Проклятие главы рода

Глава 25

Страх сковал Агату. Сделал её своей пленницей. Она металась где-то между кошмарными видениями смерти и реальностью. Кричали дети, няня тормошила её за плечи. Агата была словно одновременно и в настоящем, и в будущем. Не в силах выбраться из личного кошмара, засасываемая туда с головой.

Что случится с её детьми? Когда им предстоит погибнуть? Как изменить предначертанное?

Игорю Семеновичу достаточно было запретить ехать ночью домой — но как спасти детей? Она ведь даже не знает, когда именно всё случится.

Ей бы хоть немного деталей…

У неё нет ни единой зацепки.

Дитрих совсем раскричался, и это немного отрезвило, привело в чувство. Сработал материнский инстинкт. Он здесь. Маленький. Совсем малыш. Нет ни сварных конструкций, ни странного места, ни привязанной девушки.

С другой стороны, сколько у них времени…

Как много им отведено перед тем, как судьба возьмет своё?..

— Агата! — Взявшийся словно из ниоткуда Серп притянул её к себе, сжал в крепких объятиях и зашептал на ухо: — Выдохни. Слышишь меня? Я здесь, всё хорошо. Ты в нашем доме.

— Наши дети… — Женщина перестала сопротивляться, но внутри всё клокотало. — Серп, наши дети, они… я видела…

— Пойдем отсюда, — приказал он хоть и нежным тоном, но с долей строгости; видимо, не хотел разговаривать о видениях при нянечке. По крайней мере, затем мужчина добавил: — Успокойте мальчишек. Скажите, что мы скоро вернемся. Агате нужно подышать свежим воздухом. Кажется, у неё случился приступ паники. Это всё из-за таблеток, которые она принимает.

Агата не пила никаких таблеток, но няню объяснение устроило. Она покивала и занялась парнями, одновременно укачивая Дитриха. Те повыскакивали с кроватей, обвивали ноги родителей словно маленькие обезьянки, хватались за одежду Агаты. Она не хотела их отпускать даже на секунду, но Серп уверенно вел её прочь из детской.

Она очнулась лишь тогда, когда в лицо дохнуло холодом и ветер облепил кожу. Серп вывел их на открытый балкон с колоннадой.

— Дыши, — то ли просьба, то ли приказ.

— Я видела, как умрут наши дети, — вновь заговорила Агата, вцепившись онемевшими пальцами в его домашнюю рубашку. — Серп… они умрут вместе…

— Я знаю.

Ну да, он, наверное, смотрел на смерть детей много чаще, чем Агата. Неужели он может бороться с собственными эмоциями, даже когда это касается родных сыновей? Ладно, не отреагировать на возможную кончину водителя или случайного прохожего — но своего ребенка…

Неужели он зачерствел настолько, что безразличен даже к личной трагедии?

Агата сама уже не понимала, что испытывает. Только недавно она признала, что понимает мужа и его зависимость от дара, а теперь внутри всё клокотало. Если ему плевать даже в тот момент, когда речь идет о детях! Если он настолько бездушен, что может смотреть в их глаза и ничего не предпринимать!

Тогда… тогда нужно бежать… спасаться…

Тогда чудовище — он сам.

— Знаешь? И всё? — Агата почувствовала, как начинает злиться, хоть и обещала себе сохранять лицо при муже, но сейчас ярость пульсировала в ней. — Это всё, что ты можешь мне сказать по поводу жизни наших детей?!

— Ты всерьез собираешься ругаться? — На его лице застыла ухмылка, почти оскал, будто он из последних сил сдерживался. — Что ж, в таком случае, мне тоже есть что сказать. Этот чудесный ритуал, который даровал тебе мою силу… кто тебя надоумил, родная?

— Не переводи тему.

— Я не перевожу тему. Я хочу разобраться в том, что произошло, а уже потом дать ответы на твои вопросы по поводу детей. Или, по твоему мнению, я не заслуживаю правды? Ты хочешь, чтобы я был честен с тобой, но сама в какой раз делаешь из меня дурака.

— А ты сам не помнишь, как вел себя со мной все это время? Даже посторонние замечают и сочувствуют мне. — Если он так хочет. Она скажет. Плевать.

— Кто, например?

— Нику Альбеску. Это он дал мне ритуал и главный ингредиент. — Она посмотрела с вызовом. — Он предложил, а я не стала отказываться.

Все-таки есть что-то в этом безэмоциональном состоянии. Когда не любишь, то не боишься задеть чужие чувства.

— Альбеску?.. — Серп на секунду растерялся, но затем моментально пошел в атаку. — И ты согласилась? А если бы он вместо него тебе отравы дал? С него бы сталось!

— Знаешь…. — Агата раздумывала всего несколько секунд. — Мне было так плохо, что даже если бы это в итоге оказался яд — мне бы было уже все равно.

На самом деле она лукавила, но внутри при этом ничего не шевельнулось. Дети — вот единственное, что ее сейчас волновало. А не то, что подумает муж.

А вот Серпа, похоже, проняло. Лицо на миг исказилось, будто ее слова доставили ему физическую боль, но он быстро подобрался, попытавшись вновь притвориться беспристрастным.

— Значит, это был твой способ помириться.

— Говоря твоими словами, мы не ссорились, чтобы мириться, дорогой, — холодно сказала она.

— «Не ссорились», но ты порезала меня ножницами. За что-то посерьезнее из окна выбросишь? — Она не поняла, была это попытка пошутить или ядовитый сарказм.

И вообще, ей не нравилось, куда заходил разговор. Они сейчас должны думать, как спасать детей, а не выяснять, кто перед кем больше виноват.

— И как тебе опыты? — Муж, не дождавшись ответа, чуть повысил голос. — Понравилось использовать дар Адронов? Ты упрекнула меня в том, что я ничего не чувствую, но это не так. Сколько ты у нас времени видишь смерть? Пятнадцать минут? Попробуй несколько лет двадцать четыре на семь смотреть на то, как дорогие тебе люди умирают в самых разных ситуациях и обстоятельствах. Попробуй снова и снова пытаться изменить судьбу тех, у кого она предначертана, попробуй просто жить с этим и не отгородиться от самых близких. Ведь от близких рядом — больнее всего. — Теперь уже Серп явно говорил не о ней, а о себе. Говорил с жаром, все ускоряя и ускоряя темп речи, слова лились из него, наполненные гневом и той самой болью.

Внутри Агаты что-то шевельнулось. Сострадание? Это ритуал отпускает, возвращает всё на место, или даже в омертвевшем сердце мужа есть еще что-то живое?

Серп получил ее чувства. Значит, всё, про что он говорит, вспыхнуло в нем с новой силой. Мужчина между тем продолжал:

— А потом, когда эта боль выжжет в тебе дотла все, что еще можно чувствовать, представь, что тебе плюнули в лицо, за то, что ты подонок, за то, что не справился, очерствел. И плевать, что ты просто пытаешься сохранить рассудок. Кому нужен этот рассудок. Тот же Альбеску без него уже лет пятьсот живет, и ничего.

Из его горла вырвался смешок, а глаза заблестели, словно от слез. Но не может же ее Серп плакать? Это, наверное, отблески света, только и всего.

— И знаешь, я не удивлен. От кого ещё ожидать подобного подарочка, если не от древнего проходимца. Запомни, Нику Альбеску — опасное существо. В следующий раз подумай трижды перед тем, как с ним связываться. Иначе потом можешь сильно пожалеть.

Теперь, когда внутри было пусто, Агата и сама не понимала, как могла повестись на увещевания этого мелкого клоуна. И ведь еще и услугу пообещала. Хватило же ума…

— Это было эмоциональное решение, нерационально, признаю…

— Признаешь?! И это все, что ты мне скажешь?! — рявкнул муж, — Это не первый раз, когда ты делаешь что-то за моей спиной. По-хорошему, ты заслуживаешь наказания. Я бы даже мог выгнать тебя из дома, как обещал раньше. Но…

Серп замолчал, словно о чем-то всерьез задумался. А затем заговорил иным тоном.

— Видимо, ритуал действует, потому что я не могу. Я хочу, но внутри что-то противится. Твоя любовь… Странное чувство. Оно мне не нравится. Мешает сосредоточиться, делает слабым. Хочется одновременно убить тебя и уберечь от всего на свете, даже от себя самого. Понимаешь? Неужели ты испытываешь это постоянно?

В другой раз Агата наверняка зацепилась бы за это «убить», но сейчас лишь кивнула.

— Я люблю тебя и наших сыновей так сильно, что иногда мне кажется, схожу с ума.

— Что касается сыновей. Агата, доверься мне, — теперь голос Серпа звучал предельно серьезно. — Да, мне известно, какая гибель ждет моих детей. Но поверь: я не позволю этому случиться. Пока я с вами, они под моей защитой. Я позабочусь о том, чтобы нашим сыновьям ничто не угрожало. Неужели ты думаешь, что я дам нашему роду прерваться? — добавил он, будто вопрос рода волновал его превыше всего.

Впрочем, Серп не был бы Серпом, если бы думал только о своей семье, а не Адронах в целом. Глупо злиться на него за то, что так привержен родовому долгу.

Она уже не хотела скандалить. Не хотела выяснять отношения. Навалилась прежняя усталость. А вместе с ней… жалкое подобие радости.

Получается, ритуал удался? Серп смог испытать хоть ненадолго её чувства! Он не засмеял жену за слабость. Задумался над тем, что переживает Агата ежедневно.

Пообещал защитить детей, а не хладнокровно махнул на них рукой.

— Ты сможешь переменить их судьбу? — она выдохнула, с надеждой глядя в глаза мужа. — Я сумела предотвратить смерть нашего водителя, но… с детьми не смогла даже понять, когда это произойдет.

— Тебе и не нужно этого понимать. Ты не умеешь управлять даром и не ведаешь всех нюансов, мне же открыта полная картина. Считай, что жизнь мальчиков в моих руках. Ты думаешь, я провожу все эти опыты просто так? Думаешь, мне нравится водить сюда всякую нечисть? Нет, дорогая моя. Я делаю это ради наших мальчиков. Я ищу способ им помочь. И обязательно найду. Главное, чтобы действие этого лешего ритуала наконец кончилось, — произнес мужчина с толикой раздражения, а затем вдруг сгреб ее в охапку и прижал к себе. Крепко, так крепко, как могут обнимать только орки орков.

Агату словно прошибло током. А она ведь ещё ругалась на него за тех «гостей», что не вылезали из комнат…

Он всё делал ради семьи, пока она ему мешала.

— Это хуже, чем одержимость, — пробормотал Серп, а затем повысил голос. — И не только мальчики. Ты, слышишь? Ты тоже не умрешь. С тобой тоже никогда ничего не случится.

«А ведь он, должно быть, не только смерть детей, но и мою тоже видел не раз… А вот его будущее ритуал не показал», — эта мысль стала откровением, Агата прижалась всем телом… и пообещала навсегда отказаться даже от мимолетной мысли об уходе от мужа.

Как можно помышлять о побеге, когда единственный, кто способен защитить детей — Серп Адрон? Он не скрывает этого, он честен с Агатой. Она верит его словам.

В горе и радости, как говорится, но она всегда будет принадлежать ему.

Ради того, чтобы у Златона, Платона и Дитриха было будущее.

— Как любопытно знать, что ты так сильно любишь меня, глупая моя Агата, — усмехался Серп, поглаживая её по замерзающим плечам. — Я почувствовал это так ярко, так отчетливо… ты предана мне всем сердцем. Не беспокойся, для меня нет и не было ничего важнее семьи. Я всегда буду с вами. Пусть я и не смогу подарить тебе те чувства, о которых ты мечтаешь, но заботу и защиту — в полной мере. Обещаю.

— Спасибо. А я… — Она зажмурилась, прислушиваясь к себе, кажется, действие чар начинало потихоньку спадать. — Буду любить за нас обоих, если придется. Только разреши мне это сделать. Не отталкивай меня.

— Никогда. Теперь уж точно.

Агата уткнулась носом в грудь мужа и дрожала, чувствуя, как старая жизнь с треском рассыпается в прах. Все её иллюзии и мечты. Все те надежды, которые она строила раньше. Воздушные замки обращаются в пепел, но на их месте выстраивается бетонный фундамент будущего.

Пусть муж её и не любит, но только он сумеет позаботиться о ней и детях. Разве это не важнее какой-то там любви, которая может вспыхнуть и сиюминутно исчезнуть?

Теперь они почувствовали друг друга сполна — и это связало их крепче любой иной связи.

— Надо успокоить детей, — попросила Агата. — Здесь становится холодно.

— Я сам их проверю, а ты пока иди в спальню.

В ту ночь она плохо спала, а утром не отрывалась от мальчишек ни на секунду.

Полностью действие ритуала «Сопереживание» закончилось ближе к рассвету, и Агата навсегда утратила способность видеть чужие смерти. Чувств мужа она тоже больше не улавливала так явственно, но всё равно ощущала, что в ней как будто осталась его часть. Некая жесткость и рациональность, которой никогда не хватало импульсивной Агате.

Наверное, и в нем сохранилась частица эмоций Агаты. Потому что утром Серп съездил с Игорем Семеновичем по магазинам (вот и не пришлось оправдываться перед водителем, почему Агата передумала насчет рынка), а вернулся со свежими пирожными и фруктами.

Тем утром, днем и даже вечером они были беззаботно счастливы. Да и в дальнейшем тоже: хоть Серп и оставался холодным, но Агата замечала, что он научился сглаживать углы. А ещё чаще стал повторять, что Агата и дети ему нужны. Проявлять хоть и мимолетную, но ласку. Интересоваться её мнением. Пусть не всегда. Но чаще, чем раньше.

Серп даже согласился на совсем уж романтическую глупость: повторить брачные клятвы, тем самым забыв всё старое плохое, что было между ним и Агатой — и начать всё сначала. Очиститься от прошлого. От упреков и недопонимания.

В присутствии сыновей они совершили брачный обряд, а затем обменялись прядями волос, запечатали те в кулоны и убрали в шкатулку, чтобы навсегда сохранить частичку друг друга. Это было необязательное условие обряда — в прошлый раз Агата с Серпом им пренебрегли. В молодости им казалось какой-то глупостью резать волосы и хранить их как святыню.

Но сейчас решили сделать всё «по традициям». Правильно. Как должно быть.

Вскоре дурные мысли отступили прочь, потому что, стоило взглянуть в глаза Серпа, как появлялась уверенность: он со всем справится. Главное — поддерживать его и никогда не сомневаться в его решениях. Не осуждать. Не пытаться исправить.

«Я буду любить за нас обоих», — напоминала себе Агата.

И это её обещание помогало выстоять даже в самые тяжелые минуты.