Развод. Цена искупления

Глава 36

Вика.

— Ромка, возьми трубку! — голос срывается, пока я дрожащими пальцами вновь нажимаю на вызов.

Гудки. Один. Второй. Третий.

Внутри меня разрастается паника.

Господи, он же сейчас у себя в квартире. Один. С её вещами.

Я не знаю, что он собирается сделать, но его состояние... оно пугает меня до чёртиков.

Я бегу вниз по лестнице, стараясь не оступиться. Ноги подкашиваются, но я не могу позволить себе замедлиться.

— Рома, мать твою, возьми телефон!

Снова тишина.

Я выбегаю на улицу, холодный воздух бьёт в лицо, срывает с плеч капюшон. Такси, на котором я приехала, всё ещё стоит у обочины, водитель наблюдает за мной через боковое стекло с лёгким удивлением.

— Поехали! Быстро! — тараторю, захлопывая дверцу.

— Куда?

Я даю адрес Ромки.

В голове — сплошной шум. Гудение в ушах, тяжёлые удары сердца. В висках пульсирует дикая боль, но я даже не пытаюсь сосредоточиться на ней.

— Быстрее, пожалуйста, — запыханно прошу.

Машина резко срывается с места.

Я стискиваю телефон в руках, молюсь, чтобы он наконец-то ответил, чтобы я услышала его голос.

Но он не отвечает.

Не сбрасывает, не отключает.

Просто… ничего.

Внутри меня что-то надламывается.

Я крепче вжимаюсь в спинку сиденья, стиснув зубы.

Я знаю, как он себя чувствует.

Какой-то звериный инстинкт подсказывает мне: он не просто выкинет её вещи.

Он хочет избавиться от неё. Уничтожить её из своей жизни.

А что если…?

Нет. Нет.

Ромка не идиот.

Но злость.

Та ярость, что кипела в его глазах вчера…

Господи…

Растираю ладонями лицо.

— Скорость прибавьте! — рявкаю водителю, не узнавая собственного голоса.

И пока машина тащится по загруженным улицам столицы. В моей голове успевают все сценарии прокрутиться: от самого страшного, до самого лайтового.

Я молюсь, впервые за долгие годы я прошу Вселенную мне помочь.

Город будто издевается надо мной.

Красные светофоры. Поток машин. Люди, спешащие куда-то в суете, и ни один из них не понимает, что мой мир рушится.

Водитель бросает на меня тревожные взгляды в зеркало, но я не могу сейчас думать об этом.

— Давайте быстрее, прошу!

Вцепляюсь в телефон. Но он по-прежнему молчит.

Ромка по-прежнему молчит.

Чёрт.

Я вспоминаю его лицо вчера ночью.

Этот дикий, ослепляющий гнев.

Пустоту в глазах.

Нет.

Нет.

Господи, только бы он ничего не натворил.

В груди так больно, будто кто-то сжимает сердце ледяными пальцами.

Я стараюсь дышать глубже, но это не помогает.

Паника накрывает меня с головой.

Машина тормозит у его дома, и я вылетаю на тротуар, захлопывая дверь.

— Ждите здесь! — бросаю водителю на бегу, даже не проверяя, ответил ли он.

Влетаю в подъезд, вызываю лифт, но он едет слишком медленно.

Долбаные, грёбаные медленные двери!

Я не жду.

Бегу по лестнице.

Один пролёт.

Второй.

Третий.

Я запыхалась, сердце колотится так, что, кажется, вот-вот выскочит из груди.

Подбегаю к двери и начинаю колотить в неё изо всех сил.

— Ромка! Открой!

Тишина.

— Сын, пожалуйста! Открывай немедленно!

Я снова нажимаю на звонок.

Ничего.

Чёрт!

Меня бросает в жар.

Прокручиваются самые страшные сценарии.

Я в ужасе оглядываюсь по сторонам, как будто надеюсь найти решение.

— Рома! Я вызову полицию, если ты не откроешь! — голос срывается в истеричный крик.

Тишина.

Я в отчаянии упираюсь лбом в дверь, дыхание сбито, руки дрожат.

И вдруг — щелчок замка.

Дверь медленно открывается.

Я замираю, не сразу осознавая, что происходит.

На пороге стоит мой сын.

И я понимаю, что он пьян.

Глаза красные, мутные, дыхание тяжелое, одежда мятая. В руке он держит бутылку чего-то тёмного, наполовину пустую.

Боже…

— Мам… — голос осипший, с надрывом. Он качается на ногах, моргает медленно, будто не сразу понимает, кто перед ним.

Облегчение пронзает меня насквозь.

Он жив.

Он цел.

Господи…

Я хватаю его за плечи, крепко, так, что он вздрагивает.

— Ты… идиот! — голос мой дрожит, эмоции захлёстывают так, что слёзы тут же наворачиваются на глаза.

Я притягиваю его к себе, обнимаю, судорожно вдыхая запах алкоголя.

— Ты… идиот, — повторяю шепотом, чувствуя, как внутри всё сжимается от боли.

Он не сопротивляется. Просто стоит, как сломанный, обессиленный, мёртвый внутри.

Я захожу в квартиру, оглядываюсь.

И в животе всё холодеет.

Беспорядок.

Нет.

Не просто беспорядок.

Разгром.

Пакеты с вещами Алисы хаотично разбросаны по полу.

Какие-то её платья разорваны, скомканы в углу.

На полу валяются битые осколки.

Зеркало в коридоре разбито вдребезги.

Стеклянный журнальный столик в гостиной перевёрнут.

Куча разлетевшихся мелких статуэток, которые они когда-то покупали вместе.

И…

Я замираю, когда взгляд падает на дверь гардеробной.

Ромка делал её для Алисы.

С любовью. С заботой.

Эта комната была его подарком.

Я толкаю дверь.

И она открывается с тихим скрипом.

Полный бедлам.

Пустые вешалки.

Полки перевернуты.

Всё, что когда-то было здесь красиво разложено, теперь хаотично разбросано по полу.

Какие-то коробки смяты, какие-то пакеты разорваны.

А на зеркальной стене, прямо напротив меня, размашисто выведено губной помадой:

"СГОРИ В АДУ, СУКА".

Я прикрываю рот рукой.

Осторожно оборачиваюсь к Роме.

Он стоит, смотрит на эту надпись с абсолютной пустотой в глазах.

— Ромка…

— Я хотел это сделать, мам, — его голос звучит глухо, но в нём нет истерики, нет злости.

Только усталость.

— Я должен был избавиться от неё раньше.

Я сжимаю руки в кулаки, чувствуя, как мне приходится сдерживать слёзы.

— Сын…

Он качает головой.

— Не говори ничего. Просто…

Он устало проходит мимо меня, садится прямо на пол, прислоняется спиной к стене.

Пьян.

Раздавлен.

Я разбиваюсь вместе с ним.

Падаю на колени перед ним, беру его лицо в ладони.

— Мы справимся, — шепчу я.

Он смотрит в пустоту.

— Не уверен.

Я сжимаю его руку в своей.

— Я уверена. Встретишь еще свою любовь, Ром, тебе только двадцать. Вся жизнь впереди.

Я не знаю, как сейчас приглушить его боль.

Я не знаю, чем нам это аукнется. У него такой сложный и противоречивый возраст.

И я одна у него сейчас.

Все девочки. Выдохлась(Завтра постараюсь днем продолжение принести.