Глава 15

Возраст — штука странная, думала Кристи. Когда тебе шесть, одиннадцатилетние кажутся пришельцами из космоса. В шестьдесят пятилетней разницы в возрасте не замечаешь вовсе.

Когда-то между Кристи и ее сестрой Эйной лежала пропасть в пять лет. С годами пропасть сужалась, пока не исчезла вовсе и женщины не стали «почти одногодками».

И все же материнские чувства, которые Кристи испытывала к младшей сестре, никуда не делись. Она защищала Эйну, если отец злился, а мать делала вид, что ссора не имеет к ней отношения. Она водила сестру на прогулку и учила читать.

Именно поэтому воспоминания о Кэри Воленском были столь мучительными. Когда Кэри появился в жизни Кристи, мысли о сестренке отошли на второй план. Она до сих пор не могла простить себя за это.

Теперь, увидев имя художника в газете, Кристи пришла в невероятное возбуждение и не находила себе места. От этого она чувствовала себя виноватой. Эйна, позвонившая на неделе и предложившая встретиться, лишь подлила масла в огонь.

— Я хочу сделать сюрприз Рику на день рождения.

У Эйны был такой взволнованный голос, словно сюрприз предполагался совершенно невероятный.

— Увидимся в три в кафе на Саммер-стрит, — предложила Кристи.

Они заняли стол у окна, взяли кофе и маффины. Снаружи сидела компания старшеклассниц из школы Святой Урсулы. Девчонки заметили Кристи и принялись махать ей руками. Она улыбнулась, представляя, как они ругаются сквозь зубы, совсем не радуясь ее появлению. Одна из девочек пыталась спрятать под столом сигарету, остальные торопливо распихивали пачки по рюкзакам. Кристи знала, что кое-кто из старшеклассниц курит, и, хотя и осуждала их, никогда не лезла с советами. Юные создания в голубой форме и длинных полосатых шарфах, с ухоженными волосами и наращенными ногтями выглядели куда старше, чем в свое время Кристи и ее сверстницы.

Среди девчат Кристи заметила Эллу. У девочки был немного потерянный вид, как будто в отсутствие подруги она чувствовала себя не в своей тарелке.

Где сейчас Эмбер? И как справляется с горем Фей Рид?

Со дня побега Эмбер прошло несколько дней. Каждый вечер Кристи и Мэгги заходили к ее матери, чтобы узнать, как она справляется без дочки. Они пили чай в гостиной Фей и болтали.

Утром Фей улетала в Штаты. Она по крупицам вытянула из Эллы всю информацию о группе Карла и постаралась сложить полную картину.

— Ты знаешь, какая студия берется их раскручивать, но этого недостаточно, — качала головой Мэгги, поражаясь решимости Фей. — Не маловато ли фактов?

— Я знаю, в какой город ехать, — твердо ответила мать Эмбер. — Я найду дочь, можешь мне поверить.

Кристи радовалась, что Фей оклемалась и полна энергии. Давать ей советы она больше не пыталась. Собственная постыдная тайна не позволяла взять наставнический тон. Ей и самой требовался дельный совет. А может, с иронией думала Кристи, помогла бы лоботомия, которая делает любые проблемы несущественными.

Она никак не могла обрести покой. Выставка Кэри Воленского, о которой она прочла в газете, сводила ее с ума. Оставалось затаиться и выждать, пока художник укатит восвояси, а пласт воспоминаний, поднявшийся из темных глубин, вновь уляжется на место.

— Здесь так уютно, — сказала Эйна, размешав сахар в кофе и облизав ложечку. — Очень по-домашнему. Жаль, такой кафешки не было в Килшандре, скажи? На Саммер-стрит все друг друга знают, часто общаются. Это так здорово.

Хорошо, что соседи по Саммер-стрит не знали, где они с Эйной выросли. На них смотрели бы с жалостью, если бы подробности детства сестер Маккензи были преданы огласке. У отца был скверный, конфликтный характер, от вспышек его гнева страдали не только жена и дети, но и посторонние люди. Соседи сочувствовали Море, Эйне и Кристи, понимая, что ужиться с деспотом не просто. «Ваш отец… человек с тяжелым нравом» — вот самое мягкое высказывание соседей о главе семейства.

Эйна была слишком мала, чтобы разбираться в происходящем, и принимала грубые крики отца как должное. Кристи, еще слишком юная, чтобы дать отпор, но уже сообразительная, страдала от сочувственных взглядов соседей. Переехав на Саммер-стрит, она постаралась забыть о Килшандре и своем невеселом детстве.

Внезапно Кристи вспомнила о Мэгги Магуайер, хотя не увидела в этом особой логики. На ее памяти Мэгги никогда не сидела в кафе с хихикающими сверстницами, пряча под столиком сигареты, хотя кафе находилось совсем рядом со школой Святой Урсулы и ее домом. Была ли Мэгги замкнутой? Кристи совершенно не помнила деталей. С кем она общалась? И почему с неохотой возвращалась на Саммер-стрит, словно родной дом навевал печальные воспоминания?

— На самом деле, — начала Эйна, — я вовсе не собиралась обсуждать день рождения Рика. Это был предлог. — Ее щеки пылали. — Я хочу поделиться с тобой секретом. Только с тобой, понимаешь?

По спине Кристи прошел холодок, и она бессознательно вцепилась в фарфоровую чашечку, готовясь к дурной новости.

— Ты ведь никому не расскажешь? Особенно Джеймсу? Знаю, у тебя нет секретов от мужа, но тут такое дело…

— Договорились, — просипела Кристи.

— Речь о Кэри Воленском. — От этой фразы Кристи бросило в жар. — Я упоминала, что он будет в городе с выставкой. Так вот, я позвонила в отель, в котором он остановился, и оставила сообщение. Все так странно… — Эйна опустила глаза, став совершенно пунцовой. — В том смысле, что… очень необычное ощущение, когда ждешь встречи с бывшим парнем. Конечно, Рик не стал бы препятствовать нашей встрече, потому что уверен во мне и знает, что Кэри Воленский остался в прошлом. Но я не стала ничего ему рассказывать. Вдруг он расстроится?

— Думаю, он точно расстроится, — согласилась Кристи.

— Короче, я скрыла, что звонила в отель, а теперь чувствую себя неловко. Наш роман с Кэри кончился до появления в моей жизни Рика, но ведь это были серьезные отношения. Обманывать Рика нехорошо, но и обижать его не хочется. Что скажешь на это, сестричка?

Кристи сидела прямо, словно кол проглотила, и молча смотрела на Эйну. Ей было очень, очень плохо. Словно именно теперь страх, постепенно накрывавший ее в последний дни, достиг своей кульминационной точки. Пожалуй, страшные события, которые она предчувствовала, все же нашли ее, и теперь от них было не скрыться.

— У Кэри, конечно, были другие женщины с тех пор, как мы расстались, — продолжала Эйна. — Я, знаешь ли, следила за его жизнью по газетам и новостям. Понимаю, в этом есть… что-то преступное, ведь я люблю Рика. Наш с Кэри роман был с самого начала обречен: он был старше, опытнее, жестче. И искусство для него значило, увы, больше, чем я. Пожалуй, Кэри куда больше подходил тебе, нежели мне! — Эйна нервно хохотнула. — Вы оба помешаны на искусстве, а я даже фамилию Пикассо впервые услышала от Кэри. И веришь, подумала, что он говорит о марке машины!

Кристи медленно кивнула.

— Ах, но ведь следить за судьбой того, кто был тебе дорог, так интересно! — воскликнула сестра. — Понятное дело, Кэри всегда искал встречи с женщинами моложе себя. И как мужчинам это удается? Вот я даже представить себя не могу с молодым парнем лет тридцати. А ты? Да все бы смеялись и тыкали пальцем. Почему мужчинам можно, а нам нельзя, а? — Эйна перевела дух. — Кэри даже был женат. На какой-то польке. Она похожа на тебя в молодости: длинные темные волосы, чуть раскосые глаза — словом, красотка.

Эйна схватила нож и посмотрела на свое отражение в узком зазубренном лезвии, внимательно изучила глаза, словно желая убедиться, что сеточка морщин не слишком заметна. Внешностью она пошла в отца с его бледно-серыми глазами, светлой веснушчатой кожей и пепельными волосами. В отличие от сестры Кристи унаследовала черты бабушки, которая умерла задолго до ее рождения.

— Как думаешь, ботокс поможет? — спросила Эйна внезапно. — Я вся в морщинах, словно мопс. Никакие возрастные кремы не действуют. Я использовала самую дорогую косметику годами, скупала тоники, лосьоны, сыворотки, увлажняла и мазала кожу век исключительно безымянным пальцем, стирала косметику на ночь, спала на спине… и погляди на меня! Я хуже мопса. Я шарпей!

Несмотря на комок в горле, Кристи рассмеялась.

— Никакой ты не шарпей, Эйна! Ни капельки не похожа, хотя они очень и очень милые существа. Хочу завести одного, но, боюсь, мои девочки не потерпят конкуренции. — Кристи знала, что Тилли и Рокет — ужасные собственницы. Даже незнакомые люди в доме вызывали у них настороженность, а то и враждебность, что уж тут говорить о собаках. — Ты очень хорошо выглядишь для своих лет, милая. — Кристи привыкла утешать сестру. Она старалась внушить ей уверенность, потому что Эйна постоянно была недовольна собой. То она была слишком толстой, то слишком костлявой, а теперь вот внезапно стала старой.

— Я позвонила в отель и наговорила сообщение, — снова вернулась к оставленной теме Эйна. — Как считаешь, это было глупо?

Кристи хотелось закричать, что сестра совершила чудовищную ошибку. Она с трудом взяла себя в руки.

— Скорее всего он не перезвонит, — осторожно сказала она, моля Бога о том, чтобы Кэри Воленский и думать забыл о существовании сестер Маккензи.

— А вот и нет. — Эйна покусала губу. — Мне позвонила его помощница, сказала, что Кэри хочет встретиться и поболтать о прошлом. Но к сожалению, у него такой плотный график, что трудно найти свободное окно. Она сказала, Кэри позвонит, как только выберет время. Но он хочет встретиться! Он ничего не забыл!


Эйна проводила Кристи до дома и отправилась к себе. У нее был такой счастливый вид, что от дурных предчувствий у Кристи ныло сердце.

Она налила себе большой бокал вина и вышла в сад. Джеймс был бы изумлен, увидев ее с выпивкой в столь ранний час. Кристи могла сказать, что просто решила посидеть на солнышке и порефлексировать с бокалом прохладного шабли, но это была бы наглая ложь. Ей требовалось привести в порядок эмоции, расслабиться и затолкать поглубже в подсознание страх, острыми иголочками коловший мозг. Кэри Воленский вновь бесцеремонно вторгся в ее жизнь. Столько лет ушло на то, чтобы похоронить связанный с ним секрет! А он с легкостью возродился из пепла, словно все было только вчера.


Все последние месяцы перед своим тридцать пятым днем рождения Кристи была ужасно занята. Она как раз начала работать на полставки преподавателем искусств в школе Святой Урсулы для девушек да еще, желая побольше заработать, рисовала акварелью натюрморты, которые ее друг продавал на рынке. Джеймс много работал над проектом по защите окружающей среды, допоздна задерживался в офисе и постоянно говорил лишь о делах.

Кристи обожала Итона и Шейна, ценила каждый момент, проведенный с детьми, и жалела, что не может уделять им больше внимания. Порой она чувствовала, как остро щемит сердце, когда смотрела на занятых играми мальчишек.

— Нельзя быть такой сумасшедшей мамашей, — сказала она как-то сестре. — Меня пугает, как сильно я их люблю. Стоит прочесть в газете о катастрофе или несчастном случае, я тотчас примеряю трагедию на себя, на своих детей. И веришь, переживаю с такой силой, словно все взаправду. Боль при этом почти физическая!

Эйна, работавшая в администрации больницы и как раз переживавшая очередной роман с каким-то врачом, вкалывавшим в две смены, только вздохнула. Ее приятели работяги были слишком ограничены во времени, чтобы уделять ей достаточно внимания.

— Хотела бы я испытывать столь сильные эмоции. Мне кажется, я вообще не найду себе мужчину, достойного отцовства, и останусь бездетной. За последние три года у меня не было ни одного романа, который продлился бы дольше трех месяцев. Словно у меня на лбу стикер «Девяносто дней — максимум!». Через три месяца все они сбегают, промямлив: «Ты прекрасная женщина, но…» Варианты концовок разные, однако смысл один: я требовательна, а у врачей нет времени на женские капризы. Все, больше никаких медиков! Мне надо чаще выбираться в город и знакомиться с людьми, а то загнусь в этой больнице.

Кристи почувствовала себя виноватой. Зря она завела разговор о детях с сестрой, мечтающей стать матерью. Следовало найти другого собеседника, а не травить душу бедной Эйне. Во всем была виновата страшная занятость Джеймса, с которым Кристи в последнее время говорила мало и только о работе. Все, что не укладывалось в тему «Загрязнение окружающей среды», превратилось едва ли не в табу.

— Я так устал, — вяло говорил Джеймс, стоило Кристи сделать попытку его разговорить.

— Я устаю не меньше твоего, — бурчала она обиженно.

— Тогда пойдем спать, — предлагал муж.

— Ты встретишь подходящего парня, вот увидишь, — попыталась утешить сестру Кристи. — Ты же красавица и умница, Эйна! Всему свое время. Просто ты не там ищешь. Действительно, почаще выбирайся в люди, ходи в музеи, на выставки, вечеринки. Наслаждайся жизнью, а о мужчинах забудь. И нужный человек сам найдет тебя, вот увидишь! Счастливые встречи происходят, когда их совсем не ждешь.

О как она жалела о данном совете годы спустя!

За сутки до дня рождения Кристи сказала Джеймсу, что идет с сестрой в галерею. Эйна хотела представить ей своего нового парня, какого-то польского художника, который был старше ее и, похоже, в скором времени тоже собирался сказать ей: «Ты прекрасная женщина, но…»

После выставки сестры хотели поужинать и отметить тридцать пятую годовщину Кристи.

— Прости, дорогая, я так закрутился… — виновато сказал Джеймс. — Совсем забыл о дне твоего рождения. Что тебе подарить?

— Внимательного мужа.

— Что ты болтаешь, у тебя уже есть один.

— Вроде есть, а вроде бы и нет, — вздохнула Кристи. — Мы с мальчишками почти не видим тебя. Ты помешался на работе, Джеймс! Я готовлю, убираю, приглядываю за детьми и работаю на двух работах. А ты даже о дне рождения забыл! Я не устраиваю сцен, пойми, но твое невнимание обидно. Мне не нужен дорогой подарок, но хотя бы открытку ты мог подарить. Ведь ты даже не подумал об открытке?

— Могу сделать открытку своими руками, — смущенно предложил муж.

— Ты ужасно рисуешь. — Кристи была расстроена. — И потом, ты немного опоздал.

Она внезапно подумала о браке родителей. Зачем было выходить замуж? Достаточно родить ребенка и жить без мужчины. Должно быть, мужчины и женщины сделаны из разного теста и не способны уживаться вместе. Мужчины находятся в вечном поиске, словно древние завоеватели и охотники, тогда как женщина всегда стремится обрести стабильную гавань, поддерживать очаг и заботиться о детях.

Кристи грустно посмотрела на мужа, а затем в пыльное окно автобуса. Они с Джеймсом ехали в город по делам, и Кристи надеялась, что муж зазовет ее в ресторан, где давно заказал столик. Увы, он не просто не планировал сюрприза, но и вовсе забыл о дне рождения.

Художник, роман с которым переживала Эйна, выставлялся в галерее «Бамбу». Кое-что зная о нем, Кристи заранее была настроена против него.

— Ну… — решился прервать затянувшееся молчание Джеймс. — Расскажи мне об этом парне.

Кристи, увлеченная искусством, была наслышана от знакомых о Кэри Воленском, его сокрушительном очаровании и диком, необузданном темпераменте. Художник бросал женщин, едва его интерес к ним начинал угасать, и то, что Эйна выбрала столь ветреного мужчину, беспокоило ее.

— Думаю, он совершенно ненормальный, — раздраженно пожала плечами Кристи. — Чем талантливей художник, тем он больший псих.

— Ты тоже талантлива, но ты не псих, — подольстился Джеймс.

— Я неплохой преподаватель искусства и посредственный художник, — вздохнула Кристи. — Мне далеко до гения, именно поэтому в моей крови нет гена безумия. И слава Богу!

— А если этот Воленский не так уж плох? Может, это лучший мужчина в жизни Эйны?

— Сомнительно. Если он бросит мою сестру, я оболью его полотна кислотой, — мрачно сказала Кристи. — Я всю жизнь опекала Эйну, особенно от психов с манией величия. Защитить ее от Кэри Воленского — мой долг.

На то, что польский художник гениален, указывало все: толпы людей, бесновавшихся у входа, счастливчики, уже посетившие выставку и выходящие на улицу с одухотворенными лицами.

— Выше всяких похвал! Какой талант! — неслись отовсюду восторженные возгласы.

Кристи и Джеймс влились в толпу страждущих, и уже через десять минут им удалось пробраться внутрь галереи, где со стен на них смотрели картины Воленского, наводящие на мрачные размышления. Кристи любила искусство в различных проявлениях, но работы в стиле темного абстракционизма, как правило, не вызывали у нее восхищения.

Однако произведения поляка потрясали и даже подавляли. Да, здесь чувствовалась рука гения: точные мазки, удивительно глубокая палитра подняли в душе Кристи бурю эмоций, настоящее торнадо. Картины были такими энергичными, емкими, что от них нельзя было оторвать взгляд.

В коллекции были и портреты, но люди на них казались холодными, отстраненными и заносчивыми. Кристи не любила таких портретов, ей по душе были нежные, теплые краски гогеновских женщин, а не хрусткий, почти ощутимый лед на лицах, изображенных Воленским.

Но похоже, Кристи оказалась единственной, кому творчество поляка пришлось по душе не целиком. Большая часть картин уже была продана, если судить по ярким стикерам на рамах. Да уж, Кэри Воленскому не требовалось работать на полставки учителем в школе Святой Урсулы, чтобы оплачивать аренду.

Ощущение, что мужчина, творивший в столь суровой, мрачной манере, никак не может составить гармоничную пару с Эйной, усиливалось с каждой минутой. Человек, писавший картины с такой яростью, почти ненавистью к окружающему миру и своим зрителям, вряд ли мог когда-либо стать хорошим отцом. Такую силу нельзя обуздать и контролировать, нечего даже и пытаться. Страшно даже представить, какой из Кэри Воленского вышел бы муж. Второй отец Кристи и Эйны, это точно!

— А вот и ты, моя драгоценная сестрица! — воскликнула Эйна, выныривая из толпы. — Заранее не поздравляют, так что о дне рождения пока не будем. Как добрались?

В честь праздника Кристи уложила волосы на прямой пробор, а концы накрутила горячими бигуди. Теперь роскошные пряди кольцами вились по ее плечам словно причудливые змеи. На ней было бархатное платье сливового цвета с высоким горлом и открытыми руками, подчеркивавшее фигуру.

— На свои сорок ты не тянешь, — подшутила Эйна, и Кристи рассмеялась своим густым, низким смехом.

Рядом с Эйной неожиданно оказался мужчина, который уставился на гостью неподвижным взглядом. Внезапно Кристи ощутила странное волнение, даже дурнота накатила. Чувство, будто она все знает об этом человеке, заставило ее сделать шаг назад.

От Кэри Воленского исходила почти физически ощутимая мощь, у него была та же энергетика, что у его картин, ему хотелось доверять и подчиняться. Он оказался выше Кристи, которая отнюдь не была коротышкой. У поляка было худое, гибкое тело и густые непослушные черные волосы. Его глаза смотрели гипнотически, вбирая каждую деталь, без тени смущения. Вокруг сновали люди, очень разные, яркие, но мрачная демоническая фигура Воленского все равно выделялась в толпе, словно все они были просто бледным фоном.

— Рад встрече, — сказал Джеймс.

Кэри кивнул и улыбнулся. Мрачное выражение спорхнуло с лица, уступив место приветливости.

Несколько человек подошли ближе, чтобы выразить свое восхищение, а подруга Эйны, Хлое, пригласила всех на вечеринку по случаю открытия выставки.

— Будут все! — воскликнула она, пожирая взглядом художника. — Приезжайте, это на Харрингтон-роу. Такой здоровенный особняк с бассейном.

— Мы не сможем, потому что запланировали ужин в ресторане, — покачала головой Кристи. — Так что ничего не получится. — Ей все больше хотелось сбежать.

— Почему? Отличная возможность совместить приятное с полезным, — возразил Джеймс. — Гости, музыка, напитки… отличная возможность забыть о том, что тебе тридцать пять.

— Я вовсе не стремлюсь об этом забыть, — сказала Кристи. — И мне не хочется тащиться на Харрингтон-роу.

— Если кто-то не хочет ехать, заставлять бессмысленно, — сказал Воленский. Художник впервые заговорил, и Кристи удивилась тому, до чего его акцент похож на акцент Ленкии, полный мурлычущих звуков. «Язык любви», — почему-то мелькнуло в голове Кристи, и она смутилась, но не отвела взгляда.

Они с Воленским смотрели друг на друга, безучастные к окружающему. Кристи чувствовала, что сможет нарисовать лицо поляка даже годы спустя — так остро западала в память каждая черта.

Кэри смотрел на нее так, словно тоже сожалел, что рядом нет холста и красок. Кристи коротко взглянула на его пальцы и почему-то сразу представила, как они ощупывают ее лицо, запоминая детали, затем двигаются вниз, вдоль линии подбородка, по шее и ключицам, забираются под бархатное платье.

— Он очарователен, правда? — выдохнула Эйна восхищенно, хватая сестру под локоть. — Думаю, я нашла того, кто мне нужен, — шепнула она уже на ухо.

Кэри по-прежнему сверлил ее взглядом, и Кристи поняла, что должна сейчас же, немедленно отвернуться, иначе всем и каждому станет ясно: польского гения и замужнюю Кристи Девлин с невероятной силой тянет друг к другу.

— Воленский, ваша выставка — настоящее событие. — Коренастый толстяк с сигарой в зубах схватил Кэри за руку и энергично встряхнул.

Богатый коллекционер, вспомнила Кристи. Знакомство с такими людьми много значило для любого художника, поскольку давало пропуск в мир денег и славы. Взгляд Воленского оторвался от лица Кристи. Он уставился на коллекционера.

Кристи перевела дух и напомнила себе, что давно замужем. К тому же Кэри Воленский был мужчиной ее сестры. Между Кристи и поляком не могло быть никакого притяжения! Ни-ка-ко-го притяжения!

— Давайте я покажу вам лучшие картины, — предложила Эйна.

— Да, отличная мысль, — с готовностью поддержала Кристи.

Вместе с сестрой и мужем Кристи сделала круг по широкому залу, где возле стен кучками толпились люди, восторгавшиеся шедеврами мистера Воленского. Эйна объясняла, почему та или иная картина носит такое название, а Джеймс вежливо кивал и приподнимал брови. Обычно Кристи хихикала, когда муж делал что-либо из вежливости (уж больно серьезный у него становился вид), шептала на ухо чепуху вроде «здесь изображен не рассвет, а малиновое ухо натурщицы». Однажды она искренне согласилась с Джеймсом, что собаки, играющие в покер, — вершина современного искусства, потому что у мастифов были уж очень потешные морды.

Но в этот раз у нее не было сил подначивать мужа. Картины с каждой минутой нравились ей все больше и больше. Они были полны невиданной энергетики, и скучающее лицо мужа едва ли не раздражало.

Кристи чувствовала обжигающий взгляд Воленского и боялась обернуться. Ей казалось, он видит ее насквозь, словно рентгеном просвечивает каждую трясущуюся от напряжения косточку. Она вела себя так, как ведут себя все, кто знает, что за ними наблюдают: смеялась, держала плечи прямо, шагала по-кошачьи, стараясь придать себе привлекательности. Даже зная, что подобное поведение постыдно, запретно, Кристи ничего не могла с собой поделать.

Они-таки поехали на вечеринку.

— Какая разница, где веселиться? — убеждал Джеймс. — Мы обещали вернуться к двенадцати, а сейчас лишь половина десятого. Можем позвонить по дороге Фионе и сказать, что в ресторан не поехали, но все равно собираемся задержаться.

Фиона, сидевшая с детьми, была студенткой и жила на Саммер-стрит с родителями. Ее мать была медсестрой, и этот факт неимоверно радовал Кристи. Ведь если что-то случится с мальчишками (Господи, отведи!), мать Фионы окажет необходимую помощь, поскольку живет совсем рядом.

— Ну, не знаю. Это же чужая вечеринка, — капризно тянула Кристи, втайне надеясь, что ее примутся уговаривать.

— Да хватит уже ныть! — внезапно взорвался Джеймс. — То ты была недовольна, что никто не организовал для тебя вечеринку, а теперь вот отказываешься от прекрасного шанса повеселиться. Ты сама не знаешь, чего хочешь!

Если бы они не поругались на предмет забытого подарка, если бы Кристи не чувствовала себя такой одинокой последние месяцы, если бы ее день рождения не совпал с вечеринкой в честь Кэри Воленского, они никуда бы не поехали. И это не положило бы начало целой цепи судьбоносных событий.


Особняк на Харрингтон-роу оказался огромной постройкой в викторианском стиле, с палевыми стенами и полами, великолепно подходящими для любителей украшать жилище картинами и скульптурами. Правда, для шумных вечеринок дом подходил едва ли, но это не заботило хозяев. Кристи чувствовала себя старой в окружении друзей Эйны, которые пританцовывали под музыку и шумно общались. Эйна сделала неудачную попытку вытащить сестру на импровизированный танцпол.

Джеймс все еще почти не разговаривал с Кристи и позволил какому-то мужчине увлечь себя разговором у окна. Позже выяснилось, что это был давний приятель родного брата Джеймса.

Кристи чувствовала себя покинутой и никому не нужной до тех пор, пока чья-то рука не схватила ее под локоть и не потянула через огромную кухню в коридор, затем через три лестничных пролета наверх, в просторную мансардную комнату, украшенную картинами.

— Здесь хозяин хранит свои сокровища, — с усмешкой сказал Кэри, не выпуская ладони Кристи. — Самые ценные картины, гордость коллекции. Кстати, среди них две мои.

Они были одни, стояли рядом, соприкасаясь плечами, и хотя разум Кристи велел ей убираться прочь, она не могла сделать ни шагу. Она обожала Эйну и искренне любила мужа, но даже серьезные обязательства перед близкими людьми оказались бессильны перед той волной желания, которая овладела Кристи. Ей казалось, что если Кэри Воленский не прижмется к ней всем телом немедленно, она просто сойдет с ума и лишится чувств. Кристи даже дышать боялась, опасаясь, что из горла вырвется животный хрип.

— Ты тоже это чувствуешь? — негромко сказал Кэри. Он смотрел на пальцы Кристи, зажатые в его руке, изучал форму ногтей, касался другой рукой ладони, словно пытался прочесть по линиям судьбу. — Я знаю, ты чувствуешь. Безумие какое-то…

— Ничего я не чувствую, — сказала Кристи чужим голосом. — Я замужем. — Как если бы замужество было талисманом, способным уберечь от беды!

Кэри по-прежнему гладил ее пальцы.

— Значит, брак уберегает от греховных желаний? Но разве это так?

— Для католиков брак священен. — Кристи хотела бы, чтобы в ее голосе было больше твердости. — Я придерживаюсь принципов моногамии.

— Моногамию придумали мужчины, чтобы удержать женщин в узде. Сами они редко следуют собственным правилам. Нельзя прожить всю жизнь, храня верность единственному человеку.

— Думаю, можно, — возразила Кристи и даже сделала слабую попытку отнять руку. — Я люблю мужа, верите вы в это или нет! — Это была правда, но за ней нельзя было спрятать главное: Кристи трясло от малейшего прикосновения пальцев Воленского.

Если она искренне любит мужа, откуда это мощное влечение к другому мужчине? Откуда это предательское дрожание коленей, этот ком в горле?

Кристи чувствовала: стоит художнику сделать хотя бы один шаг, и она тотчас отдастся ему, прямо среди дорогих картин, на чужой вечеринке.

Однако Кэри выпустил ее руку и отступил, глядя теперь ей в лицо.

— Я позволю тебе уйти, раз так, — мягко улыбаясь, сказал он. — Но сначала дай мне коснуться твоего лица. Мне нужно запомнить черты.

Должно быть, сияющие глаза Кристи ответили «да», хотя с губ не сорвалось ни звука. Ладони художника легли ей на щеки, пальцы принялись гладить высокие скулы, скользить вдоль подбородка, трогали мягкие губы, послушно приоткрывавшиеся в ответ.

Кристи не двигалась до тех пор, пока пальцы Кэри не скользнули по ее зубам. Сама того не ожидая, она довольно сильно прикусила их, словно делая предупреждение.

— Ты вовсе не овечка, а львица, — сказал он с усмешкой.

Кристи разжала зубы и чуть отстранилась.

— Замужняя львица, — уточнила она. — Мне пора, мистер Воленский. Рада была знакомству.

И она ринулась прочь, к лестнице.

— И это все? — крикнул вслед художник.

— Все, — бросила Кристи через плечо.

Оказавшись на кухне, она налила себе стакан холодной воды и залпом осушила его, надеясь, что вскоре перестанут пылать щеки, которых касались руки Воленского.

Вернувшись в главный зал, Кристи поискала Джеймса. Он все еще сидел на банкетке у окна и смеялся над чужой шуткой.

Кристи несколько минут стояла в отдалении и смотрела на человека, с которым ее столько связывало. У них с Джеймсом были общие дети, крепкая семья и стабильные отношения. Почему, почему демонический Кэри Воленский заслонил собой светлый образ мужа? И почему мужчина, который вызывал такие яркие эмоции, страсть, о какой Кристи мечтала лет пятнадцать назад, появился в ее жизни так поздно, когда место в сердце давно занято?

В такси, по дороге домой, Кристи крепко держала мужа за руку. Она не собиралась давать Кэри Воленскому шанс. Любовь к Джеймсу должна была победить неразумную, пагубную тягу к польскому художнику.

Джеймс очень устал и рухнул в постель, едва ушла няня. Кристи задержалась на кухне, чтобы помыть посуду. Она была так возбуждена произошедшим, что незаметно помыла и плиту с духовкой, а затем принялась скрести раковину. Сообразив, что энергия бьет через край, Кристи решила пустить ее в полезное русло и приготовила яблочный пирог, обожаемый мужем. Обычно она чистила яблоки наспех, да и тесто месила миксером, а не последовательно сбивала вместе ингредиенты венчиком, но в этот раз пекла его с особой любовью и нежностью, словно пытаясь замолить грехи.

По пути в спальню Кристи заметила горку стираных детских вещей и схватилась за утюг. Гладила она тоже тщательно, аккуратно отутюживая каждый крохотный кармашек и рукавчик. Но и эта физическая нагрузка не помогала забыть о Кэри Воленском.

Кристи чувствовала его ладони на своей груди и бедрах, его сильное, гибкое тело прижималось к ней, губы впивались в губы. Ощущения были настолько реалистичными, словно все происходило наяву.

Что бы она ни делала, чем бы ни занималась, все было тщетно. Кристи Девлин не могла противиться проклятому желанию заняться с Кэри Воленским самым безумным сексом в своей жизни.

Загрузка...