Развод. Точка. Нет

Глава 8

Из магазина мы выходили втроём.

Я наблюдала за ребёнком, было интересно, как он поведёт себя дальше. Стёпа продолжал всхлипывать, даже не решался заговорить. Столько в его глазах было безнадёжности, что мне стало не по себе!

Мы, ни слова не говоря, подошли к автомобилю, загрузили в багажник всякую всячину из магазина — сначала не планировали ехать в центральный супермаркет, а просто сходить в небольшой, тот, что поблизости, но Кир настоял, потому пришлось ехать на машине в дальние дали.

Стёпа встал возле бампера, разглядывая автомобиль, кажется, только несколько раз обойдя машину, он немного отвлекся от печальной ситуации, и слёзы постепенно высохли на его щеках.

— Красивый, большой, — кивнул он на автомобиль. — У мамы был такой же.

— Расскажи, как ты оказался в детдоме? — попросила я. Ни до, ни после занятий разговаривать на личные темы было непринято, да и некогда: уходила одна группа, следом заходила другая — такой вот конвейер.

— Мама она…

— Давайте сядем в машину и спокойно обо всём поговорим, — вклинился в наш разговор муж.

Мы со Стёпой сели на заднее сидение, я положила его маленькую ладонь в свою руку.

— Рассказывай теперь, не волнуйся.

— Мама умерла ещё летом, она попала в аварию, и меня после больницы забрали в детдом, — с горечью сказал мальчик, и я заметила, как глаза его снова налились слезами.

Я знала, что перед отправкой в приют, дети некоторое время находятся в больнице и только после прохождения полного медицинского осмотра покидают её.

— У тебя нет родственников?

— Была бабушка, но она тоже умерла ещё до маминой аварии. А больше у меня никого нет, только мамины подруги, но они ко мне уже давно не приходили.

— А отец?

Я посмотрела на салонное зеркало и встретилась с внимательным взглядом Кира. Ну вот, а говорил, дети ему не интересны, а сам как внимательно слушает.

— Никогда не видел отца, мама говорила, что он отказался от нас давно, ещё когда я не родился.

— А почему в магазине, — никак не могла назвать это трудное слово — воровал, как-то было жаль мальчика, — ты не заплатил за продукты? — наконец выбрала нейтральное выражение.

— Не было денег, а большие пацаны, заставляют воровать и отдавать им, если отказываешься, лупят.

Наверное, те подростки, стоявшие возле магазина, и есть подстрекатели, сами боятся рисковать, ибо им уже более четырнадцати лет, вот и настраивают на это маленьких: им-то ничего не будет, может, даже не поставят на учёт. Вероятно, заметив, что мальчик попался на краже, они разбежались.

— А ты никому из взрослых не говорил об этом? — продолжила беседу.

— Говорил воспитательнице Алле Николаевне, но она ответила, что я всё придумал, у нас это, — мальчик подыскивал нужное слово, — образцовый приют. Вот.

Аллу Николаевну — дородную высокую женщину я знала, она приводила детей из детского дома ко мне в студию, а потом забирала их.

Мне она не нравилась, ибо с виду казалась грубоватой, громко разговаривала, требовала безукоризненного подчинения, резало слух, когда называла детей по фамилии — Полунин, Петров, Марченко.

Стёпа по странному стечению обстоятельств (хотя ничего волшебного в этом нет, фамилия распространённая) был моим однофамильцем — Петровым, потому запомнила его сразу, на первом же занятии.

— А почему вы свободно гуляете по городу да ещё уходите так далеко? — вклинился в беседу Кир.

— У нас до шести вечера свободное время, отпускают погулять, кому есть восемь лет, но мне семь исполнилось в сентябре, уже большой, тоже можно, если попросить дежурного воспитателя, но вечером мы должны быть в приюте — в шесть тридцать у нас ужин. Только вы не говорите никому, что я воровал, а то больше не отпустят. Хотел сходить к маминой подруге — тёте Варе, она живёт в том же подъезде, где мы, то есть, — Стёпа запнулся, — где мы жили. Но большие ребята не пустили, сказали, сначала нужно заслужить свободу. А мне к тёте Варе очень надо… я хочу попросить её, чтобы она забрала меня из детдома.

У Стёпы на глазах снова блеснули слёзы, я тоже едва не расплакалась, представив, как тяжело живётся ещё недавно домашнему мальчику в этом обществе малолетних преступников и равнодушных педагогов.

Я видела, как у мужа заходили желваки, вероятно, он думал о том же самом. Чтобы отвлечься, посмотрела на часы: было полчетвёртого.

— Кушать хочешь? — спросил Кир, покосившись на Стёпу.

Мальчик вопросительно посмотрел на меня, я кивнула и улыбнулась.

— Хочу, мы ещё в час ели суп, котлету я не захотел.

— Почему не захотел? — нахмурился Кир.

— Она невкусная. Воняет. У мамы всё было вкусно, она хорошо готовила. И бабушка тоже. А их повара продукты тянут домой, вот и невкусно. — Видимо, уловив мой недоверчивый взгляд, Стёпа замотал головой: — Правда-правда. Так большие ребята говорят и Оля тоже.

Конечно, после домашней пищи ребёнку трудно привыкнуть к столовской. И не факт, что повара именно такие, какими описал их Стёпа. Просто подходы к готовке пищи другие, чем дома.

По себе помню, редко сдавала деньги на школьные обеды, потому что всё казалось невкусным, ела только толчёнку или лапшу, остальное оставляла нетронутым, но не будешь ведь платить немаленькую сумму только за то, чтобы поесть в столовой копеечную вермишель? Потому всю школьную жизнь перебивалась буфетной продукцией: булочками и пирогами.

— А кто такая Оля? — между делом спросила я, доставая телефон, ибо услышала характерный звук сообщения. SMS была от Макса. «Всё нормально?» — написал он.

Отвечать было некогда, потому я просто отправила смайлик с поднятым вверх большим пальцем.

— Оля… она тоже из детдома, нас вместе привезли, у неё тоже нет родителей.

Муж хмыкнул и перевёл взгляд на меня:

— Может, заедем в кафе? Что-то есть хочется. Я бы сейчас супчика какого-нибудь неострого навернул. А то когда ты ещё ужин приготовишь.

Я кивнула Киру и улыбнулась, обращаясь к Стёпе.

— Пиццу любишь?

— Люблю, бабушка иногда пекла.

Мы заехали в итальянский ресторан и взяли себе две разные пиццы, а Киру — лёгкий суп минестроне. Стёпа по кусочку попробовал каждую и решил, что самая вкусная «Маргарита», потому что похожа на ту, которую пекла бабушка.

Пообещав, что я принесу на следующий день специально для него кусочек тортика, мы расстались со Стёпой возле ворот детского дома.

Он всё шёл и оглядывался, до конца не веря, что мы не пойдём на него жаловаться директору детского дома за воровство.

Мы и не планировали, хотя побеседовать с Инной Александровной стоило бы, но только о том, что большие заставляют маленьких воровать, а воспитатели, зная об этом, проблему замалчивают.

Однако этот разговор решил взять на себя Кир, пообещав встретиться с директрисой в ближайшие дни.

Утром муж подвёз меня на работу, ибо накануне вечером испекла огромный торт и прямо на жарочном листе решила доставить его в Центр творчества, чтобы угостить всех своих воспитанников, особенно тех, кто из детского дома. Испекла я его без орехов, красителей и прочего — того, что у детей часто вызывает аллергию. Обычный наполеон с заварным кремом.

Накормив до отвала ребят и напоив их чаем, я отдельно положила в полиэтиленовый мешочек оставшийся кусочек торта для Оли — подружки Стёпы.

Когда ребята направились к выходу, потому что в фойе их ждала Алла Николаевна, я поинтересовалась у мальчика, не обижали ли его после возвращения в приют большие ребята.

— Нет, они просто посмеялись надо мной, что попался, и отстали. Может, не будут больше заставлять воровать. А то мне нужно к тёте Варе.

— Всё-таки решил попросить её об усыновлении?

— Решил, — Стёпа наклонил голову и упёрся взглядом в линолеум, будто рассматривая на нём небольшую дырочку на стыке. — Только она наверняка откажется, молодая ещё, младше мамы даже, может, женится и родит своих детей. Зачем я ей?

— Выйдет замуж, — по привычке поправила я.

— Ну да. Выйдет замуж, — повторил Стёпа. — Ладно, пойду. — Он обмотал шарф вокруг шеи и направился к выходу.

— Подожди… Мы с мужем приглашаем тебя на выходные. — Я не заметила, как произнесла эту фразу, наверное, стало невозможно жаль мальчика, хотя раньше даже не думала о том, чтобы позвать его к нам домой. — Ты не против?

Стёпа, вскинув голову, с удивлением посмотрел на меня:

— Я не против, но зачем вам со мной возиться?

— Мне очень нравится с тобой возиться, да и с другими ребятами тоже, — сказала, надевая куртку — был перерыв в один час.

— Хорошо, спасибо, только надо прийти к директору, там какие-то документы подписывают, Оля говорила.

Я поняла, что девочка для Стёпы — большой авторитет. Мы вместе вышли в фойе, рядом с раздевалкой стояла нетерпеливая Алла Николаевна и держала его куртку.

— Петров, как обычно, копаешься. Надевай скорее. Медлительный такой!

Стёпа сжался от крика и посмотрел на меня глазами полными ужаса.

— Не кричите, пожалуйста, на мальчика, это я его задержала.

— Мне всё равно кто. Он должен стоять в фойе в соответствии с расписанием — нам ещё нужно успеть на обед.

Нет, надо всё-таки сходить в приют и встретиться с администрацией. Сегодня же. Я повернула голову и неожиданно наткнулась взглядом на Макса, стоявшего у выхода.

— Женщина, вы совершенно невоспитанная. — Голубев так и впился глазами в Аллу Николаевну. — Вам нельзя работать с детьми. Кто у вас директор? Петракова, что ли?

— Да-а, — почему-то быстро присмирела Алла Николаевна.

— Сегодня же позвоню ей, и вы больше в детском доме работать не будете.

— Пожалуйста, не надо! — Некрасивая сцена быстро развивалась: — Исправлюсь, обещаю. Поймите, я без мужа воспитываю больного ребёнка, вообще не высыпаюсь, вот и срываюсь иногда. — Она заплакала, махнула рукой и повела детей в приют.

Я с сожалением посмотрела вслед: дело не в том, что она одна мучается с ребёнком, а в том, что из-за своей судьбы ломает других.

— Вот что значит — мужчина. С женщинами Алла Николаевна разговаривает по-другому. А откуда ты знаешь директрису приюта? — Я с удивлением взглянула на Макса.

— Дело в том, что у них заделался спонсором, через месяц доставлю первую партию компьютеров. — Я не успела восхититься его замечательными качествами характера, как Голубев переключил моё внимание на Стёпу. — Этот мальчик, с которым ты спустилась, такой… — Макс с трудом подыскал нужное слово: — запуганный.

— Он ещё совсем маленький, один на всём белом свете, потому такой. Я решила его забрать на выходные.

— Кругом много несчастных, что ж теперь всех подбирать? — Макс с недоумением посмотрел на меня.

— Хотя бы одного из них сделать счастливым вполне в моих силах.

— Тогда сделай счастливым и меня.

— Ты и так счастливый, — засмеялась я. — Так и купаешься в любви окружающих. Так для чего ты приехал к нам в Центр? Тоже по делам спонсорства?

— Нет, — хохотнул Макс. — Я не настолько богат. Приехал, потому что твоя машина готова.

— Это здорово! — от души порадовалась я. — Откуда знаешь, что у меня часовая пауза?

— Уже выучил твоё расписание, — засмеялся Голубев и взял меня под руку: — Так чего же мы ждём? Поехали?

Не дожидаясь согласия, Макс повёл меня к выходу.

Добравшись до автосервиса, удивилась, увидев свою машину в совершенно идеальном состоянии, подозреваю, что друзья Макса поковырялись не только снаружи, но и внутри, ибо машина завелась сразу же, хотя ранее нужно было даже в тёплую погоду подождать некоторое время.

Кир всё время говорил, надо посмотреть аккумулятор, наверное, его придётся менять, только руки у мужа не доходили это сделать.

Я расчувствовалась, находясь на седьмом небе от счастья.

Макс улыбался, видя, как я поглаживаю руль машины и глупо повторяю:

— Девочка моя, девочка моя!

Он, оставив джип ребятам, попросил подкинуть его до центра:

— У меня праздник: тоже забираю свою машину.

По дороге мы ехали другой дорогой, я старалась объезжать шестиполосные городские трассы, чтобы снова не попасть в аварию, потому добирались всё больше закоулками.

Через время мы оказались недалеко от дома тётушки Краснокутского, у которой жила до самой свадьбы. Я часто с трепетом вспоминала эти замечательные студенческие годы.

Потому с теплотой в голосе, увидев прогуливавшуюся женщину, сказала:

— Галина Васильевна наконец-то вернулась.

— Кто это? — Макс повернул голову в сторону, куда я, улыбаясь, смотрела.

— Родственница Кира, недавно выписалась из больницы — был гипертонический криз, видишь, ходит очень осторожно, оно и понятно, не дай бог упадёт. — Тётушка была в почтенном возрасте, полная и довольно высокая. — Надо её навестить. У неё ведь кроме меня и Краснокутских никого нет.

— Ни детей, ни мужа?

— Никого.

Голубев, подозреваю, проявил интерес чисто из-за воспитанности, чтобы поддержать разговор, который после пожеланий сделать его счастливым, как-то не клеился. Казалось, он слушал мой рассказ в пол-уха. А меня так и распирало рассказать, какие замечательные люди — Краснокутские.

Судьба тётушки действительно была сложной: вышла замуж за военного, всю жизнь моталась с ним по дальним гарнизонам да вблизи населённых пунктов, где велись военные действия.

Когда её муж воевал в Афганистане, она жила в Термезе, когда — в Чечне, жила во Владикавказе. В Наукограде они поселились после отставки мужа-генерала.

Можно было выбрать другое место — более тёплое и красивое, как это делали многие, но они решили вернуться на родину, к своим корням. Боевой генерал не так давно умер, оставив о себе добрую память и награды, где были и Золотая Звезда Героя и множество орденов.

— Почему ты сказала, что у тётушки сложная судьба? — Макс внимательно взглянул на меня. — Замечательная у неё судьба: вся жизнь в любви. Скажи, — на некоторое время замолчал Голубев. Когда тянуть далее было невозможно, он осмелился и спросил: — Почему же у нас не сложилась совместная жизнь? Ведь, кажется, любили друг друга.