Развод. Точка. Нет

Глава 4

Вопрос со страховой решился положительно, и вскоре Макс получил добро на ремонт машины в одном из автосервисов. Моя машинка тоже ждала своего часа, оставаясь на крытой парковке недалеко от дома Алисы.

Нужны были деньги для ремонта, но их катастрофически не хватало, и я рассчитывала на заработную плату, которую ожидала в конце месяца.

Можно было бы у кого-нибудь занять, но, похоже, нельзя, кто же добровольно отдаст деньги перед новым годом, ибо в это время нешуточные растраты на подарки, корпоративы, праздники и прочее.

Голубев настойчиво предлагал всё сделать быстро и бесплатно в автосервисе друзей, но я категорически противилась этому, ибо понимала, несмотря на кажущуюся легкомысленность, где бывает бесплатный сыр и как дорого за него приходится платить.

Так что, вся надежда была на зарплату и премию в конце года за качественную работу. Иногда в голове роились мысли: не провести ли несколько новогодних корпоративов, они, как правило, начинались уже с пятнадцатого — восемнадцатого декабря. Это было бы вообще великолепно: я бы отремонтировала автомобиль ещё до праздника.

— Что ты всё пишешь? — поинтересовался Макс, когда подвозил меня из офиса страховой компании до работы.

— Объявление. — Я продолжала клацать по смартфону.

— Объявление? И о чём же ты объявляешь?

— Хочу перед праздниками немного подзаработать.

Макс хохотнул, не отрываясь от дороги:

— Новогодними утренниками?

— И этим тоже, — согласно махнула рукой.

— Не понимаю, ты дипломированная артистка, а занимаешься чёрт — те чем.

— Я занимаюсь важным делом, — взглянув на Голубева, ответила недовольно, — воспитываю, обучаю и развиваю молодое поколение.

— Шла бы в театр и работала там по специальности. Больше бы было пользы.

Для театра я актриса тоже никакая, как впрочем, и менеджер для таможенной службы: с точки зрения режиссёров, не выполняю задачи, какими их видят они, хотя в реальной жизни импровизирую замечательно, не подкопаешься, преподаватели на этюдах хвалили и ценили мои находки, а ещё им нравились шутки, которые были не постоянные тотальные, а скорее, лайтовые.

— В театре существует конкурсный отбор, а я посредственная актриса.

— И что?

— Не берут, пробовалась, да и нет там вакансий.

'Надо было выходить замуж не за Краснокутского, а за режиссёра по любви… к театру, — невесело усмехнулась своим мыслям.

Макс остановился прямо у дверей Центра творчества, и внимательно посмотрел на меня.

— Приехали.

Я молчала, отстёгивая ремень.

— Подожди. — Голубев положил на мою руку ладонь. — Кто тебе вбил в голову, что бездарна? Я же помню, как замечательно играла в школьном спектакле «Кентервильское приведение» Виржинию — дочь Отис. Ты — настоящий талант, истинный самородок. — Каждое слово Макса отзывалось во мне пронзительным теплом и новой надеждой, что в профессии небезнадёжна. — Стать актрисой — твоя мечта, так почему ты опустила руки и ничего не делаешь, чтобы мечта стала реальностью? Хочешь, сейчас же свяжусь с худруком драматического театра, он тоже мой давний приятель.

Я была поражена этим предложением и всем, что дальше видела и слышала, не могла ни пошевелиться, ни произнести и слова, ибо всё напоминало яркий, дивный, сказочный сон, сон, когда не хочется просыпаться и возвращаться в чёрствую реальность. Ничего не хотелось менять — разрушать эту прекрасную гармонию.

— Ни чё се! Как это тебе удалось приобрести такое ценное знакомство?

— Хм, — хмыкнул Макс. — Для тебя оно ценное, а мне от Серёжки никакого толку. Актёришка всего-то, что с него взять? — Как Макс назвал гения? Актёришкой? А для меня он непревзойдённый Сергей Александрович Сухаревский — талантливый, самобытный артист и режиссёр. — Минутку, напишу и расскажу, кого он потерял, не приняв в труппу. Может, позвонит, если свободен.

Минут через десять в Телеграм Макса посыпались кружочки с изображением Сухаревского, который радостно приветствовал Голубева, просил подъехать в театр или назначить немедленно встречу в каком-нибудь питейном учреждении.

— Это он? — Голубев показал видеособщение Сергея Александровича.

— Он, он, — воскликнула я и, как ребёнок, захлопала в ладоши.

Макс усмехнулся и в ответ тоже отправил свои кружочки с требованием немедленно взять в труппу такую замечательную актрису, как я. И если Сухаревский этого не сделает, то он Максу не друг и даже не приятель.

— Хорошо, — сдался Сергей Александрович и, попросив мой номер телефона, сказал, что обязательно свяжется со мной в течение дня, как только освободится.

— Ну вот, считай дело сделано, — удовлетворённо потёр ладони Голубев.

— Макс, ты — волшебник? — недоумевала я. — Всё так просто? — Голубев хохотнул и кивнул. — А я полгода назад мозоли натирала, открывая двери театра и пробиваясь к Сухаревскому на прослушивание, но он даже не взглянул на меня, сказав, что им не подхожу.

— Не бери в голову, всё у тебя получится, я верю в это. — Голубев взглянул на меня и по тому, как я внезапно нахмурилась, приуныла, понял ход моих мыслей. — Послушай, Лерчик, ты мне ничем не обязана, я это сделал просто в память о нашем счастливом прошлом. Ведь было же оно счастливым?

— Было, — ответила не очень уверенно.

Я, действительно, чувствовала себя счастливой с Максом до самого окончания моего выпускного вечера, вернее до того, как он появился на неофициальной части в ресторане.

Алиска, когда отец запретил ей надевать на выпускной вечер красивейшее коктейльное платье, которое она выписала по каталогу откуда-то из-за границы, приуныла, непрерывно думая о том, как уговорить отца изменить решение, и потому на последней репетиции бесконечно сбивалась с ритма.

Видя, что по-другому её настроение не выправить, я предложила такой вариант: если отец не пойдёт на праздник из принципиальных соображений, можно надеть в школу старое платье, там переодеться в другое, которое накануне праздника нужно передать мне, а перед уходом с банкета, как Золушке, снова облачиться в то, простоватое.

Всё равно придётся надевать танцевальные костюмы, которые я взяла под честное слово в своей студии.

— А как же мама? Она же приедет на торжественную часть, — вздохнула Краснокутская.

— А маму я возьму на себя, поговорю с ней, она поймёт. Не бойся, прорвёмся, сестрёнка, — поддержал идею Кир и почему-то подмигнул мне.

Вечером произошло всё точно так, как я описала: отец доставил жену и детей на машине, хотя до школы было не более остановки, и благополучно отбыл смотреть четверть финала по футболу.

А Алиска, забежав в кабинет изобразительного искусства, отданный нам под гримёрку, переоделась и накрасилась.

— Надо поярче, — прокомментировала я, — а то не будет видно лица со сцены. — И передала подруге свою косметичку, которую всегда носила с собой, ибо естественная красота — это прекрасно, но для того, чтобы быть совершенно неотразимой, этого недостаточно.

В актовый зал мы входили парами: девушка — молодой человек, но поскольку парней в обоих выпускных классах было вполовину меньше, мы с Алисой вошли вместе.

Я нашла взглядом сначала своих родителей, а потом и сидящего отдельно от них Макса, который был одет совсем по-пуритански, торжественно: в чёрные джинсы и белую рубашку с короткими рукавами и сливался своим обликом с моими одноклассниками — парнями. Казалось, это у него выпускной. Я улыбнулась и помахала им.

У родителей и Голубева отношения не складывались, они считали, что я для парня — сильно хороший подарок, ибо Макс хамоват, вспыльчив, высокомерен, манипулирует мной, как хочет, да ещё его мать выпивает, а яблоко от яблони, как известно, недалеко падает. Вдруг парень со временем забросит спорт и запьёт? Не столь уж редкий случай.

Но я так не считала, мне импонировало желание Голубева переломить судьбу: он всё свободное время либо сидел за ремонтом компьютеров, создавал какие-то программы, либо таскал меня на тренировки, ибо играл в городской футбольной команде.

После протокольной части, когда вручались медали, аттестаты, грамоты, говорились разные слова напутствия, завуч объявила концерт.

Пока одноклассники и родители с учителями пели песни, обменивались благодарностями и добрыми пожеланиями, мы с девочками переоделись в любезно предоставленные моим хореографом невесомые короткие платья серебристого цвета. Пацанам я тоже захватила серебристого цвета рубашки с отложными воротниками. Брюки, договорились, у них должны быть исключительно чёрные.

Танец, который мы должны были показывать, был прощальным вальсом, хотя это был не совсем вальс, ибо в него я вплела элементы румбы — моё изобретение. Поскольку каждый ритмический рисунок должен что-то демонстрировать, я решила, что вальсовые движения — это намёк на школьную жизнь с её строгими нравами, неким пуританством, а румба символизирует наше будущее: иной, чем школьный, темп жизни, борьбу, любовь, красоту и свободу.

Пар было пять, больше школьная сцена не выдерживала.

Мы с Киром застыли в середины сцены, остальные — по сторонам. Сначала, кружась, все выполняли типично вальсовые несложные движение, потом произошла перебивка мелодии, и зазвучал чёткий ритм румбы.

В одно из мгновений мы, девушки, оказались у ног парней, плавно скользя верх и вниз, а потом встали и красиво ушли, покачивая бёдрами и как бы дразня их. А потом снова полетели в объятия молодых людей.

Руки парней обрисовали контуры наших тел, не касаясь их, а потом мы с парнями будто переплелись телами, извиваясь и выгибаясь друг перед другом.

Представляю, как это смотрелось со стороны.

Через несколько минут перебивка — и вновь зазвучал старый добрый вальс, который на фоне предыдущих эротических элементов, казался детской забавой и пуританским танцем, но он уже символизировал воспоминание о светлом прошлом, школьной дружбе.

Когда танец закончился, зал разразился овациями: выпускники и родители аплодировали нам от души, а учителя — скудно, с недоумением посматривали друг на друга: а детки-то выросли.

Покружившись, образно говоря, на триста шестьдесят градусов, я не нашла своего молодого человека.

Макса нигде не было, хотя я с братом и сестрой Краснокутскими обошла всю школу, мы даже выходили на улицу, но Макс будто растворился в воздухе.

Уже пора было ехать на неофициальную часть в арендованный до двух ночи ресторан, а Голубев так и не нашёлся, и на звонки не отвечал, хотя сигналы шли.

— Я, кажется, знаю, в чём дело. Он, наверное, ревнует тебя, — улыбнулся Кир.

— К кому?

— Не знаю, ко мне, к одноклассникам, к зрителям. Всё же танец был с элементами эротики, хоть и красивый. Я бы ревновал.

Он так внимательно посмотрел на меня, что, не выдержав, я отвела от Кира взгляд.

— Там эротики-то было… — сказала я в сторону. — Мы и не такое показывали на своих концертах. Не ревновал почему-то. Ты, кстати, в двух местах ошибся, но, по-моему, никто не заметил. Молодец, за три репетиции выучить весь танец — это какие замечательные способности надо иметь!

— Талант, — засмеялась Алиса и ласково потрепала брата по блондинистой макушке.

Я решила не ходить в ресторан без Макса, и больше звонить не стала, а написала ему в Телеграм: 'Не вернёшься — лишишь меня праздника, жду до восьми вечера у ресторана и возвращаюсь домой.

Удивительно, но Макс вернулся, однако сразу же подошёл к Киру и, отодвинув меня за свою спину, положил руку на его плечо.

— Ну что, Киря, с моей девушки глаз не сводишь? Нравится? — Он больно схватил меня за руку и покружил вокруг себя.

Я хотела вырваться и сбежать, но Макс решил поиграть в ревнивого мужа и не отпустил меня, положив на мои щуплые плечи свою тяжёлую руку.

— Не понял, почему ты убегаешь от своего партнёра по такому зажигательному танцу? — изумился Голубев. — Да и что это за танец, когда вы едва не устроили групповую оргию? Тьфу! Срамота!

Я посмотрела на Кира: он откровенно смеялся.

У меня от волнения скрутило желудок, этот взгляд огромных синих глаз мне был отлично знаком, когда Голубев злился, его глаза темнели и из голубых они становились насыщенно синими.

— Макс, это всего-то танец, всем понравилось, — я пыталась предотвратить драку, чувствовала, она вот-вот должна случиться.

— Понравилось, говоришь? — Голубев с силой хлопнул Краснокутского по плечу, а тот будто не замечал перемен во взгляде Макса, продолжая улыбаться. — Я наблюдал за тобой…

Кир не дал договорить ему и резко сбросил руку с плеча.

Голубев от такой дерзости, было заметно, опешил. Ещё бы, он ведь всю жизнь прожил в этом городе, в этом микрорайоне, его всякий знает: кто-то уважает, кто-то боится. Умница, спортсмен, самостоятельный, армию прошёл — не побоялся.

А это кто перед ним? Какой-то приезжий да ещё младше по возрасту и ниже ростом — дерзкий. Надо учить.

— Пройдём за угол?

— Нет.

— Чего так? Боишься перед девушкой облажаться? — Макс притянул меня к себе и крепко обнял.

Кир презрительно рассмеялся:

— Нет, не боюсь. Просто не буду с тобой драться и всё. Это моё правило: не драться с идиотами — не хочется из-за какого-то урода вылететь из вуза.

— Макс, заканчивай. Ни к чему это, он ни в чём не виноват. Пойдём в зал, все уже сели на места, сейчас конкурсы начнутся, — надломленным голосом проговорила я.

— Иди, — Голубев продолжал смотреть на Краснокутского, не повернув ко мне головы.

Мы с Алисой продолжали стоять, как истуканы, в это время к нам подошла Мила и, улыбнувшись, проворковала:

— О, мальчики, кого-то не поделили? Тебя, что ли, Лерка? Нашли из-за кого выяснять отношения.

Вопрос стал триггером, ибо, в ту же секунду Голубев шагнул к Краснокутскому и толкнул его на входную дверь. Тот, больно ударившись затылком, потряс головой, собрался с силами и несколько раз кулаком зарядил обидчику в лицо.

Оба, сцепившись, повалились на плитку, которой был выложен прилегающий к ресторану скверик.

Парни наносили друг другу удар за ударом, а мы с Алиской бегали вокруг них и пытались разнять, уговаривали прекратить драку, пока Милка не догадалась заскочить в ресторан и позвать охрану.

Охранник в возрасте бросился к драчунам, но те не обращали на него внимания, уже у обоих из носа и губ хлестала кровь, а всё равно не прекращали бутузить друг друга.

Это уже была не драка, казалось, парни поставили себе цель уничтожить друг друга.

— Хватит! — что есть мочи заорала я.

Макс вскинул ногу и, промахнувшись, угодил по моей руке, потому что Кир успел отскочить.

Я ахнула от боли и присела на коленки.

В тот же момент ко мне подлетел Кир и, легко подхватив меня, посадил на скамью у ресторана.

В это время из помещения выбежали родители, учителя и одноклассники. Голубев с ненавистью взглянул на Краснокутского и прошипел:

— Не смей к ней подходить! Понял, что сказал?!

Я не выдержала, соскочила со скамьи и влепила ему пощёчину:

— Не смей распоряжаться моей жизнью. — И подошла к растерянным родителям.

— Теперь ты поняла, что вот такой будет твоя жизнь, — папа кивнул на Макса, который стоял, набычившись, немного в стороне и вытирал ребром ладони кровь, струившуюся из носа. К нему подскочила Милка и протянула носовой платок, Голубев вырвал его и немедленно ретировался. Милка побежала за ним следом.

Да, весёлый получился выпускной, по-взрослому попрощались с детством, что сказать!

Этот эпизод разделил нашу жизнь на до и после, потому что дальше был ещё тот цирк с конями.