Рождество с тобой

Глава 9

Одри

Проклятье. Черт. И черная лакрица.

Я топаю к крыльцу отеля «Winter Valley Bed & Breakfast». Эта зимняя страна чудес не дает мне покоя. Даже не могу ругаться без чувства вины.

Я с силой ставлю ногу на верхнюю ступеньку, и мой ботинок скользит по покрытой льдом поверхности.

Да, блин!

Мои руки взлетают в слабой попытке удержать равновесие, когда обе ноги отрываются от ступенек. Я падаю назад, как в замедленной съемке, и приземляюсь на тротуар у подножия ступеней.

Слава богу, их всего три.

Я быстро осматриваюсь, чтобы убедиться, что никто не видел. Преимущество маленького, сонного городка в том, что я могу опозориться без свидетелей.

— Ты в порядке? — Колин бежит ко мне трусцой.

Морган стоит в дверях своего гаража, сдерживая смех. Я зло смотрю на него, но потом отворачиваюсь. На всякий случай, вдруг Санта смотрит.

Мое лицо пылает. Я вздрагиваю, поднимаюсь на ноги и вытираю грязь.

В переднем окне гостиницы опускаются шторы, и Колт выходит, прикрыв рот рукой.

— Очень вежливо, — говорю я, хотя теперь уже сама стараюсь не рассмеяться. — И да, я в порядке.

И тут разражаюсь хихиканьем. Моя задница мокрая от снега. Я выставила себя на посмешище перед публикой, состоящей из самых великолепных мужчин, которых я когда-либо встречала. Но если бы увидела, как падаю, я бы тоже рассмеялась.

Колин протягивает мне руку, чтобы я успокоилась.

— Мы все через это проходили. Вон тот, — он показывает на Моргана, — на прошлой неделе отбил себе задницу.

Он машет рукой, продолжая смеяться и не обращая внимания на то, что теперь я хохочу над ним.

— А что насчет тебя? — спрашиваю я между приступами смеха.

Тот оттенок красного, который мне так нравится в нем, окрашивает его щеки. Он натягивает шапку на уши.

— Э-э… Вчера. На стройке. Я опрокинул пилораму.

Я знала, что у него золотые руки.

Я хватаю его за руку, чтобы не упасть, потому что очень сильно смеюсь.

Он присоединяется, и звук становится гулким и глубоким. Так не хочется, чтобы он прекращался.

— Ты в порядке? — спрашивает Колт, протягивая мне руку, когда мы, наконец, успокаиваемся.

— Ага.

— Тогда я пойду. — Он молча спускается по ступенькам и исчезает на городской площади.

— Не могу с чистой совестью позволить тебе повторить эту попытку без посторонней помощи, — говорит Колин.

— Я справлюсь. — Мое женское упрямство снова дает о себе знать.

Я хватаюсь обеими руками за заснеженные перила. Варежки промокли насквозь, но мне все равно. Эти ступени не дают мне покоя.

Когда поднимаю ногу для последнего шага, то немного нервничаю. Я не хочу повторения того, что было раньше… очевидно. Не то, чтобы Колин не видел, как я воевала с гравитацией, но я бы не хотела повторения.

Облегчение охватывает меня, когда обе ноги оказываются на крыльце, хотя я вцепилась в перила так, будто только они меня и держат.

Колин стоит прямо за мной. Его руки готовы подхватить меня, если упаду, но не касаются меня. Он как будто знает, что я должна сделать это сама. Интересно, может быть, его интуиция обусловлена тем, что он отец?

И отец ли он? Маленькая девочка могла быть его племянницей. Я отчаянно хочу знать, но решаю, что не стоит лезть на рожон, особенно с учетом того, что меня все равно не будет рядом. Если бы он хотел, чтобы я знала о ней, то сказал бы об этом.

— Я сделала это. Я поднялась, — говорю я, немного задыхаясь, когда мы доходим до входной двери.

— В целости и сохранности.

— В целости и сохранности, — повторяю я, потому что больше ничего не могу придумать.

Мы молчим минуту. Снег падает крупными хлопьями, и он снова напоминает мне снежный шар, который потрясли.

Я не в восторге от холода, но мне так не хватало этого в жизни. Не только погоды, но и атмосферы маленького городка.

— Оставь эту историю с Анной Бет Грант. — Он поднимает руку, словно хочет дотронуться до меня, но передумывает и отпускает.

За всеми этими волнениями я почти забыла о ней, Авроре и разбитой арендованной машине. Было приятно посмеяться, даже над собой. Когда я в последний раз так делала?

— Я не могу.

Я хочу. Хочу сказать Авроре, чтобы она сама нашла эту женщину, если уж ей так нужен этот B&B. Но у меня есть гордость, и я упиваюсь своей трудовой этикой. Если у меня этого не будет, то что вообще останется?

Он быстро кивает, прежде чем открыть дверь.

— Мы не можем допустить, чтобы единорог превратился в фруктовый лед.

Разочарование охватывает меня одновременно с духотой в помещении.

— Единороги не такие хрупкие, как ты думаешь.

Он проводит костяшками пальцев по моей щеке.

— Я вообще не думаю, что единороги хрупкие.

Я стою в дверях, пока он идет по улице. Что в этом человеке такого, что успокаивает меня и сводит с ума одновременно?

Я заглядываю в столовую, но послеобеденных закусок нигде нет.

Может быть, я не знаю, как решить свои собственные проблемы, но знаю, что делать с этой.

Если здесь нет никого, кто мог бы что-то проконтролировать, значит, никто не сможет меня остановить.

Я буду печь.

А потом, наверное, покопаюсь в офисе.

Но сначала… приготовлю тесто для печенья.