— И ты уверена, что я не могу заставить вас пересмотреть свое решение? — спросил мой босс.
— Спасибо, но нет. Это самое лучшее для меня и для тебя тоже. В последнее время я была никудышным работником.
— Вряд ли, — сказал он. — В твой худший день ты все равно лучшая.
— Что ж, у меня был отличный учитель. — Джеймс был моим наставником в течение многих лет, и я ненавидела подводить его, но я была несчастна, и пришло время перемен. Я всегда клялась никогда не позволять себе работать в месте, которое не делает меня счастливой.
— Когда я потеряю тебя?
— Я сообщу тебе точную дату увольнения позже на этой неделе. Мне бы хотелось пару дней поработать над прогнозами и посмотреть, когда я завершу все свои текущие задания. Если тебе нужна приблизительная дата, то, вероятно, конец января, начало февраля.
— Я приму все, что ты можешь мне дать. Я ценю твою готовность остаться и закончить с клиентами.
— Последнее, что я хочу сделать, это кинуть тебя. — Не то чтобы меня ждала другая работа.
Он вздохнул.
— Я буду скучать по тебе. Кто бы ни нанял тебя, он — счастливый работодатель.
Я улыбнулась.
— Я тоже буду скучать по тебе. Пока. — Я положила свой телефон и уставилась на него.
Что я только что сделала?
Увольнение с работы, конечно, не входило в мой список дел на сегодня, но, когда Джеймс позвонил, чтобы поговорить со мной, я должна была быть честной. Слова «Я несчастна» и «эта работа просто больше не для меня» вырвались наружу.
Я не жалела об этом, но время было выбрано блестяще, как всегда. Всего за несколько дней до Рождества, и я думала о безработице, которая наступит весной. Итак, теперь, в дополнение к тому, чтобы завести новых друзей, стать более приятным человеком, построить прочные отношения и так далее, путешествие Фелисити домой также включало в себя поиск и начало новой карьеры.
Черт.
По крайней мере, мне посчастливилось иметь приличную сумму, припрятанную в сбережениях. Мне не нужно было спешить с поиском новой работы, и я могла потратить некоторое время на размышления о том, чем я хотела бы заниматься в своей жизни.
Я подошла к холодильнику и открыла крышку пластикового контейнера для хранения, достав еще один кекс с радужной крошкой. В четыре огромных укуса он благополучно оказался в моем желудке вместе с остальными пятью, которые я съела за утро.
Последние три недели после вечеринки на «Станции Слейтеров» были не очень веселыми. Я без устали проводила часы за работой, часто просыпалась до пяти утра и работала до глубокой ночи, отрываясь только для того, чтобы навестить маму и приготовить ей ужин. Изнурительные часы укрепили тот факт, что я не хотела, чтобы консалтинг был моей карьерой на всю жизнь.
И теперь он не станет.
Но работа была необходима. Я заполняла свои дни отвлечениями, чтобы не думать о Сайласе и о том, как я полностью унизила себя.
Гах! Зачем я поцеловала его? Любой прогресс, которого я добилась в построении дружбы, был стерт. Я была полной идиоткой, настаивая на большем, потому что он не хотел меня. Теперь у меня его вообще не было.
Схватив свой телефон, я набираю имя Сабрины только для того, чтобы услышать ее голосовое сообщение. Снова.
— Три сообщения на голосовой почте, а ты так и не перезвонила. Я предполагаю, что твой телефон находится в канализации, потому что ты уронила его в унитаз. Почему бы еще ты не отвечаешь на мои звонки или не отправляешь мне сообщение «Привет, я жива»? У тебя есть ровно двадцать четыре часа, чтобы ответить, прежде чем я вызову полицию. Пожалуйста, не будь мертвой.
На телефон пришло сообщение вскоре после того, как я повесила трубку.
Сабрина: Не мертва. Позвоню позже. Люблю.
Далее я нашла имя Хлои. Как я и подозревала, звонок ей тоже переадресовался на голосовую почту.
— Привет, Хлоя. Это Фелисити. Я звоню поздороваться и узнать, что ты делаешь на Рождество. Если захочешь встретиться за праздничным кофе, я была бы рада увидеться. Пока.
Это, казалось, было моим миллионным посланием для Хлои, но я не сдавалась. Она либо смириться с тем фактом, что я никуда не денусь, либо сменит свой номер.
Кекс не справлялся со своей задачей, и я все еще отчаянно нуждалась в том, чтобы кто-нибудь со мной поговорил. Если я не могла поболтать с друзьями, тогда мне нужна была следующая лучшая вещь. Поход по магазинам. В Прескотте было немного магазинов, но я бы пошла сегодня даже в хозяйственный.
Два часа спустя я ввалилась в мамин трейлер, мои руки были нагружены продуктами и двумя сумками, полными новых кухонных приспособлений.
— Мама! — позвала я. Она вышла из своей спальни с белой повязкой на щеке. — Что случилось? — ахнула я, роняя свои сумки и бросаясь к ней.
— О, я просто поскользнулась.
Я провела пальцами по повязке.
— Ты ходила в больницу?
— Это всего лишь царапина. Со мной все будет в порядке.
— Мам, — мягко сказала я. — Это произошло из-за приступа?
Она посмотрела на свои ноги и кивнула.
— Прости.
— Никаких извинений, ладно? Я просто рада, что с тобой все в порядке. — Я боялась того дня, когда приду, и она окажется серьезно ранена. — Как насчет ужина? Что ты выберешь — фаршированные свиные отбивные или домашний пирог с курицей в горшочке.
Она улыбнулась.
— Оба блюда звучат замечательно. Тебе решать.
Я вернулась к своим сумкам, собрала их и отнесла на кухню, чтобы начать выгружать продукты для свиных отбивных.
— Я знаю, ты нервничаешь из-за этих тестов, но я думаю, что это к лучшему.
Она кивнула и одарила меня неубедительной улыбкой.
Ее прием в больнице был назначен через две недели, и, если повезет, мы получим результаты в течение месяца. Я только надеялась, что с результатами придут хорошие новости о том, что мы могли бы сделать еще что-то, чтобы помочь маме избежать ее приступов.
Мне хотелось знать, почему она так нервничала из-за тестов, но не спрашивала. Было ли это потому, что они могли что-то показать? Или из-за того, что они ничего не покажут? Слишком далеко заходя в этой теме, она всегда чувствовала себя неловко.
— Итак, сегодня я уволилась с работы, — сказала я ей, готовя.
— Что? — выдохнула она.
— Это к лучшему. Для меня пришло время сделать что-то новое. Теперь мне просто нужно выяснить, что именно. Проведешь со мной мозговой штурм?
Она села за маленький круглый стол на кухне.
— Ты была бы хороша во многих вещах. Как насчет того, чтобы открыть магазин одежды? Ты всегда так мило выглядишь.
— Неплохая идея. Что еще? — Я подошла к раковине, чтобы сполоснуть руки.
— Парикмахер-стилист?
Я покачала головой.
— Я бы предпочла не возвращаться к обучению.
— Как насчет работы в банке?
— Возможно, хотя я бы предпочла работу с более гибким графиком и независимостью. Я думаю, что начать бизнес могло бы быть весело. Можешь ли ты вспомнить что-нибудь, чего не хватает Прескотту?
— Хм. Дай мне подумать.
Я начала делать то же самое, помешивая смесь для начинки. Когда я ничего не смогла придумать, мои мысли блуждали по другим темам, пока, как всегда, не остановились на Сайласе. Я ничего не слышала о нем с вечеринки и того поцелуя. Он сказал, что понимает, почему я ушла, но после очередного долгого отсутствия общения я засомневалась в его искренности. Точно так же, как я сомневалась, что он действительно хотел быть друзьями.
— Мам, можно я тебя кое о чем спрошу?
— Конечно.
— Как ты думаешь, возможно ли по-настоящему простить того, кто разбил тебе сердце?
— Ой. — Она еще больше откинулась на спинку стула, вероятно, удивленная моей полной сменой темы. — Я не знаю. Я думаю да. Вероятно, это зависит от ситуации.
— Если бы папа пришел домой и попросил прощения, ты бы приняла его обратно?
Было рискованно упоминать об отце. Она стерла его из нашей жизни после того, как он ушел, выбросив фотографии и все вещи, которые он оставил после себя, и никогда не говорила о нем. Я ожидала, что она проигнорирует мой вопрос, но мне нужно было знать, возможно ли прощение — даже в таких экстремальных обстоятельствах, как у нее.
— Если бы он поступил так только со мной, — сказала она, — то да. Но он также бросил тебя и Джесса. Я никогда ему этого не прощу.
Я улыбнулась. Может быть, у нас с Сайласом все-таки была надежда.
— Спасибо, мам.
— Это Уэс? Он разбил тебе сердце?
Я могла понять, почему она спрашивала. Сайлас был не единственным человеком, которого я бросила без объяснения причин. Ни Джесс, ни мама так и не узнали всей правды о том, почему я так внезапно уехала после школы. Я позвонила им из Сиэтла, сказала, что мне нужны перемены и что мы с Уэсом расстались. Конец обсуждения.
— Нет, Уэс не разбивал мне сердце.
— О, я просто предположила, поскольку ты вернулась только после того, как он скончался.
Я вздохнула.
— Я была напугана. Вот почему я не возвращалась. Сначала я была так полна решимости доказать всем, что могу справиться сама. Я боялась, что если вернусь, то буду выглядеть слабой. Шли годы. Потом еще. А потом просто стало легче держаться подальше. — Было легче игнорировать мои ошибки, чем смотреть им в лицо.
— Это тяжело, — сказала она. — Мне грустно от того, как закончилась жизнь Уэса, но в то же время я также рада, потому что это вернуло тебя домой.
У меня начало щипать в носу, и я проглотила комок в горле. Смерть Уэса была трагичной и бессмысленной, но был еще один тревожный звоночек.
— Делает ли меня ужасным человеком то, что я благодарна за его похороны? — Слезы наполнили мои глаза, когда эти слова вырвались наружу.
Мама встала и пересекла комнату, притягивая меня в свои объятия.
— Я не думаю, что благодарна — это подходящее слово. Как насчет? Ты всегда будешь любить и помнить все хорошее, что он привнес в твою жизнь. Как, например, шанс вернуться домой.
Я кивнула и обняла ее крепче.
— Мне нравится.
Я любила Уэса. У нас никогда бы не получилось «долго и счастливо», но он был для меня всем на свете, и за это у него всегда было особое место.
Сжав ее в последний раз, я отпустила маму и насухо вытерла глаза, затем вернулась к готовке.
— Ты никогда не говорила. Кто разбил твое сердце? — спросила мама, пока я ставила свиные отбивные в духовку.
— О, я говорила о гипотетической ситуации, — солгала я. — Никто не разбивал мне сердце.
Мои раны были нанесены мной самой.
— О, Фелисити! — сказала Энни. — Входи, входи! Что ты здесь делаешь?
Я наклонилась, чтобы быстро обнять Энни одной рукой, удерживая стопку рождественских подарков в другой.
— Привет, я просто хотела занести это.
— Ты замечательная девушка. Тебе не нужно было ничего нам приносить, — сказала она, когда я последовал за ней внутрь.
— Я хотела. — Я поставила три подарочные коробки на кухонный островок. — Ничего особенного, просто пара мелочей, которые, я подумала, понравятся вам с Джеком, и у меня также есть подарок для Мейсона. Это набор «Лего».
— Спасибо, ему понравится. Ты слишком милая. Как у тебя дела?
— У меня все хорошо. А у вас? Я думала о тебе на прошлой неделе.
— Спасибо. — Ее глаза заблестели. На прошлой неделе исполнилось два года со дня смерти Уэса.
— Я должна была позвонить или… заехать. Я просто не была уверен, захочешь ли ты компанию.
— Тебе здесь всегда рады. — Она шмыгнула носом и вытерла уголок глаза. — И у нас все хорошо. Это был печальный день, но мы постарались извлечь из него максимум пользы. Мы покатали Мейсона на санках, а потом сходили в кино. Мы с Джеком провели немного времени, посетив могилу Уэса. Это помогает нам обоим поговорить с ним, высказать наши чувства вслух. Я не уверена, слышит ли он нас, но это дает мне некоторое успокоение. Если он меня слышит, я хочу, чтобы он знал, что я всегда буду любить его.
— Понимаю.
— Как насчет чашечки кофе? — Я кивнула, и с дымящимися кружками в руках мы побрели в гостиную. — Какие у тебя планы на Рождество?
Я сделала глоток и поставила свою кружку на стол.
— Мы с мамой собираемся на ферму. Джиджи делает все возможное, чтобы приготовить праздничные блюда, так что я уверена, что наемся до отвала и поковыляю домой. А как насчет вас?
— У Мейсона было так мало настоящих рождественских праздников, что мы планируем устроить для него здесь большое торжество. Джек, скажем так, полностью слетел с катушек. Видишь там все эти подарки? — Она указала на огромную стопку подарков под их елкой. — Наверху спрятана еще одна стопка от Санты, такая же большая. Мейсон даже не верит в Санту.
— О, боже, — пробормотала я, и мы обе рассмеялись.
К счастью, неловкость от моего первого ужина здесь прошла, и в течение следующего часа мы с Энни осматривали ферму. Она рассказала мне об изменениях, которые они с Джеком внесли за последние несколько лет, чтобы с возрастом все стало более управляемым. Их план всегда состоял в том, чтобы передать ферму Уэсу, но теперь они просто надеялись сохранить ее до тех пор, пока Мейсон не подрастет и не сможет решить, хочет ли он ее сам.
Но чем больше она говорила, тем больше болело за нее мое сердце. Жизнь Уэса была не единственной, кардинально изменившейся из-за употребления наркотиков. Осознавал ли он когда-нибудь, какую причинил боль тем, кто его любил? У Джека и Энни были надежды и мечты на Уэса. Они планировали оставить ему свое наследие.
Если бы он был жив, я бы не знала, ударить ли его за то, что он такой эгоистичный, или обнять его и сказать, что мне жаль. Вероятно, и то, и другое.
— Что ж, мне пора уходить, — сказала я, вставая с дивана. Я сохраняла улыбку на лице во время нашего разговора, но не могла больше терпеть без того, чтобы мои настоящие чувства не начали проявляться, а я не хотела сочувствия Энни. Не тогда, когда была виновата. — Спасибо за кофе.
— Я так рада, что ты зашла. И спасибо за подарки.
— Всегда пожалуйста.
Она проводила меня до двери и еще раз обняла. Я повернулась, чтобы уйти, но заколебалась, когда моя рука коснулась дверной ручки.
— Энни? — Я обернулась. — Мне так жаль насчет Уэса.
— Спасибо.
— Нет. Я имею в виду, что мне жаль, потому что это моя вина. Когда мы были моложе, я попросила его… он…
Я пыталась рассказать ей, что произошло много лет назад, но у меня не получалось вымолвить ни слова. Энни и Джек заслуживали знать правду, но я была в ужасе от того, что после моего признания она больше никогда не посмотрит на меня так, как раньше.
— Фелисити. — Я перестала заикаться и встретилась с ней взглядом. Ее глаза были полны боли. — Я уверена, что были вещи, которые случались, но их просто слишком много. Джек и я, мы смирились с тем, что случилось с Уэсом. Давай оставим это.
— Хорошо. — Я бы не стала давить. Я бы не стала подвергать эту женщину еще большей боли.
— Я не хочу отгораживаться от тебя, просто…
— Я понимаю это, Энни. — Я испытывала чувство вины, но и она тоже. Мне не нужно было иметь детей, чтобы знать, что матери чувствуют себя виноватыми, когда с их детьми случаются плохие вещи, независимо от того, сколько этим детям было лет.
Все ее тело обмякло от облегчения.
— Спасибо.
— Счастливого вам Рождества. — Я повернулась к двери и вышла на улицу, но прежде чем я успела сойти с крыльца, Энни позвала меня по имени.
— Если тебе есть что сказать, ты должна сказать это Уэсу. Скажи ему и сбрось груз с себя. Это всегда помогает мне справиться.
Я кивнула и снова помахала рукой, идя по тротуару к своей машине. Должна ли я пойти на могилу Уэса? Могла ли я?
Я положила сумочку в машину, затем направилась по гравийной дороге к дубу вдалеке. Посреди пшеничного поля, под его высокими ветвями, была могила Уэса.
Воздух был свеж и пах сочной землей с полей. На прошлой неделе у нас был не по сезону сильный ветер, и большая часть снега растаяла. Дождь должен был прийти снова, но пока что ветерок был теплым, а земля сухой.
Листья с дуба давным-давно облетели, а пшеницу на полях давно скосили, оставив после себя короткие желтые соломинки, которые контрастировали с темными вечнозелеными растениями вдалеке. Место упокоения Уэса было прекрасным даже в разгар зимы. Весной, когда все было зеленым и ярким, это было бы впечатляюще.
— Привет, Уэс, — сказала я его надгробию. Простая квадратная плита из угольно-черного гранита возвышалась над землей. Его имя было выгравировано большими печатными буквами.
Я несколько минут смотрела на его имя, не зная, с чего начать. Нужно было так много сказать, но единственными словами, которые сорвались с языка, были «Мне жаль».
За моими извинениями последовал поток слез. Сожаление и вина отразились на моем лице. Печаль и тоска тоже. Волосы, развевающиеся у меня на лице, прилипли к влаге на моих щеках.
— Мне так жаль. Я сожалею, что мне пришла в голову эта ужасная, глупая идея. Почему ты просто не сказал мне «нет»? Почему ты не остановился? Ты обещал.
Моя печаль превратилась в гнев, и я наклонилась и подобрала пригоршню камней, застрявших в траве. Один за другим я начала бросать их в имя Уэса.
— Прости, но я так чертовски зла на тебя!
Бросок.
— Ты бросил нас. Как ты мог так поступить со всеми нами?
Бросок
— Из-за тебя мой брат чуть не погиб в том чертовом взрыве. Как ты мог быть таким безрассудным?
Бросок.
— Твоим родителям пришлось похоронить тебя. Как ты мог быть таким чертовски эгоистичным?
У меня закончились камни.
— Ты винишь меня в этом? Ты ненавидел меня все эти годы?
— Он никогда не ненавидел тебя, Лис. — Я вздрогнула от глубокого голоса Сайласа. Он стоял позади меня, засунув руки в карманы джинсов.
Мне потребовалось мгновение, чтобы оправиться от шока при виде его, но как только я это сделала, я начала вытирать щеки, чтобы вытереть лицо.
— Он должен был ненавидеть меня. Это была моя вина, что он вообще начал употреблять метамфетамин.
— И каким же образом это твоя вина?
— Это была моя идея, — призналась я, шмыгая носом. — В ту первую ночь, когда он принял метамфетамин? Это было из-за меня. Я сказала ему, что хочу попробовать накуриться, а он мне не позволил. Он сказал, что сначала сделает это, чтобы убедиться, что это безопасно, но потом не смог остановиться.
Ауч. Я потерла рукой свою грудину. Я глубоко похоронила это бремя, так долго несла его в одиночку, что его высвобождение причиняло физическую боль. Слезы вернулись, и я яростно вытерла глаза, но их было слишком много.
Когда сильные руки Сайласа обхватили меня, я не сопротивлялась, когда он притянул меня к своей груди.
— Это была не твоя вина, Лис.
— Конечно, моя. Уэс ненавидел наркотики. Он все время мне это говорил. Но ты же знаешь, какую зависимость вызывает метамфетамин. Однажды начав, он уже не смог остановиться.
Его руки сжали меня крепче.
— Я не уверен, как тебе это сказать.
— Сказать мне что?
Сайлас отпустил меня и наклонился, чтобы поднять свой собственный камень, выбросив его в открытое поле.
— Сказать мне что? — повторила я, зная, что бы он ни сказал, это будут плохие новости, потому что он не смотрел на меня.
— Уэс начал употреблять метамфетамин в своем выпускном классе, Лис. Не в твоем. Он начал употреблять за два года до той вечеринки.
Все мое тело дернулось.
— Что?
— В то время я этого не знал, но после того, как я вернулся домой из армии, мы с Уэсом встретились, чтобы выпить пива. Это было так давно, я думал, все это дерьмо осталось позади. Это было не так. Короче говоря, мы поссорились, когда я узнал, что он все еще употребляет. Я сказал ему обратиться за помощью, а он сказал, что ему это не нужно. Он сказал, что принимал наркотики с выпускного класса и был в полном порядке.
— Нет. Нет! Этого не может быть. — Мои руки сжались в кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. — Как это возможно? Я бы знала, Сайлас. Я бы увидела признаки. Я бы помогла ему.
Он покачал головой.
— Уэс не хотел помощи. Он был мастером скрывать эту свою привычку.
— Итак, ты хочешь сказать, что Уэс принимал наркотики больше половины наших отношений и лгал мне?
Сайлас кивнул.
— И в первый раз, когда он употребил метамфетамин, это была вообще не моя вина?
— Нет. Это была не твоя вина.
Я покачала головой.
— Я не могу в это поверить.
— Вспомни тот день. Тебе действительно пришлось сильно уговаривать его, чтобы убедить попробовать?
Нет. Уэс вообще особо не сопротивлялся.
Волна головокружения накрыла меня. Сайлас прыгнул вперед, чтобы схватить меня за локоть, когда я покачнулась. Хотя я снова встала на ноги, голова у меня все еще кружилась.
Сколько лет я чувствовала себя виноватой? Сколько раз я сожалела о той ночи? Сколько слез я выплакала из-за Уэса? Я провела шестнадцать лет, сожалея о той вечеринке. А теперь? Пуф. Все это время. Все беспокойства. Потрачены впустую.
— Я не могу в это поверить. Он лгал мне, — прошептала я. Это было больнее всего. Больше, чем ненужное чувство вины, тот факт, что Уэс солгал, был самой болезненной частью, которую приходилось слышать. Я доверяла так немногим людям, особенно мужчинам. Но я доверяла Уэсу.
— Он солгал всем нам, Лис.
Я прошла мимо Сайласа и повернулась обратно к могиле Уэса.
— Он оставил мне голосовое сообщение примерно за месяц до того, как его убили. Он сказал, что, если я вернусь домой, ему помогут. Я даже не перезвонила ему, Сайлас. Как ты думаешь, если бы я это сделала, он был бы все еще жив?
Он встал рядом со мной.
— Я не думаю, что это что-то изменило бы. Ближе к концу он все время был под кайфом. Никто не смог бы убедить его обратиться за помощью. Даже ты. Он никогда не думал, что у него есть проблемы.
Я надеялась, что он был прав, но мне было ненавистно, что я никогда этого не узнаю.
Некоторое время мы молча стояли бок о бок, пока я позволяла всему осмыслиться. Шок. Печаль. Гнев. Я не знала, с какой эмоции начать в первую очередь.
Гнев. Мы с гневом были старыми друзьями.
— Я так зла на него. — Я пнула камень ботинком. — Гррр! Мне хочется ударить по чему-нибудь кулаком.
Сайлас сделал большой шаг в сторону.
— Ну, прежде чем ты решишь, что что-нибудь — это я, давай убираться отсюда. — Он мотнул головой назад, в сторону дома Драммондов. — Давай. Я думаю, у меня есть кое-что, что могло бы помочь.