Счастье дается всем... (СИ)

Глава 20

Две вёльвы в странном мужском одеянии летели по зимнему Дергиборгу. Да, летели. И Янника никак не могла поверить, что обычная деревянная лохань для засолки огурцов может летать так же, как летали над Озёрным краем платформы с иллике.

После пребывания у Свенсов, когда целый рой непрошенных мыслей и чувств накрыли Яннику с головой, Хейд строго приказала:

— Все переживания и сомнения потом, доченька. Сейчас на лесопилку полетим. Нужно подготовиться.

И следующий час для Янники стал откровением. С того самого момента, когда Хейд, ловкой змеёй скользнула в подпол и вынула оттуда две стопки белья: два мужских воинских подлатника тёмно-синего, непривычного цвета с женским снежным оберегом по низу сорочки, два плотных воинских плаща и короткий меч.

— Моя каддарка, — любовно погладила вёльва блестящий прямой клинок с немного изогнутым остриём.

— Что это, Хейдуша? — Янника была озадачена.

Вёльва, молодо и остро сверкнув прищуром, подмигнула ей:

— Ты что с рваным пространством делала, юная иллике?

Янника растерялась:

— Когда как… Иногда порошком из порошин засыпала, иногда замазывала как клеем, иногда перевязывала. Да я немного совсем делала. А ты?

Хейд, что во время слов Янники продолжала любовно поглаживать мерцающую гладь оружия, сверкнула лихой улыбкой:

— А я его рубила!

— Рубила?

— Да! — и вёльва задорно подмигнула оторопевшей девушке.

— А разве можно чёрное пространство рубить?

Хейд расхохоталась:

— Ёще как можно, цыпленочек, ещё как! Да ты и сама сегодня увидишь! Переодевайся! — она кивнула на мужскую одежду. — В платье будет несподручно. И волосы заколи так, как закалывала у себя дома при работе, чтобы пряди на спине были свободными. Где твои серебряные шпильки, иллике? Нам вся сила сегодня пригодится. Судя по всему, мы с тобой рукотворный цветок смерти рубить едем. А это похлеще сотни прорывов будет. Так что вся сила иллике нам с тобой ой как пригодится!

Когда Янника оделась, неуверенно завязывая на поясе лёгких брюк узелок, вёльва придирчиво покрутила девушку вокруг оси и спросила:

— Надеюсь, волосами умеешь управляться?

— Волосами? — совсем растерялась Янника.

Хейд разве что не зарычала от досады:

— О, моронский потрох! — грязно выругалась она. — И чему теперь только иллике учат?! Садись, неумёха, покажу!

И стала ловко раскручивать на своей голове вечный, тугой пучок. Когда последняя шпилька легла на стол, серебряные пряди, раскручиваясь лопнувшей пружиной, упали на спину. И Янника оторопела отметила, что по цвету они совсем не уступают яркой белизне волос Верховной.

Между тем Хейд уже перекинула одну прядь себе грудь.

— Смотри, Янника! — руки вёльвы ухватили самый кончик плотного жгута щепотью. — Смотри!

И вёльва потянула конец пряди на себя. Прядь подалась вперёд легко, как тянется лёгкая, белёсая нить из клубка. Девушка не верила. Сейчас на её глазах вёльва вытягивала из своих волос плотную дымную нить. Очень похожую на ту, что с таким трудом плела Гутрун Благочестивая из вороха счастливых порошин.

Вёльва, накрутив немного на ладонь дымной нити, ловко, как обычную, оборвала её и протянула Яннике.

— Возьми. Это твое оружие. А серебряной шпилькой ты можешь превратить эту нить в нож, иголку, крюк. Да во что угодно. Давай свои серебряные шпильки, покажу.

Она протянула руку, но Янника не знала что сказать. У неё никогда не было серебряных шпилек. Только золотые, но и те остались дома. В Дергиборге у неё из серебра осталась лишь брошь. Девушка метнулась к своему коробу, быстро отыскала плащ с той самой брошью и протянула её вёльве.

— Да что же такое делается в мире? — только покачала головой женщина.

Но её умные руки уже вынимали часть серебряного крепления, чтобы, ловко подцепив им дымную прядь, придать ей форму острого крюка. Янника, осторожно забирая из рук Хейд это невероятное творение, чуть не обрезалась об него. Таким крюк был настоящим и острым.

Но самое последнее, что просто перевернуло окончательно устоявшийся мир девичьих представлений, — деревянное корыто, поднявшее вверх двух вёльв.

— Сейчас кину защитный полог от холода и вётра, и полетим, — буднично сообщила Яннике Хейд.

И девушка, уже совсем уставшая от новых невероятных впечатлений, согласилась вполне себе спокойно. Ну и что здесь такого? Полетим, так полетим… Да хоть на кастрюле! Мало ли что ещё Хейдуша умеет…

Они спрыгнули во дворе. Лохань с лёгким стуком ударилась о землю, проехав по снегу ещё чуть-чуть. Была бы жива собака, она уже громким лаем разбудила бы дремавшую семью…

На порог вёльвы зашли беспрепятственно. И в горницу, раскрыв резко дверь, впуская морозный холод. Но дедушка Транум почувствовал нежданных гостей и, кряхтя и постанывая, уже слезал с узкой кровати, что стояла в углу горницы у самой печи.

— Досточтимая вёльва! — обрадовался он, кланяясь в пояс. — Ты сама пришла! А я думал, кого послать-то…

— Ильгерда заболела?

— Да! — мужчина ещё пытался держаться спокойно. — Слава тебе, Снежная дева, что хранительница твоя пришла! Чем только заслужил милость твою?! — он закашлялся слезами. — Вчера днём собачка наша преставилась, а к вечеру и дочка слегла. Всю ночь хрипела и металась. К утру только заснула. И что с ней — не пойму. Хотел к тебе бежать затемно, да ноги не несли! — он ударил по коленям сильно ладонью, словно виня их за всё.

— Ничего, Транум, ничего, мы уже здесь!

Вёльва отстегнула замок и скинула на лавку тяжёлый плащ. На его плотное полотно тут же, без промедления, стала раскладывать всё то, что принесла с собой, освобождая карманы на рубахе и брюках.

— Доставай, Янника. Сейчас всё пригодится! — и приказала старику: — ты уходи в сени, отец. И не возвращайся, чтобы ни услышал, пока я не позову.

Старик смотрел на оружие, что доставали вёльвы из карманов, и спросил, глядя на Хейд с ужасом и почтением:

— Никак проклятье самого Ольгьеста в мой дом постучало?

— Хуже, отец…

— Охох!

Вёльва сосредоточенно готовила оружие и доставала уже из мешочка, что был в руках у Янники, молоток, гвозди и полунные скобы с отверстием.

— Делай как приказала, Транум. Иди! — и тут же Яннике велела: — Завесь все окна в горнице, чтобы ни капли света не просочилось. Надо будет, шторки к стене прибей или одеяла!

И девушка мгновенно кинулась исполнять. Металась недолго. Поснимала с кровати, с полатий, вытащила из подлавочных полок всё, чем можно было прикрыть три окна. И вскоре вся горница погрузилась в темноту.

Хриплое, рваное, свистящее дыхание сонной Ильгерды, что раздавалось теперь слишком явно в этой темноте, пугало по-настоящему. Янника задрожала и, чтобы успокоиться, крепко сжала кулачки, уперев острые ноготки в ладонь до крови. И только Хейд спокойно и рассудительно делала своё дело. Янника поражалась её невероятной невозмутимости. Вот вёльва, вытянув из своих волос длинный дымный пук, скрутила его плотно, шариком, подожгла горяч-травой и кинула к потолку. Горница вмиг озарилась странным, фиолетово-дымным светом.

— Теперь ждать будем!

— Будем…

В маленькой комнатке, где лежала больная Ильгерда, не было окон. От горницы её отделяла лишь плотная шторка, подвешенная на простую веревочку вверху дверного проёма. Фиолетовый дымный свет ползучим гадом теперь струился под ткань, ища себе выход. И Янника заворожённо смотрела, как тот потёк плотной струёй по низу в маленькую комнату.

Вёльва тихо шепнула:

— Приготовились!

И Янника, вынув из-за пояса, крепко сжала в руке плотный дымный аркан, что впервые сплела сегодня из нити собственных волос.

***

Свистящий страшный звук резко пропал. Тяжёлое тело грузно стукнулось об пол. И Ильгерда выползла из-под проёмной шторки стрекочущей сороконожкой, распластавшись по полу и скаля рот. Если бы сегодня утром Янника не видела уже подобный образ, с точностью воспроизведённый Дуськой, то тогда наверняка испугалась. А так… Словно взрослая женщина тоже решила пошалить. Что чёрные вены на руках и тёмные провалы глаз — совсем не нарисованы, дошло со сознания не в пример позже…

Ильгерда извивалась на полу. Когда всё её тело показалось из-за полотна, вёльвы увидели над спиной женщины плотную чёрную кубышку на жирной, змеевидной ножке. Ее корни скрюченными щупальцами обвязали женщину за пояс, прогрызлись к позвоночнику. Кубышка, предвкушающе подрагивала, желая распуститься, но видимо, время ещё не пришло…

— Успели! — одними губами шепнула Хейд и приказала также еле слышно: — Семенную коробку арканом затяни у самого основания на счёт три.

Раньше Янника испугалась бы кидать аркан. Да и как? С её-то навыками? Кинешь — а он улетит неведомо куда, да хоть к потолку… Но дымный аркан — это ведь часть её самой. Словно рука или нога. Разве так промахнёшься? И Янника встала на изготовку.

Между тем Ильгерда увидела вёльв. И её пугающий, ощеренный рот засмеялся страшно и бесшумно. Женщина не могла подняться — мрачный чёрный цветок прижимал её к полу всей своей силой, но ползти — позволял.

Хейд умело крутанула верную каддару в руках, и отсвет её лезвия белой чертой резанул один чёрный корешок. Ильгерда зарычала и, извиваясь, поползла вперёд, страшно карябая деревянный пол острыми, чёрными ногтями.

— Два, три! — только и успела громко крикнуть Вёльва.

Но Янника давным-давно понимала Хейд с полувздоха. И на счёт «три» плотный аркан уже летел, затягивая чёрную кубышку у самого основания. Старая вёльва сделала один лёгкий, пружинящий выпад, и воздух прочертило острое лезвие каддары, вспарывая пространство.

Семенная коробка страшного цветка, отрезанная ровно над дымной петлёй, с грохотом и треском повалилась на пол.

Ильгерда закричала страшно и хрипло. Острые ногти рук, изламываясь, старались вернуться туда, к спине, чтобы спасти чёрный цветок. Но не находили его. И рвали в бессилии всё, что попадалось на пути. Собственную плоть. А чёрные щупальца корней, почувствовав неладное, вдруг стали стягиваться к самому основанию, росшему из позвоночника, вырывая по пути куски женского тела, к которому цеплялись не один день. Словно вода в воронку, утекала чёрная тварь в женский крестец…

Ильгерда ещё раз захрипела и затихла. И красная кровь выступила на тех местах, где крепилась чёрная дрянь к телу женщины.

— Мы победили? — осторожно спросила Янника.

Но Хейд покачала головой:

— Сейчас будет самое страшное, моя девочка. Неси молоток, гвозди и полунные скобы. Будем Ильгерду спасать.

***

Руки и ноги Ильгерды, перевязанные рваной простынёй, стащенной тут же с кровати старого Транума, и прикрытые железными лунными скобами, Янника прибивала к полу сама. И хотя сердце тряслось, заячье, руки делали своё дело. Снежная дева, помоги! Раз — и молоток взлетал вверх, чтобы с резким стуком вбить в старый пол крепкий длинный гвоздь. И как с первого раза попадала в узкое отверстие скобы? И как ни разу не промахнулась? И как сил хватило? Повезло? А может, у Янники впервые не было права на ошибку… Кто знает?!

Но рядом была Хейд, крепко державшая Ильгерду в неподвижности. Вёльва давно срезала с тела женщины одежду, и Яннику чуть не вырвало, когда она увидела, во что превратила тело этой молодой женщины чёрная дрянь. У самого крестца зияла открытая рана, поверх которой плотной преградой, не дававшей чёрной дряни раствориться внутри, без остатка, сверкал кусок Янникиного аркана.

— Хорошо затянула, доченька! — похвалила Хейд и снова потянула из волос дымную нить.

Наделали острых крюков.

— Я тихонечко за аркан вверх потяну, — объясняла вёльва, — а ты крючками-то подцепляй и вытягивай на сторону по чуть-чуть и вяжи узелками, чтобы обратно не потянуло. Глядишь, помаленьку и справимся! На три! Давай!

К концу четвёртого часа на поверхности оказался последний чёрный корень. Время пролетело — Янника и не заметила, лишь поняла что всё страшное закончилось, когда вёльва крикнула:

— Транум, воды вскипяти! И гвоздодёр захвати!

***

Они ещё долго были на лесопилке. Вымыли Ильгерду, обложили листами болотницы открытые раны, наварили укрепляющего и противовоспалительного отвара.

— Дочка твоя проспит с неделю, не буди! — говорила вёльва Трануму, собираясь. — На рассвете каждого утра давай ей пить по кружке тёплого отвара. Я наготовила. Ему в сенях ничего не будет, там холодно, так что ровно на неделю будет тебе запас. Листы болотницы меняй каждое утро и вечер перед сном. И никому не говори ничего! Ничего! А спросят, где Ильгерда, отвечай, что домой в южный край к мужу уехала. Да поинтересуются, что вёльвы на лесопилке делали, говори, что купальню для Янники заказывали. Лучший лес смотрели. А мне потом доложишь, кто подробнее всех расспрашивал. Хорошо? Ну, держись, отец. Теперь только от тебя всё зависит.

Транум кланялся поясно и благодарил. Хотел руки целовать, да вёльвы не позволили. Кинулся было к сундучку с деньгами, да Хейд так зыркнула, что старик осёкся. И заплакал скупыми мужскими слезами, благодаря вёльв за помощь, а Снежную деву за благословение.

— А купальню твоей девочке я сам построю, — сказал он на прощание, — вот как Ильгердушка поправится, так и приду! И отказ твой не приму!

Хейд улыбнулась и обняла старика:

— Как поправится, приходи, отец! Отказу не будет…

И усевшись в лохань, потому как сил ставить преграду уже не было, укутавшись плащами, вёльвы полетели низко, огородами, чтобы лишний раз не привлекать внимание. И в дом свой залетели с пустыря.

А потому сразу и не заметили одинокой фигурки, стоящей у порога с дорожным узелком.