— Малярия! — Никки ахнула. — Я… Неужели он умрет?!
Эмили встала и взяла со стола свою черную сумку.
— Точно сказать не могу, но скорее всего нет. Он уже перенес ее по крайней мере один раз и выжил. — Она принялась рыться в сумке. — Я была уверена, что у меня есть немного… А, вот он! — Она с довольной улыбкой извлекла из недр сумки белый пакетик. — Хинин. Дома я всегда держу его под рукой. Там у нас немало моряков, никогда не знаешь, когда придется столкнуться с малярией.
— А это ему поможет?
— Поможет, если у него действительно малярия. Сперва его еще будут мучить приступы озноба и горячки, но хинин всегда действует.
Никки хмуро глянула на Леви.
— А если не подействует?
— Значит, у него не малярия.
Эмили всыпала щепотку порошка в стакан с водой и размешала.
— Самое сложное — заставить его принять лекарство.
Вдвоем им удалось усадить Леви. Никки поддерживала его за плечи, а Эмили попыталась влить лекарство ему в рот. Он машинально проглотил один глоток, но потом стиснул зубы и отвернулся, почувствовав горечь.
Несколько минут обе женщины повторяли свои попытки. Наконец у Никки лопнуло терпение.
— Слушай, Леви, если ты будешь вести себя как младенец и отпихивать лекарство, я тебя вздую!
К их изумлению, Леви послушно открыл рот и выпил все до капли.
— Вот так-то оно лучше, — сказала Никки. Она бережно уложила его на подушки и откинула волосы со лба.
— Кулачишко у нее железный, — пробормотал он.
Эмили с Никки ошарашенно взглянули друг на друга, потом обе расхохотались.
— Интересно, откуда ему это знать? Даже спрашивать не стану! — сказала Эмили.
Никки почувствовала, что краснеет, но усмехнулась:
— Мне один раз пришлось ему врезать. Видно, ему это здорово запомнилось.
— Да, я уж вижу, — улыбнулась Эмили, оправляя одеяло. — Стало быть, нечего бояться оставлять тебя наедине с ним. Пойду вздремну. Леви, видать, знает, кто здесь хозяин.
Она дотронулась до лба Леви, и улыбка исчезла с ее лица.
— Надо сбить жар. Не забывай менять компрессы. Горячка должна кончиться к полудню или немного позже, но к тому времени я сама встану. Около часу надо будет дать ему еще хинин.
Теперь Никки некогда было раздумывать о событиях прошлой ночи — она едва поспевала менять компрессы. В горячке Леви бредил. Он метался по постели и безостановочно бормотал.
За утро Никки узнала о Леви Кентрелле и его родных и близких больше, чем за все три месяца, что он прожил в их доме. Коул, Чарли, Кейт и папа — это, очевидно, его семейство. По всей видимости, Леви был к ним очень привязан.
Упоминались также Синтия и Стефани. Синтия, видимо, когда-то жестоко ранила Леви. Он то говорил о своей любви к ней, то проклинал ее. Синтию Никки сразу невзлюбила.
А Стефани она возненавидела. Когда Леви говорил о ней, его лицо сразу светлело. Чем больше он говорил, тем больше Никки хотелось, чтоб он заткнулся. Стефани красавица. Стефани добрая. Стефани умеет скакать быстрее ветра. Стефани прекрасно готовит. Стефани поймала вора — вот это показалось Никки интересным. Но она все равно не пожелала переменить мнения об этой замечательной Стефани.
Хорошо еще, что вернулась Эмили. Она удивилась, увидев, что Никки стиснула кулаки и скрипит зубами от злости, но не подала виду, что обратила внимание на раздражение племянницы.
— Ну, как он себя чувствует?
— Как и раньше. Похоже, жар немного спал, но он все время мечется, что-то бормочет.
— Ну, при такой высокой температуре люди часто бредят. — Эмили положила ему руку на лоб. — Да, похоже, ты права. Я там приготовила поесть. Сходи-ка перекуси вместе с папой и Питером.
— А как же Леви? Мы его покормим?
— Я сварю ему бульону, когда он очнется, но это будет еще не скоро.
Выйдя на улицу, Никки перевела дыхание. Как хорошо на свежем воздухе! Она решила немного пройтись, прежде чем идти в дом.
Радуясь солнышку, Никки дошла до сарая, и только тут ей пришло в голову, что в бреду Леви может сказать что-нибудь такое, чего тете Эмили лучше не слышать.
До сих пор он не раз упоминал имя Никки, но чаще всего с раздражением. А вдруг он скажет что-нибудь насчет вчерашнего поцелуя или, не дай Бог, насчет прошлой ночи? Тетушка ведь не дура. Ей и намека хватит, чтобы обо всем догадаться. Никки почти бегом бросилась обратно. Надо сидеть с Леви самой!
Никки вернулась меньше чем через час.
— Что случилось? — удивилась Эмили.
— Да так, ничего. Я просто решила зайти посмотреть, как он тут.
— Ты поела?
— Да, и посуду вымыла… Ой, тетя Эмили! Он весь вспотел!
Лоб Леви покрылся бисеринками испарины. Эмили кивнула и принялась вытирать пот.
— Жар спал почти сразу, как ты ушла. Но, боюсь, ему будет еще хуже, прежде чем наступит облегчение.
Ее предсказание оправдалось. Они переменили на нем рубашку и сменили простыни, но через несколько минут он снова был весь мокрый. Тетя Эмили развела еще хинину, Леви его проглотил — по приказу Никки — и продолжал обливаться потом.
Наконец приступ начал ослабевать. Эмили вздохнула с облегчением и села.
— Ну вот. Похоже, худшее позади, — она слабо улыбнулась. — Видать, Леви ничего не делает наполовину. Потеть так потеть. В жизни не видела, чтобы кто-то так обливался потом, даже при малярии.
Минут десять они потратили на то, чтобы переменить белье в четвертый раз.
— Теперь надо восполнить потерянную им жидкость, — сказала Эмили. — Пожалуй, самое время сварить ему бульон. — В дверях она остановилась. — Влей в него столько воды, сколько сможешь.
И ушла, оставив Никки наедине с тем, с кем ей меньше всего хотелось разговаривать. Вот очнется он, и что она ему скажет? Она заерзала на стуле, глядя на спящего.
А может, нечего ей бояться. Леви крепко спал — в первый раз за сегодняшний день он по-настоящему уснул. Может, он еще несколько часов так проспит. А когда Эмили вернется, Никки тут же смоется. Она успокоилась и встала, чтобы еще раз вытереть ему лоб.
И тут Леви открыл глаза и посмотрел на нее.
— Никки…
У нее задрожали колени, когда она глянула в эти глубокие серо-голубые глаза.
— Д-да… Это я, Леви.
Она откинула ему волосы со лба. Рука у нее слегка дрожала.
Леви с удивлением огляделся. Комната незнакомая…
— Где это я?
— Это комната тети Эмили. Ты разве не помнишь?
Он удивленно заморгал.
— Последнее, что помню, — это как ты чуть не наступила на змею, а я ее пристрелил. Как я сюда попал?
Никки вздрогнула. Он ничего не помнит! Он не помнит, как они… Она вскочила и налила воды из кувшина.
— Ты был болен. Тетя Эмили говорит, тебе надо побольше пить.
Леви послушно поднял голову и выпил воду, потом в изнеможении откинулся на подушки.
— Господи, что со мной?
— Тетя говорит, малярия.
— А, да. Док говорил, что приступ может повториться. И долго я был не в себе?
— Да нет. С прошлой ночи
«С прошлой ночи, когда ты обнимал меня», — уныло подумала Никки. Ну вот, ее никто не выдаст. Так почему же она ничуть не рада?
— Как я устал… — пробормотал Леви, опустив веки. — Никки… — Он уснул, не успев закончить.
Когда он снова пришел в себя, рядом с ним сидела Эмили и пыталась влить в него какую-то гадость.
— А, Леви! Очнулся! А я уж боялась, что ты неделю проспишь.
— Тьфу, пакость! Вы что, решили меня отравить?
— Ничего, не отравитесь, — рассмеялась Эмили, поставив пустой стакан на тумбочку. — Это хинин. Он в самом деле довольно горький, но ничего, переживете.
— Ах, ну да! — поморщился Леви. — И как я мог забыть этот отвратный вкус? — Он огляделся. — А Никки мне не приснилась?
— Нет, не приснилась. Ей надо было отдохнуть, и я отправила ее спать. Вы говорили с ней несколько часов назад, когда пришли в себя. Вы, наверно, голодны, да? Я тут вам сварила бульончику, сейчас пойду разогрею. — Она взбила подушку и подоткнула одеяло. — Вы отдыхайте. Я скоро вернусь.
Оставшись один, Леви принялся размышлять, что было на самом деле, а что ему привиделось в бреду. Видения расплывались — все, кроме одного. Даже теперь оно не переставало мучить его. Никки лежала в его объятиях, отзывалась на его прикосновения, сама нежно ласкала его обнаженное тело… Все это казалось таким реальным… Он до сих пор чувствовал ее неповторимый запах, слышал тихие чувственные стоны Никки, ощущал, как она извивается в порыве экстаза. Он застонал и закрыл глаза, но видения не исчезли. Господи, он же ясно помнит, как лишил ее девственности!
У него ни разу не бывало таких реальных снов. Он до сих пор видел, слышал, чувствовал все это — и все это преследовало его, заставляя думать о том, чего не было и не могло быть. Слава Богу, что Никки не может читать го мысли. Если бы она знала, какие сны ему снятся, она бы, наверно, пристрелила его из его же винтовки.