Я шагнула к закутанной в плащ Игрид, не обращая внимания на других придворных, и король удержал меня за руку.
— Кэтэлина? Что тебе нужно от вдовы Бальмен?
— Вдовы Бальмен? — Я обернулась к нему и выпалила. — Это Игрид. Ваша принцесса.
Слава Огненному, у меня хватило ума говорить шепотом, так что нас никто не слышал, разве только придворные начали осторожно и вопросительно переглядываться, а рука Сорина накрыла рукоять меча. Он шагнул ближе, и я повернулась к королю.
— Это Игрид, — зашептала я ему на ухо.
— Игрид мертва, — громко ответил он, и Сорин замер. — Кэтэлина. Иди сюда.
Я дернула головой и зашептала:
— Она стоит прямо перед вами. Тобой. Ари! Какого черта она иначе в плаще? Прячет лицо.
От волнения я даже забыла, что нужно следить за языком, и с губ сорвалось привычное “какого черта”. Притом что в этом мире и чертей-то никаких не было! По крайней мере, об их существовании не догадывались и всуе их не упоминали. Но Ариан не обратил внимания на мою оплошность и тихо заговорил мне на ухо, так, чтобы никто не слышал:
— Она в трауре, Кэтэлина. Это традиционный наряд тех, кто скорбит по ушедшим близким. — В голосе его не было особой уверенности, и все-таки он схватил меня за руку и потянул к алтарю. — Не стоит вести себя непристойно.
Непристойно? Я? Ну, пожалуй, пялится на вдову в трауре и уродливой одежде в какой-то степени непристойно. Учитывая, что у нас тут помолвка, а я счастливая невеста короля, обряженная в белое платье. Но это, мать ее Игрид! Я не могу ошибаться.
— Кэтэлина, — угрожающе произнес король, и его пальцы сжались на моей руке.
Я бросила взгляд на Сорина, на хранящую неподвижность и молчание Игрид, и повернулась к алтарю. Может, и правда показалось? Мне уже несколько раз чудилось, что она говорит со мной, и каждый раз это оказывался кто-то другой. Графиня де Авен, Аллегра, матушка Велка.
Сорин выглядел так, как будто в любую секунду готов вытащить меч из ножен. Нельзя этого допустить, тогда уже ничего не получится решить мирно.
Мы с королем встали по обеим сторонам алтаря, на котором лежал медальон. Круглый, золотой, с выгравированным гербом династии Синай: коронованным сердцем и скрещенными под ним двумя мечами. Я сглотнула. Мне объяснили, что помолвка в этом мире проводится обычно без длинного ритуала — просто тот, кто предлагает брак, надевает тому, кому брак предлагается, медальон на шею. Это же является возможностью для будущих мужа и жены друг к другу прикоснуться (разумеется, близость вне брака здесь не одобрялась, кроме отношения виры и ее владельца — об этом деликатно замалчивалось).
Подняв глаза на короля, я замерла. И дело было совсем не в обаятельной улыбке, которую он мне адресовал. Дело было в глазах. “Красивыми у драконов считаются только черные глаза, чем чернее — тем лучше, — пришли мне на ум слова графини де Авен. — Светлая радужка — признак болезни или слабости”.
Когда я впервые увидела короля в городе Сату, его глаза были черными, как у всех драконов, как у Сорина. Черными настолько, что радужка почти сливалась со зрачком. Сейчас глаза выцвели до темно-серого оттенка. В тени дворца или при свете наколдованных огней это должно быть совсем незаметно, но сейчас, при ярком солнечном свете и вблизи, я ясно видела, что глаза короля поменяли цвет. Но почему? Болезнь? Ведовство?
Может, дело в пророчестве, которое выпило много крови королю? Том самом, где сказано, что у Ариана не будут рождаться наследники и он падет, когда кошка, прибывшая верхом на драконе, появится при дворе.
Бред.
И все-таки, что с его глазами?
— Надевая на тебя это ожерелье, — громко произнес король, беря медальон в руки и заходя мне за спину, — я называю тебя своей невестой перед Огненным и всеми драконами. — Он сделал паузу. Людей он даже не упомянул, очаровательно. И правда, кого они волнуют, это люди? — Отныне и навек наши жизни становятся связанными. Твои проблемы и чаяния становятся моими проблемами и чаяниями, мое прошлое, мое настоящее и мое будущее становятся твоими прошлым, настоящим и будущим.
Я сглотнула. Звучало это все весьма угрожающе, почти как проклятье, а не как предложение руки и сердца. Где, в конце концов, слова про любовь, про “и в горе, и в радости”, про смерть, которая единственная способна нас разлучить?
Ладно, во мне явно говорят нервы. Успокойся, Катя, это всего лишь помолвка. Одной побрякушкой больше, одной меньше. А мужским словам и обещаниям ты, как эмансипированная современная женщина, давно уже должна была разучиться верить.
Успокоив себя таким образом, я зажмурилась. Пускай придворные думают, что я так трепещу перед прикосновениями короля. На самом деле я изо всех сил пыталась унять поднявшуюся внутри панику. И с чего бы? В помолвочных медальонах нет ни капли магии, я специально об этом узнавала. Это просто красивые побрякушки. Соберись, Катя!
Король коснулся моих волос, которые волной лежали на спине. Затем до груди через ткань платья дотронулась прохладная тяжесть медальона. Король застегнул его и отстранился. Я раздумывала, стоит ли поправить волосы, которые оказались под тяжелой цепочкой, я вдруг почувствовала странное жжение.
Медальон, который до этого был металлически прохладным, вдруг раскалился. Я схватила его в руку, дернула, желая побыстрее с себя снять.
— Кэтэлина!
— Кош-ш-шка!
— Ну вот и сладили, — раздался скрипучий голос бабушки Эсмеральды, и я замерла. — Вот и сладили.
— Что ты сказала? — выдохнула я, спускаясь по ступенькам к закутанной в плащ фигуре. — Сорин, подожди!
Сил действовать согласно придворному этикету не осталось. Перед собой я видела только бабушку Эсмеральду, а потому оттолкнула руку потянувшегося ко мне Сорина.
— Если ручей впадает в грязную реку, чистым ему не остаться, — выдохнула эта старая кошелка.
У меня не осталось ни одного сомнения в том, кто передо мной. Несмотря на то, что плащ оставался на месте, а лицо за вуалью я не видела.
— Игрид, — угрожающе произнесла я.
— Его прошлое — твое прошлое. Твои дети — его дети, — хрипло засмеялась та. — А их у этого короля рождаться не будет. Не будет, пока истинный наследник не взойдет на престол. Не будет! Не будет! Не будет!
Она засмеялась, и я почувствовала, что тело немеет. Что она такое несет? Неужели это значит, что мой ребенок в опасности? И что я сама подставила его под удар? Нет!