Память Бланки внезапно приоткрыла запертую ранее дверь, и на меня хлынули её воспоминания. Первая часть, хранящаяся в одном из сундучков.
Клятва верности, принесённая одним магом второму, а наибольшей магической силой тут, безусловно, обладали аристократы, считалась верным средством от предательства.
А если её приносил подданный помазаннику Божьему, то и вовсе нерушимой. Пока король или королева, на худой конец, регент, с разрешения Совета выступающий от имени наследника, не вернёт слово давшему клятву.
Очень удобно. Оставалась одна загвоздка: клятв верности могло быть не больше трёх за всю жизнь человека. Супружеские обеты были не в счёт.
Здесь речь шла именно о верности слову. И опять-таки она могла заключаться только с обоюдного искреннего согласия.
Дверца памяти закрылась, и это было всё, что я узнала. Но и то вовремя.
Подозрительно вовремя.
Однако думать об этом буду потом. Сначала следует нерушимый союз заключить.
— Готовы, ваше сиятельство? Принести клятву верности? Или вы уже связаны договором с кем-то другим?
Я встала из-за стола и прошла к закрытому окну. В комнате было жарко, но я ценила меры предосторожности: пока в комнату не проникает воздух, можно установить ловушки от любопытных ушей.
Это тоже подсказала память Бланки. И всё же я напоминала сама себе путника с завязанными глазами, идущего по узкой тропинке между двумя пропастями.
Я специально отвернулась к окну, чтобы герцог придумал оправдание, почему он не может принести мне клятву. Конечно, скажет, что уже дал её королю.
— Хотите союз, ваше величество? — произнёс он будничным тоном, отпивая из деревянной кружки парного молока. Вина здесь не водилось, или его не подали. — А вы знаете, какова плата?
— Для вас? Да, вы не сможете меня предать.
Я обернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. И встретилась взглядом с синей тьмой, таившейся в его душе.
Он встал и медленно подошёл ко мне. Казалась, когда он положил руки мне на плечи, что уже само по себе было величайшей дерзостью, тьма из его души заглянула в мою, как бы выбирая, нет ли где укромного уголка, чтобы ей спрятаться? Чтобы пустить всходы, которые через пару месяцев окрепнут и прорастут сильными побегами.
— И вы не сможете предать меня, ваше величество.
— А зачем мне вас предавать? Ещё несколько дней назад вы были уверены, что я слабая фигура. Пешка на шахматной доске.
Удивительно, насколько здесь знали эту восточную игру! Не иначе, влияние мавров — чернокожих слуг, привезённых с Востока.
— Пешки предают первыми. И часто решают исход игры.
Герцог провёл вниз по моим рукам, пока наши ладони не соприкоснулись. В моей голове ветер свистел, ни одной здравой мысли не было, я стала продолжением его воли.
— Чего же вы хотите от меня?
— Для начала, чтобы вы приняли мой подарок. Не спрашивайте, какой, узнаёте позже. А потом — чтобы убрали фаворитку короля.
— Чем она вам так не угодила, ваше сиятельство?
Я почувствовала укол ревности, хотя для неё не было причин. Мне хотелось, чтобы такая исполинская фигура, как единственный тёмный маг королевства, была на моей стороне. Это бы придало мне веса в собственных глазах.
И мне льстило, как женщине, что он выбрал мою сторону. Пусть для этого у него и были причины.
Но пока мои руки были в его руках, я верила, что наш союз основан не только на выгоде, но и на взаимной симпатии.
— Когда она станет королевой, то постарается уничтожить меня. Женщине легко нашёптывать своему мужчине клевету. Ночью она кажется правдой.
Я вздрогнула при словах «когда она станет королевой». То есть моя гибель почти предрешена?
— Не дрожите так! Если мы заключим союз, она ей не станет. И её дети не будут править Клермондией.
— Тогда скажите прямо сейчас, ваше сиятельство, глядя мне в глаза, что у вас не было приказа короля избавиться от меня в дороге.
Он помолчал, но взгляда не отвёл:
— Не было приказа.
Врёт, значит. Говорят, что человек, когда врёт, смотрит в глаза, а если говорит правду, на мгновение отводит их. Как бы вспоминает.
Или приказа не было, но сделан достаточно явный намёк.
— Хорошо, тогда я согласна. Что требуется?
— Стойте спокойно, ваше величество.
Память Бланки не говорила о процедуре принятия этой клятвы. Вероятно, королева и не знала его, но я начала нервничать.
И не ошиблась в предчувствии: герцог снял с пояса маленький кривой ножик и полоснул мне по запястью. Я вскрикнула, перевела взгляд на тонкую полоску, наполнившуюся моей кровью.
Боль была несильной, царапина, не иначе, но когда герцог поднёс моё запястье к своим губам, я заволновалась ещё больше. Но стояла смирно, как договаривались.
Смотрела на него во все глаза, как Родриго Каста, всё так же не отпуская ни моего взгляда, ни моей руки, слизал каплю крови с моего запястья. Этот момент был настолько интимен, чувственен, что меня бросило в жар. Я почувствовала, как краснеют щёки, как туманится голова, и мне уже всё равно, что будет, если сейчас нас застанут врасплох.
— Я тоже должна это сделать? — спросила я, имея в виду кровь на запястье.
— Можно и так, моя королева. Но я не хочу заставлять вас пробовать мою кровь на вкус.
— А как же тогда? — шёпотом спросила я, чувствуя, что мне не хватает воздуха.
— По-другому, — быстро ответил он и подхватил меня за талию, потому что мне стало дурно.
Я на мгновенье отвела глаза, а когда наши взгляды снова встретились, он медленно наклонился и поцеловал меня в губы.