23

Три минуты танца. Отдых? Расслабление? Ничего подобного! Все это время я пыталась отвлечься от ощущения, что меня не выпускали из поля зрения, изобретая изощренные способы мести. «Спасатель», ага. Ни секунды не сомневалась, что пристальные взгляды принадлежали именно ему.

— Инга…

— А? Что? — я дернулась в руках брюнета, возвращаясь к реальности, к музыке, к танцу. Жгучая красотка исполняла песню Стинга о розе пустыни. Ее хриплый голос звучал загадочно, манко. Он пленил, заставляя вслушиваться в каждый звук. — Извините, я отвлеклась. Как она красиво поет…

— Да, красиво. Я хотел сказать, что вы мне нравитесь…

Прислушалась к себе, к внутреннему отклику на смелое признание и… ничего. Тишина. Захотелось закатить глаза и цокнуть, а еще лучше — развернуться и уйти.

Я только–только начала собирать себя из осколков, использовала каждый миг позитива в качестве клея, понимая, что многие элементы превратились в ничто, в пыль. Картинка с битыми пикселями — это про меня. Та, у которой дыра вместо сердца, чья вера в нерушимость простых клятв выжжена изменой. Удержаться бы на краю пропасти, а тут — «нравитесь». Так невовремя…

— Не нужно об этом. Давайте просто потанцуем.

Последний аккорд песни еще не растворился в воздухе, как я оказалась зажата с двух сторон: со спины неслышно и незаметно подкрался «спасатель».

— Следующий танец мой.

И это был не вопрос, и даже не констатация факта. Слова звучали как приговор без шанса на обжалование. Новый партнер отрезал путь к отступлению, положив руку мне на талию, словно приковал к себе цепями. Дракон, блин! Попрощавшись с брюнетом, я бросила быстрый взгляд на знакомого незнакомца. Ну что, сим-сим, откройся!

Высокий, метр девяносто, не меньше. Загорелый, что неудивительно для человека, долгое время находящегося на солнце и на воде. Черные джинсы, белая рубашка с закатанными рукавами. Этакая нарочитая небрежность. Пара верхних пуговиц расстегнута, открывая взору межключичную ямку. Рядом с таким альфа–самцом спасатели Малибу нервно курили в сторонке и не претендовали даже на третье место: весь пьедестал был уже занят.

Кареглазый, темноволосый, он был красив, но при этом слишком холоден. Чертам его лица, словно вырезанным из камня, недоставало мягкости. Высокие скулы, прямой нос, четко очерченные губы, густые темные брови и нереально длинные черные ресницы, ямочка на подбородке. О да, можно было представить, сколько юных дев и опытных дам пало к ногам искусителя! А голос… Наверняка он использовался как безотказное оружие для соблазнения тех, кому удалось выжить в первом раунде.

— Меня зовут Марк, — выдохнул мне на ухо, запуская по спине табун взбесившихся мурашек.

Я же говорю — спасайся, кто может! У меня не было никаких шансов на побег… Ладно, потанцуем.

— Инга.

Наши взгляды встретились, и я утонула в омуте карих глаз. Марк рассматривал меня не спеша, вдумчиво, как коллекционер изучал редкую находку, случайно обнаруженную на прилавке захолустного магазинчика. Его взгляд оставлял на коже горячий след, как и прикосновение сильных рук. Воздух между нами загустел, каждый вдох давался с трудом, звуки толпы отдалились. Я дернулась, желая увеличить дистанцию, но нет, куда там!

— Сейчас будем танцевать, Ин–га.

Он медленно произнес мое имя, разбивая на слоги, словно пробовал его на вкус. Получалось очень интересно, необычно… И странно…

Марк удерживал меня за талию, а я не могла поднять руку и положить ему на плечо. Казалось, что как только я это сделаю, цепь замкнется и… Вот это «и…» пугало до чертиков, потому что результат был абсолютно непредсказуем! Рванет, разнесет все в хлам или согреет, успокоит?

Нужно было прийти в себя, поэтому я перевела взгляд на Милену, сидящую за столиком. Та подмигнула и показала большой палец, одобряя выбор партнера. Класс! Как будто у меня был тот выбор, ага!

— Я не кусаюсь, Ин–га, — Марк аккуратно коснулся моего подбородка указательным пальцем, возвращая взгляд на себя. — Тебе нечего бояться.

Ага, мы уже перешли на «ты». Быстро, однако!

На сцене менялся исполнитель, на большом экране пролистывался список песен, работающий микрофон усиливал звуки шагов, шелест одежды. Зрители негромко переговаривались, лениво потягивая коктейли.

В зале царил полумрак, но вот софиты вспыхнули и сошлись в одной точке сцены, зазвучала новая мелодия. Вернее, не новая, а старая. Уитни Хьюстон с песней из легендарного «Телохранителя» клялась в вечной любви. Музыка пробирала до дрожи, до мурашек, а голос молодого парня — кажется, контртенора, — заставлял колени подгибаться… I will always love you… Я буду любить тебя вечно.

Он все сделал сам. Взял мои руки и положил себе на грудь. Медленно качнулся в такт музыке, сделал первый шаг. Я шла за Марком, как слепая, не глядя, не думая. Под пальцами рвано, неправильно и слишком близко гремело чужое сердце, поэтому я переместила правую руку на плечо мужчины. Так было спокойнее, безопасней, чуть дальше от чужой неведомой души.

Я буду любить тебя вечно… Эта песня звучала на нашей с Глебом свадьбе. Я — в длинном белом платье, он — в черном смокинге. Мы были красивой парой. Наша «вечная» любовь прожила всего шесть лет. Короткий век, что уж там…

Все мои усилия пошли прахом. Осколки, собранные за пару дней в уродливое подобие меня, снова разлетелись в разные стороны, как кегли от точного удара тяжелого шара. Страйк.

Любовь… Вечно…

Так не бывает.

Загрузка...