— И почему мы не отвечаем, у меня нет столько времени тебе названивать. — Голос был женский и грубый, какой обычно бывает у курящих дамочек. — Слушай сюда: Краснокутский тебе изменяет с моей соседкой по коммуналке. Сегодня он провёл ночь у неё, а в полдень, подслушала, они будут обедать в кафе «Мираж», недалеко от Следственного комитета, где он работает, всегда там обедают, иногда ужинают. Не благодари. — И отключилась.
Я не любила разочаровываться в людях, ещё больше не любила разочароваться в себе, а это ощущение надвигалось, заполняя собой все мысли: ведь видела, происходит что-то не то, даже подозревала мужа в измене — как-то внезапно он охладел ко мне, ушёл в себя, похудел.
Но нет, гнала поганые мысли поганой метлой, не давала им разрастаться.
Слишком частыми в последнее время стали ночные выезды, какие-то странные отлучки, дежурства. Если бы он служил в убойном отделе, тогда это было бы закономерно, оперативники вообще пропадают на службе сутками, но муж — обычный следак.
Ой дура-а-а! Вот оно моё стремление к самообману — до последнего хочется верить в человека. Не зря мне родители всегда говорили, что я легкомысленная и доверчивая, начисто лишённая логики и критического мышления.
Ведь всё лежало на поверхности, нужно было только сложить два и два, а потом обратиться к частному детективу, пусть бы проследил за товарищем капитаном.
Хотя вряд ли кто-то бы согласился устроить охоту на коллегу, но можно же было хотя бы попробовать найти такого специалиста?
У меня перед глазами засверкали белые мушки, закружилась голова, исчезли всякие силы, и я едва не выронила телефон.
Ещё вчера была безмерно счастлива, как будто птица, высоко поднявшаяся ввысь, и дух от этого захватывало, и чувствовала крепкие крылья за спиной, а сегодня та же птица, только сложившая крылья и камнем полетевшая вниз навстречу гибели, и нет уже вокруг ни милого уютного уголка, ни прекрасных перспектив и жизни тоже нет.
Макс слышал наш разговор, и всё время молчал, пока мы ехали сначала до парковки, где я оставила машину, а потом — до автосервиса.
Он, понимая, в каком состоянии подруга, хоть я и продолжала, фальшиво улыбаясь, играть беспечность, пересел в мою машину на место водителя и позвонил приятелю, чтобы тот отогнал Porsche на ремонт в автосервис.
Я вообще не знала, где остановился Макс, где ночует, почему-то не интересовалась. Захочет — скажет сам.
Но за то, что и он не задавал лишних вопросов, была ему безмерно благодарна.
С настроением надо было что-то делать, я уже достала смартфон, чтобы по привычке заказать билет… куда угодно.
Всегда срывалась в минуты отчаяния: куда-то ехала, что-то меняла, что-то искала, так было в тот ужасный день выпускного вечера, когда после драки двух упрямцев я сбежала к бабушке в деревню, не оставшись на банкет. Так же было ещё раз.
Сегодня от бегства меня остановили два пункта: деньги, которых не было, и какое-никакое чувство ответственности, ибо близился конкурс детских театральных коллективов, намеченный на первую декаду января. Какие уж тут поездки?
Голубев нервно дёрнул переключатель передач, ставя его в положение «парковка». Заглушив мотор, он повернулся ко мне:
— Приехали.
Я по-прежнему сидела в одной позе: руки скрещены на животе, под ними небольшая дамская сумочка.
После слов Макса окинула взглядом территорию: здесь в округе в основном находились производственные помещения, лишь в стороне за ними виднелись старые трёхэтажки, вероятно, построенные сразу после войны. Мимо нас прошёл парень, а потом проехала машина в направлении бокса, двухстворчатые двери которого были распахнуты.
— Это там? — кивнула я на помещение, где остановился автомобиль.
— Да. А ты мечтала увидеть просторное светлое здание с французскими окнами, заливными полами, белоснежными стенами и современной технической оснащённостью? — зло бросил Макс. — Тогда тебе не сюда.
— Ни о чём я не мечтала. Мне бы только машинку починить. И всё.
— Вот это правильно. — Помолчав, спросил, глядя в сторону: — Можно поинтересоваться?
Я вздохнула и разрешила, понимая от этих вопросов мне никуда не уйти:
— Хочешь спросить, что я намерена делать дальше?
— Да.
— Не знаю, прежде всего, нужно убедиться, действительно ли муж провёл сегодняшнюю ночь у любовницы, ещё необходимо съездить в кафе, где влюблённые, — я нервно хохотнула, — должны встретиться. А потом буду решать.
Макс улыбнулся:
— Вот это правильно, не надо пороть горячку. Может, это только наговоры. — Он кивнул, потому что к нам подошли двое парней и тепло его поприветствовали.
— А это Валерия, хозяйка машины, — представил Голубев, выйдя из автомобиля, и подал мне руку. Я с удовольствием ступила на мёрзлую, припорошенную снегом землю, ибо от долгого сидения в машине отекли ноги. — Прошу любить мою подругу и не жаловаться, нрав её крут, но справедлив. Иначе… — Макс неизвестно кому погрозил кулаком.
Я вдруг поймала себя на мысли: приятно, когда к другу обращаются по имени отчеству и с уважением, казалось, доля его уважения перепадает и мне.
Выйдя из машины, я пошагала с Максом в бокс, ребята сами загнали мой старенький Opel, поставив его у смотровой ямы.
Изучив машину и повреждения, они оценили ремонт в мизерную сумму — взяли только за материалы — и тут же прокомментировали, что всё бы сделали бесплатно, учитывая, сколько для них сделал Максим Викторович.
Позже, возвращаясь на джипе, который любезно предоставили ребята, я поинтересовалась, что же такого для них сделал Голубев?
— Ничего особенного, — ухмыльнулся он. — Просто забрал к себе на перевоспитание их третьего младшего брата — боль и проблему семьи. Сейчас он нападающий моей футбольной команды, а то бы сидел уже в тюрьме где-нибудь на Калыме и шил спецодежду. Спорт творит чудеса — знаю это по себе!
Мне всё больше и больше нравился Макс, я чувствовала, он очень изменился: вместо горячности и резкости появилась холодная рассудительность, вместо манипулирования людьми — умение прислушиваться к чужому мнению, даже привычное хамство казалось с нотками обаяния.
Ну а то, что несколько высокомерен, мною оправдывалось раньше так же, как и сейчас, защитным рефлексом: мать воспитывала одна, выпивала, вечно не хватало средств для жизни, вот и прятался он за этим чувством как за ширмой.
Всё пытался кому-то что-то доказать, и доказал — вон сколько добился без посторонней помощи, как говорится, сам себя сделал. Так что, яблоко от яблони упало очень далеко.
Но помешало нам когда-то быть вместе не социальное положение Макса, а совсем другое: его горячность, импульсивность, а ещё, наверное, моё умение попадать в нелепые ситуации.
Мне сразу вспомнился тот случай, когда я вернулась из деревни, в то последнее наше лето, ибо нужно было ехать в соседнюю область, подавать документы в университет культуры.
Помню, я тогда наполовину упаковала дорожную сумку, как в дверь позвонили. Не пороге стоял Кир с костюмами, которые я брала для вальса.
Вообще, я должна была сдать их на следующий день после выпускного, но спешно уехала, договорившись с хореографом, что привезу, как только вернусь из деревни.
Хореограф нехотя, но согласилась и не стала настаивать на немедленном возвращении реквизита.
Алиса должна была собрать их и занести мне, однако вместо неё явился Кир, с которым я не очень хотела общаться, потому что в этой драке винила и себя тоже, а он был лишним напоминанием моего недавнего позора.
Невольно скривившись, я кивнула Краснокутскому на его «здрасти» и пригласила в гостиную, попутно разглядывая парня. Он был одет в белую футболку, джинсовые шорты, а на ногах были какие-то мягкие тряпичные туфли.
Расспросить Кира о том, почему не пришла Алиска, помешал мамин звонок. Удручённая, она сообщила, что у папы сломалась машина, отец, конечно, постарается починить, но не уверен, что получится.
Мама предупредила сразу, поездку, возможно, придётся отложить.
Я опустила руки: как эта поломка не вовремя, и так затянула время с внезапным бегством в деревню, а тут такое, и до творческого конкурса всего-то пять дней.
А за это время ещё нужно столько сделать, да и как-то психологически настроиться.
Хорошо, что медкомиссию успела пройти ещё до выпускного вечера. Я тяжело вздохнула: всё у меня делается в последнюю минуту.
— Собираешься уезжать? — Кир бросил взгляд на дорожную сумку, по-своему истолковав мои вздохи.
— Да, завтра папа отвезёт на машине — пора подавать документы в вуз.
— Слышал, ты, как и Алиса, будешь учиться в Наукограде, — сказал Кир не с вопросительной интонацией, а утверждая.
Кто вообще просил Краснокутскую просвещать братца о моих делах? Пусть бы говорила о себе, а не обо мне. Где она, кстати?
— Алиса почему не пришла? Её просила принести костюмы, не тебя.
— Разве она не сказала? Сестра тоже собирает такую же сумку, сегодня вечером поеду с ней подавать документы в Наукоградский университет. Может, тебе тоже отправиться автобусом или поездом? Путь неблизкий. Куда костюмы? — между делом спросил Краснокутский, с трудом удерживая их.
Так всегда: задумаюсь, уйду мыслями в проблему, ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю.
Я кивнула на кресло и пробурчала, пойдя в наступление: ещё мне не хватало нравоучений от почти незнакомого парня:
— Скажи ещё: полететь самолётом. Ехать всего-то двенадцать часов.
— Вот я и говорю: путь неблизкий.
— Алису тоже родители повезут?
— Нет, поезд повезёт. Я тоже поеду, покажу ей столицу соседней области, где вы будете учиться. Практика закончена, так что, свободен.
— У вас же там, в Наукограде, тётя живёт? — Кир кивнул. — У неё остановитесь?
— Да, у тётушки с дядюшкой поживём пару недель — они классные — тепло улыбнулся Краснокутский, — а дальше посмотрим. Можешь и ты махнуть с нами, у них большая квартира.
Я раздумывала: предложение заманчивое, но билетов может не быть, или родители воспротивятся, потому сначала позвонила папе, он сразу отпустил меня с Краснокутскими, сказав, что знает эту семью как положительную. И замолчал, но я чётко почувствовала эту недосказанность: не то что Голубевы.
Родителям я запретила говорить о Максе или его матери плохо, ибо он — мой избранник, и не уважать его, значит, не уважать свою дочь. Нехотя, они согласились.
Удивительно, но с билетами тоже решилось довольно быстро, купила онлайн, последний.
Кир всё не уходил, забавлял меня какими-то смешными студенческими историями, анекдотами. Помню, я в то утро много смеялась.
'Как бы плакать не пришлось, — подумалось вдруг, — но тут же отмела эту мысль.
Ещё через какое-то время захотелось есть, ибо я ещё не завтракала, а уже близился обед, естественно, как радушная хозяйка предложила Краснокутскому разделить трапезу.
— А что есть? — Кир едва не облизнулся, увидев на столе воздушные, ещё тёплые булочки, которые накануне испекла мама. — Можно мне чай? Я хоть и завтракал, но как-то поверхностно: съел всего-то пару бутербродов с котлетами. А завтрак должен быть полноценным, как обед — так говорит мой отец. Чтобы долго не тянуло перехватить булочку или яблоко.
Я улыбнулась: всё-таки чем человек проще, тем легче с ним общаться, вот Макс никогда у нас не ел, отказывался, мама всегда из-за этого обижалась на потенциального зятя.
Попробовав шедевр, Кир промычал:
— М-м-м! Как вкусно! Если ты готовишь так же замечательно, как твоя маман, так и быть: возьму тебя замуж.
Я, наливая горячий кофе, от этих слов поперхнулась, закашлялась… и нечаянно пролила на футболку Кира свой напиток. А может, и специально: ещё его одолжений мне не хватало.
Кир, подскочив, заскулил и смешно заплясал на одной ноге, стягивая футболку:
— У-у-у, больно же, ты что наделала? Мало того, что причинила вред здоровью по неосторожности, ещё налицо порча личного имущества. По двум статьям пойдёшь у меня под суд. — Увидев моё озабоченное лицо, засмеялся: — Расслабься, это шутка.
Я не расстраивалась, просто умело сыграла сцену, для убедительности выдавив пару слезинок.
— Главное, не ошпарила тебе сознание, оно цело.
— Это точно, — засмеялся Кир. — Однако футболку нужно немедленно застирать, иначе пятно так и останется. — Он снял её и прошёл в ванную.
— Давай я сама это сделаю быстрее, — пробурчала я, увидев, как неумело он намыливает футболку. Кир вопросительно взглянул на меня. — Давай-давай, нужно сначала залить пятновыводителем, а потом постирать в машинке. Сотню раз так делала.
В это время раздался звонок: я решила, из гаража вернулся отец, ранее предупредивший, что забыл ключи от квартиры, и попросила Кира открыть дверь.
Однако это был не отец, а Макс собственной персоной, он, правда, обещал прийти к восьми вечера, когда мы собирались выезжать, тоже собрался с нами в Наукоград, но почему-то явился сейчас, даже не позвонив предварительно.
Услышав крики, доносящиеся из прихожей, я бросила футболку в ванну и, даже не вытерев руки, поспешила на вопли.
Голубев держал Краснокутского за плечи, привалив его к стене.
— А ты чё в халате, не успела раздеться? — выплюнул Макс злые слова. Не слушая мои оправдания, крикнул: — Шлюха! — И, отпустив Кира, выскочил из квартиры, хлопнув дверью.
Я подошла к входной двери и привалилась к ней лицом: как устала от этих эмоциональных качелей. Сердце, забарабанило, как бешеное, даже дыхание сбилось, а потом, не справившись с собой, я заревела навзрыд. Кир подошёл сзади, обнял нежно, едва касаясь, и уткнулся носом в шею, а потом развернул меня к себе.
— Не плачь, хочешь, я верну этого ревнивца грё…
— Кир, — я укоризненно взглянула на парня, шмыгнув носом. — Не надо ничего, — мысль оформилась мгновенно. Я вырвалась из его рук и принесла рубашку с короткими рукавами. — Ты надень папину одежду. Вот, должна подойти. А теперь иди домой, вечером на вокзал принесу твою футболку.
Краснокутский кивнул:
— Ты точно в порядке?
— Точно. — Я вытерла со щек слёзы и улыбнулась. — Артистка я или погулять вышла?
Вечером мы уезжали втроём в Наукоград — столицу соседней области.