Секреты прошлого

Глава 7

Уроки художественного мастерства, которые вела миссис Девлин, разительно отличались от всех остальных. Для начала сама Кристи Девлин совершенно не походила на стандартного учителя, хотя давно не была юной практиканткой. Что бы она ни носила: простые джинсы с рубашкой или блузки с длинными шелковыми юбками, широкие ремни, сапожки на каблуках или простые кроссовки, причудливые украшения, — все ей невероятно шло. Даже миссис Хипсон, красотка, выбиравшая элегантные брючные костюмы и яркий макияж, казалась на фоне Кристи Девлин просто расфуфыренной цыпочкой в безвкусных тряпках. Кристи обладала безупречным вкусом и умела сочетать несочетаемое, ее наряды были полны какого-то богемного шика.

Но манера одеваться не шла ни в какое сравнение с умением подать себя и свое видение мира. Кристи никогда не пыталась унифицировать учеников, не навязывала никаких стандартов, считая, что каждый из них по-своему уникален. В отличие от других учителей она не любила «уроки для галочки», всякий раз умело удивляя ребят и подталкивая к размышлениям.

Вот и первого мая, всего за неделю до выпускных экзаменов, миссис Девлин обратилась к ученикам с просьбой «на время забыть про зубрежку и нарисовать древнюю богиню Майю».

— В язычестве Майя покровительствовала весне и буйству пробуждающейся жизни. Она дала имя месяцу маю, как вы могли догадаться, — говорила Кристи. — Сегодня первое мая, так что лучше времени для фантазий на тему «Какой я вижу Майю» не придумать.

Она добавила пару фраз о том, что рисунок снимет излишнее напряжение, владевшее ребятами в последнюю учебную неделю.

— Пройдет лет десять, и вы поймете, как нелепо тратить нервы на столь обыденную вещь, как выпускные экзамены. Во всем нужна мера, — рассудительно добавила Кристи.

Это мнение шло вразрез с заветами всех остальных учителей. Подобные высказывания прибавляли ей очков в глазах учащихся, но отнюдь не преподавательского состава. — Мы отлично поработали в этом году, поэтому заслужили передышку. — Кристи ходила между рядами. Она редко сидела за столом, предпочитая заглядывать в работы учеников, поощряя и давая советы. — Так что сегодня у нас творческое задание: отрешиться от забот и пойти на поводу у воображения. Креативность — основа искусства, не забывайте об этом! Ну как, согласны?

Класс, вернувшийся с литературы, где ему пришлось подробно разбирать очередной кусок «Над пропастью во ржи», активно закивал головами. В последние дни единственный креатив, который был позволен ученикам, — разноцветные маркеры для подчеркивания особо важных заданий, поэтому на предложение Кристи Девлин они откликнулись с энтузиазмом.

— Майя — самая прекрасная и самая древняя из семи звезд, которые называют Семь Сестер, или Плеяды, — рассказывала Кристи. — Плеяды — часть созвездия Тельца, для тех, кто интересуется астрологией. Звезда Майя в пять раз больше нашего Солнца.

Утро выдалось ярким и погожим, солнце заливало классную комнату, и в его теплых лучах купались, танцуя в воздухе, мириады пылинок. Высокие окна с широкими подоконниками смотрели во двор школы Святой Урсулы. Во время перемен на этих подоконниках сидели нарушители школьных правил, заядлые курильщики, выдыхавшие дым вверх, и серые облачка уползали в открытые фрамуги.

— Насколько вам известно, художники часто изображали весну с куда большим вдохновением, нежели иные времена года. Часто это было буйство красок, танец страсти и пробуждение чувств. — Кристи обвела класс взглядом. — Кто может припомнить работы, выполненные в подобной манере?

— Многие работы Боттичелли, — отозвалась Эмбер Рид.

Кристи кивнула. Ей снова стало любопытно, куда так спешила ее любимая ученица накануне. То, что Эмбер сказалась нездоровой, было вполне объяснимо: лучшего предлога для прогула не найти. Однако наряд девушки, выпорхнувшей из дома перед носом Кристи, говорил о том, что спешила она на очень важную встречу.

— Да, Эмбер, это прекрасный пример. Как вы понимаете, творцы тех времен не имели возможности смотреть телевизор, как мы с вами, и черпали вдохновение из окружавшего их мира, такого, какой он есть, без прикрас. Их потрясали события, свидетелями которых они были. Войны, нищета, природа, религия… на прошлой неделе я рассказывала о влиянии церкви на художественный замысел. Вспомните, как датские школы воспевали пуританство, но все их творения несли в себе тайные послания, доступные посвященным. Сегодня первое мая, кельты отмечали в этот день Белтейн, праздник огня. Поэтому ирландцы называют Майю Белтейн, а отмечая этот праздник, они воспевают весну и цветение, рождение нового и смерть старого. Это означает также и возбуждение всех человеческих чувств, эмоции, бьющие через край, что не могло нравиться церкви, ратовавшей за сдержанность во всем. Но Майя, покровительница плотской любви и зачатия, она же Белтейн, стала частью истории, и умалчивать о ней из уважения к церковным канонам несправедливо. Итак, можете приступать к работе. Если потребуется моя помощь, обращайтесь.

Ученики молчали, обдумывая услышанное. В школе Святой Урсулы редко говорили о страсти и радостях плоти, поэтому ими владело некоторое смущение. Даже на уроках полового воспитания о сексе говорилось исключительно чопорно и академически, так что оставалось удивляться, как род человеческий вообще не зачах, если для его продолжения требуется заниматься столь скучным делом, как секс.

— А правда, что Тициан работал лишь с теми натурщицами, с которыми спал? — внезапно спросила Эмбер, сверкая глазами.

И так же внезапно Кристи посетило одно из ее видений: Эмбер в объятиях опасного незнакомца занимается совсем не детскими вещами на детской постели. Кристи стало ясно, с кем именно встречалась ее подопечная и чем занималась, сказавшись больной. В ее глазах словно тлели угли, вся поза являла собой вызов. Чтобы изобразить Майю, Эмбер достаточно было нарисовать автопортрет.

На мгновение Кристи стало жаль бедную Фей, которая, должно быть, и понятия не имела о важных переменах в жизни дочери. С сыновьями гораздо проще, мелькнула торопливая мысль. За сыновей не приходится переживать, опасаться, что их доверие обманут, что ими воспользуются и бросят, что они «принесут в подоле».

— Этот факт биографии Тициана не доказан, — осторожно сказала Кристи. — Рисуй, Эмбер. Поменьше разговоров, побольше дела.

— Мужчины — похотливые свиньи. А миссис Девлин притащила бы на урок голых натурщиков, если бы это было разрешено, — шепнула Ниам на ухо Эмбер.

Она жалела, что не выбрала курс экономики вместо уроков миссис Девлин. Ниам совершенно не умела рисовать и лепить и не представляла, как можно изобразить богиню плотской любви, если ни разу не видела ее хотя бы на картинке. Лучше бы им предложили нарисовать натюрморт из пары пластиковых яблок и вазы!

— Я бы не возражала против голых натурщиков, — тихо ответила Эмбер. — Разве можно научиться лепить человеческое тело, если видишь его только в одежде?

Хорошо, что в колледже не действуют пуританские правила, по которым живет школа Святой Урсулы, подумала она. Хотя бы там можно будет рисовать обнаженных людей, глядя на натурщиков.

Эмбер нахмурилась, вспомнив, что о колледже теперь не может быть и речи. Она уедет в Нью-Йорк с Карлом прежде, чем закончатся выпускные экзамены. Да еще предстоит трудный разговор с матерью!

— Ниам не нужны голые натурщики, — хихикнула ученица, сидевшая справа от Эмбер. — Она уже не раз видела раздетого мужчину. Ниам, ведь ты целый год встречаешься с Джонни. Сомневаюсь, что он держит свои боксеры при себе!

Ниам ухмыльнулась:

— Да уж, там есть что нарисовать! — Она подмигнула одноклассницам. — Можете мне поверить, у Джонни штука побольше, чем у статуй Микеланджело!

Раздалось тихое хихиканье, которое тотчас прекратилось под строгим взглядом миссис Девлин. Ее седые волосы служили превосходным прикрытием. Юные девы считали, что седина неразрывно связана с глухотой, однако Кристи Девлин обладала довольно острым слухом. Шуточка про «штуку Джонни» не ускользнула от ее ушей, и пожилая учительница украдкой улыбнулась, хотя и глянула строго. Подобные шутки она слышала еще в те годы, когда сама училась в школе.

Молодежь всегда думает, что секс и страсть придуманы именно ими, что их поколение первым заговорило об эротике вслух, но цикличная история могла посмеяться над их самоуверенностью. Кристи коснулась пальцами ожерелья из золота и окаменевших скарабеев, которое купил ей Джеймс на рынке в Каире. Когда человек разменивает седьмой десяток, мало кто верит его словам о смелых юношеских выходках, оставшихся в прошлом. В лучшем случае собеседник подумает, что речь идет о пинте пива в баре, выпитом под косыми взглядами и пересудами благовоспитанных матрон. А ведь и Кристи в молодости получила свою долю страсти, и долю немалую. Да что там говорить! У них с Джеймсом до сих пор был секс, и секс отличный!

Они оказались в Каире во время трехнедельной поездки (дикарями в целях экономии) по Египту. Еще бездетные, юные, они чувствовали себя свободными и невероятно счастливыми. Джеймс и Кристи стонали от восхищения над экспонатами каирского музея, а по ночам — в объятиях друг друга, в номере дешевого отеля, где вяло махал лопастями потолочный вентилятор. Он был бессилен в борьбе с духотой и едва разгонял горячий сухой воздух, но влюбленным было плевать на подобные мелочи, они занимались любовью каждую ночь, извиваясь на простынях, пахнущих восточными специями.

В последний день каникул Джеймс и Кристи лежали на кровати, широко раскинув руки и ноги, липкие от пота, удовлетворенные. Джеймс сказал, что египетский воздух пропитан сексом, а жара — лучший афродизиак.

— Это потому, что мы на отдыхе, милый. Жить в жаре круглый год ужасно, — заметила Кристи, дотрагиваясь пальцами до ожерелья, три подвески которого лежали между ее грудей. — Спасибо за подарок. Мне очень нравится.

— Дело даже не в жаре. Дело в тебе. Стоит мне задержать на тебе взгляд, как приходит желание сорвать с тебя всю одежду.

— Даже в магазине? — игриво спросила Кристи. — Например, как сегодня?

— Да. Пришлось сдержаться. Я боялся помять авокадо. Ты так эротично прижимала их к груди.

— Не знала, что ты так быстро заводишься, — продолжала подтрунивать Кристи. — У меня предложение. Давай придумаем тайный знак. Когда я надеваю ожерелье, ты должен как можно скорее заняться со мной сексом. На поиск подходящего места отводится не больше часа.

Джеймс лениво улыбнулся:

— Звучит заманчиво. Согласен…

Кристи с улыбкой обвела взглядом склоненные головы учеников. Молодые привычно считают всех, кто старше их лет на пятнадцать — двадцать, глубоко пожилыми людьми, и не подозревают, насколько ошибочны их убеждения. Юность вообще не видит будущего после сорока лет, как будто жизнь кончается с морщинками у глаз. Что ж, только время в силах расставить все по местам.

После урока Кристи отправилась в учительскую, чтобы проверить тесты по истории искусств и оценить работы учеников. Учительская в школе Святой Урсулы представляла собой просторную комнату, по сравнению с которой большие классные комнаты казались тесными каморками. Здесь с сороковых годов ничего не менялось: поскрипывали петли тяжелых деревянных дверей, прогибались под тяжестью шагов доски паркета, в толстые стены было невозможно вбить ни один гвоздь, поэтому все доски с объявлениями просто к ним прислоняли. За пятнадцать лет работы учителем Кристи привыкла приходить сюда для проверки работ.

С половины девятого утра можно было укрыться в прохладе учительской, так как ее окна смотрели на запад, а окна классных комнат заливало солнце. Кристи заваривала себе зеленый чай и садилась за большой дубовый стол. Через пятнадцать минут помещение заполняли учителя, зевающие, иногда раздраженные. Они делали себе убийственно крепкий кофе, выпивали его залпом и разбредались по классам.

После уроков те же учителя, еще более раздраженные и измученные, заходили в учительскую, брали свои вещи и спешили домой. Как правило, к четырем часам в школе оставались лишь те, кто по разным причинам не мог проверять работы дома.

Кристи редко пила кофе, предпочитая чай, и с сочувствием смотрела, как устало фырчит старая кофемашина. Однажды учитель итальянского, которого все звали просто Джанни, не выдержал и принялся возмущаться:

— Это не кофеварка, а развалюха. И варит не кофе, а пойло! — с сильным акцентом воскликнул он. — Если бы у нас была приличная кофемашина, мы бы получали по утрам гораздо больше удовольствия!

Похоже, Джанни знал толк в удовольствиях. У него был такой вид, словно он только и думает, как бы завалить какую-нибудь девицу в постель под предлогом «отточить итальяно». Джанни нравился женщинам.

Кристи, которая — одна из немногих — оставалась равнодушной к итальянскому мачо и редко пила кофе, заметила:

— Чай бодрит не хуже кофе, в нем много танина и кофеина. Да и для здоровья полезней! Лучше купить в учительскую небольшой телевизор.

— Надеюсь, не для совместного просмотра «мыльных опер»? — проворчал мистер Суитман, учитель английского.

— А что вы имеете против «мыльных опер»? — тотчас встряла мисс Ленокс, учительница французского.

— У нас не так много времени, чтобы смотреть сериалы, — негромко указала Кристи. — Я имела в виду новости.

Мистер Суитман тотчас поддержал предложение купить телевизор, сказав, что современный человек должен быть в курсе событий, творящихся в мире. Остальные, поразмыслив, согласились. Так в учительской появился телевизор, ставший центром школьной вселенной. Мысли о кофемашине остались в прошлом.

Однако смотрели учителя совсем не новости. Фаворитом стала передача «Кто хочет стать миллионером». Мистер Суитман как минимум четыре раза смог ответить на последний вопрос, а миссис Джонс, учитель физики и прикладной математики, сделала то же самое дважды.

Однако когда Кристи вошла в учительскую первого мая, телевизор оказался выключен. В помещении находилась только Лиз, преподаватель по двум предметам — экономике и биологии. Кристи кивнула коллеге, села за стол и придвинула к себе стопку тестов. По расписанию у нее было всего два урока с утра, но она уже устала, потому что плохо спала ночью. Кристи трижды просыпалась от кошмаров. Один из них был особенно неприятным, в нем ей приснились гигантские пауки, от прикосновения к которым человек сгорал заживо. Кристи часто видела пророческие сны, но трактовать видение с пауками не получалось. Бессмыслица полная, решила она.

После третьего кошмара Кристи отказалась от дальнейших попыток выспаться и просто лежала на кровати, задумчиво глядя в потолок. Пожалуй, она могла бы представлять определенный интерес для психиатров. Некоторые люди вносят в завещание пункт о передаче своих органов медицинским учреждениям. Иногда Кристи подумывала завещать науке свой мозг.

— Ты чего не спишь? — спросил Джеймс в половине пятого, когда жена, которой надоело размышлять о психиатрии и предчувствиях, соскользнула с постели и принялась натягивать джинсы.

— Бессонница. А ты спи, — шепнула Кристи, выворачивая футболку.

Она оделась и поправила одеяло мужа.

Ночные кошмары Джеймса по большей части были связаны с потерей работы и неспособностью обеспечить семью. Кристи давно решила не посвящать мужа в подробности своих видений и снов — уж слишком путаными и оторванными от реальности они были.

— Ты как, Кристи? — услышала она женский голос и очнулась. Лиз, юная учительница, плюхнулась на стул напротив Кристи и уставилась на нее через стол. У нее было такое выражение лица, словно ее все достало. — Гляжу, проверяешь тесты…

Лиз явно надеялась, что Кристи поболтает с ней. Ей было около тридцати, кудрявые темные волосы обрамляли миловидное лицо, пухлый ротик часто складывался удивленной буковкой «о», стоило на горизонте появиться хоть чему-то любопытному. Лиз заняла свою должность в прошлом сентябре, сменив миссис Кунифф, преподававшую в школе Святой Урсулы двадцать лет. Миссис Кунифф отказывалась заходить в учительскую, поскольку боялась микроволновки. Она утверждала, что слышала о мужчине, по неосторожности зажарившем в микроволновой печи голову. Нет нужды объяснять, что человеку, верившему в подобные мифы, не следовало преподавать экономику. Так в школе появилась Лиз.

— Думаю, мне требуется небольшой перерыв, — сказала Кристи, давая понять, что готова уделить собеседнице пару минут. — Как дела?

— Нормально… — Лиз умолкла и внезапно шмыгнула носом. — Нет, все плохо! — Ее глаза вдруг покраснели. — Прости, я не собиралась вываливать на тебя…

Кристи сунула руку в сумку, порылась в вещах и достала упаковку бумажных платков.

Выяснилось, что Лиз запуталась в отношениях с парнем, который испугался ее натиска и предложил сделать «передышку».

— Говорит, ему нужно время, чтобы все обдумать, — вяло промямлила девушка. — Мы встречаемся уже год. Зачем ему передышка? Кристи, я люблю его! Как мне быть? Сестра говорит, его поведение оскорбительно, и советует послать его подальше. Но она всегда его не одобряла, считая, что я могу найти себе парня получше. — Лиз высморкалась в салфетку. — Он сказал, что все-таки пойдет со мной на свадьбу кузины, словно мы по-прежнему вместе. Значит, еще не все потеряно, как думаешь?

«Нет ничего сложнее, чем отвечать на самые простые вопросы», — подумала Кристи.

— Полагаю, ты сама знаешь ответ. Мое мнение или мнение твоей сестры — все это не имеет значения.

— Но я не знаю…

— Закрой глаза и прислушайся к себе. Что чувствует твое сердце? — Кристи через стол коснулась груди Лиз.

Девушка послушно зажмурилась, и ее лицо внезапно утратило напряженность, плечи устало упали.

— Думаю, это конец. Он идет на свадьбу, чтобы не обижать меня и не выставлять в дурном свете перед друзьями и родней… Но все кончено. Все кончилось в тот момент, когда я сказала, что хочу ребенка. — Лиз открыла глаза и посмотрела на Кристи.

— Значит, все кончено. — Кристи мягко улыбнулась, пытаясь приободрить бедняжку. — Но ведь это не конец жизни. — Она не пыталась увидеть, что лежит у Лиз на сердце, а лишь позволила ей взглянуть в лицо своим страхам.

— Я обманывала себя, да? Думаю, я с самого начала знала, что эти отношения не продлятся долго. — Она тоскливо вздохнула. — Я пыталась выдать желаемое за действительное. Мне следовало вести себя совсем по-другому, если хотела получить…

— Не надо оглядываться назад, — прервала Кристи. — Нет ничего хуже сожалений об ушедшем. История не знает сослагательного наклонения. Мысли о том, как все было бы, если бы мы поступили иначе, выматывают душу и убивают желание бороться за счастье. Опыт бесценен, даже такой, как у тебя, Лиз…

— Ты такая добрая, — шепнула девушка, вставая. — И очень умная. Должно быть, ты никогда не совершала ошибок. Ты тщательно взвешиваешь каждый шаг, да? А я пру как танк, даже не задумываясь, верно ли выбрала направление. — Она неуверенно улыбнулась. — Ты мудрая, так все говорят. Теперь я вижу, что это правда.

В учительской стали появляться люди. Лиз взяла чашку с кофе, папку с тетрадями, вздохнула и вышла. Кристи осталась сидеть на своем месте, глухая к разговорам. В голове ее вертелись слова Лиз.

Она мудрая? Тщательно взвешивает каждый шаг? Кристи чувствовала, как щемит горло.

Нет, нет и нет! Случались в ее жизни моменты, когда она отдавалась эмоциям, подавляя в себе рациональное начало. Один такой момент едва не загубил ее жизнь. Глупый, необдуманный поступок, о котором она будет жалеть до конца своих дней!

Она думала, что загнала тот день в самый дальний уголок подсознания, похоронила под грудой светлых, приятных воспоминаний, надеялась, что он никогда больше ее не потревожит. А теперь те события всплывали на поверхность сами собой, все чаще и чаще, и забыть о них было очень трудно.

Давно ли Кристи стала той мудрой женщиной, которой восхищаются юные учительницы с разбитым сердцем? Когда-то мир был совсем другим, и она тоже была другой.

Шейн позвонил днем, когда она вошла в дом.

— Мам, у меня есть новости, — сказал он после нескольких дежурных фраз.

И хотя солнце стояло в зените, заливая ярким светом Саммер-стрит, Кристи показалось, что на мир набежала черная тень.

— Да? — У нее пересохло во рту при мысли, что любимый сын попал в беду.

— Джанет беременна. Мы не хотели никому сообщать, пока не пройдет первый триместр. Собирались позвонить неделю назад, но Джанет положили на сохранение, был риск выкидыша. К счастью, теперь все позади. Мы счастливы, мам! — В голосе Шейна слышалась гордость.

Кристи показалось, что с ее плеч сняли тяжеленный груз. Это рассасывался страх, заставивший пригнуться под своим весом.

— О, Шейн, я так рада за тебя! За вас обоих! — Она привалилась спиной к стене, потому что ослабели ноги. Взгляд ее был устремлен в сторону парка, где гомонили маленькие детишки и лаяли собаки. «Спасибо тебе, Господи», — подумала она с облегчением. — Это самая прекрасная новость за последнее время. Как самочувствие Джанет? Рассказывай скорее!

— Она так боялась потерять ребенка, мам! Ужасно волновалась, много плакала…

Кристи вспомнился тот день, когда тревога нарастала с каждой минутой и ей не было никакого логического объяснения. Предчувствия не обманули Кристи. Ее внук едва не погиб, хотя даже не успел появиться на свет.

— Джанет сделали УЗИ. Мы попросили размножить фотографию малыша, чтобы у вас с отцом тоже был экземпляр. Так что сможете увидеть своего третьего внука в черно-белом варианте. Можно нам приехать на выходные в гости?

— О, разумеется. Большего я и желать не могла, Шейн! — Кристи счастливо вздохнула. — Хочешь, я позвоню Джеймсу и сообщу новости?

— Я расскажу ему сам.

Шейн в этот момент так напомнил Джеймса: этакий горделивый папаша в ожидании чуда. У Кристи нежно сжалось сердце, когда она представила его с младенцем на руках.

— Давай пригласим Итона и Шелли с дочерьми. Можно позвать и твою тетю Эйну. Соберемся всей семьей в выходные, устроим пикник по этому случаю. А если ты считаешь дурным знаком праздновать окончание первого триместра, то просто поужинаем и поболтаем от том о сем. Как думаешь, Джанет не будет против? — Жена Шейна любила бывать в гостях у Девлинов, но из-за беременности могла предпочесть остаться дома.

— Она будет только за, — усмехнулся Шейн. — Мы приедем в следующую пятницу. В эти выходные нас позвали на свадьбу, отказаться было бы невежливо. Ах, мама, знала бы ты, как нам хотелось рассказать всему миру, что у нас будет ребенок! Но мы хранили секрет, потому что боялись сглазить. Конечно, Джанет сообщила своей матери, ты же знаешь, как они близки. Мне жутко неловко, что я молчал…

— Дорогой, не надо оправдываться. Девочки рассказывают матерям больше, нежели мальчики. Такова природа. — Кристи села в кресло. — Послушай, давай пригласим на выходные твою тещу. Думаю, Джанет будет рада. — Жена Шейна была единственным ребенком, к тому же ее мать рано овдовела и жила одна. — Что скажешь, сынок?

— Ты здорово придумала, мам, — ответил Шейн. — Кстати, мы рассчитываем, что ты будешь иногда сидеть с малышом.

— Правильно рассчитываете, — тепло сказала Кристи.

Через полтора часа Кристи уже складывала в корзинку приготовленное для Уны и Денниса Магуайер угощение. Она еще не слышала о том, что Мэгги вернулась в город, поэтому очень переживала, как Магуайеры будут справляться. Рассчитывать на помощь Денниса было бессмысленно: в ожидании чудес можно умереть с голоду. Поэтому Кристи зажарила целого цыпленка с приправами, сварила говяжий бульон, подсушила для него гренки и испекла около дюжины небольших кексов с изюмом. Накрыв корзинку пестрым платком, Кристи отправилась навестить подругу.

— Кристи, как хорошо, что ты пришла! — воскликнула Уна, когда Деннис провел гостью на кухню.

— Я тоже рада тебя видеть. — Кристи поставила корзину на стол и присела рядом с Уной. — Как ты? Долго будешь носить гипс?

— Шесть недель, — горестно сказал Деннис, сортировавший газеты, которые собирался сдать в переработку. Обычно этим делом занималась Уна, часто ворчавшая, что у мужа руки растут не из того места.

— Осталось всего пять с половиной недель, — поправила Уна. — Врач сказал, я скоро поправлюсь и буду порхать, как раньше.

Кристи поняла, что это было сказано для Денниса, вздыхавшего над стопкой газет. Внезапно она почти физически ощутила, как хрупки кости подруги: словно тонкая паутина вместо прочного каркаса. В голове мелькнула картина: блестящие спицы больших колес, подлокотники инвалидного кресла. Кристи мысленно взмолилась о том, чтобы ее видение представляло лишь один из множества вариантов будущего. Ей не хотелось подобной судьбы для Уны.

Кристи погладила ее руку, желая подбодрить.

— Деннис, я чувствую сквозняк. Наверное, я неплотно закрыла входную дверь. Ты не проверишь?

— Хорошо. Заодно вынесу мусор к контейнерам. Не знаешь, машина еще не приходила?

— Обычно мусор забирают по утрам, — ответила Кристи.

Удивительно, что за столько лет жизни на Саммер-стрит Деннис не знал элементарных вещей.

— Что, моя ложь настолько очевидна? — тоскливо спросила Уна, когда муж вышел из кухни.

— Только для меня, дорогая. Что на самом деле говорят врачи?

— Жаль, у меня нет твоего дара, — вздохнула Уна. — Наверное, это здорово — предвидеть события и иметь время к ним подготовиться. Если бы я знала, что упаду, не полезла бы так высоко. — Она кивнула на свою загипсованную ногу.

— О каком даре ты говоришь? — искренне удивилась Кристи. Она скрывала свой талант почти от всех и точно не посвящала в тайну Уну Магуайер. Слишком уж часто люди пугались чужих странностей, а Кристи не желала потерять подругу.

— Ты ведь иногда предвидишь события, да? У мамы была приятельница с подобным даром. Когда я была моложе, бегала к ней гадать на картах.

— Я не гадаю на картах. Мой дар… несколько иного рода, чем ты думаешь. Я вообще предпочитаю скрывать его, потому что церковь и люди не слишком терпимы к тем, кто отличается от большинства. Я действительно вижу больше, чем должна, но это… не предвидение. Что-то вроде предчувствия, смутные образы. К тому же чем ближе находится человек, тем труднее мне прочитать в его сердце, — добавила Кристи торопливо, опасаясь лишних расспросов о будущем.

— Но ты чувствуешь, когда человек лжет, да? — допытывалась Уна.

Кристи кивнула.

— Это скорее интуиция, чем предвидение. Я поняла, что твои дела не так хороши, как ты говоришь, и что ты желаешь скрыть это от мужа. Так что говорят врачи?

— Остеопороз, причем сильно запущенный. У матери тоже были хрупкие кости в пожилом возрасте, поэтому я настояла на обследовании. Оказалось, мои кости не многим прочнее стекла. Лечащий врач удивился, как я умудрилась ничего не сломать раньше. В общем, придется жить очень осторожно, иначе постоянно буду таскать на себе гипс и бинты, — сказала Уна.

— Как Деннис справляется с новыми обязанностями?

— Так к нам же Мэгги приехала! — оживилась Уна.

— Так скоро? — Кристи улыбнулась. — Молодец! Как у нее дела?

— Все в порядке, — гордо ответила подруга. — Мэгги пошла за продуктами. Если бы ты пришла чуть раньше, ей не пришлось бы идти в магазин. Ты столько всего принесла! — Уна кивнула на корзину. — Ах, Мэгги такая отзывчивая девочка! Она прилетела утром. Деннис позвонил ей и рассказал о нашей беде. И Мэгги тотчас все бросила и приехала. Умница, правда? Хоть бы она побыстрее устроила свою жизнь, как твои дети. Впрочем, хоть Мэгги и не замужем, она вроде счастлива. Это самое главное, правда?

— Правда, — подтвердила Кристи. Момент был неподходящий, чтобы рассказывать о беременности невестки. — Давай я заварю свежий чай… — Она указала на керамический чайничек, стоявший возле плиты.

— Да, ты очень добра, — кивнула Уна. — Лучше чай с молоком, чем все эти таблетки с кальцием, на которые меня посадили. Все равно в нашем возрасте кальций усваивается плохо. Кристи, тебе тоже надо сделать обследование. К сожалению, за климаксом всегда подкрадывается остеопороз, такова наша женская участь.

— Увы, это так. — Кристи сполоснула чайничек и ошпарила кипятком. Засыпав в него ложку заварки, она бегло взглянула на те газеты, которые не забрал Деннис. Достаточно свежие номера были перемешаны со старыми, двух- и даже трехмесячной давности.

Ожидая, пока заварится ароматный жасминовый чай, Кристи принялась аккуратно складывать газеты в стопку, пока один из заголовков не привлек ее внимание. Бог знает почему это случилось: статья была маленькой, шрифт — мелким, однако для Кристи он на мгновение словно окрасился в багровые тона. Уна продолжала что-то говорить, но Кристи не слышала ни слова. Она выронила газету из рук, и та спланировала на пол. Наклонившись, Кристи подняла ее.

«Польский художник впервые за 25 лет выставляется в Ирландии», — гласила статья.

Кристи вцепилась пальцами в край столешницы. Заметка была крохотной, но ее содержание означало для Кристи настоящую катастрофу, взрыв из прошлого. «Кэри Воленский открывает выставку в следующем месяце. Экспозиция включает в себя серию «Темная леди»…»

Кристи замерла, услышав позади шаги вернувшегося Денниса.

— Я сам переберу прессу, — сказал он, легонько похлопав ее по плечу. — Уж с этим я как-нибудь справлюсь.

Он взял стопку газет и вынес из кухни, а Кристи продолжала стоять, держась за столешницу и вперив взгляд туда, где только что лежала газета.

Кристи думала о Кэри Воленском, который едва не уничтожил ее брак. Он снова возвращался из небытия. Возвращался как наваждение, от которого не удалось избавиться.

Теперь Кристи знала, что ее предчувствия были связаны вовсе не с беременностью невестки.