Мне пришлось перечитать записку короля раз пять, прежде чем я убедила себя в том, что я взрослая умная женщина и не ведусь на красивые слова, написанные на надушенных бумажках. И на украшения по цене особняка в Подмосковье, между прочим, тоже.
Нет уж. Король жестокий, циничный, относится к людям, как к грязи и, на минуточку, первый подозреваемый в покушении на свою венценосную супругу.
Хотя супруга, как выяснилось, живее всех живых, чтоб ее комары покусали, и владеет ведовством. И обстоятельства ее "гибели" странные: исчезновение посреди озера. Мало ли, что могло случиться! Может, король ни в чем не виноват, а Сорин зря его оговаривает?..
Нет, стоп. Я не из таких женщин, которым можно запудрить мозги цветами (целая комната! как в кино!), и бриллиантами (какие огромные, блестящие, красивые!), и тем более ласковыми словами (никогда еще мужчина так явно не признавался мне в симпатии и не просил всего лишь “дать ему шанс” — как в романе).
Просто… иногда слишком сильно хочется, чтобы такие признания были правдивыми. Не потому, что я внезапно воспылала неземной страстью к королю, а просто… это было бы приятно.
Ладно, стоит выбросить все глупости из головы. У меня нет для этого времени, полно дел поважнее.
“Будет у тебя ребенок, но тебе придется выйти замуж за хорошего мужчину, чтобы его сохранить”.
Господи, да почему так сложно-то все!
Пока разумные правильные мысли настаивались в голове, рука сама собой потянулась к ожерелью, погладила острые края бриллиантов и рубинов.
— Помочь вам его надеть, госпожа?
Я кивнула.
Да что ж такое творится! Я же не собиралась…
Когда холодное ожерелье коснулось кожи, я вздрогнула.
— Аккуратнее, госпожа, а то я ваши волосы застежкой защемлю. Вот так.
Оно действительно оказалось тяжелым. Но таким, приятно тяжелым. Примерно как пакет из бутика, в котором лежат новые туфли. Только такие туфли, которые стоят целое состояние и которые не я себе купила, а получила в подарок. В общем, очень приятные туфли.
Катя, ну ты же умная! Возьми себя в руки!
— Мне надо проветриться, — бросила я и схватила лежащий на кровати шарф.
Один из тех, под которыми я прятала ошейник виры, пока жила в поместье Сорина. Их доставили одновременно с платьями, а конкретно этот я достала вчера вечером из гардероба: мне казалось, он пах Сорином.
— Но госпожа…
Ох, не разговаривайте сейчас со мной!
— Куда ты идешь? — спросил Перс, как обычно оказываясь рядом со мной, стоило мне покинуть свои покои.
— Мне нужно побыть одной.
Он понимающе кивнул и продолжил шагать рядом.
— Совсем одной, Перс! — я обернулась к нему. — Ради бога, мне душно здесь, как ты не понимаешь? Я не привыкла, что вокруг постоянно люди! Оставь меня!
Несколько секунд Перс буравил меня взглядом, а потом неохотно кивнул.
— Не ходи в подвалы. Сделаешь только хуже.
Конечно, я пошла в подвалы. Вернее, попыталась, не привлекая к себе внимания, но быстро поняла, что заблудилась. Забрела в какое-то крыло замка — это был первый этаж, судя по виду из окна, — где не было бальных залов и гостиных, только комнаты. Стены, покрытые темными обоями с золотым узором, деревянные панели, цепочка огоньков под потолком.
Странно, что здесь никого нет. С другой стороны, если в этом крыле расположены комнаты, то сейчас, среди бела дня, все могут заниматься своими делами подальше от кроватей. А может, эта часть замка сейчас необитаема?
Надо отсюда выбираться, только как? Я повернула назад, туда, где, кажется, видела лестницу, и замерла. Эту фигуру, которая появилась вдалеке, в противоположном конце коридора, и стремительно приближалась, я не перепутала бы ни с чем.
— Сорин! — воскликнула я обрадованно и краем глаза увидела, как по моему телу пробежали искры.
Я разулыбалась, как полная дурочка, потому что его походка была до боли знакомой: резкой, стремительной, но не имеющей ничего общего с аристократической плавностью. Сорин всегда шел так, как будто был готов сцепиться с любым, кто хоть чем-то помешает его планам.
— Сорин!
Бегать в длинном платье и с тяжеленным ожерельем на шее — не лучшая идея, но я давно не чувствовала в себе столько сил.
Сорин тоже меня заметил, замер, озадаченно нахмурился. Я судорожно искала на его лице или в одежде признаки того, что в тюрьме с ним делали что-то страшное. Последствия того, что произошло в зале суда, — неповиновения королю и какого-то странного воздействия, из-за которого Сорин стал послушным. Но, кажется, он был в порядке, не считая ссадины на скуле, небольшого кровавого росчерка, который бывает, если удариться обо что-то острое.
“Сорин”, — одними губами произнесла я, глупо радуясь тому, что я его наконец вижу и могу рассмотреть до самой последней черточки.
Черные глаза под тяжелыми бровями, широкий лоб, тяжелую челюсть — абсолютно гладкую. Значит, Сорин уже успел привести себя в порядок: вряд ли в тюрьме было много возможностей побриться. Да и одет он был в ту самую похожую на поддоспешник куртку, как во время нашей первой встречи, а в зале суда на нем был камзол.
Чем ближе я подходила к Сорину, тем сильнее от улыбки болели щеки, тем больше мне хотелось его обнять — что я и сделала. Обхватила руками за плечи, прижалась всем телом и уткнулась носом в шею, вдохнула самый родной и вкусный запах.
Сорин вздрогнул, но не пошевелился, даже не попытался обнять меня в ответ.
— Что ты делаешь? — спустя целую минуту спросил он.