Если бы было возможно заставить телефон звонить усилием мысли, мобильный Фей разрывался бы на части все утро. Рабочий телефон звонил каждые три минуты, однако маленькая «Моторола» в пластиковом чехле молчала. Эмбер могла позвонить только на мобильный.
Фей окружали коллеги и клиенты, с ней консультировались, ее о чем-то просили, но даже среди этой суеты Фей чувствовала себя страшно одинокой.
Прошло чуть больше суток с момента бегства Эмбер, но и этого короткого промежутка хватило, чтобы все в жизни ее матери встало с ног на голову. В доме воцарилась мертвая тишина, он казался пустым и гулким, как похмельная голова. На работе Фей тоже не находила себе места. Даже общаясь с клиентами, она раз за разом прокручивала в голове ссору с дочерью и ругала себя за неверные слова.
Вечер накануне этого вторника Фей провела в доме Эллы. В разговоре с девочкой и ее матерью она тщетно пыталась выяснить, как будет действовать дальше малышка Эмбер. Увы, оказалось, что Элла не знает о планах подруги.
— Если бы мне было известно хоть что-то, — говорила она взволнованно, — сразу рассказала бы вам, миссис Рид. Я считаю, что Эмбер совершает глупость. Я даже сказала ей об этом. Мы поругались, представляете? — добавила Элла, словно кто-то мог усомниться в ее попытках удержать подругу от ошибки.
— Не понимаю, что произошло, — сказала Трина, мать Эллы. — Эмбер всегда была умницей и уважала старших.
Обе матери частенько обсуждали, насколько им повезло с дочерьми. Эмбер и Элла не доставляли проблем, хорошо учились и никогда не попадали в неприятности. Трина и Фей верили, что причиной тому строгое воспитание. Сейчас же все трещало по швам.
— Когда Эмбер вернется домой, придумай ей хорошее наказание, — посоветовала Трина.
Элла и Фей переглянулись. Дело слишком далеко зашло, чтобы помогла крепкая порка или домашний арест.
Утром, когда Фей собиралась на работу, позвонила Кристи.
— Просто хотела узнать, как дела, — мягко сказала она. — Помни, ты не одинока, рядом есть люди, готовые оказать поддержку.
— Спасибо, — ответила Фей.
— Как спала?
— Ну, если лежание на постели и слезы в подушку можно назвать сном, то да, я отлично поспала.
— Я принесу тебе успокаивающего травяного чая, — предложила Кристи. — Покупаю на развес в маленькой лавке на Камден-стрит. Называется «Чай, дарующий крепкий сон». Очень расслабляет.
— А нет «Чая, уносящего тревоги и возвращающего домой блудных дочерей»? — криво улыбнувшись, спросила Фей.
— К сожалению, нет. Я бы и сама не отказалась заварить пакетик «Растворителя секретов прошлого», но их сняли с производства. На работу идешь?
— Конечно.
Мысль не ходить в офис даже не приходила Фей в голову. Напротив, работа была единственной возможностью отвлечься от черных мыслей. Работа спасала всегда, когда-то она заставила Фей забыть о трудностях, о людях, которые обращались с ней, словно она была игрушкой, бездушной вещью. Работа приносила чувство удовлетворения, собственной нужности, позволяла уважать себя за достижения. В общем, Фей нравилось ходить на работу.
Сегодняшний день стал исключением. Чем бы Фей ни занималась, сконцентрироваться не удавалось.
Она тонула в отчаянии, думая о дальнейшей жизни без любимой дочери. Не представляя, как вернуть Эмбер домой, Фей жалела о каждом сказанном и несказанном слове. Она-то полагала, что правильно воспитывает единственного ребенка, обеспечивая уют в доме, упирая на важность хорошего образования и веры в свои силы. Кажется, она все делала правильно, подкопаться к ее методу воспитания было просто невозможно. Однако результаты ошеломляли: Эмбер словно пыталась повторить ее жизнь, скопировать ее ошибки. Ах если бы Фей вовремя рассказала дочери свою историю! Вместо этого Эмбер выросла с ощущением, что ее мать — женщина с безупречной репутацией и идеальным прошлым, жесткий, самоуверенный человек, неспособный отдаваться во власть эмоций.
Эмоции… как далеко они способны завести наивного человека!
В офисе ни единая живая душа не знала о побеге Эмбер. Фей предпочитала не сближаться с коллегами, держать их на расстоянии. Это приносило чувство спокойствия и защищенности. Вчера Кристи и Мэгги и без того слишком глубоко влезли ей в душу — глубже, чем кто-либо другой за последние годы. Фей до сих пор не знала, хорошо это или плохо.
В районе одиннадцати в дверь сунулась голова Грейс. Только голова — тело осталось за дверью. Начальница всерьез считала, что эта позиция позволяет не увязнуть в длительном диалоге и ограничиться лишь несколькими фразами.
— Хочу, чтобы ты кое с кем пообщалась. Это консультант по имиджу и планированию жизни. Короче, она копается у клиента в мозгах, а затем с нуля лепит новый облик и стиль поведения. Думаю, она поможет нам с проектом «Женщины-матери», как считаешь? Клиентки будут приводить себя в порядок перед выходом на работу. По-моему, отличная идея. Что скажешь?
Проект «Женщины-матери» был детищем Фей. В его рамках рекрутинговое агентство помогало найти работу тем женщинам, которые несколько лет сидели дома и ухаживали за детьми. Для них подыскивались курсы повышения квалификации и психологические тренинги, а затем подбиралась работа. Грейс проект одобрила, подобрала варианты тренингов, начала поиск кандидатов. В общем, начальница была в восторге от идеи Фей Рид, проект пользовался успехом, набирал обороты и приносил неплохую прибыль. И все же существовали и проблемы.
— Сама знаешь, современные мамаши боятся остаться не у дел, повышают квалификацию, но все равно переживают — материнство оставило на них свой отпечаток, — добавила Грейс.
Фей кивнула.
— Они расплываются, запускают себя, плюют на внешность, а через три года спохватываются и понимают, что давно не в курсе модных тенденций. Даже те, кто занимает высокий пост, волнуются о свой репутации. Ты бы положилась на мнение топ-менеджера с неухоженными ногтями и волосами? — Грейс усмехнулась. — И все-таки мы, женщины, слишком много волнуемся по пустякам. Мужчинам живется проще: щеки побрил, брюхо ремнем подобрал и пошел на работу. Ты можешь себе представить Нила переживающим за свой имидж?
Фей не знала, что на это ответить: Нил вовсе не занимал топовую позицию. Однако она кивнула, чтобы Грейс поняла: ее мнение разделяют.
— Значит, планируешь заняться имиджем соискателей? Прическа, маникюр и высота каблуков? — уточнила она.
— И это тоже. — Грейс все же просунулась в дверь целиком, не отворяя ее широко, словно кто-то стоял у нее за спиной, намереваясь ввалиться следом. — В общем, Рита помогает женщинам обрести уверенность в себе. Она чудесная, вот увидишь. Сейчас она сидит в моем кабинете, ждет тебя. Вам надо пообщаться. — Грейс подмигнула. — Рита и моим имиджем займется.
Несколько дней назад Фей с удовольствием пообщалась бы с этой Ритой, но не сегодня. Она была не в состоянии радушно улыбаться и кивать с энтузиазмом, слушая чужие рассуждения. Даже ее детище — проект «Женщины-матери» с исчезновением Эмбер отодвинулся на задний план.
— Грейс, уж тебе-то консультации по имиджу не нужны. Ты уверенная в себе женщина, тебе идет то, что ты носишь, у тебя отличный макияж. Что даст тебе твоя Рита?
— Ну, я хочу понять, пойдут ли мне длинные волосы, — задумчиво сказала Грейс, взъерошив свой короткий светлый ежик. — Ты бы знала, какой у Риты наметанный глаз в вопросах внешности! Мой парикмахер утверждает, что у меня идеальная прическа, но так ли это? Щелк-щелк ножницами, и все дела. А мне хочется новизны, понимаешь? В общем, поговори с Ритой.
— Ладно, но у меня много дел. Десяти минут, думаю, хватит, — вздохнув, сказала Фей. Она жалела, что вообще пришла на работу. Лучше бы сказалась больной и взяла отгул. Как можно вести вежливую беседу о женском имидже, когда тебе так плохо?
Фей вошла в кабинет Грейс через пять минут. Она надеялась, что разговор с Ритой не займет много времени.
— Добрый день. — Она выдавила вежливую улыбку. — У меня всего пара минут, поскольку…
— Присядь, — оборвала ее лепет Грейс голосом, не терпящим возражений.
Фей послушно села на диван, все еще надеясь побыстрее отделаться от навязанной собеседницы.
— Познакомься с Ритой.
Фей ожидала увидеть высокое самодовольное создание с широкой улыбкой и надменным разворотом плеч. Так выглядели все стилисты, с которыми ее сталкивала жизнь. Ни одному консультанту по имиджу совершенно не требовался личный стилист, потому что они хорошо знали свое дело.
Рита оказалась совсем другой.
Это была женщина средних лет, средней полноты, в неброской, но весьма элегантной одежде. Юбочный костюм сидел идеально, несмотря на далекую от эталона фигуру, светло-серая ткань подчеркивала глубокий серый оттенок глаз, смотревших в самую душу, мягко, но настойчиво. Что-то такое было в Рите, что заставляло остановить взгляд и втайне восхититься.
— Здравствуйте, — сказала Рита, протягивая руку. У нее был тягучий, низкий голос, который приятно слушать. — Рада знакомству, Фей.
Несколько минут они обсуждали чисто деловые вопросы, и Фей думала, что аудиенция скоро будет окончена. Деталями и согласованиями занималась, как правило, Грейс.
Грейс… раскованная, яркая, требовательная. Начальница предпочитала подчеркивать свою сексуальность, одевалась почти вызывающе, носила каблуки и декольтированные наряды. Примерно такого же стиля когда-то придерживалась и Фей.
Но только до того момента, когда у нее открылись глаза на мир мужчин. С тех пор Фей предпочитала прятаться за неброским фасадом и не стремилась привлечь внимание противоположного пола. Много лет назад она обещала себе, что ни один мужчина больше не назовет ее Сильвер или Деткой.
— Ну, мне пора, — сказала Фей, выбрав подходящий момент.
— Всего доброго, Фей, — кивнула с улыбкой Рита. Ее взгляд вцепился в лицо собеседницы, словно лейкопластырь.
«Должно быть, примеривает на меня яркий макияж», — мелькнуло в голове Фей. Ей было все равно, как оценит ее стиль консультант по имиджу Рита. Кому нужны прически, яркие шмотки, помада? Людям плевать на окружающих, каждый заботится лишь о себе. И если находится тот, кому ты небезразличен, он станет оценивать тебя отнюдь не по внешнему облику.
И почему люди такое большое значение придают внешности? Богатый внутренний мир гораздо важнее.
Даже если мир этот перевернулся с ног на голову.
В пяти милях от Фей ее дочь Эмбер сладко потянулась в кровати Карла. Ей было тепло и уютно, хотя несвежее постельное белье попахивало сыростью. Часы на стене показывали одиннадцать утра, а она еще и не думала вставать. Могла бы сидеть на уроке истории, слушать нудную лекцию, думала Эмбер не без удовольствия. Странно было сознавать, что одноклассники все еще заняты мыслями о предстоящих экзаменах, волнуются, посещают занятия, тогда как в ее жизни все так круто переменилось. Она, Эмбер Рид, лежала на разворошенной постели в обнимку с любимым мужчиной, который должен был вскоре проснуться и ласково поцеловать ее. О, как сладко будет заняться с ним любовью, наплевав на все запреты!
Эмбер представляла, как пройдет их с Карлом день. Они встанут и плотно позавтракают, никуда не торопясь и расхаживая по квартире босиком. На ней будет только футболка Карла, асам он будет сгорать от желания весь день, глядя на ее нескромный наряд. Они станут смотреть романтические фильмы, жевать поп-корн и наслаждаться жизнью.
Эмбер любила смотреть фильмы вместе с мамой, особенно черно-белую классику. Самое лучшее время для подобного времяпровождения — хмурый зимний день, когда по стеклам стучит дождь, а дома уютно и тепло.
Она не хотела думать о матери, потому что откуда-то из глубин сознания все чаще и чаще поднималось чувство вины. Эмбер твердила себе, что в недавней ссоре виновата мать. Ее строгое следование общественной морали, боязнь сделать шаг в сторону, деление мира на черное и белое раздражали. Так и представлялось, что Фей говорит: «У тебя нет отца, и соседи могут дурно подумать о нашей семье. Веди себя безупречно, чтобы не дать ни единого повода для сплетен…»
Фу, гадость какая!
Да какая соседям разница, куда делся отец Эмбер Рид? Давно прошли те времена, когда люди прятали за высокими заборами свои аморальные секреты, никому нет дела до жизни окружающих. Мама продолжала жить древними заповедями, нелепыми до безобразия.
Мама настолько волновалась о том, что подумают соседи, что даже не заметила перемен, происходящих с дочерью. А столкнувшись с противостоянием своей убогой морали, даже не попыталась понять его истоков.
Впрочем, к черту эти мысли! Теперь имела значение лишь их с Карлом совместная жизнь. Эмбер отключила мобильный из опасения, что мать станет звонить и уговаривать ее вернуться домой. Или плакать и жаловаться на сердце. Эмбер не привыкла видеть мать несчастной и растерянной, ее сведенные к переносице брови, упавшие вниз уголки губ, казалось, принадлежали другому, незнакомому лицу. Мать Эмбер, Фей Рид, была сильной женщиной и тем самым заслужила уважение дочери.
— Привет, детка, — пробормотал Карл, просыпаясь. Он пару секунд смотрел на Эмбер, затем повернулся на другой бок и снова засопел.
Эмбер с нежностью погладила его по шее, надеясь, что любимый проснется и ласками отвлечет ее от мрачных воспоминаний. Однако сопение стало еще интенсивнее. Карл уснул.
«Может, позвонить бабушке? — подумала Эмбер. — Попросить ее приглядывать за мамой, которая ничего никому не рассказывала». В том, что Фей сохранила их ссору в тайне, Эмбер была уверена на все сто.
Позвонить бабуле, объяснить ей детали ситуации, попросить как-то повлиять на мать. Может, все устаканится, мама перестанет психовать, смирится и даже прилетит через несколько месяцев в Нью-Йорк повидаться с Эмбер и Карлом, к тому моменту обустроившимися и начавшими новую жизнь.
Эмбер замечталась об этой самой новой жизни. Возможно, звукозаписывающая компания предоставит Карлу дорогую квартиру неподалеку от студии, с балконом… нет, лучше с террасой на крыше и двумя ванными комнатами.
А может, целый дом? Ведь Карл не единственный член группы, хотя, безусловно, самый талантливый. Да, большой светлый дом на побережье — например, в Хэмптоне. Вот это было бы здорово! В таком доме можно принять маму и Эллу во время летних каникул, если обе признают свою вину и напросятся в гости.
Эмбер представила себе просторный двухэтажный особняк с огромными окнами, в которые видно прибрежный песок и зеленую воду. Она сладко поежилась, думая о будущем, которое представлялось безоблачным.
Конечно, на все нужно время. Близкие должны смириться с ее отъездом.
Эмбер набрала номер бабушки, но трубку поднял Стэнли. У него, как обычно, был расслабленный, всем довольный тон, словно он знал секрет, как сделать жизнь прекрасной. Наверное, Стэн действительно его знал.
Элла и Эмбер недоумевали, на какой почве сошлись бабуля и Стэн, учитывая разницу в характерах. Джози (так ее звали обе подруги) была темпераментной, активной, ей вечно не сиделось на месте, а уж слова сыпались из нее почти без остановки. Стэн же мог часами сидеть в кресле и слушать, слушать и кивать, не вставляя ни реплики. Элла говорила, что для деда он очень неплох, и Эмбер всегда соглашалась. Своего настоящего дедушку она не помнила.
— Что-то тебе не везет с родственниками мужского пола, верно? — заметила как-то Элла. — Дед умер рано, отец умер рано, родню его ты никогда не знала. Странно, правда?
— Отец родился в Шотландии, а в Ирландии просто работал, я же рассказывала. — Эмбер раздражали вопросы подруги. — В общем, запутанная история.
Итальянская кровь Эллы взывала к родственным чувствам, ее семья дорожила своими корнями и знала наперечет, где какие родственники живут и чем занимаются. Нежелание Эмбер узнать побольше о семье отца удивляло подругу.
— То, что у тебя большая семья, не дает тебе права судить тех, кто не рвется устанавливать тесные отношения с троюродными племянниками двоюродных дедушек, — говорила Эмбер.
— Но ведь так здорово, если семья собирается за столом на праздники! Ах, тебе не понять! — поддевала Элла с хитрой ухмылкой.
— Прекрати, меня раздражает, когда ты так говоришь. Между прочим, справлять праздники с мамой ничуть не хуже, чем с кучей дальних родственников, которые не всегда хорошо воспитаны и приятны в общении, — заметила Эмбер.
На самом деле она часто задавалась вопросом, почему родня отца совершенно не интересуется ею, его дочерью. Какая кошка пробежала между гордыми шотландцами и ее матерью? Фей почти ничего не рассказывала о своем муже, и его образ в сознании Эмбер был слеплен из крупиц информации и плодов богатого воображения. Несомненно, думала она, отец был благороден и строг, но только по делу. Как отец Эллы, который в душе был мягким и любящим родителем и мужем.
Об отце молчала не только мама, но и бабуля Джози. Конечно, он любил Фей, но их роман оказался недолгим, отец рано умер.
«Мы оба очень хотели ребенка, — говорила мама. — Но отец не дождался твоего появления на свет. Он погиб в аварии, ты же знаешь. Это было ужасно!»
Наверное, недолгие отношения мамы и папы не позволили всей семье сблизиться. Вот бы взять и разыскать однажды папину родню!
— Бабушка на кухне, печет пирог с клюквой, — просветил Эмбер Стэн. — Снова какое-то собрание прихода, ее просили испечь угощение.
Эмбер поморщилась. Ее раздражала эта церковная возня. Как будто пирожки и чай для прихожан обеспечивали дорогу в рай! И мама, и бабушка — обе буквально свихнулись на дурацких канонах церкви.
— Сейчас я ее позову, — сказал меж тем Стэн.
— Привет, милая, — раздался через минуту голос Джози. Эмбер почему-то представила ее сидящей на стульчике возле аппарата, в клетчатом фартуке и с руками, выпачканными мукой. У бабули был старинный телефонный аппарат с высокими золотистыми рычагами и большим диском с цифрами. — У меня мало времени, пора ставить в духовку пирог. Сама знаешь, у пирога получается хрустящая корочка лишь тогда, когда начинаешь печь при определенной температуре. Как твои дела, детка? Разве ты не должна быть в школе? Ты не заболела?
— Нет, я в порядке. Бабуль, дело в том… — Внезапно Эмбер словно онемела, произнести простую фразу оказалось не так-то просто. — Я… словом, я ушла из дома…
— Ушла из дома? — Тон бабули почти не изменился, но в нем явственно добавилось стальных ноток.
— Да, — сказала Эмбер. Задача оказалась более трудной, чем ей виделось. — Ушла, потому что влюбилась, а мама отказалась признавать за мной право выбора. Мы с ним едем в Америку. А позвонила я… чтобы попросить: приглядывай за мамой, она не в своей тарелке.
— Не в своей тарелке? — Теперь тон бабули стал ледяным, и Эмбер сжалась всем телом. — Всякая мать почувствует себя не в своей тарелке, если дочь уйдет из дома с намерением свалить в Штаты с каким-то парнем. Когда это случилось?
— Вчера.
— Я не о том. Когда ты успела влюбиться?
— Мы вместе около месяца. — На словах срок казался коротким, но Эмбер знала, что у них с Карлом все всерьез и надолго. Ну, как у Ромео с его Джульеттой. Или у Кейт Уинслет с Лео в «Титанике». Раз и навсегда! — Карл — музыкант, и очень талантливый, бабуля. Ты бы пришла от него в восторг. Он любит меня, сильно-сильно. Бабуля, ну постарайся понять! Мне так нужно, чтобы хоть кто-то был на моей стороне. Мама пришла в ужас, сама же знаешь, какая она упертая. Даже слушать ничего не хотела. Мы сильно поругались вчера.
— Погоди. Начни с самого начала, — велела бабушка.
Эмбер послушно выложила свою историю, опустив лишь ту часть, где они с Эллой тайно пробрались в ночной клуб. Про секс, впрочем, она тоже не распространялась. Вместо этого она поведала бабуле, что они с Карлом созданы друг для друга, какое счастливое будущее их ждет, о том, что Карл написал для нее песню, что она — его муза, о том, что он безумно, нечеловечески красив. Эмбер также добавила, что высшее образование никуда не денется, что поступить она успеет через пару лет, а пока станет рисовать в Америке. Что касается экзаменов… да кому нужна бумажка с оценками? Она же не собиралась становиться врачом или учителем. А рисовать можно где угодно и когда угодно. И разве это справедливо — подгонять всех под одну гребенку? Нелепые экзамены, учеба, работа… люди загнаны в клетки, из которых нет выхода. Зачем стремиться к большему, если имеешь все, о чем мечтал?
Эмбер умолкла, чтобы перевести дух. Ей казалось, ее умозаключения безупречны и продвинутая бабуля точно сочтет их рациональными. Однако в трубке повисла тяжелая пауза, и Эмбер стало не по себе.
— Ты слушала меня, бабуль? — спросила она неуверенно. — Ведь ты не ушла ставить в духовку пирог?
— Я слушала. — В голосе бабули отчетливо сквозил холод. — В свете новых данных пирог как-то отодвинулся на задний план. Я все пытаюсь понять, почему нельзя любить мужчину, быть его музой, но не ломать свою жизнь. Можно закончить школу, а потом уж нестись за ним вслед. И по крайней мере проявить уважение к своей матери, заранее ознакомив ее со своими планами, а не доводить до крайнего срока, а потом позорно сбегать с поля боя.
Даже слово «муза» в бабушкином варианте прозвучало как-то пренебрежительно, почти как ругательство, словно речь шла о непунктуальном доставщике пиццы или назойливом уличном продавце.
— Я вовсе…
— Все эти высказывания, Эмбер, совершенно не в твоем духе. И твой поступок выглядит гадким по отношению к матери. Ты же знаешь, что она очень тебя любит.
Этого Эмбер слушать не желала.
— Бабуля, я позвонила не потому, что мне потребовались наставления. Я лишь прошу тебя приглядеть за мамой, только и всего. Со мной она вряд ли захочет говорить.
— Это вряд ли, деточка. Скорее всего Фей раз за разом набирает твой номер, который — что-то мне подсказывает — отключен.
Эмбер вспыхнула до корней волос. На автоответчике мобильного скорее всего были десятки сообщений от мамы, но она нарочно не включала аппарат, опасаясь услышать слезы в ее голосе.
— Бабуль, это не…
— Эмбер, я лишь скажу следующее: хочешь быть взрослой, учись ответственности. Кидаясь в омут с головой, не разбивай матери сердце. Ты много лет училась в школе совсем не для того, чтобы бросить ее в последние две недели. Осталось немного, не пори горячку.
— Да вы все с ума сошли с этими экзаменами! — не выдержала Эмбер. — Это моя жизнь, и решать мне! Разве не этому вы с мамой учили меня столько лет? Быть ответственной, самостоятельно принимать решения, не следовать за толпой?
Конечно, бабуля и мама были готовы отказаться от собственного учения теперь, когда его результаты повернулись против них.
Бабуля вздохнула.
— Твоей матери, — осторожно сказала она, — пришлось растить тебя без отца. Это нелегко, Эмбер.
— Да, но я не просила ее целиком жить только мной, — запальчиво сказала она. — Мама сама выбрала такую судьбу! Почему я теперь должна отвечать за ее выбор? Не надо давить на чувство жалости, это нечестно. И мне ничуть не жаль. Мне не стыдно, бабуля!
Это Карл сказал ей, что стыдиться в данной ситуации нечего. «У тебя своя жизнь, а у нее — своя», — сказал он твердо.
— Эмбер, приезжай ко мне в гости. Позвоним Фей, вместе попьем чаю и обсудим сложившуюся ситуацию. Быть может…
— Нет, — твердо сказала Эмбер. Она не собиралась рисковать и испытывать свою решимость. — Я совершила ошибку, позвонив тебе, ба. Я думала, ты хотя бы попытаешься понять меня, взглянешь на ситуацию моими глазами. Я все равно уеду, понятно?
— Позвони матери, прошу, — взмолилась Джози. — Она хотя бы знает, где ты? Дай ей шанс объясниться. Ты многого о ней не знаешь, Эмбер! Пусть она расскажет. Обещай позвонить.
— Я не могу.
— Прошу тебя, Эмбер, прошу! Она хотела, чтобы у тебя была счастливая жизнь, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Ты росла без отца, она вложила в тебя всю душу, девочка! Фей заслуживает того, чтобы ее выслушали!
— Пока, бабуля, — оборвала Эмбер резко и сразу нажала на кнопку отбоя.
Ее слегка трясло. О чем говорила бабушка? Что такое скрывала мать? Рецепт идеального маффина? Секрет выведения пятен с нержавейки? Чему еще могла научить такая женщина, как Фей Рид? А если и было что-то важное, отчего мама не поделилась секретом раньше? Может, это был просто предлог, попытка принудить к разговору с матерью?
Точно! Глупый, неудачный предлог! Бабуля старалась зря, решение давно принято, и она не собирается его менять.
Старшее поколение слишком боится новизны, перемен, смелых шагов. Ах, учитесь, детки, на наших ошибках! Да кто из родителей вообще совершал настоящие Поступки с большой буквы? Уж точно не Фей Рид! Мать Эмбер никак не могла наделать ошибок, потому что всегда действовала осторожно. Мисс Совершенство не может иметь пятен на репутации.
— Детка, ты где? — позвал Карл.
— Здесь, — сказала Эмбер, радуясь звуку любимого голоса.
Карл вошел в кухню, заспанный, взлохмаченный и потрясающе красивый.
— Я хотела приготовить завтрак. — Эмбер натянуто улыбнулась, пытаясь прогнать воспоминания о гадком телефонном разговоре.
— Завтрак — это клево, — согласился Карл. — Что собираешься готовить? — Он присел на табурет и уставился на Эмбер голодным взглядом.
— Пока не знаю. — Она умела готовить овсянку и тосты. Даже яйца варила Фей. — Может, омлет? — Она видела, как мама делает яичницу и омлет.
— Омлет? Пойдет. — Карл сладко потянулся.
Эмбер распахнула холодильник. На полке сиротливо лежало единственное яйцо. А ведь накануне яиц было четыре штуки!
— Ой, осталось всего одно яйцо, — пискнула она.
— Можем сходить в магазин, — предложил Карл, притягивая ее к себе и целуя в живот. — А можем вернуться в постель и еще часок поваляться. Магазин подождет.
Эмбер закрыла глаза, в очередной раз думая о том, что объятия любимого мужчины куда лучше, нежели лекция по истории.
— Магазин точно подождет, — пробормотала она.
Вежливо простившись с Ритой, Фей вернулась на свое рабочее место, где провела еще полчаса. Голова наливалась свинцовой тяжестью. Дочь убежала из дома, не отвечала на звонки и находилась неизвестно где. Ужасная, чудовищная ситуация!
Выбравшись из-за стола, на котором аккуратными стопочками лежали бумаги, Фей пошла в туалет. В агентстве была отличная дамская комната — просторная, светлая, с большим зеркалом, перед которым сотрудницы поправляли макияж. У стены стоял небольшой диванчик, на который можно было высыпать содержимое сумочки в поисках помады или сигарет.
— Я работала в куче мест, где был ужасный, тесный туалет с крохотной угловой раковиной и малюсеньким зеркалом, — призналась Грейс однажды. — А наша компания ориентирована на женщин, поэтому туалет должен быть настоящей уборной, а не обычным санузлом.
Одна из кабинок была занята. Фей прошла к раковинам и поплескала в лицо холодной водой. В сумочке нашлись обезболивающие таблетки, и она проглотила сразу две. Впрочем, Фей не столько донимала головная боль, сколько боль сердца, от которой таблеток еще не придумали.
В прекрасном многоваттном освещении лицо Фей, глядевшее из зеркала, казалось бледным, с зеленоватым отливом.
Дверца кабинки распахнулась.
— Здравствуйте опять.
Рита. Фей ощутила досаду. Рядом с ней стилист выглядела безупречно, а ее кожа сияла здоровьем. Она подошла к раковине и слегка побрызгала себе в лицо водой. Удивительно, но она не стала наносить помаду или покрывать волосы лаком, поправляя пряди. Рита выглядела превосходно безо всяких женских хитростей. Темные волосы до плеч, ухоженные и блестящие, невероятно шли ей. У Риты был уверенный, довольный вид. Она казалась вполне счастливой. А вот Фей выглядела несчастной, словно побитая собака или деревенский житель, заблудившийся в большом городе.
— Да, здравствуйте, — на автомате ответила она и мрачно пихнула в сумку пластинку аспирина.
С минуту Рита молчала, задумчиво глядя на Фей через зеркало.
— Как вы?
— Нормально, — насупилась Фей. — Только голова болит.
— Только голова? — прищурилась Рита.
Фей опешила от подобного нахальства.
Пожалуй, стилистов изначально обучают искусству лезть не в свое дело, решила она.
— Слушайте, со мной все в порядке. У меня просто… личные неприятности. И все.
Фей бросила взгляд на свое отражение и едва не отшатнулась. Ее волосы выглядели так, словно она только что их взъерошила и забыла пригладить. Торопливо прочесав их пальцами, она забрала их в хвост.
— Я ведь тоже такой была, Фей, — вдруг сказала Рита. — Неприметной. Мне казалось, что меня никто не замечает, и от этого мне было комфортно. Так ведь гораздо проще, правда?
Руки Фей замерли возле головы.
— Что вы…
— Я не спрашиваю, почему вы сделали такой выбор, — продолжала Рита. — Просто я вижу знакомые сигналы, я вижу в вас себя прошлую. Измученную, невзрачную. Вам больно, да? Живя так, вы не убегаете от проблем, вы лишь усиливаете боль.
— Грейс посвятила вас в мои проблемы? — возмущенно спросила Фей.
— Ни во что она меня не посвящала, — отмахнулась Рита. — Но я умею распознавать болезнь, потому что знакома с симптомами. В вас та же внутренняя безнадежность. Один человек вызволил меня из клетки, научил бороться за себя, и я смогла двигаться дальше. Позвольте мне помочь вам. Я хочу выплатить свой долг.
— Думаете, пара дорогих шмоток, побрякушки и тонна косметики изменят мою жизнь? — фыркнула Фей. — Ни черта вы не знаете! Я не из тех, кого меняют вещи.
— Дело не в вещах и не в прическе. Я вижу боль в глазах. Большинство не видят, а я вижу, потому что узнаю эту боль.
Фей с вызовом смотрела на Риту через зеркало. Ее сердце стучало так же часто и болезненно, как пульс в голове.
— Мне кажется, вы неверно представили то, чем я занимаюсь, — мягко сказала Рита и улыбнулась. — Я здесь не для того, чтобы хорошенько подзаработать, говоря женщинам, какой тон помады им к лицу и какая высота каблуков оптимальна. Внешность — всего лишь отголосок внутреннего мира. Жизнь не улучшится, если сделать химию и натянуть белую блузку, она меняется только тогда, когда в душе царит равновесие. А моя задача — помочь женщинам достичь этого равновесия. Здесь вы занимаете управляющую должность наряду с Грейс, но, увы, Фей, вы совершенно не управляете собственной жизнью. — В глазах Риты была такая убежденность, что Фей внезапно утратила желание спорить. — Поверьте, я не желала вас обидеть или больно уколоть. Но я была такой же, как вы, и смогла преодолеть собственную слабость и беспомощность. Однажды на мои плечи лег слишком тяжелый груз, но нашелся человек, сумевший мне помочь. Я счастлива теперь, и дело вовсе не во внешнем виде или наличии спутника жизни. Все это вторично, можете мне поверить. — Рита тряхнула волосами. — Если когда-нибудь захотите поговорить на эту тему, я готова помочь. Надеюсь на сотрудничество.
Она выскользнула за дверь, оставив намек на аромат жасмина и ванили. Фей тяжело опустилась на диван, раздосадованная, злая. Слова Риты задели за живое, оставили горькое послевкусие.
Незаметная… невидимая. Разве не этого добивалась Фей каждым своим поступком? Неброская внешность, четко выверенные слова, холодность, почти чопорность в отношениях с мужчинами — именно так она и действовала.
Но ради чего? Ради кого? Фей верила: все, что она делала в жизни, она делала для дочери. И что в результате? Ее стиль воспитания привел к полному фиаско, а добровольная жертва была отвергнута как нечто лишнее, ненужное. Теперь, когда Эмбер ушла из дому, Фей открылось истинное положение вещей.
Она сидела на диване, прямая как струна, бледная, но с пылающими щеками, и смотрела в зеркало, где отражалась лишь ее голова повыше хромированного крана.
Она так долго лгала себе, выдавая за материнскую одержимость обычный страх — страх поддаться эмоциям, угодить в знакомую ловушку. Она маскировалась словно хамелеон, пытаясь слиться с окружающей средой, лишь бы не быть замеченной мужчинами. Фей годами твердила себе, что представители противоположного пола жестоки и вероломны, изо дня в день внушала это себе и дочери, как если бы мужчины были варварами, способными насильно ворваться в ее жизнь и разрушить выстроенную крепость. Бедная Эмбер! Какой конфликт она поселила в душе дочери! Образ идеального отца и собирательный образ мужчины-разрушителя не могли ужиться вместе.
Фей требовала от дочери невозможного. Она хотела, чтобы Эмбер укрылась от мира мужчин, так никогда и не столкнувшись с ним в реальной жизни.
А она, Фей Рид, гордая и независимая женщина, мать-одиночка и ценный работник, была всего-навсего трусихой, заковавшей себя в цепи из опасения снова наступить на знакомые грабли.
Фей закрыла лицо руками, сильно надавив пальцами на прикрытые веки. Она пыталась сдержать слезы. Возможно, Эмбер не нуждалась в своей матери, но она, Фей, нуждалась в своей.
Подхватив сумку, она направилась в кабинет. Натянув пиджак и взяв телефон, Фей сбежала вниз по ступеням и прокричала через плечо Джейн, сидевшей за конторкой:
— Спешу по делам. Если кто будет спрашивать, скажи, отлучилась по семейным обстоятельствам. Пусть на звонки отвечает Филиппа.
— Что-то случилось? Нужна помощь? — спросила Джейн, привставая с места.
— Нет, спасибо. Я сама.
Дверь распахнулась, едва Фей нажала на звонок. Джози выскочила на порог и крепко обняла ее за плечи.
— Я все знаю, — шепнула она на ухо.
— Откуда?
— Она звонила совсем недавно.
— Господи! — возопила Фей. — Где она? Что с моей девочкой? Она хочет вернуться?
— Нет. Она по-прежнему собирается с ним в Америку. — Джози погладила дочь по плечу. — Заходи, поговорим.
Рассказав друг другу новости, женщины умолкли. Они сидели на кухне.
— Что будешь делать? — спросила наконец Джози.
— Поеду за ней, — вздохнула Фей. — Найду и расскажу правду. Пусть решает сама.
— Тебе следовало рассказать много лет назад, — заметила Джози без малейшего упрека в голосе, просто констатируя факт. Она неоднократно просила дочь рассказать Эмбер свою настоящую историю, а не придуманную сказку. Материнская любовь заслуживала правды.
— А как… — Фей запнулась и опустила взгляд. — Каково тебе было тогда? Ну… когда я бросила колледж и связалась с той компанией? — Они с матерью давно похоронили события тех лет, но прошлое догнало их на повороте, а из шкафа один за другим стали вываливаться пыльные скелеты.
И двадцать лет назад Фей знала, что мать сильно переживала за нее, боялась, как бы она не загубила свою жизнь, однако не слушала ее увещеваний — совсем так же как теперь Эмбер.
— Я… считала себя плохой матерью, — признала Джози. — Друзья советовали дать тебе шанс, позволить самой выбрать свой путь. Они говорили, я сделала все, что могла, но мне по-прежнему казалось, будто твои ошибки — моя вина. Будь я хорошей матерью, ты бы не бросилась в омут с головой, думала я.
— Это не так! — Фей теперь смотрела Джози в глаза. — В случившемся не было твоей вины, мама! Ты не смогла бы удержать меня, как бы ни пыталась.
— А ты не можешь удержать Эмбер, милая.
По лицу Фей словно прошла судорога. Она не хотела верить в то, что все потеряно.
— Тут другое. Ведь ты никогда не лгала мне. Ты была честна со своими детьми, понимаешь? А я… я строила отношения на лжи. Если бы я рассказала дочери о том, через что прошла, она знала бы, что парни вроде ее Карла — фальшивка. — Элла описала ей любовника дочери. Самовлюбленный красавчик, пустышка с привлекательным лицом. Такие парни думают только о себе, а не о тех, кто рядом.
— Тебе лишь кажется, что есть разница. На самом деле история повторяется. Сейчас тебе очень больно и кажется, что никто и никогда на свете не страдал, как ты. Но это не так, Фей! Наши ситуации похожи как две капли воды.
Слезы застили Фей глаза, лицо Джози казалось размытым и оттого выглядело моложе. Странно: они с Эмбер были так близки, но дочь без сомнений предпочла ей малознакомого парня, пустив под откос собственную жизнь.
— Тебе кажется, что Эмбер бросила тебя, променяв на другого человека? Это немного похоже на двух любовников, в отношения которых вмешался кто-то третий. Но Эмбер восемнадцать, не осуждай ее выбор слишком строго — ты ведь знаешь, что это за возраст. Она оттого и ушла так стремительно, не оборачиваясь, что боялась передумать: слишком мала на деле ее уверенность в собственной правоте.
Фей припомнился разговор с Кристи. Наверное, у каждой женщины есть свой секрет прошлого, если все они способны сопереживать и понимать других.
— Когда я бросила колледж и выбрала ту компанию… — начала Фей. — Ведь ты поняла, что не виновата в моем выборе?
— Не сразу, но поняла. Поначалу я винила во всем себя, потом своих родителей. Бессмысленно искать виноватого. Это не облегчает боль, поверь моему опыту. Винить других слишком просто, винить себя — разрушительно. Семья закладывает основы, но человек сам делает выбор, причем каждый день новый. На чужих ошибках, увы, не научишься, хотя они, видит Бог, неплохое подспорье в процессе самовоспитания. — Джози улыбнулась. — Этому меня научил Стэн. Не хочу сказать, что твой отец был глупей Стэна, но он был человеком конфликтным и никак не мог достичь гармонии с самим собой и близкими. Стэн говорит, человек меняется каждый день до самой смерти. И выбор, который он делает каждый день, не является заслугой его родителей.
— Наверное, это правда. Но нельзя недооценивать семейное воспитание. Если восемнадцать лет держать ребенка в вате, он выходит в жизнь совершенно не приспособленным к трудностям, наивным и самоуверенным. Я так не хотела, чтобы Эмбер пошла моим путем, но она полностью копирует меня, бедняжка! Этого следовало ожидать, ведь она моя дочь.
— Если бы ты открыла ей глаза раньше, она могла пойти тем же путем из упрямства. Или из любопытства. Ведь чужой опыт и собственный — далеко не одно и то же. — Джози взяла дочь за руку. — Если тебе станет от этого легче, расскажи ей правду. И не надо так переживать за Эмбер, она девочка неглупая. Я верю в нее и тебе советую верить. Она может совершить глупость, но сумеет постоять за себя в сложной ситуации. Вот увидишь.
Однако Фей, которая думала о наркотиках и алкоголе, а также о современном уровне преступности, было не так-то легко успокоить.
— Я вроде тоже не была дурой. Но моя наивность могла стоить мне даже жизни. Я до сих пор расплачиваюсь за свою ошибку. Посмотри на меня, мама! Видишь, какой я стала?
Джози крепко сжала ее руку, глаза блеснули.
— Вижу. И я горжусь тобой.