Счастье дается всем... (СИ)

Глава 21

С того страшного и очень важного дня жизнь Янники не пошла, и даже не побежала, а по-ле-те-ла. И способствовало этому сразу несколько обстоятельств. Обстоятельство первое. Открыв для себя удивительную новость, что на лохани можно летать… Янника осторожно, чтобы Хейдуша не заметила, сделала несколько удачных лётных экспериментов на стуле, на кадушке и даже на школьной сумке с учебниками. Достаточно было только приказать. И всё! Вообще-то, если честно, не так и легко, ведь там, внутри Янники, происходило многое и сложное, но суть всё равно так или иначе укладывалась в два слова: направленно приказать.

И тогда у девушки возникла крамольная мысль: может, хватит самой таскаться за несколько кварталов каждое утро в школу? Тем более, что сопровождающего у неё теперь не было. Узнав от вёльвы Хейд, что Риг Свенс стал обладателем снежной метки, городской глава распахнул для него двери элитного кадетского корпуса, где готовили детей самых важных и богатых горожан к жизни за пределами Хротгара. Корпус был закрытым, и кадетов отпускали домой только на каникулы. Так что вот так… Пришли, забрали и никого спрашивать не стали: хочу — не хочу… А Янника даже поговорить с ним не успела… Иех!

Поэтому уже на третий день Янника в школу не пошла, а по-ле-те-ла, удобно подложив под юную попу плотно закрытую сумку с учебниками. Красота!!! Первые дни летала осторожно, прицельно регулируя небольшую скорость и высоту. А потом… потом нагло забылась и включила скорость на полную мощь! Как только не снесла никого и не сбила?!

Обстоятельство второе. Хейд всерьёз взялась за обучение девушки и поручила ей первое важное дело: поднять на ноги Ильгерду. Женщина шла на поправку медленно. Очень медленно. Она спала не неделю, а целых три. И старый Транум один не справлялся. Листы болотницы тоже.

Яннике приходилось подбирать новые лекарства, менять болотницу сначала на циреллу, потом на асконию. Варить отвар не с семью травами, а больше, добавляя туда кору драгоценного литвея, очень полезную, но невероятно трудно ведущую себя в смешанной рецептуре. Девушка иногда простаивала над варевом по несколько часов, отслеживая верность температурного режима и точность соотношений. И ещё Янника стала потихоньку подмешивать в варево счастье. Сначала добавляла на целую кастрюлю по одной порошинке. А когда на Ильгерде после приёма такого лекарства стали наконец затягиваться страшные раны, Янника прибавила их количество. Идеальным сочетанием оказалось — семь порошин на кастрюлю. Больше организм Ильгерды не принимал.

И наконец, обстоятельство третье. Самое большое, плотно сбитое, на маленьких детских ножках. Это оно, это обстоятельство пришло в тот день к порогу Старой вёльвы с крохотной дорожной котомкой в руках.

— Выбирай! — тогда сказала дочери Сельма Свенс в запале. — Я или вёльва! Дом или вёльва! Выбирай!

И Дуся, рыдая у матери на груди, неожиданно для себя выбрала. Разум не хотел, сердечко детское страшилось, но руки сами вязали узелок.

— Не смей возвращаться! — кричала ей вслед, забывшая себя от горя женщина. — Обратно не пущу!

А когда Сельма Свенс опомнилась и побежала к Хейд забрать у неё дочь назад, вот тогда и увидела всю силу вёльвиного слова, запретившего Свенсам подниматься на её порог…

Думаете, Старая вёльва отгоняла от своего дома женщину батогами? Нееет! Той просто не везло! Не везло! И всё тут! Расстояние от дома к дому в сто шагов оказалось для Сельмы Свенс непреодолимым препятствием.

Сначала ей, откуда ни возьмись, преградил дорогу сбежавший из хлева свирепый соседский бык. И Сельма малодушно поспешила обратно. Бык, замёрзший, простоял на страже целый день, и только к ночи его удалось загнать обратно.

На следующий день в доме сломался замок на двери, и отцу семейства пришлось вылезать в окно. Дверь чинили два дня.

Потом придавило снегом калитку. Только их калитку. Со стороны дома Свенсов намело так, что казалось, весь снег уже таявшего города собрался именно здесь. Откапывались долго, даже соседи помогали и удивлялись, как так вообще могло получиться? Везде уже сухо, весна на пороге, а у Свенсов снежная гора. Потом была канава, за ночь выросшая, да такая глубокая, что Сельме приходилось бегать в обход. Какая уж тут вёльва? До работы бы добраться… И прочее, и прочее, и прочее. Когда до Свенсов дошло? Кто знает?! Но через месяц попытки попасть в дом вёльвы прекратились.

Зато самое веселье началось у Хейд! Дуоссия Свенс… вернее Дуоссия Эгген зашла в дом вёльвы, как к себе домой, безо всякого стеснения. Быстро, по-хозяйски, оценив довольно скудную обстановочку и нехватку места, она подошла к кровати Янники, стоявшей за ширмой и указала на нее:

— Здесь спать буду.

И это было даже не предположение. Это была констатация факта!

— Сейчас! — согласилась Янника столь мрачно, что осторожный человек уже бежал бы, спотыкаясь назад.

Но Дуська и бровью не повела. Вот что значит, вёльва растёт! А потому девчушка небрежно кинула котомку на кровать и повернулась к Яннике, уперев по-хозяйски руки в бока.

— Хейдуша, — спросила тогда Янника ооочень ласково, глядя на захватчицу почти с умилением, — а можно я её стукну? Для понимания?

И Хейд неожиданно разрешила:

— Стукни. В моём доме телесные наказания разрешаются.

Дуська неверяще повернулась к вёльве. Её дома никогда не наказывали! Никогда! Как так?! А здесь?!! Но Янника уже протягивала руку и отвешивала на лбу младшей, зарвавшейся вёльвы сочный щелбан! Чпок!

— Ой! — вскрикнула Дуська, потирая от неожиданности лоб, и тут же выпятила вперёд нижнюю губку для громкого плача, набрала в рот воздуха побольше, но вдруг осеклась…

Потому что вёльвы смотрели на неё внимательно и чего-то ждали. Дуся ещё раз посмотрела на них, потом снова потёрла горячий, саднящий лоб и… извинилась:

— Простите. Я больше так не буду, — буркнула она, — я буду слушаться.

Вот тогда Хейд расцвела улыбкой:

— Ну вот и хорошо, Дусенька! Вот и поладили!

***

Спустя месяц Ильгерда пришла в себя. А ещё через две недели смогла говорить. В тот день Хейд пошла на лесопилку сама и Дусю прихватила.

— Зачем?

— Пусть учится…

Старик Транум выбежал с порожек встречать дорогих гостей. Его ноги Янника тоже подлечила. Почему нет? Что один отвар варить, что два. Какая разница? И теперь, как молодой, он быстро спустился по ступенькам, чтобы поясно поклониться «великой вёльве», «хранительнице города».

— Скажешь тоже, — отмахнулась Хейд.

Но было видно, что лесть старика ей приятна…

Ильгерда ещё не вставала, но уже могла есть, лёжа на животе, и даже что-то делать понемногу руками. Увидев Хейд с девочками, она заплакала.

— Век буду благодарна тебе, вёльва Хейд! Никогда не забуду твою доброту!

Слёзы женщины крупно капали на подушку.

— Ну-ну! — ласково погладила ее по руке вёльва.

Транум принес ей стул, и Хейд присела. Достала из-за пояса фляжку с отваром. Дуська, уже зная, что делать, подлетела к вёльве, полила ей отваром на руки и, вынув из поясного кармана салфетку, ловко отёрла женщине руки. И всё это сделала с такой скоростью, что Янника даже качнуться не успела.

Ильгерда умилённо смотрела на Дуську.

— А ведь это она меня спасла, первая!

Вёльва Хейд и Янника переглянулись. То, что цветок медлил с ростом из-за Дуськи, они предполагали. Но Хейд всё-таки уточнила:

— Так ты всё помнишь?

— Как не помнить?! Ужас такой… Он жил в моей голове… — женщина опустилась на подушку, ей ещё тяжело давался разговор.

Но она всё равно продолжала. Ильгерда вышла замуж три года назад за уважаемого скорняка, что родом был из южного края, из городка Рейяно. Он какое-то время работал в Дергиборге, помогал в скорняцкой артели. Там и познакомились, поженились. Но муж всё хотел с женой перебраться на родину. Всё-таки южному человеку нелегко смириться с лютыми холодами. Ильгерда согласилась, хотя оставлять отца одного было боязно. Но Транум был крепок, а потому и дочь благословил на переезд.

Муж поехал на родину дом обустраивать. А Ильгерда осталась ещё на немного. Очень беспокоило женщину: никак не получалось забеременеть. Хотя сама здоровая была. Да Хейд и сама это знала. Вот и подсказали Ильгерде добрые люди поехать в столицу, в главный храм Снежной девы, попросить благословения, да к иллике зайти, чтобы удачу притянуть в свою женскую судьбу. Там, около храма, как говорили люди, старая иллике жила. Она не брала золотом за приём. Ей вполне доставало серебра. Вот и шёл к ней народ победнее целым потоком.

Добрая женщина совсем не была старой. Так, лет сорок пять, не больше. Всё выслушала, принесла чашку с водой, велела выпить. И сказала, что теперь всё будет в порядке, что в этот месяц и понесу. Я обрадовалась, да только стала сокрушаться, что мужа рядом пока нет, что переезжает. Когда иллике узнала, что отправляться мне надо в южный край, то решила мне на дорогу счастливую веточку подарить. Сказала поставить, как приеду, веточку в воду, и вынести на улицу. Пусть у забора стоит. Но приказала, чтобы сразу ехала к мужу в Рейяно и нигде не останавливалась. Да разве Ильгерда могла с отцом не попрощаться? Вернулась, а он захворал немного, простудился. Пока суть да дело, осталась присмотреть. О ветке вспомнила на третий день. Поставила в воду, чтобы не засохла, да выносить на улицу не стала, всё-таки мороз уже был. Думала, погибнет. Так и оставила стоять у своей кровати в вазочке. А в одну из ночей проснулась от страшной боли в спине. Промаялась всю ночь. Хотела к вёльве идти. Да к утру утихло и забылось. И лишь чрез неделю вспомнила, что ветка куда-то пропала.

А ещё через месяц почувствовала, как кто-то поселился в голове и стал командовать. И командам этим сопротивляться Ильгерда не могла. И рассказать никому тоже. Чувствовала, как в ней чёрная дрянь прогрызается, мучилась от боли, Но уже была словно связанная. Легче стало, когда Дусю привели. Её чёрная дрянь побаивалась. Считала, что Дуся цветок с корнем повыдергает. Так и показывала Ильгерде картинкой, как Дуся подходит, хватает рукой у корня, вытягивает его и ножкой своей маленькой втаптывает в снег. Страшно таился при ней цветок. Потому и рос осторожно, сил набирая. Все соки из Ильгерды вытягивал. Приказывал, как распустится, чтобы Ильгерда на площадь шла, к людям, чтобы там значит…да…. Два дня оставалось! А тут Хейд с Янникой подоспели. Дальше Ильгерда ничего не помнила, кроме адской боли.

Тяжёлым был рассказ. Янника с Хейд не раз и не два переглядывались. И только Дуська глазки лупила, да гордо посматривала, ища по сторонам, что это за цветок такой, что её боялся.

Хейд приказала Ильгерде отдыхать, посмотрела, как заживают раны, подивилась, глядя на ровную спинку с остатками красных полос.

— Рубцов и шрамов совсем не останется… Ну, искусница, ты Янника, — похвалила она девушку и добавила, прощаясь: — под счастливой звездой родилась ты, Ильгерда! Всё у тебя будет замечательно.

Женщина всхлипнула от счастья и согласилась. Раз сама вёльва Хейд так сказала, значит, так и случится!

А когда вышли из дома, Хейд кинула на Яннику мрачный взгляд. Но та и без слов поняла: Хейдуша той, неизвестной «доброй иллке» не спустит… Ой, не спустит.

— А я что, всякую нечисть голыми руками могу хватать? — вдруг влезла в молчаливый разговор Дуська.

И Хейд остановилась…