Sex под запретом (СИ)

= 26 =

«ТвОя ОтЛи4нИцА»: Я освободилась. Если ещё не передумал. Жду на смотровой площадке у пруда.

Амин @ Костров: Скоро буду.

Склонившись над деревянным бордюром, смотрю на тёмный городок и огни. Можно по лестнице подняться выше и полюбоваться с высоты птичьего полёта, но полуботинки на мне не самые удобные, на высоком каблуке. Да, к тому же на полтора размера больше, пришлось надеть их с тёплым шерстяным носком, а он скользит по подошве внутри. Переставлять ноги лишний раз неохота.

Орловского моё превращение из ботана в жар-птицу, лишило дара речи. Он молча сопит, пристроившись около моего плеча. О чём-то беседовать, нет никакого желания. У меня внутренности перемешиваются в преддверии столкновения с Амином глаза в глаза. Ума не приложу, как буду ему врать и притворяться, как будто у нас с Лексом роман со всеми вытекающими интимными шалостями.

Меня хватило лишь на скупое изъяснение, что действуем по прежнему плану. Орловский пылает ко мне фальшивой страстью, я пишу за него такой курсач, после которого экзамен проставят автоматом.

Откровенно пошлое платье никак не вдохновляет. От туши чешутся ресницы, так тянет потереть глаза, приходится периодически сжимать кулаки и останавливать себя. Панды выглядят мило, но ими никому не докажешь свою привлекательность. От тоналки и тонны румян у меня скоро кожа на щеках потрескается и отвалится. Не комфортно мне носить грим. И это был первый и последний раз, когда прибегаю к подобным инсинуациям.

— Он тебе нравится, — Лекс не спрашивает, а больше утверждает.

— Красиво. Жаль, фотоаппарат не взяла, снимки бы получились невероятные.

— Я про Кострова. Он тебе нравится, но ты упорно его отшиваешь, мне интересно почему?

Оу…

Не буди во мне язву и грубиянку неудобными вопросами.

— Не твоё дело. Хочешь получить нормальный курсач, вот и отрабатывай, нормально, а не как вчера, — нарочно гашу его пытливость высокомерным тоном.

— Мне плевать на курсач. Курсач я, если что, могу у Палыча купить и гораздо дешевле, а ещё могу попросить отца, и он оплатит сессию, без сдач и посещений.

— Ты же сказал, он не даёт денег? — уточняю озадаченно.

— Соврал. Вообще, хотел предложить, поработать личным водителем. Отвезти, привезти, куда скажешь, но ты меня опередила. Я по тебе со второго курса сохну, Борзик.

Сердце теряет предупреждающий удар, переходя к оголтелому бою. Ой, как неожиданно. Я не потрясена, но удивлена сверх меры.

Это на него платье, что ли, так подействовало. Или я в зеркало не глянула перед выходом, а на лице что-то провоцирующее накалякано.

А! Точно!

Пуш-ап ввел Орловского в заблуждение. Грудь у меня не выросла.

— Очень смешно, Орловский, — не сдерживаю ядовитый сарказм.

— А по мне видно, что я смеюсь. Я вчера, как последний дебил, помчался разыскивать имбирный шейк, потому что в баре его не было и потому что ты его всегда в универ таскаешь, а когда пьёшь над губой прикольная ямочка появляется, когда улыбаешься тоже. А за ухом три маленьких родинки. Когда на улице влажно, у тебя волосы колечками закручиваются сильнее. Мило так, — дёргает губой в усмешке.

Офигеть! У меня двухсекундный стопор. К родинкам нужно с лупой приглядываться.

— Не гони, Лекс. Не надо косить под тайного воздыхателя, не поверю, — пренебрежительно фыркаю, поражаясь его внимательности.

Блин, звучит всё это гладенько и убедительно. Та ещё шарада, но как-то не смешно. У него сбито дыхание и блеск в глазах довольно подозрительный.

— Бутылка до сих пор в машине валяется. Не веришь мне, у Светки спроси. Спроси, почему мы с ней встречались, — сопровождает вкрадчивые интонации, загадочным взглядом.

— Почему же? — жду, когда же он растянется в привычной бесстыжей ухмылке, устанет выдумывать и скажет, что пошутил.

— Я уговаривал её устроить нам с тобой свидание, но только так, чтоб ты этого не знала. Типа случайно. А Светка… Ну… Светке нужно было попасть на тусовки, помогать мне, в её планы не входило.

Вон оно как.

Калинина совсем в ином свете преподносила мне инфо об их отношениях. Орловский в кои веки серьёзен, обходится без скабрёзных подкатов.

— Лекс, ты… не вовремя решил открыться, — надеюсь отмахнуться, и он собьётся с мысли.

— Когда у вас с Костровым начнётся роман, будет поздно. И… ты единственная с кем нормального общения у меня не складывается. Я каждый раз речь готовлю, а потом… несу такое, от чего у самого уши вянут. Поехали отсюда, Борзик. Накормлю тебя мороженым. За коленку подержусь, потом стырю поцелуй, а ты за это дашь мне по лицу.

— По лицу я могу и просто так вмазать, без прелюдий.

— Не, — Лекс громко ржет, откинув голову к тёмно-синему беззвёздному небу, — В моих мечтах, Борзик, у нас уже всё было. Ты очень просила не останавливаться.

Замахиваюсь, чтобы отвесить Орловскому звонкую отрезвляющую пощёчину, но он как-то шустро перестраивается. Блокирует мою занесённую руку, вталкивая своим не хилым телом в жёсткий барьер. Склоняется и со всего маху врезается в мои губы. Его язык толкается и оставляет не высказанным возмущение от беспардонности.

У меня для себя плохие новости.

Лекс настроен решительно изнасиловать мой рот и измять задницу. Ладони его скатываются по спине, захватывают из-под низу обе половины ягодиц. Головой верти не верти, но положение не самое удобное. Поднять колено и двинуть ему между ног, хоть как выкручивайся, не выходит. Я изогнута и весьма уязвима. Просто недовольно мычу, но он расценивает это как — Ок, продолжаем.

Впивается и вылизывает. Оставляя на моём лице очень-очень много слюны и неприятных ощущений.

— Борзик, я, кажется, щас кончу, — воспалённым голосом хрипит Орловский, бросается целовать с куда бо́льшим энтузиазмом.

Вот этого не надо. Нет. Нет. Держи все свои жидкости при себе. Мне одного реактивного по горло хватило. Как здесь в панику не удариться, когда подлейший придурок распускает руки.

Амин, где ты ходишь? — мысленно призываю спасителя, на пару секунд простив ему все грехи. Силён Орловский, как бычара. Натаскали аисты на нашу голову спортсменов, а они творят, что хотят, и никого не спрашивают.

Отлепляюсь от губ с боем, расцарапав Лексу подбородок. Сглатываю тревожно, потом травлю наполнившись неподдельным гневом.

— Орловский, блин, фу! Отсосись от меня, — выплёскиваю шипение, раздув ноздри. Бью его по лицу, чуть не сломав руку.

Ничего себе я его приложила. Орловский клонится назад, якобы его кто-то за шкирку дёрнул. Встряхнул за грудки. И вот уже крупный кулак, ломает ему нос.

Не мой кулак. Мой по окружности сантиметров на десять меньше.

— Охуел, блядь! — рявкнув матом. Лекс зажимает кровоточащий нос, но не сдаётся, кидаясь драться с чемпионом по боевому самбо.

Самоубийца!

Можно мне попкорн.

Не часто увидишь, как твой первый мужчина избивает твоего же фальшивого парня.