Вообще, роман мой с Голубевым начался осенью лет десять назад и развивался стремительно. Я тогда училась в десятом классе, а Макс уже окончил колледж и пришёл в школу проститься с любимыми учителями, ибо уходил в армию.
Я так и запомнила его с лысой головой и огромными голубыми глазами.
Что в школе Макса любили — это было сразу понятно, ибо физичка — наша классная руководительница, к которой я обратилась с каким-то вопросом, забыла обо мне, как только Макс показался в фойе, тут же, подхватив выпускника под руку, завела в учительскую под дружный и восхищённый ор педагогов. Учителя держали его всю перемену, периодично оттуда доносился хохот.
Мы со школьной подругой Милой, ожидая классную, стояли под дверями и слушали, о чём разговаривали учителя.
— Я знаю Макса, он живёт недалеко от меня. Классный парень. Слышишь, что говорят наши тётки, — шепнула она мне.
Учителя вспоминали проделки Голубева, его шалости, ибо паинькой он, похоже, не был, хотя учился очень хорошо, особенно любил точные науки и информатику.
Однако отказался поступать в десятый класс и ушёл в технический колледж, сказав, что когда-нибудь обязательно окончит вуз, но сейчас надо учиться зарабатывать на кусок хлеба.
— Он живёт с матерью, — снова прокомментировала Мила. — Тётя Нина — женщина неплохая, но она выпивает, периодически срывается. Наверное, поэтому Макс так рвался получить профессию — надо обеспечивать себя и мать. И волосы, заметила, побрил налысо — так дешевле обходится. Мне он очень нравится, — добавила подруга шёпотом.
У меня от жалости к парню навернулись слёзы, я сразу представила его незавидную жизнь в однокомнатной квартире, где постоянно пьяная мать, её собутыльники. На душе стало так горько!
Подруга отошла в сторону, чтобы попить из кулера.
В это время внезапно открылась дверь учительской и больно ударила меня по щеке, не удержавшись, я ойкнула и шлёпнулась на пол. В тот же миг Макс подхватил меня и поставил на ноги.
— Больно? — сочувственно спросил он.
— Нет, щекотно, — буркнула я, потирая щёку. К нам уже шла Мила, неся мокрый носовой платочек:
— Вот, возьми.
— Прости, я неспециально. — Макс равнодушно взглянул на подругу и кивнул ей, как знакомой, а потом снова перевёл взгляд на меня.
Я приложила мокрый холодный платок к щеке и присела на длинный дерматиновый диван, стоявший в фойе, возле окна. Голубев присел рядом.
— Это звонок на последний урок? — спросил он, услышав противное дребезжание.
— Последний, — нехотя ответила я.
— Отлично, подожду тебя здесь, а после урока провожу до дома. — Через мгновение, подумав, решительно добавил: — Вот что, пойдём к учителю, отпрошу тебя, а то вдруг это сотрясение? И надо ещё приложить к щеке лёд, чтобы не было синяка. Что у вас сейчас?
— Физика, — за меня сказала Мила.
— Ну с Еленой-то Александровной я договорюсь легко. Как тебя звать? Кого отпрашивать?
— Я — Петрова Валерия.
— Лерчик, значит, а я — Максим Голубев, для друзей — Макс.
И уже через пять минут мы вышли с ним из школы.
Об этом случае я вспомнила, когда мы с Максом открыли дверь, ведущую из кафе на улицу, и перед нами, нелепо поскользнувшись, упала молоденькая девушка. Шедший за ней парень ловко подхватил её и оттащил с ледовой дорожки.
Макс посмотрел на меня и засмеялся, наверное, вспомнив наше знакомство, когда я почти так же растянулась возле двери учительской.
— Подвести тебя? — продолжал улыбаться он.
— Нет, мне всего-то нужно перейти дорогу, чтобы оказаться на работе.
— Тогда до завтра.
Вечером я снова ехала с работы в троллейбусе, только не в пустом, как в прошлый раз, а до предела набитом людьми.
И все в объемных зимних одеждах, с сумками, даже повернуться сложно, а тут ещё какой-то пьяный прижал меня так, что едва кости не затрещали.
Сделала ему замечание, но тот нагло заржал и продолжал напирать. Господи, за что мне это? Я в церковь иногда хожу, страждущим подаю.
Пришлось немного потоптаться по ноге мужчины своим сапогом на высокой шпильке. Взвыв от боли, ибо девушка я немелкая, хоть и худощавая, мужик снова окатил меня воздушными перегарными массами и выразил решительный протест произволу некоторых дамочек.
Слово за слово — и разразился нешуточный скандал, который плавно по цепной реакции перерос в домашний.
Началось с того, что я, взъерошенная, как беззащитный котёнок из-за лая собак, зашла домой и сразу взглядом упёрлась в носок, брошенный в спальне возле прикроватной тумбочки, второй нашла в гостиной возле телевизора, там же у дивана валялись хлебные крошки.
И если разбросанные по всей квартире носки я ещё могла простить, ибо Кир так забавлялся, куда-то прицельно их бросая, то крошки на настиле — никогда, ибо антисанитария и раздолье для всяких насекомых.
— Опять ел в гостиной, да ещё свои грязные носки разбросал, — сквозь зубы проворчала я.
Вскоре во вполне благодушном настроении из ванной вышел Кир.
— Привет, родная.
— Привет. Не поняла, — сразу понесло Остапа, то есть меня, — почему в гостиной крошки? Тебе что, на кухне плохо естся, жевательные рефлексы просыпаются только под шум «Новостей»?
Кир нахмурился:
— Ну да, перекусил здесь. Надо было в спальне?
— Надо было на кухне.
— Удивительно, что ты вообще нашла крошки среди пыли и беспорядка. — О, да, лучшая защита — нападение, знаем, плавали. — Не заметила, когда вошла в квартиру, что пахнет лаком? — Какой-то странный запах я действительно ощущала, хоть носоглотка сегодня слегка заложена, от Макса, что ли, заразилась? — Ещё на прошлой неделе просил тебя пройтись лаком по стульям, но всё же некогда, у тебя как-никак целых четыре часа нагрузки в день. Вот и пришлось мне сегодня заняться хозяйственными делами, ибо освободился пораньше. А крошки сейчас уберу, не заметил, прости.
Стулья у нас прабабушкины, будто из дворянской усадьбы: деревянные, с резьбой, грациозные и красивые — это наше первое семейное приобретение из мебели, мы любили сидеть на них, ибо очень комфортные. Раритет!
Вот всегда Кир прав, и всегда он может повернуть дело так, что сама же окажешься виноватой. Ненавижу его за это.
Краснокутский не меняется в своих привычках, сколько его помню. Конечно, познакомились мы с ним позже, чем с Голубевым, но тоже очень давно.
В то время я уже дождалась Макса из армии и собиралась за него замуж. Парень тогда много работал, хотел сам собрать деньги и на свадьбу, и на первый ипотечный взнос. Независимость для него — всё. Решили, что поженимся года через два — три, за это время Макс точно заработает на нашу мечту. Всё бы так, наверное, и было, если бы не Кир.
Я уже училась в одиннадцатом классе, когда в начале второго полугодия у нас появилась новая ученица.
— Алиса Краснокутская, — улыбнувшись, представилась она.
Это нонсенс, новая ученица в одиннадцатом классе. Учителя говорили, что случай исключительный, ибо на переправе коней, то есть школу в последний учебный год, менять не принято. Мила тут же прокомментировала:
— Это откуда к нам такую красивую тётеньку занесло?
Голубоглазая Алиса, высокая и стройная, с точёной фигурой, действительно, внешне была очень миленькой, даже чересчур. А с длинной и густой светло-русой косой как нельзя кстати вписывалась в образ тургеневской девушки, изумляла и волновала, ибо Краснокутская одна из всей школы носила такую причёску — по нашим временам явление редкое.
— Мы приехали с острова Сахалин. Отец там служил, а теперь его часть перебросили в Энск.
Я очень быстро сошлась с Алиской ещё и потому, что мы жили в одном доме.
Краснокутская была классной девчонкой: всегда выручала на уроках, не жадничала, давала списать, ибо с физикой и химией я не дружила совсем, а она отлично успевала по всем предметам и претендовала на медальку.
Однако перед экзаменами не на шутку разболелась и, наверное, потому на профильной математике срезалась, едва дотянув до необходимого балла для поступления в вуз, и золотую медаль потеряла.
Помню, она ужасно расстроилась, ибо отец заявил: «Пойдёшь на выпускной в своём обычном летнем платье, никакого праздничного, будет тебе наука».
— Твой отец — деспот? — напрямую спросила я. Судя по отдельным высказываниям подруги так и было.
— Не моё дело судить папу, — ответила уклончиво Алиса. — Он — военный, офицер, любит порядок и дисциплину. А я действительно виновата: надо было, как он и настаивал, сидеть дома и пить таблетки, а экзамен сдавать в резервный день, но я переоценила свои силы.
Партнёр по вальсу, с которым мы должны были танцевать в самом конце выпускного — это была фишка всего мероприятия — тоже переоценил свои возможности, отмечая очередной экзамен в ночном клубе и, немного не дойдя до дома, сломал ногу и теперь прыгал по квартире в гипсе.
Пришлось что-то быстро придумывать.
— Есть вариант, не волнуйся, будет тебе напарник, — заверила Алиса, — а то учила-учила с нами танец почти полгода, а сама осталась без пары. — Я и не волновалась, понимая, что решу эту проблему. Мне несложно было попросить любого пацана из танцевальной студии, которую посещала с шести лет: собиралась поступать в университет культуры. Но раз у подруги есть вариант, послушаем её. — Домой на практику приехал брат, он учится в соседней области на юриста и отлично танцует, занимается в студии современного танца, которая работает при их университете. Месяц назад, перед сессией, выезжал на какой-то студенческий конкурс, по-моему, получил диплом.
Я хохотнула:
— Ты предлагаешь танцевать с твоим братом?
— Да. Или ты против?
— Не против, но надо на него посмотреть. Да и сможет ли он выучить танец за три дня?
— Сможет, — с уверенностью ответила Алиса. — У него феноменальная память.
— Тогда веди.
Следующим утром подруга представила своего брата. Его оценивающий взгляд задержался на Миле, ибо она сразу бросается в глаза гренадерским ростом и широкой костью, а потом перешёл на меня.
— Давайте знакомиться, я — Кирилл, можно просто Кир. — И улыбнулся в тридцать два зуба.
— Мила. — Подруга оттолкнула меня, хрупкую, и протянула руку, заискивающе глядя на парня.
— Мила — это Людмила? — поинтересовался он, поправляя и так идеально лежащий чуб.
«Ну и франт», — успела подумать я.
— Нет, так и есть, Мила Юрьевна Александрова, — представилась полным именем подруга. — Ударение в фамилии на предпоследнем слоге. — Кир равнодушно кивнул и перевёл взгляд на меня.
Пожав плечами, я буркнула: «Лера» и, сняв с плеча шопер с туфлями для вальса, поставила на сиденье возле сцены. На Кира больше не смотрела, а приглядывалась к Милке. «Ооо, неужели она и в Краснокутского влюбилась?» — подумалось тогда.
Давно заметила, что Мила с вожделением посматривала на Макса, старалась ему во всём угодить, а тут уже Киру строит глазки. Парни и внешне чем-то похожи: оба смуглые, хоть и голубоглазые блондины — игра природы. Только Краснокутский немного ниже Голубева.
Я хорошо знала Милу и понимала взгляды, которые она периодично бросала на Кира, из чего следовал вывод: будет за него сражаться.
Наверное, подруга поняла, что с Голубевым вариант бесперспективный, почему бы не попробовать с другим красавчиком?
От этих мысли стало неприятно.
Краснокутский мне тоже понравился: умный, весёлый. И в сравнении простой. Вот в Максе высокомерия выше крыши, а Кир простой в общении, но любит, чтобы всё было разложено по полочкам и в мыслях, и вообще.
«Однако носки раскидывает по всей квартире», — подумав об этом, улыбнулась.
Эту его привычку с детства не мог искоренить даже их с Алиской отец-деспот, а мне так и вовсе не дано. Но должны же быть у мужчины какие-то слабости? Должны, однако эта привычка мужа мне изрядно за годы совместной жизни надоела.
Закинув носки в стиральную машину, я решила: пробежка мне не помешает. А Кир пусть в это время занимается уборкой.
Наушники — в уши и лёгкой трусцой понеслась по дорожке, огибающей центр спортивной площадки, она расположена в нашем жилом комплексе.
Пока бегала, на время выбросила из головы и сегодняшний скандал с Краснокутским, и тревожную встречу с Голубевым.
Всё-таки спорт — это вещь, отрезвляет! Главное, чтобы машинка ездила, а то моих нервов на общественный транспорт не хватит, и буду так бесконечно спорить с мужем.
Взглянув на окно спальни, поняла: мой Краснокутский не спит, ибо из стыка портьер неясно пробивался луч света. Я удовлетворённо улыбнулась:
— Волнуйся-волнуйся и жди жену.