Счастье дается всем... (СИ)

Глава 5

— Я вижу след…

Верховная глубоко вздохнула. А потом кивнула, ожидая продолжения. Янника смотрела на жрицу, и её переполняла странная смесь чувств. Одно звало её вперед, туда, где рассыпанной чёрной манкой сыпалось пространство, отравляя галактической гнилью жизнь простых людей. Людей, нуждавшихся в ней. В Яннике. В её даре, в её пока ещё неопределённом, но явном умении, в её изначальной родовой сердечности и доброте.

Второе же… Это было острое, неудержимое желание наконец доказать всем, что она, Янника Ольсон, самая молодая из иллике, видит и чувствует многое. То, что другим неведомо и недостижимо. И хотя она ещё ничего не пробовала делать сама, но со всей своей юношеской непосредственностью, которая так часто заменяет удачу, девушка чувствовала, что поступает верно. Ей хотелось прямо сейчас всех удивить, поразить, изумить… Особенно Верховную. Чтобы у той никогда больше не появлялось на лице того мерзкого, высокомерного, пренебрежительного выражения… Чтобы она … Чтобы…

Видимо, внутренние размышления затянулись, потому что Верховная хмыкнула:

— Время, юная иллике! Время! — и продолжила уже спокойнее, но оттого не менее язвительно: — Если видишь след, то веди! Чего застыла, как изваяние?

И Янника отмерла.

Когда они выходили их пансиона, во дворе уже собралась целая толпа. Несколько офицеров в строгой форме правительственных служб, рванули им наперерез. Но Верховная снова своим властным жестом, жестом, перед которым склонялись все правители Хротгарских земель, остановила их:

— Не нарушайте правила, господа офицеры, — процедила она сквозь зубы, но её тихий голос словно разрезал толпу, — склоните головы и ждите! Иллике уже начали свою работу. А если нам понадобится ваша помощь, мы кинем зов.

И так непререкаем был её тон, что даже Яннике захотелось послушно склонить голову. Вот что значит сила и мастерство истинной власти!

А между тем Верховная, ущипнув за бедро снова окаменевшую Яннику, прошипела той на ухо с лихой насмешкой:

— Ну, что застыла, бесстыжая грубиянка? Работай уже! Все ждут!

И Янника окончательно пришла в себя. Потому что пора уже было брать на себя настоящую ответственность. Ибо люди ждут.

Аккуратным жестом девушка оправила свою накидку, ещё раз тронув остатками волнения серебряную брошь, и приказала громко, отрывисто и отчётливо. Так, что её сахарный юный голосок теперь всем было слышно.

— Иллике, подняться на платформу! Летим вверх. Максимально вверх.

И к её вящему удивлению, белокурые женщины беспрекословно подчинились. О, Снежная дева! Помоги!

Когда платформа взлетела вверх, для Янники реальность престала существовать. Она словно погрузилась в неведомый транс. Не красивый южный городок теперь видела она перед собой, а карту. Карту человеческой удачи и неудачи, тоски и смятения, нежности и любви… Вон там впереди, далеко за пределами города чернела узкой полосой косого света неведомая, но неотвратимая будущая беда. Беда, которая ещё не случилась… А там, справа, возле городской ратуши, клубилось розовой земляникой ничем не скрываемое счастье. Яркое, сочное, настоящее. Счастье вместе с искренней любовью пополам. А там слева кому-то очень грустно и плохо. Зато совсем рядом — наоборот очень даже хорошо… Голову начало стягивать в обруч от всех этих картинок, настроений, цветов и предчувствий. Платформа уже давно зависла на высоте и не двигалась, а Янника всё стояла и не могла поверить, что ей, столько всего видевшей сейчас, столько понимавшей, банально не хватает сил и умения, чтобы разобраться. Да! Не так она представляла свой триумф. Не так!

Она всё всматривалась в город, а в висках наливалась и пульсировала кровь, сжигая невероятной болью. Но как бы девушка ни старалась, как бы ни напрягала зрение, нигде она больше не видела и крохи тех, показавшихся ей в душном пансионе следов… Следов, чем-то напомнивших ей вязкую печать, которую старый управляющий ставил на документы, подписанные материнской рукой.

Прошло ещё пять минут. Терпеть боль стало невыносимо. И Янника, отбросив всякую гордость, беспомощно перевела больной взгляд на застывшую рядом Верховную. За всё это долгое время не проронившую ни слова.

Губы, с трудом подчиняясь, тихо вымолвили, всхлипывая:

— Не могу… Не вижу… Простите…

Верховная повернулась к ней. И Яннике показалось, что прошла вечность. Но потом жрица положила свою холодную ладонь на жаркое, уже заплаканное лицо юной иллике. Рядом ближе скользнули другие.

— У тебя всё получится, Янника, — вдруг мягко сказала жрица и девушка, вздрогнула, не веря.

Она переводила недоумённый взор с одной иллике на другую и не находила там ни осуждения, ни гнева. Лишь нежность и понимание. И губы девушки предательски задрожали. Иллике рассмеялись. А Верховная аккуратно вытерла ещё одну скатившуюся крупную слезу с её алевшей щёчки и подмигнула, тихо предложив:

— Может, спустимся пониже и полетим помедленнее? А? Что скажешь, юный командир?

И когда Янника робко кивнула, соглашаясь, снова язвительно поджала губы и усмехнулась, отворачиваясь. Вот только теперь эта язвительность Верховной жрицы уже не ранила девушку. Ибо теперь юная иллике знала, что вся эта надменность, презрение, высокомерие и превосходство не настоящие… Просто так надо.

***

Платформа теперь летела ниже и медленнее. И Янника, надо признать, действительно видела более отчётливо. Не большими мазками, а маленькими чёткими картинками. Поэтому когда впереди, прямо в самом центре ранее уже виденного ею сверху розового счастливого клубка, появилась на мгновение вязкая печать, она не стала сомневаться.

— Это здесь Верховная, — уверенно показала Янника рукой.

Жрица мощно втянула пространство носом и качнула головой, подтверждая.

— Это здесь…

За поворотом показалась аккуратная улочка с маленькими домиками, почти не отличавшимися друг от друга. Перед одним из них платформа резко затормозила. Верховная снова спрыгнула первой, за ней — Гутрун, почти не дышавшая весь этот полёт.

— Дальше мы сами, Янника, — это Сигни осторожно тронула девушку за рукав. — Мы сами, девочка. Отдыхай.

Но Янника покачала головой и тоже спрыгнула. А Верховная, словно гончая, взяла след. Она быстрым шагом направилась вперед, и Янника отрешённо отмечала, едва поспевая за ней, что улица сильно суживалась впереди, совсем не оставляя место для платформы. Улица вела в тупик, заканчиваясь небольшим огороженным садом с крошечным деревянным флигельком и полуразрушенным каменным домом посередине. Возле него Верховная и остановилась.

В калитку заходили осторожно. Опытная жрица прислушивалась к каждому шороху, держа в прямом и переносном смысле «нос по ветру». И сейчас была очень похожа на любимую отцовскую гончую семейства Ольсон, когда та, сначала легко взяв след, дрожа от нетерпения, лезла за дичью в топкое Погольское болото, а потом, почуяв под лапами шевеление трясины, мгновенно замирала, на уровне инстинкта понимая, что любой её неосторожный шаг вполне может стать последним.

Иллике скользили за Верховной след в след на небольшом расстоянии, не задавая никаких вопросов. И лишь Янника позволяла себе нет-нет да и выглянуть из-за спины крупной Гарди, основательно закрывавшей ей всякий обзор. И это было очень обидно! И откуда среди нежных иллике берутся такие дылды?!

Они обошли весь двор. Верховная даже заглянула во флигель, но дальше порога не пошла, небрежно махнув рукой в открытое пространство. Больше в этом месте смотреть было нечего, потому что за полуразрушенным домом уже корявилась дикая изгородь с пахучим клодисом и упиралась в высокий глухой забор.

Верховная мощно потянула носом и трижды чихнула.

— Мерзкий клодис! — раздраженно опустив уголки губ вниз, цыкнула она. — Это ж надо было развести здесь такую пахучую дрянь! И как голова у людей не болит?! — а потом устало поднесла руки к лицу, вытирая капельки пота на висках: — Мы с тобой ошиблись, девочка. Здесь ничего нет.

Янника поняла, что это говорилось ей.

— Может, в каменном доме посмотреть? — предложила Благочестивая.

Но Верховная слабо поморщилась:

— Гутри… Ну что ты как маленькая?! Нет здесь ничего! — и снова громко чихнула. — Всё. Уходим…

Но никто из иллике не тронулся с места.

— Может, за изгородью посмотрим? — неожиданно предложила Сигни.

Верховная посмотрела на неё как на умалишенную:

— Ну? — выдохнула она уже с прежним высокомерием. — И что изменится?! Я туда не пойду! А ты посмотри! Посмотри! Если, правда, увидишь что…Ты прямо шибко глазастая у нас! Все глазастые здесь! Одна я только не угляжу ничего!

Сигни виновато пожала плечами, всем своим видом говоря, мол, попробовать стоило, но раз никому ничего не нужно, то и ей тоже.

— Я! — вылезла из-за спины белокурой дылды Янника, от волнения подхватив свою длинную прядь волос и сейчас немилосердно теребя золотой наконечник.

Верховная, которая уже сделала шаг, остановилась:

— Что «Я»?

— Ну… Я же вижу… как бы всё… вот… — сил продолжать не осталось, потому что Янника уже знала, как легко потеряться в своих ещё неслаженных, неуверенных, зыбких ощущениях.

Девушка снова ждала язвительной отповеди, но Верховная, устало мазнув по Яннике взглядом, кивнула вдруг неожиданно серьезно:

— Да… Я совсем забыла, девочка. Ты ведь у нас редкий дар. Давай, попробуй! Только смотри, иди очень осторожно и говори нам, что видишь, а нам твое видение через завесу передастся.

Янника не знала, что такое эта «завеса», но предупреждение восприняла со всей серьезностью. Когда вернутся домой, Янника собиралась очень обстоятельно поговорить с матерью…

Девушка несмело вышла из-за спины Гарди и двинулась вперед. Вскоре она уперлась в изгородь. Верховная не смотрела на девушку, она закрыла нос рукавом, стараясь дышать через раз, и глаза её слезилась, поэтому она совсем пропустила тот момент, когда Янника, опустив голову вниз и разглядывая что-то у себя под ногами, вдруг потянула корявую изгородь на себя. А та взяла и отъехала в сторону как самая обычная деревянная калитка.

— О, Снежная дева! — пораженно выдохнула Янника, оборачиваясь к иллике.

Прямо за изгородью вдоль всей стены на высоких грядках, обрамлённых деревянным брусом, росли, посаженные человеческой рукой, росли, словно драгоценные кусты сладкой паприки, чёрные буруны рваного галактического пространства…

— О, Снежная дева!

***

Иллике работали вот уже целый час. Мокрые, злые, сосредоточенные. Верховная, нещадно оторвав подол от своего дорогого платья, завязала его у себя на лице, замотав плотно нос и рот. И только тогда смогла работать вместе со всеми. Мокрый липкий пот заливал её прежде всегда холодный лоб. Но она не обращала на это никакого внимания. Она работала вместе со всеми. И лишь красные, слезящиеся глаза и опухшее лицо могли поведать, насколько ей было трудно.

Рукодельные буруны нельзя было ни прикрыть, ни сшить, ни заклеить…

С того самого момента, когда Благочестивая Гутрун повесила завесу, а Янника Ольсон, прислонив руку к призрачной материи (как подсказала ей Сигни), передала притихшим иллике всю увиденную ею картину, Верховная сжала волю в железные тиски. Раскисать было нельзя. Мерзкий клодис… Тот, кто посадил его, явно был с ней знаком. Близко знаком.

— Пошлите весть, — приказала она Гарди, и когда та, сорвав со своей белокурой пряди золотой конус, вдавила его острым окончанием в звенящий шарик до громкого хлопка и подкинула в воздух, продолжила: — у рукотворной дряни должен быть присед — корень. Только у него, у самого основания мы сможем перетянуть всё это. Но должна предупредить, девочки: работайте осторожно. Оооочень осторожно! Эта дрянь вытянет из нас всю удачу и даже жизнь, если будем беспечны! — она тряхнула головой и поправила повязку на лице. — Ещё раз, девочки! Внимательно! Как никогда! Янника, смотри в оба и говори, где присед! Гутрун, делай плотную нить! Сигни, складывай порошины в кадку, — и жрица с остервенением выдернула пахучий цветок клодиса, стоящий отдельно в большой коричневой кадке в углу изгороди, и перекинула его через забор. И как только смогла?

Потом Верховная замолчала, решаясь что-то ещё сказать, прежде чем иллике принялись за работу. Белокурые боялись пошевелиться, напряжённо всматриваясь в жрицу.

Наконец та выдохнула. И в этом выдохе было всё: и боль, и недоумение, и странная обречённость:

— Тот, кто это сделал, близко знаком со мной…

Иллике с трудом подавили возгласы изумления. Быстрые взгляды друг на друга и снова осторожный на жрицу.

Верховная хмыкнула раздражённо сквозь повязку, и её брови сошлись в одну:

— Да… знаком… Ибо никто, кроме самых близких, не знает, что Верховная иллике не переносит запах клодиса… (она заговорила о себе, как о постороннем, и это пугало Яннику). Близко знаком, — продолжила женщина. — И это не самое страшное, — она снова помедлила, прежде чем выдавить из себя последнее: — вот только, девочки мои, у меня никогда никого не было из близких, кроме иллике… Так что…

— Это сделала иллике?!

Кто это спросил из четырёх опешивших женщин? Кто знает?! Да и не важно. Но Верховная медленно кивнула.

***

Иллике работали вот уже третий час. Мокрые, злые, сосредоточенные. Янника осторожно, тонкими пальцами сгребая землю, оголяла присед. Сигни ловким зайцем бегала по округе, собирая где только могла дымные порошинки. Гутрун плела свою пряжу. Верховная, вытянув из рук Благочестивой плотную нить, сама связывала корни. А Гарди… Гарди должна была переправить платформу подальше от дома, чтобы глаза не мозолила кому не нужно, и позвать помощь, странно затерявшуюся где-то. Неужели маячок не долетел?

— Здесь вязать? — каждый раз спрашивала Верховная Яннику, и девочка, внимательно наклоняя свою красивую головку к черному буруну, кивала.

Или поправляла:

— Ниже ещё, так, да, вот так…

Как только плотная нить стягивала мерцающий хвост у самого основания, черная спираль ухала громким, противным, глухим звуком и распрямлялась. А потом, словно лопнув, рассыпАлась чёрной звёздной пылью. Теперь эта звёздная пыль была повсюду. Она забивалась в рукава, лезла под воротник, накрывала волосы иллике плотным чёрным слоем. Но эта пыль не была уже опасной. Только мерзкой, колкой и очень вонючей.

Янника хотела пить, её шея затекла, тоненькие ноготочки от постоянного перекапывания земли, поломались. Сигни стёрла свои ножки до теперь уже видимых волдырей, а Гутрун уже два раза обрезалась о свою собственную нить. По-настоящему, до крови. А грядка всё никак не кончалась.

— Ещё немножко, девочки, ещё немножко, — успокаивала всех Верховная, продолжая усталыми, мокрыми от пота руками связывать галактическую дрянь, иногда она (и с каждой прошедшей минутой всё чаще) натужно кашляла в свою плотную повязку и судорожно выдыхала, но даже тогда её руки делали привычный плотный узел…

И иллике становилось стыдно, ведь жрице приходилось хуже всех. И они снова работали. Последний бурун пал ещё через два часа.

К концу работы и Гарди вернулась с подмогой. И теперь офицеры внутренней службы, коротко выслушав приказ Верховной, наводили порядок. По всем дворам, где прятались любопытствующие, поставили догляд. А здесь осторожно закрыли калитку с клодисом, привели всё в прежний вид и оставили засаду. Измождённых иллике на руках перенесли на платформу: их ждали уютные комнаты в доме городского главы.

— Почему так долго, Гарди? — тихо спросила Верховная.

— Маячок не долетел… — ответила она.

— Но как?!

— Счастья не хватило…