Развод. Точка. Нет

Глава 12

Второго января, хоть через не хочу, но нужно было идти на работу, однако чем ближе подкрадывалось утро, тем комфортнее казалась подушка — вставать из тёплой постельки, где так нежно обнимал, прижимаясь всем телом муж, не хотелось совершенно.

Приготовив наспех завтрак, я со Стёпой поехала в Центр творчества, а Оля с Киром остались на хозяйстве.

В пьесе «Три толстяка», которую я ставила со старшей группой студии, Стёпа должен был играть роль Тутти, брата Суок.

Такая перестановка произошла спонтанно, ибо парень, ранее репетировавший эту роль, не на шутку расхворался, а второй состав я не готовила, надеясь, как всегда, на авось, потому пришлось немедленно вводить в спектакль Стёпу, хорошо, память у него была прекрасная, а роль — небольшая.

Времени хватило едва-едва, чтобы прорепетировать пьесу, ибо во второй половине дня мы показывали её зрителям. Как и со 'Снежной королевой, всё прошло гладко и довольно успешно, потому появилась робкая надежда на призовое место в предстоящем на днях важном конкурсе. Это бы мне отчасти добавило очков при устройстве в театр, да и пополнило бы портфолио.

Через день мы выезжали на конкурс в столицу соседнего региона немаленькой группой из восемнадцати подростков и двоих сопровождающих: меня и методистки, ибо одной справиться с такой оравой было сложно, да и театральный реквизит везли с собой — о нём тоже нельзя забывать.

Кир и Оля проводили нас со Стёпой до вокзала. Тепло попрощавшись с малышкой, мы со спокойной душой сели в поезд, а муж поехал с пригорюнившейся Олей в приют, ибо её гостевое время окончилось.

Однако не успели мы добраться до пункта назначения, как позвонил Кир. Меня сразу насторожил звонок, ибо просто так беспокоить муж бы не стал — это не в его правилах, значит, случилось что-то ужасное.

Глядя на экран, где высвечивалось одно слово «Кир», я успела подумать разное: возникли проблемы с Олей или со здоровьем родителей, а, может, какие-то неприятности на службе?

«Но зачем волноваться раньше времени, сейчас всё узнаю», — одёрнула себя и, сдерживая эмоции, спокойно спросила:

— Что случилось, Кир?

— Тётя Галя… она в больнице, — растерянно проговорил муж.

— Что случилось? — снова повторила я. — Опять гипертонический криз?

— Напротив, давление упало до критического, и ещё тётушку ограбили. — Кир вздохнул: — Вынесли всё: ордена Василия Геннадьевича, деньги, картины, антиквариат. Даже по ошибке — картину по номерам, написанную акрилом, которую ты ей купила, — нерадостно усмехнулся муж, — правда, быстро поняли, что она ненастоящая и выбросили прямо в подъезде.

— Да… дела. Как это случилось?

— Всё просто: позвонили, якобы, из больницы и спросили, какое давление. Галина Васильевна решила, что это я так забочусь о её здоровье, и после курса витаминов снова подключил медиков отслеживать состояние здоровья. Сообщив, что давление чуть выше ста пятидесяти, она стала ожидать специалиста, ибо врач сказала, пришлёт медсестру.

Всё было похоже на правду, я знала от мамы, что старичкам, перенёсшим инфаркт, инсульт или гипертонический криз, иногда звонят из поликлиники и обращаются с таким вопросом.

— Видимо, преступники были в теме, — предположила я, вздохнув.

— Да. Вскоре к Галине Васильевне пришла незнакомая светловолосая девушка и сделала инъекцию, после которой тётушка почти сразу отключилась.

— Хорошо, хоть оставили в живых, могли бы вообще…

— Могли бы, — не дал договорить Кир, — если бы я не позвонил, а потом бы не приехал к ней, не дождавшись ответа. — У мужа были ключи, и он часто по-родственному навещал тётушку. — Пришлось вызвать скорую помощь и отвезти Галину Васильевну в больницу. В общем, не задерживайся на своих конкурсах, нужна твоя помощь. Алиске сейчас тоже позвоню. И береги себя, пожалуйста.

Простившись с Киром, я долго не могла успокоиться: какая тонкокожая и хрупкая человеческая жизнь. Трудно её уберечь и сдержать от разрушений, особенно когда всего-то малая толика зависит от тебя.

Стёпа, присев рядом, подёргал меня за рукав лонгслива:

— Лера Алексанна, что-то случилось?

— Уже всё хорошо, не волнуйся.

— Точно?

— Да.

Стёпа по привычке потрепал чуб, улыбнулся, и мир, кажется, принял более радужные и спокойные очертания. Я обняла малыша и поцеловала вихрастую макушку.

— Хорошо, что ты у меня есть, малыш. И Оля тоже.

— И он?

— Конечно, и Кирилл Александрович.

Но этот день не ограничился неприятной новостью, связанной с Галиной Васильевной, ещё одна ожидала в лице Макса, странно оказавшегося именно в это время в холле гостиницы, когда я готовила документы для заселения.

Глядя на вальяжную походку Голубева, вдруг поймала себя на мысли: я почти ничего не знаю о его жизни.

Что мне известно?

Только то, что у Макса есть сын, вероятно, его и Милкин, что Голубев руководит в такой же провинции, как наша, спортивным клубом, а в Наукограде находится по делам, иногда занимаясь благотворительностью в отношении бывшей подружки, но и не только.

Всё. Дальше белые пятна.

Поравнявшись со мной, Голубев раскинул руки, пытаясь обнять, но я резко отступила в сторону, холодно ответив на его телодвижение:

— Макс, что ты себе позволяешь? Я же с детьми.

— А без детей, значит, можно? — усмехнулся он.

— Нельзя. Для чего эти нежности?

— Соскучился, и ещё хочу поговорить.

Макс отступил от меня и обвёл внимательным взглядом. Мне показалось, у него заблестели глаза, от лучиков которых всё пространство заиграло тёплым светом. А, может, это только показалось, как всякий творческий человек, я склонна к проявлению бурных фантазий.

— Для этого приехал? — спросила уже мягче.

— Не только. У меня в этом городе свои дела и интересы.

— Откуда узнал, что я здесь?

— Ты сама как-то говорила о предстоящем конкурсе.

— Допустим.

— Запомнил вот… а после Нового года поздравил тебя и написал, что тоже приеду. Не читала?

— Пропустила, наверное.

Макс кивнул, усмехнувшись:

— Как обычно.

Поняв, что так просто Голубев от меня не отстанет, я согласилась встретиться после ужина в просторном холле гостиницы.

Мельком подумалось: «А, может, это хорошо и правильно, хотя бы исчезнут из красивого узора белые пятна недосказанности».

— Хорошо. У тебя будет не больше часа, — добавила я, чтобы расставить все точки над i. — Больше не смогу уделить внимания, как видишь, я здесь с детьми, можно сказать, на работе.

Распределив ребят по номерам и проведя с ними инструктаж о том, что можно делать, чего — нельзя, я в сопровождении администратора повела их на третий этаж, который мы заняли почти наполовину.

После ужина, оставив Стёпу в номере повторять роль, я отправилась в фойе, предупредив коллегу, что отлучусь минут на сорок.

Из головы не выходил разговор с Киром, моя озабоченность, видимо, была написана на лице, потому Макс тут же поинтересовался:

— Что-то случилось? — И показал взглядом на кресло, стоящее у журнального столика напротив.

Я присела.

— Да, случилось. Тётушку ограбили, помнишь, я тебе о ней рассказывала, когда мы проезжали возле её дома.

— Родственницу Краснокутских?

— Да, её.

— Киря твой, наверное, сейчас с ней? Я бы не оставил.

Кивнула, скривившись из-за этого слова «Киря», но промолчала.

Голубев покачал головой и, задумавшись на минуту, продолжил:

— Совсем с ума посходили. Она же совсем старенькая. Негодяи. Много взяли?

— Немного, но самое ценное: ордена и медали.

— Да, жаль стариков: по статистике они страдают больше, чем остальные, от рук мошенников и воров, что, в общем-то, одно и то же.

— Да. Так что ты мне хотел сказать?

Помолчав немного, Макс огляделся, задержав взгляд на столике, где лежали буклеты с разными предложениями банков, и сказал о том, что я предполагала услышать и чего так боялась:

— Я люблю тебя, по-прежнему люблю. — Увидев, что собираюсь что-то произнести, он поднёс палец к губам: — Тсс-сс. Пожалуйста, помолчи и послушай. Можно сказать, специально сюда приехал с тобой поговорить, другого способа вытащить из той среды, где ты безнадёжно осела, не было.

Он начал издалека, с момента нашего с ним расставания.

Рассказал, что тяжело переживал уход матери, нашу с ним разлуку, считая меня предательницей, но и себя тоже к ангелам не причислял, винил за бездумные поступки.

С Милой он тоже прекратил всякое общение, хотя она ждала его сына — не мог простить, что сбила мать с толку, организовав со мной встречу, а потом, в сущности, своим поступком отправила её в могилу, передав за сделку ящик водки.

— Вообще, раньше не предполагала, что Мила способна на подлый поступок. Ошиблась, — вставила я.

— Разве это такой уж редкий случай среди подруг и друзей, когда нравятся одни и те же открытки, книги… парни и девушки? Но если в детстве близкие по духу люди могут отойти от стеллажа с единственной оставшейся книгой или с одной открыткой, то в юности, когда дело касается возлюбленного, готовы сражаться до последнего вздоха, идти на шантаж, подлость, лишь бы устранить соперницу. Так и Милка. — Это Макс вспомнил о том случае, когда мы в детстве с Милкой не стали покупать понравившуюся книгу, потому что она осталась в единственном экземпляре, решили: не доставайся же ты никому. Голубев тяжело вздохнул, снова, должно быть, переживая те дни, когда по вине подруги погибла мать.

Лишь после рождения сына Макс стал относиться к Миле более благосклонно, а ребёнка признал и записал на свою фамилию, но так на подруге и не женился.

Голубев продолжил строить карьеру, окунувшись в работу с головой, чтобы не было никаких мыслей о прежней жизни, обо мне.

Со временем даже перевёз всё семейство на Дальний Восток, ибо предложили место в футбольной команде, а потом — в администрации спортивного клуба.

Вскоре он экстерном окончил вуз. Меня это не удивило, ибо о способностях Макса в нашей школе ходили легенды и после окончания им учебного заведения.

Время бежало неумолимо, и в один прекрасный день Голубев вдруг понял, что уже не так больно, почувствовал, что за свои прежние действия и поступки не так стыдно, угрызения совести почти не мучают.

Иногда воспоминания терзали душу, но появился выбор, ибо можно было об этом совсем не думать, а жить настоящим.

Он загонял воспоминания всё дальше и дальше, даже научился с этим жить, научился справляться с тоской, изводя себя работой. И со временем смог спокойно листать фотографии в смартфоне, где мы счастливые и ещё влюблённые друг в друга.

Ничего в душе уже не ёкало, ничего не свербело. Вылечился, кажется.

Однако вместе с воспоминаниями обо мне ушла острота чувств, трепет, да и любовь тоже ушла.

Что такое любовь, он узнал только во времена общения со мной. Когда смотрел на меня, понимал, что не просто смотрит, а любуется, как произведением искусства. Ни с одной девушкой, женщиной потом такого не было.

И вот эта неожиданная встреча на парковке, всё снова перевернувшая, весь выстраиваемый годами уклад полетел в тартарары.

Как будто не было уже в жизни проходящих девушек и женщин, как будто между нами больше не стояло прошлое.

— Наверное, это и есть любовь безусловная, которая со временем может поутихнуть, но совсем не исчезнет никогда. И что с этим делать, я не знаю, — тихо признался Макс. — Но сказал, и, кажется, стало легче.

Я молчала: а что могла ответить? По-дружески успокоить, сказав, что вернётся к себе домой и снова обо всём забудет, в душе появится уют и гармония?

Но это только слова, если у Макса возникла необходимость излить душу, это не означает, что он ищет успокоения. А чего он ждёт? Прощения за свои поступки или поощрения?

Будто услышав мои мысли, Голубев продолжил:

— Поедем со мной, а? — Он, поймав, должно быть, мой ошарашенный взгляд, замахал руками: — Нет, не на Дальний Восток, а куда-нибудь в столицу, пока — в Москву или Питер, а потом — за границу. У меня есть деньги. Много.

— Нет, — коротко ответила я.

— Почему? Если думаешь, что потеряешь место в театре, то не беспокойся, я всё устрою, и поступишь в любой другой театр. — Я усмехнулась, покачав головой: не в этом дело. Наконец Макс понял: — Но я другому отдана, так? Хотя бы подумай, что тебя ждёт дальше.

— У меня семья, муж, и потом мы собираемся усыновить детей. А ещё… понимаешь, я люблю Кира. Конечно, тебе неприятно это слышать, но так и есть. Прости.

Макс нервно рассмеялся:

— Любишь? Да он же…

И замолчал, махнув рукой.

— Что он? — вскинула я на Голубева внимательный взгляд. — Говори, если начал.

— Да ничего. Извини, мне пора. — Он встал. — И всё-таки подумай над моим предложением. На спектакль завтра обязательно приду — найду время, а уже вечером должен быть в Наукограде.

Голубев ушёл, а я по-прежнему сидела, задумавшись, в этом удобном кресле.