужчину — Филипп. И, судя по всему, несмотря на все усилия бессердечной убийцы, он сейчас был мертв.

— Разве мне ты должна мстить? Я к убийству твоего друга отношения не имею, — вдруг произнес Серп, одновременно с этим разжимая руку. Медея рухнула на ковер, жадно втягивая носом воздух.

— Что ты сказал? — надышавшись, переспросила она.

— Что не я должен быть твоей целью. — Серп неторопливо обошёл стол, на ходу меняя форму из боевой в человеческую. Быстро, играючи. Будто кто-то тумблер переключил. Рубашка на нем порвалась, а вот брюки остались целы.

Нисколько не смущаясь собственного обнаженного торса, он подошел к шкафу у стены и выудил оттуда чистую рубашку. Накинул и, неторопливо застегивая пуговицы, вальяжно уселся в кожаном кресле.

Агата смотрела на разворачивающуюся перед ней сцену и не знала, как поступить. Уйти, делая вид, что не замечает происходящего? Остаться? Помочь? Только кому? Медее, которая не может даже встать, или мужу, чтобы защитить его, если это понадобится?

Женщина на полу сделала очередную попытку подняться и снова свалилась, усмехнувшись сама над собой. Один смешок очень скоро превратился в заливистый смех.

— Мне надо было прийти сюда с диктофоном. Серп Адрон предлагает мне уничтожить Арджеш. Глядишь, показала бы я им эту запись, и вы бы сами друг друга чудненько перебили.

— Про Арджеш я ни слова не сказал, — невозмутимо пожал плечами муж.

В следующую секунду Медея вдруг исчезла. Растворилась в воздухе. Совсем как тогда у Паука. Но лишь затем, чтобы возникнуть прямиком за спиной Агаты, подставляя заколку ей к горлу.

«Кажется, в прошлый раз она была металлической…» — мелькнула отстраненная мысль.

— Если с тобой мне не справиться, тогда я убью ее, — услышала она голос над ухом. — Чтобы ты тоже почувствовал, каково это: потерять того, кого любишь.

Заколка в руках Медеи дрожала, та не спешила пускать ее в дело.

Перед глазами всплыл образ убитой бесовки, тогда убийца действовала решительно. Не сыпала пустыми угрозами. А сейчас…

— Любить надо — самого себя. А все остальное лишняя трата энергии, — хмыкнул Серп.

«Я ведь его жена. Я беременна. Он что, совсем за меня не боится?»

Какое-то наивное детское чувство зрело внутри. Это называется «назло». И вот сейчас она почти жалела, что Медея ей ничего не сделала.

«Вот тогда бы он поплакал!»

«Какие глупости я думаю…»

Агата легко отвела от себя руку Медеи. Та даже не сопротивлялась, и силу прикладывать не пришлось. И только тут орчанка заметила, что живот убийцы едва заметно выпирает. Можно, конечно, предположить, что горе от потери «приятеля», как назвал того Серп, женщина заедает мороженым. Но чутье подсказывало, что дело совсем не в этом.

Жестокая бессердечная убийца тоже была беременна.

— Дорогая, проводи гостью до двери. — Серп отвернулся от женщин, переводя взгляд на бумаги на столе, показывая тем самым, что разговор закончен.

— Оставишь меня в живых? Не убьешь? — настороженно уточнила Медея.

— Зачем? Ты сама с этим прекрасно справишься. И потом, меня очень слезно просили за тебя, — он зачем-то выделил слово «слезно».

— То есть…

— Проваливай, я сказал. Где выход — напомнит моя супруга.

В это время Агата кивком головы указала в сторону двери. Медея рассеянно кивнула и двинулась следом за орчанкой. Она вообще больше не сопротивлялась. Спокойно позволила вывести себя в холл, молча застыла там в ожидании, когда её выпроводят взашей. От неё прежней — самовлюбленной язвительной хозяйки положения — не осталось даже следа.

Уставшая измученная женщина с залегшими синяками под глазами. Даже одежда сидела на ней плохо. Брюки как будто поджимали в бедрах, а водолазка, напротив, была выбрана на размер больше.

Медея всё ещё заботилась о своем внешнем виде, но маленькие несовершенства выдавали её с головой.

Агата поколебалась, бросила взгляд на второй этаж, где в переплетении коридоров находился кабинет Серпа. Затем — на чуть выступающий живот Медеи. От той любопытство не укрылось.

— Что пялишься? — огрызнулась она, но накрыла живот руками явно в защитном жесте. — Поздравить хочешь?

— А тебя можно с этим поздравить? — осторожно уточнила Агата. — Или…

— Не твое орочье дело.

По-хорошему, им бы сейчас разойтись. После того, как тебя едва не убили за попытку защитить, довольно сложно вести светский диалог. Но то ли дело было в гормонах, то ли в Агате действительно проснулась жалость к этой ужасной женщине. Но выгнать ту она не спешила.

Очевидно, что та в критичной для себя ситуации, ей плохо, она потеряла кого-то ценного. Она беременная, растерянная.

Агата попросту не могла захлопнуть за её спиной дверь.

— Я просто хотела спросить: что ты планируешь делать дальше? Оставишь ребенка или собираешься от него избавиться? Может, тебе нужна помощь? — предположила она, не совсем понимая, чем может помочь Медее.

Но иногда даже обычное небезразличие — много значит.

— Помощь в чем? В избавлении?

— Нет, наоборот — помощь, если ты захочешь оставить его.

— Ты собираешься отдать мне грязные трусы своих сыновей или объедки со своего стола?

Медея явно была не настроена на диалог, впрочем, конфликтовала она без особого задора. Скорее — из чувства привычки и неумения кому-либо довериться.

«Ей никто никогда не предлагал помочь», — внезапно догадалась Агата. Медея вела себя как подросток, который даже не знал, каково это — принять чью-то руку. Поэтому каждое слово заранее воспринимала в штыки. Чтобы потом не было больнее.

А раз она огрызается, значит…

Кажется, Медея собиралась оставить ребенка. Даже жесты выдавали в ней это желание. Все эти быстрые взгляды вниз, случайные касания.

— Если ты не заметила, мы в схожем положении, — Агата положила ладонь на свой уже заметный округлившийся живот. — Я не желаю тебе зла. Но если что-то понадобится — ты говори. Неважно что, — перебила она открывшую было рот женщину. — Хоть вещи, хоть совет. Даже если просто выговориться. Я постараюсь помочь.

Убийца скривилась, хоть в глазах её и промелькнуло нечто живое. Страх? Благодарность? Или вообще что-то третье?

Впрочем, незваная эмоция быстро исчезла.

— Спасибо за доброту, дорогуша, — съязвила Медея. — Но если я когда-либо вернусь в этот дом, то не за чашечкой чая, а чтобы прикончить и тебя, и твоих сладких отпрысков, и твоего муженька.

Агата поежилась. Голос её едва заметно дрогнул, когда она сказала:

— Тогда предлагаю встретиться не здесь, а в другом месте.

— Угу. В аду. Дай мне пройти, пока я не расплакалась от счастья, что ты снизошла до помощи такому отбросу, как я. Лучше займись проблемами своей собственной идеальной семьи. А то даже смешно: любимый муж обрюхатил, но спокойно смотрит на то, как тебя убивают. Может, помощь нужна тебе самой, а?

И, несильно пихнув Агату в плечо, Медея грациозно удалилась.

Ладно, всё это неважно. Основные слова она услышала. Если потребуется — знает, к кому может обратиться.

Агата наблюдала в окно, как за Медеей закрываются ворота, как отъезжает автомобиль, взвизгнув шинами. А затем вернулась к Серпу.

— Что это было? — спросила негромко.

Муж поморщился.

— Это — напоминание мне никогда не связываться с ненормальными бабами. Слышала, она хотела, чтобы я заключил пожизненный договор на душу её любовничка? Хорошо устроилась, ничего не скажешь.

Значит, это был не просто какой-то друг (как назвал его Серп раньше), а мужчина Медеи. И он погиб. Даже бессердечную убийцу искренне жалко в такой момент. Невооруженным глазом видно, что этот Филипп был ей по-настоящему дорог.

— Почему ты не защитил меня от нее? — спросила Агата.

Ей вспомнились последние слова той. Действительно, Серп даже не попытался остановить убийцу. Вообще никак не отреагировал. Напротив, завел речь о любви к самому себе.

— А зачем? — пожал плечами орк и добавил, заметив, как округлились глаза жены: — Я же вижу смерть, я знаю, что она ничего бы тебе не сделала. А вот начни я суетиться, умолять ее не трогать тебя — она бы вернулась позже и закончила начатое. Пусть думает, что ты для меня ничего не значишь.

— Но это не так?

— Угу.

И он вновь погрузился в документы.

Звучало всё это как-то… придуманно. Агата не могла объяснить себе, что конкретно ей не понравилось — но все эти слова Серпа… она как будто слышала их много раз. А вот реальных действий не видела уже очень давно.

Да, в какой-то момент казалось, что у них всё наладилось, но ведь по факту ничего не изменилось. Если отбросить внешнюю шелуху и перестать фантазировать.

Серп был всё так же отстранен, холоден и местами грубоват. Всё так же водил в дом непонятную нечисть-клиентов. Всё так же относился к Злату с какой-то особой строгостью (хотя Агата и убеждала себя, что просто придирается к мелочам).

Порыв страсти исчез практически сразу после того, как она забеременела.

И вот даже сейчас.

Ужасно это признавать, но когда Медея приставила шпильку к её горлу, Агата не увидела в глазах мужа даже тени испуга.

Лишь — равнодушие к её судьбе. И недовольство, что кто-то покусился на его вещь.

Все эти месяцы Агата жила как будто в тумане и находила оправдание всему, что происходило в их браке. Но теперь словно начала прозревать.

Стало зябко. Она сунула руки в карманы домашнего платья, пытаясь согреть их, и наткнулась на лежащий конверт с результатами ДНК-теста. Точно, она ведь за этим и шла в кабинет к мужу. Показать результаты.

— Ты все еще тут? — спросил Серп, не поднимая головы. — Принеси то печенье, которое ты делаешь.

— Кажется, оно уже кончилось. Златан подчистую доел всё, что было.

— Тогда, может, стоит готовить больше, — это не было вопросом. Звучало как утверждение. Даже как приказ или упрек.

Агата передернула плечами, стараясь не цепляться к словам. Ее мысли сейчас были совсем о другом. Помяла рукой конверт, не решаясь начать разговор.

— Что-то еще? — Серп наконец перевел на нее взгляд. — Не просто так же тут мнешься.

— Я…

— Агата, ты же знаешь, я терпеть не могу играть в угадайку. Просто скажи, что тебе нужно. Деньги? Еще что-то? — Ей бы порадоваться, что муж готов дать всё, что она попросит, но, видимо, гормоны делали свое дело, и ей упорно казалось, что так Серп просто от нее отмахивается.

«Не придумывай себе. Ты беременна, плаксивость повышена. Только и всего…»

Ну и что, что со Златоном и Платоном такого не было… Хотя… Кажется, с Платоном как раз было. Тогда ей тоже вечно чудился подвох в каждом слове мужа.

В итоге, так и не найдя слов, она просто вытащила конверт и отдала Серпу. Тот с минуту на него смотрел, словно она ему на стол ядовитую змею бросила. Затем открыл, вытаскивая лист бумаги.

— Что это? «Пациент 1», «пациент 2»?

— Это ДНК-тест. Человеческая разработка. На установление отцовства. Я использовала твой волос и волос Злата.

Она ожидала всего что угодно. Что муж разозлится, что просто пожмет плечами, что обругает ее. Но даже не думала, что он рассвирепеет настолько.

Серп одним движением смял документ и ударил кулаком по столу, заставив ее подскочить на месте. Лицо исказилось неприятным оскалом.

— И где еще ты используешь мои волосы у меня за спиной?! — рявкнул он, но Агата так растерялась, что не сразу смогла найтись с ответом. — Отвечай!

— Ни-нигде… Серп, это же человеческая лаборатория, тест был анонимный…

— Мне плевать, что это за лаборатория, — перебил он, вставая с места и угрожающе двигаясь в ее сторону. — Ты не имеешь права проводить подобное за моей спиной без моего прямого согласия. Поняла? Поняла, я тебя спрашиваю?! Ты хоть понимаешь, сколько у меня врагов, сколько людей и нелюдей были бы рады отправить всю нашу семью на тот свет. Тебе мало сегодняшнего? Хочешь упростить им всем работу?

Он угрожающе навис над ней, и Агате показалось даже, что ударит или схватит за шею. Но Серп лишь сверлил взглядом и ждал ответа.

Агата могла бы многое сказать. Например, что если бы не его сомнительные дела, то и угрозы бы не было. Что если бы Серп изначально не связался с убийцей, делая ее «клиенткой», то та не пришла бы сегодня к ним.

Но за последние полгода ее внутренний огонь окончательно погас, и сил хватило только на то, чтобы произнести:

— Прости, — выдавила из себя Агата. — Я была не права. Я не должна была брать твои волосы для чего бы то ни было.

— Когда у тебя следующий прием у врача? — вдруг резко сменил тему муж.

— Завтра… — она не понимала, к чему он клонит.

— Угу. С завтрашнего дня одна в город ты больше не ездишь. Видимо, дал тебе слишком много воли. Я давно обещал тебе водителя. Так что с завтрашнего дня он у тебя будет.

— Мы говорим о водителе или надсмотрщике?! — все-таки не стерпев, воскликнула женщина.

— Моя дорогая Агата, за тобой, как выяснилось, нужен глаз да глаз. — Голос был обманчиво мягким, но глаза недобро блестели. — Так что ты это уж сама реши. Или у тебя были какие-то планы на завтрашнюю поездку, помимо больницы? Ведь не сама же ты додумалась до этого чертового теста?

Серп взял ее за плечо и дернул на себя. По спине пошли мурашки, но не такие, какие бывали, когда муж, используя свою власть, целовал ее, а неприятные, вместе с которыми скручивает живот и потеют ладони.

— Отпусти, мне больно…

— Не сама, — констатировал Серп. — Что, снова этот неугомонный Макаров?

Он буквально прорычал его фамилию.

— Опять будешь упрекать меня в измене? Я уже доказала, что Златон — твой. Хоть что-то скажешь? Может быть, извинишься за то, что подозревал меня? — Из глаз брызнули злые слезы. Да что же это такое! Почему это с ними происходит? Неужели это семейное проклятие настолько сильно?

Словно подтверждая ее слова, глаза мужа полыхнули потусторонним огнем дара.

Может… она сама сейчас виновата?

Ведь всё было хорошо, а она зачем-то согласилась на этот дурацкий тест, а после еще и виделась с Ильей за спиной у мужа, втихаря… как настоящая изменница!

Серп какое-то время молчал. Затем сделал глубокий вдох и выдох.

— Если мы продолжим ругаться, это плохо кончится, — вдруг выдал он, резко отпуская ее. — Не хочу, чтобы ты потеряла ребенка.

Агата потянулась к животу, на мгновение испытав приступ животного страха.

— Я был не прав. Златон — мой ребенок. Ты это доказала. Молодец, — без малейшей эмоции выдал Серп, словно скороговорку. А затем сгреб ее в охапку, обхватив за талию, и выдохнул прямо в губы: — Ты моя, Агата. Никакого Макарова или любого другого я не подпущу и на полет мавки. Так что привыкай ездить с водителем.

И он впился ей в губы жадным поцелуем.