В течение получаса после эпического подъёма вёльвы в небеса Дергиборга мир сошёл с ума. Суета, мельтешение, переполох и человеческая внезапная толчея на улицах всегда такого степенного, рассудительного и размеренного города вызывали у несведущих молодых жителей и внезапных гостей по меньшей мере недоумение.
Ожидая возвращения Хейд, Янника с Дуоссией, как завзятые сплетницы, прилипли к окну своими юными носами:
— Куда это понеслась тётушка Марит с тюком пряжи?
— Обратно в лавку несёт?
— С чего?
— А я знаю?!
— Ммм!
— Смотри, смотри, бабушка Метте с внуками выползла и забор начала красить! А её невестка во двор рамы для вьюнка цветочного тащит.
— И как подняла? Они же тяжеленные!
— Гляди сюда! — и палец, дрожа от нетерпения, упирается в стекло: — У дядьки Мартина столпотворение во дворе, видишь?
— Угу. Кровельщик Кнут пожаловал. Они что — крышу собираются чинить под вечер?
— Похоже…
— С ума сошли?
— Хмык-хмык! Ага! Все разом!
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Нет.
— И я нет.
— Ну что происходи-и-ит? — в который раз канючит Дуся и бьёт вязаным копытцем об пол, как нетерпеливая телушка, — Янника, айда спросим? Не хочешь сама — давай я быстренько сбегаю! Ну хоть знать будем, что такое этот страшный «Лёлеляйдадур»!
— Лёйгардагур! — поправила её с порога, входя, очень усталая Хейд.
Женщина неспешно разувалась у двери, и девочки кинулись к ней помогать.
— Лёйгардагур, — снова повторила женщина, пока Янника с Дусей хлопотали над ней, как над ребёнком, снимая верхнюю накидку, — на языке Снежной девы означает «большая стирка». В те дни, когда все жители Хротграра ещё жили по её заветам, круг Снежного благословения раз в пять лет, как подарок жителям за праведную жизнь, совершал настоящее волшебство: завершал за день все сложные и долгие домашние дела. Всё, что было начато и не доделано в хозяйстве.
— Всё-всё? — уточнила Янника.
— Всё! — уверенно кивнула Хейд. — Последний раз в Дергиборге Лёйгардагур праздновали лет двадцать пять назад. И был он совсем слабенький. Я уж думала, что и не увижу этого чуда больше. А нет! Сподобила Дева!
И Хейд счастливо улыбнулась, наблюдая, как Дуся, высунув язык от старания, натягивает на её натруженные ноги мягкие вязаные тапочки-копытца.
— Спасибо, девочки мои… Кстати, а что мы с вами недоделали? Нельзя упускать такой редкий шанс.
Янника с Дуоссией переглянулись. Да всё вроде в хозяйстве справно. А ничего лишнего им не надо. Вот только…
— Купальня! — крикнули они разом.
— Точно… — выдохнула Хейд и стукнула себя по лбу ладошкой. — Купальня! Голова моя садовая! Купальня! Дуся, деточка, — повернулась она, — беги скорей к старику Трануму, пусть придёт и гвоздь хотя бы один для купальни забьёт. А Яннику я сейчас в Храм отправлю к воде снежной за сердечком для купальни, чтоб уж наверняка!
Дусе два раза повторять не нужно было. Фьють — и её ветром сдуло в ту же секунду в город, на улицу, где столько теперь интересного! Йухуу! Туда её вела неистощимая энергия любопытства истинной женщины.
А вот Янника не спешила. Она потупила голову.
— Что не торопишься? — Хейд только-только сменила платье на домашнее и теперь завязывала фартук на талии.
Янника привыкла не таить свои мысли от вёльвы. Но всё же были вещи, которые она хранила только для себя, и сейчас размышляла, стоит или не стоит делиться ими с Хейд. Но Вёльва будто и не замечала девичьих терзаний, потому как, задав вопрос, вопреки устоявшейся традиции, впервые не требовала на него ответа. И даже не замечала, начав вынимать овощи и коренья для ужина из короба на стол, что Янника недвижно стоит посреди комнаты.
— Я не пойду туда… — наконец выдавила из себя девушка.
— Что так? — Хейд явно переборщила с показным равнодушным тоном.
— Храм возле площади, а там напротив глаз много…
— Надо полагать, — Хейд стояла спиной к Яннике и продолжала аккуратно выкладывать на стол зелень, — красивых таких глаз. Венценосных, я бы добавила…
И старая вёльва резко повернулась. Какое уж тут деланое равнодушие?! У Янники задрожали губы.
— Неужто совсем не понравился жених? — удивилась вёльва.
Девушка с трудом удерживала слезы, потому как незачем плакать, но… Она, шмыгнув, пожала плечами, не понимая, как расценивать происходящее. Если честно, Янника вообще к Асгару Молчаливому не приглядывалась, пока шла. А поняла, что это он и есть, когда имя своё настоящее произнесла так опрометчиво. Но тогда поздно уже было… Его портрет частенько мелькал в классе на тетрадках у девчонок. И не только его. Но разве она вглядывалась? И лишь тогда, когда при прощании белокурый спаситель посмотрел на неё так, как смотрят торговцы на редкий экземпляр, купленный по дешевке у дурочка, у девушки от предчувствия и липкого страха зашлось сердце. Тогда она и вспомнила слова отца, что правитель Северного края Харальд Сигурсан уже заплатил хилест её семье.
Янника собрала волю в кулак, призывая спокойствие, и уже хотела ответить вёльве строго на вопрос… Но вместо этого произнесла то, что давно болело в её нежном, глупом сердечке:
— Я больше Рига не увижу? Никогда-никогда? — и крупная слезинка, одна-единственная, скатилась по щеке.
Долго молчала вёльва, внимательно разглядывая Яннику, застывшую с невероятно прямой спиной. А потом, махнув рукой, вдруг обессилено присела на лавку, чтобы сказать тихо:
— Да куда же он от тебя денется, девочка моя?! Куда? Если захочешь, судьба его на блюдечке к тебе принесёт, все дороги к твоему порогу построит!
И заревела Янника, кидаясь в Хейд, и счастливо всхлипывала у неё на груди, уткнувшись, как маленькая девочка. Вёльва убаюкивала плаксу, гладила по спине, пока слёзы облегчения и радости не закончились все.
Она вытерла последние капли с юного лица своими добрыми, натруженными, слегка шершавыми руками. И улыбнулась:
— А в Храм ты всё-таки слетай на своём тряпичном скарбе. Вот никто и не успеет тебя разглядеть. И не вздумай мне здесь театру разыгрывать, что не понимаешь, про какой летающий скарб я говорю!
Янника покраснела и выдавила:
— И всё-то ты знаешь, Хейдуша!
— Ох, не всё, моя девочка. Не всё!
***
Ночью город не спал. Все, предчувствуя невероятное, стекались к благословенному кругу. И стар, и млад. И даже вёльва с девчонками не утерпела. Надев своё строгое церемониальное платье, сняв с головы привычный, серый вёльвин убор, уложив белоснежные волосы наследной иллике в высокую причёску с перекрёстными косами, вдев в уши серебряные серьги с тяжёлым зелёным камнем и став на невысокие каблуки, Хейд сбросила в буквальном смысле лет тридцать. Не меньше!
Красивая, высокая, статная, она не шла — плыла. Той самой, слитной походкой наследных иллике. И Янника невольно скользила рядом, потому как тело вспомнило перебор. На них оборачивались благоговейно. Дуся сначала плелась следом, а может катилась, кто знает?! Девчушка пыталась раз десять подстроиться, но потом, махнув рукой, поскакала вперёд, как могла, периодически останавливаясь, чтобы не потеряться.
У круга было уже совсем тесно, когда вёльвы подошли. Но народ, кланяясь, расступался. И вёльвы скоро очутились у самого камня. Громко журчала вода, и резервуар у стелы был почти полон. Второе солнце уже село. И все ждали, когда загорится на севере первая звезда Снежного Хротгара.
Вот высоко-высоко над головами задрожало марево ночи, и сквозь него блеснул яркий голубой свет, а потом, словно растягиваясь в разные стороны, вспыхнула далёкая звезда. Она, отражаясь, кинула на чёрную стелу первый луч, прочертив знак снежного благословения. Вода кинула в резервуар последнюю каплю и поверхность застыла, ловя сияющее мерцание, отражённое стелой. Круг скрипнул, ловя свою часть света. И приподнялся над землёй. Люди ахнули.
И лишь Хейд, величественная и торжественная, простёрла руки вперёд. Над Дергиборгом запел её могучий, чистый голос:
— Ладет снодектэ хавет кёке! Дет ёукерь Ликке опп, бринг хёйп ог глете тиль фольг! Мюуте алле вейрё хельдиге и дег! Йомфрисней, текк!
Что она пела, понять остальным было трудно, да и не нужно было, но Янника, которая с детства слушала этот забытый язык, сумела перевести в голове более или менее близко: «Снежное море пусть кипит. Поднимает Счастье вверх, приносит людям надежду и радость. Пусть сегодня будет удача всем! Снежная дева, благодарим!»
Круг стал быстро подниматься вверх, пока не достиг самого верха стелы. Он сначала медленно, а потом всё быстрее стал крутиться.
Никто не мог видеть происходящее, так как Янника. Но все ощущали. С земли, отрываясь от слежавшихся за эти неприкаянные годы, сбитых в грязные кучи счастливых порошин, стали отделяться начала маленькие, потом всё более крупные и крупные куски. Они сначала тянулись в резервуар с водой, потом, чистые, их затягивало вовнутрь жернова, а потом, они вспыхивали над поверхностью круга, ловя на себе отраженный луч звезды.
Как летят вверх кусочки пламени от костра, так и счастливые порошины, словно рой горячих всполохов, как сноп крупных искр, поднимался над жерновом и разлетался по всему городу. И эти всполохи отражённого света были вины всем. Люди закричали от счастья. Над стелой копился целый вихрь искр. И когда их собиралось много, они, разгоняясь, ударялись о стелу и разлетались далеко-далеко яркими огоньками, покрывая светом мостовую, дома, заборы и самих жителей.
Жители Дергиборга кричали от счастья. Дети с неутомимой радостью ловили в воздухе огоньки, которые потом цеплялись к их одежде, капали на волосы и лица. Их свет не обжигал, не грел, но светился долго, угасая потихоньку нежно и красиво. И все крыши домов, вся мостовая и все люди теперь переливались счастливыми огоньками. Лишь на один дом не попало ни капли. На дом Ольсонов.
Дуся, которая сначала счастливо и беззаботно ловила всполохи вместе со всей детворой на площади, подпрыгивая высоко, зорко следила, в какую сторону Дергиборга полетит новый сноп. Когда же она поняла, что только на крышу одного-единственного дома в городе так и не попало ни единой светлой крупинки, Дуся побежала к Хейд.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — отчаянно крикнула она, хватая вёльву за руки. — Пожалуйста! Прости их! Ну хоть сегодня! Ну, пожалуйста! Простишь? Простишь? Только сегодня! Ну что мне сделать, Хейдуша? Что?
Её голова снова и снова оборачивалась туда, где в пространстве городской улицы отчётливо зияла тёмная плешь.
— Я не могу этого сделать, Дуоссия Эггэн! — строго сказала вёльва.
— Не можешь? — и у Дуси в глазах мелькнула такая боль! — Совсе-совсем не можешь?
— Я? Нет…
— А кто? — Дуся не хотела сдаваться ни за что! — Кто может?
Хейд присела перед девочкой на корточки и взяла её маленькие ручки в свои:
— У твоей недальновидной семьи есть одна очень серьёзная заступница…
— Кто это? — прошептала Дуся, уже готовая бежать за ней на край света.
— Ты!
Дуся сначала не поверила, но Хейд никогда не врала ей, и поэтому девочка, в которой надежда отчаянно боролась с неверием, переспросила:
— Я?!
— Ты…
Тогда Дуся вздёрнула свой нос, прямо, как Янника когда-то, и, расцветая, важно произнесла:
— В городе, где хозяйкой служит Дуоссия Эгген, в славный праздник Лёй-гар-да-гур (это слово она произнесла медленно и по слогам) ни одна семья, даже самая недальновидная (это слово также далось с трудом) не останется без снежного благословения!!! — а потом добавила совсем по-детски: — Я побегу к своим, Хейдуша? Можно?
И вёльва поцеловала её в сладкую макушку:
— К следующей ночи вернись…
— Вернусь! — крикнула Дуся, срываясь в отчаянный бег.
И очень скоро над тёмным пятном на городской улочке вспыхнул первый сноп счастливых искр.
***
Янника с Хейд ещё побыли какое-то время среди счастливой толпы возбужденных, никак не желавших расходиться людей. Но…
— Что ж, — сказала Янника вёльве, — наверное, и нам пора домой. Нужно поспать ещё. Утром будет много дел.
— И то верно, — сразу согласилась Хейд, — я пойду.
Янника вскинула удивлённо бровь.
— А я? — переспросила она, сразу понимая суть такой отговорки.
Не первый день девушка жила с Хейдушей. Не первый!
Хейд вдруг озорно подмигнула:
— А у тебя ещё на площади есть дело!
— Какое? — Янника подозрительно прищурилась.
— А вон то дело, — Хейд развернула Яннику к восточному углу площади, — белокурое дело, росту высокого, годков так девятнадцати скоро будет. Да не стой, беги уже! Он к тебе водорезом уже минуты три как пробирается…И кому я это говорю?
Действительно, последние слова Хейд говорила самой себе, потому что Янника, вспыхнув, как та искорка, уже спешила навстречу тому, кто, продирался к ней сквозь толпу с самым настоящим боем.
***
Асгар и Эрмин уже давно стали частью счастливой толпы. Всё происходящее сейчас в Дергиборге перевернуло их сознание. То, что они считали просто сказками, пережитками прошлого, то ли бывшее на самом деле, то ли придуманное, сейчас свершалось перед глазами. Им посчастливилось успеть к молитве Хейд. И голос вёльвы проник в самое сердце, подняв там со дна целый ворох истинной, чистой веры, веры, о которой эти два венценосных отпрыска в себе и не подозревали…
А ещё они, долго оставаясь незамеченными, любовались Янникой со стороны. Да ею вообще нельзя было не любоваться! Есть у девушек такая пора, когда их чистота, душевная щедрость, ранимость сливаются с красотой внешней. И тогда нет на всём Хротгаре им равных! И даже Эрмин не удержался.
— Ты смотришь на неё как хозяин, — буркнул он другу. — Не рановато ли?
Асгар, что не спускал с Янники глаз, сверкнул злой синевой и свёл брови в линию:
— Это не обсуждается, друг! Я её теперь не отдам!
— Ты счастливчик, Асгар! — вздохнул де Ларра. — Вот теперь я действительно тебе завидую. Удачливый ты, сын харезской печени!
Сын северного правителя, довольный репликой друга, расхохотался. Всё складывалось как нельзя лучше! В конце-концов, он баловень судьбы! Это ещё Верховная много лет назад предсказала…
Вот только через полчаса ему стало не до смеха, когда Янника, пробежав мимо стрелой и никак не отреагировав на его приветственное восклицание, попала в жаркие объятия стройного и крепкого юноши с меткой серебряного благословения. Холодный взгляд снежного волка ожёг оторопевших венценосных соперников, чтобы в секунду превратиться в любовную лаву. Ведь Риг (а это был именно он) сграбастал своё сокровище в крепкие объятия.
— Этот загрызёт за неё! — серьёзно протянул Эрмин.
— Пусть попробует! — высокомерно вскинулся Асгар.
Однако опыт воина подсказывал, что Эрмин прав. Ещё как прав!