Путь попаданки. Книга 1 (СИ)

Глава 32

Я почувствовала вкус собственной крови на кончике языка, смешанный со вкусом его губ. Терпких и горьких, как лесной орех или миндаль.

Я дёрнулась в его руках, но он держал крепко, и я поняла, что надо подчиниться. Продлить это мгновение просто ради союза, ради сладости, которую я надеялась обнаружить в его ласке. Похожей на клеймо. На тёмную метку.

На чёрную дыру, в которую меня затягивало с невероятной силой.

Я упиралась руками в его грудь, но мы оба знали, что это дань приличиям.

И вот всё закончилось, кроме моего головокружения!

— Что вы себе позволяете?!

Я могла говорить шёпотом, чтобы на звук моего голоса не прибежали хозяева или слуги. Репутация королевы — хрупкая вещь, ею не следует разбрасываться той, кто ещё не заняла место рядом с королём.

— Полноте, ваше величество, вы изображаете чувства, которых не испытываете. Но я объяснюсь, чтобы вы снова не обвинили меня в государственной измене. Я оградил вас таким образом от необходимости попробовать мою кровь на вкус. Иногда тёмная магия способна опорочить светлую душу.

И снова я смотрела на него, стоявшего напротив на очень близком расстоянии и не делавшего попыток отойти на шаг, и не понимала, говорит ли он серьёзно или снова подсмеивается.

— Союз заключён? — удивилась я.

Не чувствовала в себе перемен, надо будет спросить об этом кого-то знающего. Только вот кого?!

— Я буду действовать в ваших интересах, но и вы не предадите моих, ваше величество.

Наконец, он поклонился и отошёл к столу. Снова взял недопитую кружку с молоком и выпил до дна.

— А если вы нарушите слово?

— Хотите сказать, вы нарушите? Но раз вы решили дальше играть в невинность, я скажу вам, что будет: ваша магия накажет вас. Или моя меня. Либо уйдёт полностью, превратив человека в больной, чахлый сосуд, либо извратится так что убьёт носителя. А теперь позвольте откланяться, я приеду завтра к вечеру, думаю, наш общий враг будет найден.

На это раз он просто вышел, забыв или проигнорировав в который раз правила этикета. Вышел в ту дверь, через которую мы с ним вошли, но я недолго оставалась одна. Тут же пожаловали хозяева.

Разговорчива была лишь Фабиа, она извинялась за столь скромный приют знатной особы. Всем видом и взглядами показывая, что знает, кто я на самом деле, но раз надо играть в игру, будет соблюдать правила.

Словом, Фабиа Висконсин была светской кокеткой, какими их любят изображать на страницах современных рыцарских романов.

Но отнюдь не пустышкой.

Муж её быстро откланялся и сказал, что по всем вопросам я могу обращаться к его жене. Я приметила, как он вышел во двор, вскочил на коня и уехал куда-то со слугой герцога.

Фабиа тут же велела накрыть стол «по-настоящему пригодной пищей», и когда две молоденькие востроглазые, смешливые служанки с этим справились, сообщила, что моей аудиенции требует один человек.

Оставалось покориться судьбе, которая никак не желала оставлять меня или Бланку в покое, но, возможно, рассудила я, смотря на выставленные на стол рябчики в жаровне, и тушёную капусту к ним, оно и к лучшему. Некогда будет плакать.

— После обеда, гранда, — сказала я, предлагая хозяйке разделить со мной трапезу. И когда еду разложили по тарелкам, тут же поменяла их.

— Надеюсь, вы не против? — улыбнулась я. — Меры предосторожности. Моего слуги, что пробует пищу, нет сейчас рядом.

— Конечно, ваша милость, почту за честь быть вам полезной.

— Тогда расскажите, откуда вы с мужем. Кому служите? По-настоящему.

— Его сиятельство покровительствует вам.

Она уткнулась в тарелку, водя вилкой по ней, будто хотела получше рассмотреть её содержимое. И всё же приступила к еде первой, надломив кусочек ароматного тёплого хлеба.

Скромничает или скрывает правду?

Я проглотила вязкую слюну. От ароматов пищи кружилась голова, но я помнила об осторожности. Глупо будет пройти столько миль пути, чтобы отравиться рябчиком за пару дней до конца путешествия!

— Сколько дней пути отсюда до столицы?

Ну всё, пора есть, иначе забуду об этикете и достоинстве Бланки и наброшусь на еду, как голодающее дитя.

— Почти четыре, если ехать с обозом, ваша милость.

Горячий хлеб со сливочным маслом, вкуснотища!

— Ваша милость, простите, что отрываю вас, но вас ожидают.

— Подождут, — отрезала я таким тоном, что Фабиа пролепетала извинения.

Я поймала себя на мысли, что слишком вошла в образ королевы, надо бы отвыкать, а то потом плохо в моём мире придётся.

Книга же рано или поздно завершится!

Мне просто надо дойти до цели и добиться того, что бы фаворитка осталась с носом! Надо потом заглянуть в ту книгу, в самый конец, когда вернусь, чтобы прочесть, что Бланка прожила долгую и счастливую жизнь. Пусть и в вымышленном мире!

— Кто там ещё пришёл?

— Ваш духовник, отец Педро.

Вот уж кого-кого, а его я ожидала здесь встретить меньше всего!

— Господь повелел мне наставлять вас, дочь моя, я не мог остаться безучастен к вашим несчастьям, — начал заунывным голосом священник, войдя в дом и осеняя себя крёстным знамением.

В первый момент мне показалось, что я перепила за обедом кислого вина: настолько радостным выглядел отец Педро. Будто уже не чаял найти меня живой и боялся расправы.

Фабиа, получив краткое благословение, выскользнула из дома.

— Я пришёл, чтобы поддержать вас, дочь моя.

— Я искренне рада этому, отец.

Вполне обычное начало, но я сгорала от нетерпения. Отец Педро и герцог явно не были союзниками, так как и, главное, зачем духовник пришёл сюда.

— Помнится, вы говорили, что сгораете от желания бескорыстно помочь ближнему, и я увидел в вас, невинном создании, укор себе. Иногда даже священники впадают в мирские грехи.

Иногда, хм!

Отец Педро ходил из стороны в сторону, полы его чёрной сутаны развевались, словно крылья ворона, и сам он мне напомнил большую птицу. Птицу, принёсшую весть.

В эти времена многие пользовались таким способом передать послания.

— У меня для вас утешение в ваших скорбях, дочь моя! Возьмите!

И отец Педро, остановившись напротив меня, просидевшей на стуле всё время нашей встречи, протянул Писание. То самое, которое должно было сгореть в пожаре, но даже страницы не обуглились.

— Я заложил, дочь моя, наставления, которые вам надобно внимательно прочесть.

— Так, отец мой.

Внутри Писания было что-то вложено. Записка или письмо?

— А я пока помолюсь за нас в соседней комнате. Позови меня, когда примешь решение.

Что-то хищное, даже можно было бы сказать, алчное на миг проступило в чертах его абсолютно невзрачного лица. Будто я помахала у него перед носом кардинальской шапкой.

Оставалось только кивнуть и по-прежнему сидеть на стуле, сжимая в руках нераскрытое Писание. Пока отец Педро не удалился. Я видела, что ему бы очень хотелось остаться, но, вероятно, он получил чёткие инструкции.

Или, наконец, внял голосу жадности, который я пыталась в нём пробудить при нашей последней беседе в шатре герцога?

Я осталась одна. Досчитала до семи, потом до десяти туда и обратно, чтобы успокоиться.

И раскрыла Писание там, где была закладка.

«Много замыслов в сердце человека, но состоится только определённое Господом», — прочла я сверху на странице.

Снова указание свыше?

Развернула серый конверт и сложенную втрое бумагу. Добротную, на таких писали аристократы.

Герцог изволил доверить планы бумаге? Невозможно, он слишком осторожен!

Почерк был женским.

Едва я начала читать, как руки мои задрожали, а сердце забилось сильнее, кровь отлила от щёк, и посреди жаркого дня мне сделалось холодно.

Это было послание от фаворитки его величества Энрике. От той самой Марии Тавора, кто как кровавая тень следовала за мной по пятам с самого моего появления здесь!