Секреты прошлого

Глава 11

Эмбер ощущала, как беспокойно бьется сердце. Во рту все пересохло, хотя Карл купил ей целых два больших «Южных комфорта» с «Коуком» и она выпила их до капли.

Она нашла удачное местечко на большом ящике сбоку сцены, откуда было все видно, но где можно было оставаться незамеченной. На уровне ее груди, на углу сцены, торчала здоровенная рампа с несколькими цветными лампочками.

Из-под ног во все стороны разбегались толстые кабели и тонкие провода. По сцене и за кулисами топтались с два десятка дюжих парней с татуировками и в ботинках на толстых подошвах. Они таскали реквизит и ставили барабаны, непрерывно переругиваясь. Два здоровенных парня с рациями раздавали указания, сверяясь с какими-то списками, а заодно пытались загнать за кулисы группу танцоров. Похоже, у каждого была своя роль: кто-то монтировал оборудование, кто-то пытался в этих неудобных условиях репетировать, кто-то заперся в гримерной и переодевался.

— Ты пока выйди, малявка, — велел ей с четверть часа назад новый менеджер Карла, Стиви. Эмбер зашла просто поддержать любимого. Не успела она даже открыть рот, чтобы спросить Карла, почему с ней так разговаривают, как ее выставили вон, захлопнув перед носом дверь. Пока Эмбер хлопала глазами, Стиви вышел к ней и, бесцеремонно ухватив за локоть, повел по коридору к сцене, а затем нашел для нее укромное местечко. Похоже, здесь никому не было дела до того, что Эмбер не просто любопытная поклонница, а девушка солиста группы — почти невеста — и его единственная муза. Ах, сколько, должно быть, таких же блондинок сидели с краю сцены и взволнованно ждали выхода своего кумира! Эмбер почувствовала себя ненужной и шмыгнула носом. Она знала, что это выступление очень важно для Карла, а значит, и для нее оно имело первостепенное значение, однако настроение дало крен.

Приглашение поучаствовать в крупном музыкальном конкурсе достал для группы противный Стиви. Продюсеры, представители звукозаписывающих компаний и прочие известные люди собрались в зале, чтобы выбрать из заявленных исполнителей самого лучшего. Первое место открывало немало дверей, одна из которых могла привести счастливчика на музыкальный олимп. И хотя судьба Эмбер отныне была навеки связана с Карлом, она не могла заставить себя радоваться прослушиванию.

Вынув из кармана подвеску-брелок с кошачьими глазами, который таскала уже несколько недель, Эмбер покатала его в ладонях. Она нашла брелок в столе у матери и потихоньку присвоила. Касаясь гладкого камня, Эмбер тотчас обретала спокойствие. Брелок напоминал о доме и о Фей.

Однако сейчас эти воспоминания лишь усилили беспокойство. После ужасной пятничной ссоры, когда мать подарила ей ненужное портфолио, Эмбер чувствовала себя не в своей тарелке. Конечно, она и раньше ругалась с матерью, но никогда не позволяла себе говорить жестокие вещи. В субботу она даже подумывала извиниться, но так и не сделала этого. Ей предстоял еще один разговор с Фей, куда более неприятный, чем пятничный.

«Мама, я уезжаю с музыкантом в Нью-Йорк, экзамены сдавать не буду и в колледж поступать не собираюсь…»

В выходные Эмбер сделала все, чтобы не пересекаться с Фей, потому что не могла взглянуть ей в глаза. Стена, выросшая между ними, казалась железобетонной.

Карлу о ссоре с матерью Эмбер не сказала ни слова. Он был так взволнован предстоящим конкурсом, что даже не заметил встревоженного лица любимой, и она решила не нагружать его своими проблемами. А теперь Карл настолько забыл о ней, что позволил противному Стиви вытолкать ее вон из гримерки! Более того, он не вышел вслед за Эмбер, чтобы узнать, где она устроилась.

Эмбер поставила ноги на ящик и подтянула колени к подбородку. Ей было некомфортно среди незнакомых людей, гор реквизита и проводов. Она чувствовала себя одинокой.

Перед группой Карла выступали еще три ансамбля. Эмбер внимательно вслушивалась в слова, постукивала пальцами в такт музыке, пытаясь определить, насколько верно выбрана песня, завидовала каждой удачной ноте и надеялась, что любимый мужчина выступит лучше всех.

Когда Карл и его ребята появились на сцене, Эмбер едва не задохнулась от восторга. Все парни были хороши собой, но рядом с Карлом их смазливые мордашки просто блекли. Любимый был прав: без него группа бы не существовала. От него словно исходили невидимые магнитные волны, некое сияние, не позволяющее отвести глаза. Карл держал микрофон обеими руками с какой-то особой нежностью, словно лицо любимой женщины, готовый прижаться к губам губами.

Сердце Эмбер сжалось от нежности. Эту песню Карл написал для нее. «Лунатик»…

— Ты вдохновила меня, детка, — сказал он как-то днем, обнимая любимую за плечи.

Они лежали в постели, среди растерзанных одеял. Эмбер должна была сидеть на лекции по истории, но предпочла провести это время с Карлом.

Он напел ей песню, и Эмбер едва не расплакалась. Она и не представляла, что это так прекрасно: быть музой для любимого мужчины.

Да, ради такого момента — весь зал слушает песню, написанную для нее, — можно было стерпеть и противного менеджера Стиви, и свое незавидное место за сценой. И пусть Стиви смотрел на нее словно на глупую малолетку, на кусок мяса в витрине магазина, кто он такой, чтобы портить ей настроение? Менеджер знаком с Карлом всего неделю, а потому просто не в курсе его личной жизни. Ничего, пройдет время, и Стиви начнет относиться к Эмбер с уважением.

Когда отзвучали последние аккорды третьей песни, Карл поднял руки вверх, и зал взорвался овациями. Выступление было принято на ура, и Эмбер вскочила с ящика, бешено хлопая в ладоши. В этот момент Карл взглянул на нее и улыбнулся той особой улыбкой, которую берег лишь для нее.

Он увидел ее, несмотря на ослепляющий свет рамп! Значит, Карл поинтересовался у Стиви, где она сидит!

Однако уже через мгновение Карл обводил взглядом зал, и улыбка на его губах была та же самая — завораживающая, интимная. Сердце Эмбер ухнуло вниз. Она уныло глядела, как любимый мужчина машет публике рукой напоследок и удаляется за сцену ленивой кошачьей походкой. Карл прошел всего в паре метров от того места, где стояла Эмбер, но даже не повернул головы. Он вовсе не видел ее, да и улыбался он совсем не ей. Больше его завораживающая улыбка не принадлежала Эмбер. Она принадлежала всем.

Эмбер снова потеребила брелок матери в поисках душевного равновесия, но бессознательный жест был тщетным. Равновесие было нарушено.

Спустя час группа собралась в частной зоне ресторана, готовясь отпраздновать успех. Эмбер хотела присесть на низкую банкетку рядом с Карлом, но ее опередил Стиви. Он ужом проскользнул за ее спиной и плюхнулся на банкетку, оставив Эмбер стоять и растерянно моргать.

— Как мой лучший солист? — воскликнул менеджер, сверкая белыми зубами и обнимая Карла за плечи. Узкий кожаный френч сидел на Стиви колом, на руке блестели какие-то нелепые часы совершенно женского вида.

— Все путем, — откликнулся Карл. — Мы задали всем жару, правда, парни?

— Мы классно выступили, — подхватил Лу, ударник, придвигаясь к солисту и притягивая к себе свою подружку, застенчивую девушку по имени Ниам.

— Да уж, — ухмыльнулся клавишник Кенни Ти, хлопнув себя ладонями по коленям.

— Во-во, — буркнул Сидни, бас-гитарист.

Девушка Сида была в отъезде, поэтому пропустила вечер его триумфа. Весь вечер парень был мрачен и накачивался пивом, словно пытался залить большое горе.

Он единственный взглянул на стоявшую поодаль Эмбер, словно узрев в ней родственную душу. Она так и не села, а Карл даже не заметил ее смущения, увлеченный разговором с менеджером и первыми поклонниками, которые поминутно совали ему блокноты для автографа.

— Мы здесь самые крутые. Нас ждет огромный успех, — прорицал Стиви, и парни кивали, завороженные его речью. — Уж я-то знаю, о чем толкую! Уже через неделю у нас на руках будет миллионный контракт!

Эмбер умудрилась найти себе стул и теперь сидела чуть поодаль, прислушиваясь. Ее брови были сведены на переносице, губы поджаты. Стиви был ей неприятен. Неужели Карл и его друзья не видели, что Стиви насквозь фальшив? Все шутки менеджера были злыми, комментарии — либо сладкими (если речь шла о Карле), либо едкими (когда он говорил обо всех остальных).

— Знаете, как звать ударника без подружки? — весело спрашивал Стиви, кивая на Лу. — Бездомный, ха-ха-ха!

Лу смеялся вместе со всеми, хотя это была отнюдь не шутка, скорее гадкая констатация факта. Именно на зарплату Ниам, работавшую учительницей, ударник группы снимал себе квартиру.

Для Эмбер ужасный вечер показался бесконечным, и она была счастлива, когда он подошел к концу. Они с Карлом сели в такси, где ее любимый тотчас задремал, положив голову ей на плечо.

— Ты доволен вечером? — робко поинтересовалась Эмбер.

— Угу, — сонно пробормотал Карл. — Слушай, останься у меня на ночь. Прошу, это ведь особенный день для меня. Первое, что я увижу утром, будет твое прекрасное лицо. Разве не здорово?

Дыхание Карла все еще отдавало сладким апельсином после выпитой рюмки «Куантро». Пили все участники группы — коктейли, шампанское, ликеры, поскольку Стиви велел «привыкать» к вечеринкам, которые будут устраиваться после каждого выступления.

— Вас ждет успех! — восклицал менеджер нетрезвым голосом, не забывая щипать официанток.

По крайней мере официантки мгновенно раскусили Стиви, думала Эмбер, поглаживая Карла по волосам. Девчонкам были противны его знаки внимания, они кривились и наполняли его бокал чаще других в надежде, что он упьется в стельку и упадет лицом в закуски. Эмбер мысленно подталкивала официанток плевать Стиви в кофе.

— Ты останешься? — повторил вопрос Карл, поднимая голову.

Эмбер никогда не ночевала у него. Не приехать домой означало во всеуслышание заявить, что она спит с Карлом. Фей всегда заходила по утрам разбудить дочь перед школой. Отсутствие Эмбер может довести ее до истерики, ведь по легенде она учится до полуночи, а потом спит без задних ног.

Пальцы Карла принялись расстегивать пуговки ее блузки, забрались под лифчик и чуть сжали грудь. Он уже знал, как именно надо ласкать Эмбер, чтобы доставить ей удовольствие. Она застонала чуть слышно, опасаясь, что водитель такси посмотрит в зеркало.

— Я хочу, чтобы ты осталась до утра, милая. Ты словно сон, а я лунатик… — шептал Карл строки из песни.

Эмбер приняла решение. Какая разница, что подумает мать? Рано или поздно она все узнает, так пусть узнает уже этим утром! Жизни Карла и Эмбер сплелись воедино, и никакие уговоры и истерики Фей не способны помешать их любви.

— Я останусь, милый, — пробормотала она нежно. — И пусть все летит к чертям…

Фей проснулась рано. Начинался понедельник, а вместе с ним стартовала новая неделя. Фей изо всех сил надеялась, что отношения с дочкой наладятся. В самом деле, сколько можно быть в ссоре? Всю прошедшую неделю Эмбер избегала общения, даже глаз не поднимала, проходя мимо, а вчера ушла к себе в шесть вечера — учиться, сказав, что спустится только утром.

После того как хлопнула дверь Эмбер, Фей на цыпочках поднялась по лестнице и некоторое время стояла, прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты дочери. Эмбер включила музыку, как делала последние дни, готовясь к экзаменам. Фей очень хотелось войти и ласково обнять дочь, но она опасалась, что это приведет к очередному скандалу.

По утрам Фей просыпалась рано, успевала неторопливо сварить себе кофе, вернуться в постель и посидеть в подушках с чашечкой крепкого напитка и книгой. Но этим утром она не находила себе места, поэтому решила сделать кофе не только себе, но и дочери, отнести наверх дымящуюся чашечку с парой печенюшек. Наверняка Эмбер успела раскаяться в своих злых словах и готова попросить прощения.

Впрочем, Фей могла обойтись и без извинений. Она знала по опыту, что из бытового скандала совсем не обязательно выйти победителем. Куда важнее сохранить душевное равновесие и самоуважение.

Постучав в дверь комнаты Эмбер, Фей сразу же вошла, ожидая увидеть задернутые шторы и дочь, спящую без задних ног.

Но шторы были отдернуты, окно оказалось распахнутым, постель была застелена. Тихо бормотало невыключенное радио. Эмбер не ночевала дома!

Чашка выскользнула из рук, и кофе пролился на ковер, но Фей даже не заметила этого.

— Господи, что это значит? — слабо пискнула она, растерянно озираясь. — Где ты, Эмбер?

Сбежав по лестнице вниз, Фей схватила мобильный и набрала номер дочери. Механический голос предложил ей оставить сообщение.

— Эмбер, деточка, где бы ты ни была, срочно перезвони, умоляю! Мы поссорились, но это не повод наказывать меня так сурово, милая! Я понимаю, что ты вся на нервах перед экзаменами, но ведь я твой близкий друг. Позвони, прошу тебя!

Фей не знала, что делать дальше. Не идти же на работу, когда пропала единственная дочь? Паника завладела всеми ее чувствами, колени подогнулись, и Фей упала на пол и стала молиться: «Господь милосердный, я редко обращаюсь к тебе за помощью, но прошу, прошу тебя, помоги мне найти дочь!..»

Телефон Эллы тоже не отвечал. Возможно, подруги провели ночь вместе. Например, Эмбер отправилась ночевать к Элле, разозлившись на мать.

Эта мысль показалась Фей утешительной. Только бы с Эмбер все было в порядке! Маленькая напуганная девочка, поругавшаяся с мамой и сбежавшая из дома… С ней могло случиться все, что угодно!

Фей пролистала записную книгу и принялась звонить Элле домой. То, что часы показывают шесть сорок пять, значения уже не имело.

Ответил мужской голос.

— Марко, это Фей Рид. Твоя мать или Элла дома?

— Одну секунду, — быстро ответил парень, сообразив по тону собеседницы, что дело серьезное.

Фей услышала приглушенные голоса, затем трубку взяла мать Эллы.

— Это Трина. Что случилось?

— С Эмбер беда. Я зашла утром в ее комнату, а кровать застелена. Моя дочь не ночевала дома! — Фей едва не всхлипнула. — Господи, Трина, мы поссорились и не разговаривали несколько дней. Она могла обидеться и убежать из дома. Трина, спроси Эллу, что ей известно. Она дома?

— Да-да. — В голосе Трины слышалось тщательно скрываемое облегчение от того, что уж она-то знает, где ее дочь. — Элла принимает душ.

— Спроси ее, прошу, — взмолилась Фей. — Спроси, что она знает. Они же делятся всеми секретами.

Прошло долгих три минуты, прежде чем Элла пробормотала в трубку жалкое «Здравствуйте».

— Элла, вы же лучшие подруги, — начала Фей дрожащим голосом. — Скажи мне, где Эмбер.

— Не могу, миссис Рид. — Слова Эллы звучали совсем тихо. — Думаю, я знаю, где она и с кем, но не уверена до конца. Вам лучше спросить у нее самой, миссис Рид. Я дала слово, что не расскажу…

— Не расскажешь о чем? — с подозрением спросила Трина. — Если тебе что-то известно, лучше сразу выкладывай. Ты хотя бы представляешь, как волнуется Фей?

— Эмбер убьет меня, если я проболтаюсь, — зашептала Элла.

— А если не проболтаешься, то тебя убью я, — раздался шепот Трины.

— Так где она? — взвизгнула Фей.

Элла вздохнула.

— Его зовут Карл, он музыкант. Его группа называется «Церера». Мы познакомились с ним в ночном клубе. Они встречаются уже несколько недель. Думаю, Эмбер у него на квартире, но я не знаю адреса.

Обе матери с шумом выдохнули. В трубке зашуршало, и раздался голос Трины:

— Фей, мне очень жаль. Я и понятия не имела, — виновато произнесла она. — Тебе нужна помощь?

— Нет, спасибо, — непослушными губами шепнула Фей в трубку.

Она была уверена, что Элла уже вбежала в свою комнату и торопливо строчит сообщение для Эмбер, предупреждая об опасности. Что-нибудь вроде «мать в курсе, готовься к порке».

— Что ты будешь делать?

— Наговорю ей на автоответчик сообщение и стану ждать ее возвращения. Разве у меня есть выбор?

Фей чувствовала себя полубольной от беспокойства, ее даже слегка подташнивало. На работу она так и не пошла, поскольку неразрешенная задача висела над ней дамокловым мечом. Не найдя иного способа снять напряжение, Фей принялась мыть шкафы на кухне.

Эмбер явилась домой лишь в половине двенадцатого, по-прежнему одетая во вчерашнюю одежду, с заспанными глазами и осунувшимся лицом, свидетельствовавшим о бессонной ночи. И о сексе, Господи, о сексе, подумала Фей, слабея. Ее дочь всю ночь напролет занималась сексом, обманывала любящую мать, которая пребывала в неведении уже несколько недель.

— И кто такой этот Карл? — решительно спросила Фей.

— Я люблю его. И мы вместе едем в Нью-Йорк, — заявила Эмбер тоном, не терпящим возражений. Предупрежденная сообщениями верной подруги и обеспокоенной матери, она успела приготовиться к битве, пока шла домой. Она успела здорово накрутить себя, так что ступила на порог, зло поджимая губы и стискивая кулаки.

Мать не помешает ей уехать с Карлом! Ни в коем случае!

— Что ты сказала? — не веря своим ушам спросила Фей. — Да ты едва его знаешь! С чего ты взяла, что это любовь? Никуда ты с ним не поедешь!

— Я прекрасно знаю Карла, и мы уедем в Нью-Йорк, хочешь ты того или нет.

— И давно вы… вместе? — Фей все еще не могла поверить в происходящее. Быть может, Элла и Эмбер задумали пошутить над ней так жестоко?

— Мы встречаемся целый месяц. Он музыкант, поет в группе. Раньше они звались «Церерой», но название скоро сменит продюсер. Карл сам пишет песни, и они гениальные, — с нажимом сказала Эмбер. — Я люблю его.

— Любишь? Вы едва знакомы! Всего месяц, дочка! И о каком отъезде речь?

— Повторяю, я люблю Карла, и я прекрасно его знаю! — рявкнула Эмбер. — Где, по-твоему, я проводила все ночи напролет? Уж точно не корпела над учебниками!

Внезапно Фей стало холодно. Так холодно, словно кухня превратилась в гигантский промышленный морозильник. Мурашки пробежали по рукам и спине, волоски на шее встали дыбом. Ничто в прошлом Фей — а она видала всякое — не оставляло столь острого ощущения предательства, как поступок родной дочери. Дочери, ради которой она была готова на все.

— Ты лгала мне… — прошептала Фей. Ее зрачки расширились, словно у человека, пребывающего в глубоком шоке. — Эмбер, но это безумие! Неужели ты вот так просто возьмешь и уедешь с малознакомым парнем? А экзамены? Если ты бросишь учебу, тебя не возьмут в колледж, и тогда…

— Да плевать мне на экзамены, поняла? И на колледж тоже! — завизжала Эмбер. — Мне не нужна учеба, я еду с Карлом. И ты не сможешь удержать меня! Ты сама это знаешь!

У Фей было такое лицо, словно дочь дала ей пощечину.

Эмбер это еще больше разозлило. Почему мать изображает оскорбленную добродетель? Почему неспособна взглянуть на мир ее глазами?

— Ты не сможешь меня удержать, не имеешь права! Я уже взрослая. Я не пойду в колледж, ясно? Ты всегда твердила, что образование важнее всего… с чего ты это взяла? Главное в человеке — талант, мама. Я умею рисовать, зачем тратить годы, таскаясь с мольбертами, а? Я хочу жить, а не существовать. Тебе известно, что такое жить полноценной жизнью?

О, сколько боли и разочарований принесла Фей такая «полноценная жизнь» без самоограничений. Она надеялась, что Эмбер пойдет иным путем. Она черпала силы в своей маленькой дочери. Эмбер стала смыслом ее нынешней жизни, а теперь все рассыпалось в прах.

— Думаешь, побег с музыкантом — это полноценная жизнь? — мягко начала Фей. — Ты ошибаешься. — Она тяжело вздохнула. — Уж я-то знаю.

— Да ни черта ты не знаешь! — рявкнула Эмбер. — Откуда бы?

— Я ходила этим путем…

— Да уж, конечно!

Прекрасное лицо Эмбер было искажено гневом, в словах звучала горечь. Она никогда не смотрела на мать с таким презрением, никогда не говорила таких жестоких слов, раня в самое сердце.

— Господи, почему все так вышло? — растерянно пробормотала Фей, закрывая лицо руками.

— Потому что ты навязывала мне образ жизни, который мне не близок, мама, — раздельно, почти по слогам отчеканила Эмбер. — Я не такая, как ты, я другая. И тебе меня не переделать по своему образу и подобию.

Фей горько засмеялась. Эмбер и понятия не имела, насколько точно копирует собственную мать. Следовало гораздо раньше рассказать дочери свою историю, мелькнуло в голове у Фей. Возможно, это уберегло бы малышку от ошибок, сделанных матерью.

Получилось, что Фей всю жизнь держала свое единственное дитя в коконе неведения, словно в вате, надеясь, что это защитит ее от разочарований. Однако кокон треснул сам собой, выпуская во внешний мир прекрасную и упрямую бабочку, спешащую к обжигающему пламени. Фей потерпела сокрушительное поражение.

— Я уеду, хочешь ты того или нет, — бросила Эмбер торжествующе. В потерянном лице матери ей виделся выброшенный врагом белый флаг. — Я не хотела ранить тебя, поверь, но у меня своя жизнь и я могу распоряжаться ею по собственному усмотрению. А у тебя, мама, своя, отдельная от моей, жизнь. Ты не можешь жить моей жизнью!

— По-твоему, я живу твоей жизнью? — тихо спросила Фей.

— А разве нет? — фыркнула Эмбер и разгоряченно взмахнула руками. Ей казалось, она досконально изучила мать. — Я буду звонить.

— Ты хочешь уехать прямо сейчас? — обмирая от ужаса, спросила Фей. Она молитвенно сложила ладони на груди, словно надеясь отсрочить неизбежное. — Не глупи. Отчего ты торопишься? Приводи своего парня, мы познакомимся. У тебя через пару недель экзамены, Эмбер! Не торопись с решением…

— Я уже все обдумала, — покачала головой Эмбер. — Я уезжаю, и ты меня не остановишь. Через несколько дней мне исполнится восемнадцать. Когда тебе восемнадцать, можно голосовать на выборах и ехать куда угодно. Согласие родителей не требуется, ясно?

— Не уезжай, не надо! — Лицо Фей перекосилось, стало одновременно растерянным и обезумевшим.

Зрелище почти напугало Эмбер. Она никогда не видела свою сдержанную, самоуверенную мать такой.

— Ты думала, я вечно буду рядом? — Она прищурилась. — И знакомиться с Карлом тебе не стоит. Ты заранее настроена против него, так что ничего хорошего из вашей встречи не выйдет. Мы только снова поругаемся.

— Карл… — горько произнесла Фей. — Но я бы хотела взглянуть на него, Эмбер. Ты говоришь, он замечательный, так что же он скрывается? Или он просто очередной неудачник, который много из себя строит?

— Он замечательный, — отчеканила Эмбер. — Я его люблю. С ним я живу по-настоящему, а не существую, как ты. — Она не могла позволить критиковать Карла даже собственной матери. Мать не понимала ее, так же как и Элла. Никто не понимал, кроме Карла! — Я иду собирать вещи, — заявила она ледяным тоном.

Фей беспомощно уронила руки. Она думала о том, как много должна была узнать от нее дочь, но так и не узнала, потому… потому что Фей боялась осуждения, боялась потерять уважение единственного человека, мнение которого ценила. Узнав постыдный секрет матери, Эмбер возненавидела бы ее, вне всяких сомнений!

Но чего она добилась своим молчанием, своим стоицизмом?

Эмбер взбежала вверх по лестнице и застыла у открытой двери в свою комнату. Она не знала, что именно ей может понадобиться в новой жизни, поэтому чуть растерянно оглядывала белый пузатый комод, две тумбочки и шкаф, которые однажды в порыве вдохновения разрисовала порхающими бабочками. Мама целую неделю восхищенно охала над росписью, хвалила ее вкус и предрекала ей великое будущее.

Эмбер распахнула створки шкафа. Девчоночьим шмоткам в Нью-Йорке не место, решила она и снова закрыла шкаф.

Пара книг, дневник, несколько картин — вот и все, что ей требовалось в новой жизни. Разве что еще брелок матери. Он лежал на кровати, куда Эмбер швырнула его, скидывая кофту. Конечно, это была просто побрякушка, но брелок напоминал о доме, а Эмбер подсознательно чувствовала, что он ей пригодится.

Где чопорная Фей могла купить этот брелок? Что ее подтолкнуло? Эмбер покачала головой, не представляя, чтобы мать могла войти в магазин с аксессуарами и ткнуть пальцем в столь неподходящую ей вещицу.

«Я ходила этим путем…»

Что, черт возьми, она имела в виду?

Добропорядочная Фей точно не могла совершить в жизни ничего предосудительного!

Мэгги быстро шагала вдоль улицы, минуя один коттедж за другим, как вдруг увидела женщину, с потерянным лицом стоявшую у калитки. Невзрачного вида одежда и затянутые в пучок волосы делали ее похожей на скучную серую мышку, и Мэгги прошла бы мимо, если бы не широко распахнутые глаза женщины, залитое слезами лицо и красный словно помидор нос. А уж в том, как странно покачивалась незнакомка, угадывалось что-то и вовсе не нормальное.

Лицо женщины казалось смутно знакомым, однако имя никак не шло на ум и Мэгги поначалу едва не прошла мимо, но остановилась. Она гадала, удобно ли будет предложить помощь.

— Что с вами? — осторожно спросила она, наплевав на этикет. Если незнакомка пошлет ее к черту, так тому и быть. Мэгги была не из тех, кто способен отвернуться от чужого горя. — Вам плохо?

— Да, — сипло ответила женщина, даже не взглянув на Мэгги. — Она уехала, а я даже не сделала попытки остановить. Это было бесполезно, но я должна была попробовать. А теперь ее нет… ее нет… — Женщина раскачивалась все быстрее, словно пытаясь попасть в такт своим словам. — Ее нет… ее нет… что мне теперь делать? — По бледным щекам текли слезы.

Дела были плохи. Мэгги огляделась и заметила вдалеке Кристи Девлин. Та вела собак вдоль белого забора на другой стороне Саммер-стрит, направляясь, очевидно, в парк. Если кто и мог помочь заплаканной незнакомке, то только пожилая учительница, знавшая всех в округе.

— Миссис Девлин! — позвала Мэгги. — Миссис Девлин! Мне нужна ваша помощь. Прошу вас, подойдите!

Вместе они отвели податливую Фей в дом Кристи, где усадили в старое кресло в уютной гостиной. Выяснив, какая беда стряслась с Фей Рид, миссис Девлин решила, что несчастной не стоит возвращаться в свой пустой дом, где каждая деталь обстановки напоминает о сбежавшей дочери. Мэгги нашла на кухне Фей сумку и ключи, заперла входную дверь и вернулась в дом учительницы. Собаки Кристи путались у всех под ногами и так и норовили подпрыгнуть повыше, чтобы лизнуть плачущую Фей в лицо. Ее горькие слезы ужасно нервировали животных.

— Простите меня, простите, — повторяла женщина, шмыгая распухшим носом. — Моя Эмбер, моя умница… она уехала… сбежала с парнем, о котором я впервые узнала этим утром… а я и не пыталась остановить малышку! Я даже не знаю, куда она направилась!

— Трудно удержать того, кто все давно решил, — мягко сказала Кристи. — Вы только зря потратили бы силы. Эмбер уже взрослая, Фей, по крайней мере по нашему законодательству. Законы не берут в расчет личностную зрелость.

— Вот именно, — всхлипнула Фей и принялась поскуливать, чем едва не довела собак до неистовства. — Она еще маленькая! И так мало знает о жизни! Мне следовало сказать ей правду, а я молчала! Я думала, что уберегу ее от беды, но это дало обратный эффект. Эмбер считает меня занудой и трусихой. Она думает, что я боюсь жить… но единственное, что меня пугает, так это опасности, которые ее подстерегают. Я не смогла защитить мою деточку!

Кристи с болью смотрела в искаженное лицо Фей. Ей казалось, она видит, как рушится могучая крепость, как оседают вековые сторожевые башни, поднимая облака пыли. Наверное, никто и никогда не видел Фей Рид такой — слабой, потерянной, беззащитной. Это было ужасное зрелище.

Конечно, Кристи знала, что Фей вложила в дочь всю душу, была ее опорой и зашитой. Мать и дочь были очень близки… до тех пор, пока в их отношения не вмешался мужчина… третий лишний. Кристи вспомнился тот день, когда она видела Эмбер, спешившую на автобусную остановку. Она была права: девушка торопилась на свидание с парнем и даже решилась прогулять школу. Что ж, третьим лишним в результате осталась несчастная Фей.

Конечно, Кристи осуждала Эмбер за бессердечие, но в глубине души находила ее торопливому бегству от плачущей матери оправдание. Подавляющее большинство людей предпочитают не решать проблему, а бежать от нее. Кристи и сама когда-то поступила точно так же.

— Останься с Фей, — шепнула она Мэгги, — а я заварю чай с мятой. Бедняжке необходимо успокоить нервы.

Девушка робко улыбнулась:

— Теперь я понимаю, почему вы дружны с моей мамой, миссис Девлин. Она тоже считает, что за чаем можно решить все проблемы этого мира.

— За чаем с печеньем. — Кристи кинула на нее косой взгляд и неожиданно подмигнула. — Печенье — обязательный атрибут любого чаепития. Конечно, выпечка не решит всех проблем, зато сделает жизнь немного слаще. И не зови меня «миссис Девлин», а то я чувствую себя старухой. Ты же не моя ученица, так что для тебя я Кристи.

Она вышла на кухню. Мэгги задумчиво посмотрела ей вслед. При разговоре с Кристи совершенно пропадало ощущение, что говоришь с человеком старше твоих собственных родителей. Именно поэтому, наверное, Кристи Девлин легко находила общий язык и с ровесниками, и с собственными учениками. Мать Мэгги не раз говорила, что многому желала бы научиться у своей подруги. Стоило в жизни Уны Магуайер возникнуть трудностям, на ее столе тотчас возникали пузатый заварочный чайник и блюдо с бисквитами, словно они могли стать решением любой проблемы. Однако утешитель и помощник из Уны был никудышный, она все больше болтала о своих делах и заботах. Кристи в отличие от нее была сдержаннее в словах, слушала внимательно и вставляла реплики только в нужных местах.

Если бы Кристи была ее матерью, с внезапной болью подумала Мэгги, от ее внимательного взора не ускользнули бы личные проблемы дочери. О трудностях в общении со сверстниками — постоянном спутнике Мэгги в школьные годы — Уна Магуайер даже не подозревала, как и о многих других деталях ее жизни. Даже когда маленькая Мэгги вернулась домой в изодранной юбке, с оторванной лямкой портфеля в руке, приглаживая растрепанные волосы, мать решила, что дочь просто заигралась. Ей и в голову не пришло, что Мэгги могли побить одноклассницы.

А вот Кристи обо всем бы догадалась, была уверена Мэгги. Если бы они даже состояли в дальнем родстве, она выросла бы куда более уверенной в себе личностью.

— Ты чего, Мэгги? — прошептала Кристи, положив холодную ладонь девушке на плечо. Мэгги даже не заметила, как Кристи вошла в гостиную и пристроила на столе поднос.

Мэгги улыбнулась и покачала головой. Кристи улыбнулась в ответ. Пламенные волосы и немного грустные глаза, аккуратный носик и задумчивый взгляд делали Мэгги даже более привлекательной, чем была Уна тридцать лет назад, когда Кристи только с ней познакомилась. Но Мэгги отличалась от матери не только внешне. Уна всегда была энергичной, фонтанировала идеями и, словно хамелеон, подстраивалась под любые условия.

А в Мэгги чувствовалась какая-то внутренняя неустроенность, словно девушка нигде не ощущает себя комфортно. Она нервно ежилась, даже если не было холодно, часто смотрела из-под ресниц, словно опасаясь показаться навязчивой, улыбалась лишь мимоходом, хотя улыбка ее была прекрасна.

Кристи украдкой вздохнула, наливая заварку в чашки. Не только у Фей были свои секреты.

Между тем Фей приняла чашку со светлым мятным чаем, вдохнула аромат, сделала глоток и ненадолго зажмурилась. Всхлипывания понемногу затихали.

— Наверное, ты считаешь меня плохой матерью, — сказала она после долгого молчания и посмотрела на Кристи. — Я не видела, что творится под самым носом, жила иллюзиями. Психологи говорят, что дети часто скрытничают, не ведут с родителями доверительных бесед, не делятся секретами. Но Эмбер и я всегда были близки. Она рассказывала мне обо всем… и вдруг такое.

— Никто не считает тебя плохой матерью, — заверила Кристи. — Как раз наоборот ты отличная мать. А ведь это тяжелый труд — быть матерью. — Она усмехнулась. — Ты бы попробовала найти общий язык с двумя мальчишками. Они просто не принимают мать в расчет, потому что она женщина. Часто кажется, что все о них знаешь, но на деле это самообман. Каждый ребенок — личность, а у личности всегда есть секреты.

Фей кивнула, шмыгнув носом.

— Но мы были так близки… мне очень тяжело. — Она взглянула на Мэгги. — Мы едва знакомы с вами, но ваша мама, должно быть, рассказывала вам о моей Эмбер. Это чудесная девочка.

— Говорите мне «ты», а то как-то… неловко. — Мэгги смущенно улыбнулась. — Мама говорит, Эмбер хорошо рисует.

— Верно, она талантлива. — Фей выглядела польщенной, как все любящие матери, когда делают комплимент их детям. Но ее лицо вновь исказилось, стоило вспомнить, с какой легкостью Эмбер загубила свое будущее. Бросила школу, наплевала на колледж, сбежала с малознакомым парнем… — Может, позвоним в полицию?

Мэгги видела сочувствие в глазах Кристи, когда та мягко погладила плечо Фей и ответила:

— Твоя дочь имеет право ехать, куда ей вздумается. Ведь ей уже есть восемнадцать?

— Исполнится в четверг, — ответила Фей, сухо сглотнув.

— И она, конечно же, прихватила с собой паспорт. У Эмбер есть паспорт?

— Есть. Не знаю, правда, взяла ли она его… я не проверяла. Но Эмбер собралась в Америку. Без визы туда не попадешь, правда? — Лицо Фей озарила надежда. — Может, ей откажут в визе и она вернется?

— Если она поедет с ребятами из группы, им могут сделать рабочую визу на всех через компанию звукозаписи, — предположила Мэгги. — Это облегчает прохождение формальностей.

Фей какое-то время обдумывала эту информацию.

— Значит, я должна смириться? Эмбер уже восемнадцать, и я не смогу помешать ее отъезду. — И она снова принялась плакать, закрыв руками лицо.

— Фей, милая, — сказала Мэгги, беря Фей за руку, — ваша Эмбер — девочка неглупая, это все говорят. Уверена, она сумеет о себе позаботиться. Эмбер росла рядом с вами, видела, как вы справляетесь с трудностями, и наверняка многому от вас научилась. Этого опыта ей хватит, чтобы не наделать ошибок. И парень может оказаться не таким уж и плохим. Возможно, вам следует больше доверять ей.

Фей подняла взгляд, полный боли.

— Мне следовало научить ее кое-чему еще, а я упустила шанс. В этом все и дело. Я слишком опекала свою девочку. Мир жесток, мужчины обращаются с нами как с грязью, и вряд ли парень Эмбер — исключение. Он побоялся встретиться со мной, подтолкнул малышку на бегство из родного дома! Он такой же, как и все остальные. Я знаю, о чем говорю. Мой личный опыт был слишком горек, и я желала дочери лучшей доли.

— Но вы ни о чем не рассказывали Эмбер, да? — предположила Кристи. — Вы скрыли от нее какую-то правду?

— Да, я много лет лгала моей девочке. Я стыдилась того, что творила в прошлом. Я надеялась, что смогу уберечь ее от боли и зла и она не пойдет тем путем, каким когда-то пошла я…

И внезапно Кристи увидела яркую картину, полную деталей. Настоящая Фей растворилась, ее внешний фасад стек с лица, словно размокшая под дождем глина, пропали морщины, взгляд обрел прежнюю дерзость, губы сложились в капризную улыбку.

Словно сквозь слой ваты, издалека, доносился до Кристи голос Фей сегодняшней:

— Но именно это и сделала Эмбер… она пошла тем же путем, что и я. Она выпорхнула во внешний мир, ничего не зная о жестоких законах, царящих в нем. Вместо того чтобы вооружить мою деточку, я не дала ей даже элементарного щита для самообороны…

— Музыка, — начала свой рассказ Фей. — Вот от чего я сходила с ума, будучи подростком. Музыка и любовные романы. Я тратила на пластинки все до последнего пенни, и мы с Шарлоттой, подружкой из школы, слушали любимые песни, читали романы и предавались мечтам. Я обожала обложки, на которых суровые мачо держат в объятиях красоток, глядя на них с обожанием и затаенной страстью. — Взгляд Фей затуманился, словно она мысленно возвращалась в те времена. — Я мечтала, что у меня все будет именно так: мужчина, который будет сходить по мне с ума и исполнять любой мой каприз. Я хотела стать такой же прекрасной, как героиня книги. Мне представлялось, как мой мужчина зовет меня самой красивой и удивительной женщиной на свете. Выросла я в Линден-Эстейт, а это не то местечко, где исполняются мечты романтически настроенных девушек. Однако всегда можно найти способ убежать от скучных будней. Помню, мы с Шарлоттой вырядились как взрослые и отправились на пристань. Я тогда уже училась в колледже, и пристань была одним из мест скопления молодежи. Там часто давали концерты начинающие музыканты, играли в клубах вживую, и мы решили немного, как сейчас говорят, потусоваться. Организаторы сняли одно заведение, выкрасили стены алым и понатыкали зеркал. У дальней стены была невысокая сцена, слева — барная стойка с рядом крутящихся серебристых стульев, на которых можно было часами сидеть, слушая музыку и потягивая коктейли. В общем, мы с Шарлоттой приложили немало усилий, чтобы привлечь внимание противоположного пола: сделали прически, накрасились, приоделись… увы, мужчины не бросились лобызать наши туфли, да и вообще на нас не обращали внимания. Шарлотта не пришла в восторг от нашего выхода, а вот мне все нравилось, так что я принялась каждый вечер таскать подругу с собой. Мне следовало готовиться к семинарам, но я забросила учебу. Я предпочла учиться жизни на живых примерах, нежели по книгам. Мы пропадали в клубе каждый вечер, я смогла стать своей среди официанток и местной публики, меня пускали за сцену…

Фей едва заметно улыбнулась. Ее глаза были так похожи на глаза Эмбер, словно с каждой секундой они обретали краски. Кристи с удивлением вглядывалась в серые зрачки с янтарной окантовкой, сиявшие в обрамлении угольно-черных ресниц. Она почти видела, какой красоткой была ее соседка в юности. Наверняка у Фей были длинные роскошные волосы и такое же гибкое тело, как у ее дочери.

Кристи взяла Фей за руку, но та, кажется, даже не заметила прикосновения чужих пальцев. Она была во власти воспоминаний…

— Ти-Джей… он всегда был в клубе… он стал неотъемлемой частью клуба. В те годы с работой было туго, и люди стояли в очередях в надежде пройти собеседование. Многие уезжали в Лондон или Нью-Йорк в поисках лучшей доли. Они надевали свои лучшие костюмы и отправлялись в путь, однако многим все равно не везло. Ти-Джей никогда не стремился найти работу, потому что терпеть не мог подстраиваться под других. Он даже не остриг длинные волосы, словно они были для него символом протеста против требований социума. Конечно, Ти-Джея едва ли можно было сравнить с героем любовного романа. Вместо белой рубашки он носил кожаный пиджак, собирал волосы в хвост, что подчеркивало аристократическую худобу его лица, у него было тренированное тело, наводившее на непристойные мысли, а в глазах светился ум.

Ти-Джей часто поглядывал на Фей, и она замечала это, чувствовала, что нравится ему, и это ей льстило. В клубе нередко появлялись девушки из колледжа, которые пытались привлечь к себе внимание Ти-Джея, но парень словно не замечал этого. Фей давно стала своей в клубе, привыкла к тяжелому дыму табака и травки, висевшему в помещении. Клуб стал для нее вторым домом.

— Сильвер, детка, — как-то сказал ей Ти-Джей, — твое фото стоит повесить на двери заведения — так часто ты тут бываешь.

Он звал ее Сильвер, как и все остальные в клубе. Серебристая, Сильвер… отличный псевдоним для той, чьи волосы отливают серебром в свете софитов, думала Фей с гордостью. Ей нравилось новое имя.

В клубе играли рок, и низкое уханье басов давно стало привычным звуковым фоном для ушей Фей Рид. Иногда в клубе на набережной выступали довольно известные группы вроде «Стоунз», фаворита Ти-Джея. Фей тоже любила «Роллингов», их песни проникали в самую душу, были полны боли, нежности, любовного экстаза, а голос Мика, казалось, звучал только для Фей.

— На, затянись… — Ти-Джей протянул ей толстый косяк. — Тебе понравится. — Он прижимал Фей к себе, его ладонь поглаживала и сжимала ее грудь под тонкой майкой. Тем самым Ти-Джей словно показывал остальным мужчинам в заведении, что красотка принадлежит только ему.

Так Фей впервые попробовала травку. Ею овладело странное ощущение: она, студентка колледжа, лучшая ученица школы, сидит в прокуренном баре и затягивается здоровенным косяком. Тяжелый, острый запах щекотал ноздри, горло нещадно драл дым, проникая в легкие и заставляя кашлять. Запретный плод, сладкий дурман…

Эффект проявился незамедлительно. Фей встала и пошла танцевать, а Ти-Джей остался за столиком потягивать свой «Джек Дэниелс» и смотреть на ее слегка заторможенные движения. На губах Фей играла блаженная улыбка, ладони гладили тело.

Чуть позже Ти-Джей отправил Фей за напитками.

— Мария, сделай четыре порции виски, «Коук» и три двойных водки безо льда, — сказала она барменше.

В тот вечер за стойкой была Мария, грузная дама лет сорока или чуть больше. У нее были пережженные волосы рыжего цвета с вечным начесом и рот заядлой курильщицы со множеством морщинок. В черных джинсах и подростковой футболочке, с татуировкой в виде бабочки на плече, она не выглядела так, словно годилась Фей в матери, но говорила с девушкой так, словно лично произвела ее на свет.

— Милая, ну зачем тебе все это? — спросила Мария, разливая напитки по рюмкам. — Ведь ты не такая, как они. Тебе сколько? Девятнадцать? Двадцать? Это место не для тебя.

— Почему же? — с вызовом спросила Фей.

— Тот парень пользуется тобой, неужто не ясно? Они смеются над тобой, милая. — Мария видела, как в глазах Фей мелькнуло недоверие. — Я волнуюсь за тебя. Это не твой мир, не твоя компания. Беги, пока не поздно.

— Вы не правы, — процедила Фей. — Никто мной не пользуется.

Мария наклонилась ближе:

— Ты знаешь, что они зовут тебя Сильвер?

— Конечно. Дело в моих волосах. — Фей тряхнула гривой и улыбнулась.

— Нет, — печально покачала головой Мария. — У Ти-Джея был старый седан, который давно покоится на свалке. Он звал его Сильвер. Тебя зовут точно так же, потому что он на тебе ездит. Он объездил тебя, милая. Сел и ножки свесил…

— Что такое, Сильвер? Ты не рада меня видеть? — спросил Ти-Джей, когда Фей с отсутствующим взглядом вернулась к столику. Ему не нравилось, когда о нем забывали. Исключение составляли те, кто был укурен в хлам, потому что на укуренных торчков Ти-Джею было плевать.

— Все нормально. — Фей натянуто улыбнулась, выпила половину порции водки и протянула руку за косяком. На душе у нее было паршиво.

Следующее утро началось с тяжелого похмелья. Фей села в постели и огляделась. Вокруг нее были спящие люди, множество людей. Кто-то спал рядом, кто-то лежал вповалку на полу. Спертый воздух пропитался кислым табачным дымом, повсюду валялись пустые бутылки и горы окурков. На Фей была майка, кроссовки оказались на месте, зато джинсов не было.

Она подтянула колени к подбородку, пытаясь унять дрожь. Где-то в соседней комнате играла композиция Джимми Шелтера, но никто ее не слушал.

Вот что значит быть объезженной Ти-Джеем.

Один из парней, калачиком свернувшийся на полу, приподнял голову.

— Привет, Сильвер. Покатаемся? — невнятно промычал он. Голова с низким стуком ударилась о ковер, парень захрапел.

Сильвер… Все, кроме Фей, знали, что означает ее прозвище. Старая железная развалюха, гниющая на свалке. Кобылка, которую объездили.

Хватило одного слова, чтобы разрушить все надежды и чаяния Фей Рид.

Она с трудом помнила, чем закончился вчерашний день. Кажется, они с Ти-Джеем занимались сексом… Фей поморщилась.

Точно! Они трахались прямо на кухонном столе, а вокруг ходили люди, толпы людей. И никому не было до них дела. Угол холодильника с силой упирался Фей в спину, и с каждым толчком давление усиливалось.

Новый мир, полный ярких красок, свободный от условностей, особенный. Кошмарный морок, иллюзия, подменившая собой реальность. С ней, Фей Рид, студенткой колледжа, умницей и красавицей, обращались словно с вещью, а она позволяла этому происходить, даже приветствовала такое отношение с восторгом.

На душе у Фей было так гадко, что ее едва не вырвало. Она соскользнула с постели и принялась искать джинсы. Ти-Джея нигде не было — должно быть, развлекался с очередной дурехой.

Никто и не заметил, как Фей открыла входную дверь и вышла за порог.

— Оказалось, что я беременна. — Фей подняла несчастный взгляд на Кристи и Мэгги. Те сочувственно покачали головами; собаки, устроившиеся под столом, заскулили. — Наверное, это случилось той ночью, когда я прозрела, не знаю. Ребенок был зачат на кухонном столе, посреди толпы незнакомых людей… гадость и стыд… — Фей вытерла слезы. — Незамужняя и беременная… не могла же я пойти к Ти-Джею и заявить, что жду ребенка. «Когда покупаем коляску, папочка? Ты готов не спать ночами?» — Она горько усмехнулась. — В общем, я бросила колледж и вернулась домой. Моя добрая мать приняла меня без лишних слов, заботилась и обо мне, и, позже, о внучке. Она сидела с маленькой Эмбер, а я работала в три смены. Стояла за барной стойкой, принимала заказы в «Макдоналдсе», мыла там же полы. Я так тщательно их мыла, что можно было есть бургеры прямо с пола, верите?

— А что потом? — тихо спросила Кристи.

— Наконец мне повезло, я получила приличную работу, и мы с Эмбер переехали на Саммер-стрит. Я хотела начать жизнь с чистого листа, но… в этом месте есть что-то безнадежное, вы не находите? Я с самого начала это почувствовала. — Фей заглянула в лицо Кристи, а потом Мэгги. — И все равно я надеялась, что жизнь наладится. Я решила стать другим человеком, матерью, которой можно гордиться. Моя история… прежде я никому не рассказывала о своем прошлом. Даже матери я ничего не говорила об отце Эмбер. Мне было слишком гадко и стыдно вспоминать об этом человеке. Мать всю жизнь трудилась, желая нам лучшей доли, и брат оправдал ее надежды, а я… целый год прожила в алкогольном угаре, спала с негодяем, которому было на меня плевать, забеременела после косяка с травкой. Какой дурой я была, Господи!

— Ты была слишком юной и не разбиралась в людях, — сказала Кристи, глядя на Фей с сочувствием. — Ты совершила типичную ошибку многих женщин — перепутала секс с любовью. Но нельзя казниться до бесконечности, ты заслужила прощение.

— Надо было все рассказать дочери, — блекло произнесла Фей, словно не слыша Кристи. — Но ведь каждая мать хочет, чтобы ее уважали. А я не заслуживаю уважения, это факт. Но не могла же я сказать Эмбер, что ее отец — редкая мразь, которой плевать на свою дочь!

— Так он знает о существовании Эмбер? — спросила Мэгги.

— Как-то раз я принесла ее в клуб. Ей было полгода…

К тому моменту Фей уже смогла влезть в старые джинсы и на нее снова стали оборачиваться мужчины.

Эмбер была хорошенькой, в крохотной розовой шапочке, из-под которой выглядывали каштановые кудряшки, с носиком-пуговкой и пухлыми щечками. При этом у девочки был пронзительный, какой-то взрослый взгляд, отметавший всякие мысли о сюсюканье. Малышку просто невозможно было не полюбить. Фей всерьез рассчитывала, что в Ти-Джее проснутся отцовские чувства.

В клубе ничто не изменилось; даже люди, толкавшиеся у стойки, выглядели точно так же.

— С детьми нельзя! — взревел бармен.

— Почему это? — спросила Фей.

— Ладно, черт с тобой. Только не начинай гундеть о пассивном курении.

— А где Ти-Джей?

— За сценой.

Где еще ему было находиться? За сценой располагались гримерки, в них можно было всласть накуриться или пообщаться по душам.

Фей застала компанию сидящей за столом, некоторые лица были новыми. Парня по имени Джимми среди тусовщиков больше не было. Фей надеялась, что он тоже убрался из клуба подобру-поздорову в свою приличную жизнь, забыв о ежевечерних пьянках. Они с Джимми симпатизировали друг другу.

Собравшиеся уже были навеселе, во главе стола сидел Ти-Джей, на коленях у него пристроилась незнакомая девица. Ти-Джей почти не изменился, только лицо еще больше осунулось, а под глазами залегли серые тени.

— Привет, милая, — улыбнулся он. — Присоединишься?

Внезапно Фей поняла, что Ти-Джей ее даже не узнал.

Она стояла напротив с его ребенком на руках, а он даже не узнал ее!

— Ти-Джей, это я, — громко сказала Фей, но в глазах парня не мелькнуло даже искры узнавания. Взгляд накуренного наркомана был устремлен даже не на нее, а куда-то в глубь себя.

И тут Фей заметила на руке Ти-Джея следы от уколов. Кожа в сгибе локтя была синеватой, прозрачной. Прежде Ти-Джей никогда не кололся. Конечно, он много пил и постоянно курил травку, иногда мог понюхать кокаина, но героин избегал. Многие в клубе кололись, но Ти-Джей считал героин русской рулеткой, в которую не выигрывает никто.

Вовремя, о, как вовремя она сбежала!

— Да это ж Сильвер! — вдруг сказал кто-то.

Джеки, гитарист одной из местных рок-групп, вспомнил Фей. Джек мог выпить три бутылки бурбона кряду, нещадно курил папиросы без фильтра и марихуану. Он был старше Ти-Джея, и его лицо напоминало заброшенный песчаный карьер — до того было изрыто ямами оспин.

Джеки поднял стакан:

— Клевый ребенок. Это чей?

— Мой, — сказала Фей и так сильно прижала к себе дочь, что едва задремавшая девочка проснулась и захныкала.

— А ты чё ребенка-то притащила, Сильвер? Весь кайф сломала. С ребенком не повеселишься, это точно!

— Я хотела… поговорить с одним человеком. — Фей вздохнула. На лице Ти-Джея не было признаков узнавания. — Но мы разминулись.

И она, не оборачиваясь, вышла из клуба. Теперь Эмбер стала смыслом ее существования — маленький воркующий комочек, который она нежно прижимала к груди.

— Больше я его не видела, — сказала Фей. — Даже не пыталась увидеть. А Эмбер рассказала, что отец родился в Шотландии, но погиб в автокатастрофе еще до ее рождения. Сказала, что мы не были женаты, хотя собирались, так что я лишь отчасти вдова. Кстати, я взяла себе девичью фамилию матери, но всегда добавляла «миссис», чтобы случайные знакомые не клеймили меня. Да, еще я сказала, что после смерти мужа общение с его семьей сошло на нет, а затем его родители умерли, а другой родни не осталось. Ложь, ложь и еще раз ложь. Я так боялась, что Эмбер узнает правду и попытается найти Ти-Джея. Вдруг он все еще жив, все еще употребляет наркотики? — Фей содрогнулась всем телом. — Но скорее всего он умер. Девять из десяти героинщиков умирают. Вот и все. Меня можно принимать в члены клуба неудачников…

Мэгги расхохоталась:

— А можно и мне в этот клуб?

Фей посмотрела на Кристи, ожидая увидеть в ее глазах осуждение, но соседка смотрела с симпатией.

— Тебе надо дать медаль, как лучшей матери района, — сказала Кристи. — Эмбер — умница и отличница. А тебе совершенно нечего стыдиться. Наоборот, ты должна гордиться. Вырастить ребенка в одиночку, создать теплую семейную атмосферу без отца — такое не каждому по плечу. Но Эмбер заслуживает того, чтобы знать правду.

Кристи умолкла и поджала губы.

Знать правду. Гораздо проще сказать, нежели жить по этому принципу. Она и сама слишком долго существовала во лжи, чтобы поучать других.

— Мы все совершали поступки, которых теперь стыдимся, — осторожно сказала она. — Я тоже кое-что скрываю от своей семьи и молюсь Богу, чтобы правда не выплыла наружу. Но эта правда подтачивает меня изнутри, отнимает силы.

— Но как я могла рассказать Эмбер такую… гадость? — простонала Фей. — Рядом с моей ложью правда выглядит еще более мерзкой.

— Думаю, у тебя нет иного выхода. Откладывать признание дальше бессмысленно и опасно. Эмбер знает, что ты прекрасный человек, ты вырастила ее ответственной девочкой, она умеет отделять зерна от плевел, просто ей недостает опыта. Фей, перестань думать о том, что и кто о тебе подумает. Прости себя, ведь ты была неразумным подростком. Поставь других на свое место! Каждый мог ошибиться дорогой, но не всем суждено выбраться из тупика. Ты должна гордиться собой, а не казниться. Открой Эмбер правду. — Кристи казалось, что она разговаривает не с Фей, а с собой, убеждая посвятить близких в секреты прошлого.

Мэгги, ловившая каждое слово Кристи, смотрела во все глаза. Она сама никогда не смотрела правде в лицо, предпочитая бегство от реальности. Она хоронила свои страхи, запихивала их в самые темные шкафы, но страхи все равно приоткрывали скрипучие дверцы и пытались поймать ее своими цепкими пальцами.

— Но если Эмбер не вернется? Как я смогу с ней поговорить? — Фей умоляюще взглянула на Кристи, словно в ее ответе могла почерпнуть силы и уверенность.

Кристи попыталась увидеть будущее. Она никогда прежде не делала этого намеренно, все чаще заглядывая в прошлое. Но теперь, глядя в несчастное лицо Фей Рид, в эту маску скорби, она попыталась. И будущее поддалось, позволило прикоснуться на мгновение. Это было чем-то вроде интуитивного прозрения.

— Тогда тебе придется найти ее.