Шедевр

28

У Изабеллы д’Эсте есть чему поучиться. Во многих отношениях эта королева эпохи Возрождения не похожа на остальных моих героинь. В отличие от них, нарисованных мужчинами и для мужчин, Изабелла в высшей степени независима. Она сама являлась заказчицей, привыкшей к одиночеству и свободе, меценатом и натурщицей в одно и то же время — и символом государственной власти. Я начала изучать ее историю через несколько дней после приезда Гая и вскоре была уже полностью погружена в ее богатый внутренний мир.

Изабеллу можно считать первой леди Италии шестнадцатого столетия, своеобразной Джеки Кеннеди того времени, и ей нравилось быть у власти. Она близко дружила с королями и Папами и была свидетельницей многих политических событий, как, например, вторжение французов в Италию, осада Рима и коронация императора Карла V. Высокообразованная интеллектуалка, знавшая греческий и латынь, Изабелла являлась членом кружка писателей, среди которых были Макиавелли, Кастильоне и Ариосто. Она также вела обширную переписку — около двенадцати тысяч ее писем хранятся во дворце Мантуи Дукале.

Мне было приятно узнать, что Изабелла увлекалась коллекционированием предметов искусства. Она тысячами скупала их для украшения своих двух комнат во дворце — Студиолы (студии) и Гротты (салона). Студию украшали фризы, и на дверце каждого шкафа был выгравирован герб Изабеллы. Позже гербы были заменены аллегорическими картинами работы Мантенья. Для оформления своего салона Изабелла пригласила братьев Мола, которые расписали деревянные панели изображениями дворцов, городов, музыкальных инструментов и сцен из придворной жизни. В этой комнате Изабелла д’Эсте собрала все виды произведений искусства: бронзовые статуэтки, ценные манускрипты, музыкальные инструменты и глобус, по которому она следила за путешествиями Колумба. На сегодняшний день сохранилось лишь три из тысячи шестисот приобретенных ею предметов.

Я рылась в своих старых вещах в поисках необходимого реквизита как белка, собирающая орехи в ожидании суровой зимы. Их можно продать на дешевых благотворительных базарах за пару пенни: старые с щербатыми краями фарфоровые блюдца, разрисованные по краям цветочным узором и золотыми листьями; стеклянное пресс-папье, расписанное внутри цветами; шелковые шарфы с геометрическим рисунком в стиле пятидесятых; ожерелья из красного и зеленого стекляруса; нитки жемчуга и старые черно-белые открытки с посланиями незнакомых людей на обороте, написанными жирным курсивом. В детстве я всегда очень бережно хранила свои вещи, не желая делиться ими с другими детьми. Думаю, это следствие идеи всех уравнять и все поделить поровну, бытующей в нашей общине. Ребенком мне хотелось самой сформировать подходящую жизненную концепцию. Я придумала себе эмблему — шестиконечную звезду, на каждом луче которой помещалась буква моего имени[13], а в центре — открытый глаз. Эта эмблема была в изголовье моей кровати, на стенках моих шкафчиков, на форзаце моих книг и даже на одежде. Я нарисовала ее также на коробках из-под обуви, где хранились дорогие мне вещи.

Я прилетела в Вену на один день. У меня оставалось мало времени на подготовку, к тому же я знала, что единственного взгляда на картину Тициана будет достаточно, чтобы испытать те эмоции, которых я ожидала от Изабеллы. Ее образ был уже четко определен в моем сознании. Я подошла к конторке служителя музея и спросила, где могу найти картину. Восторженный студент небрежно указал на монетный зал на втором этаже, где я нашла прекрасный медальон с изображением Изабеллы, датированный 1505 годом. Эта случайная находка оказалась кстати. На монете первая леди эпохи Ренессанса была изображена в профиль — величественная и властная, как римский император или король. Монету, очевидно, изготовили, когда Изабелла была молода. Сохранившийся портрет Тициана, написанный тридцать лет спустя, изображал ее в том возрасте, в котором она была представлена на монете.

Изабелла д’Эсте, возможно, владела многим, но сама принадлежала мужу, по крайней мере, какое-то время. В шесть лет она была обручена с герцогом Мантуи. Они поженились, когда ей было шестнадцать, а ему двадцать пять. Известно, что герцог был некрасивым, но порядочным человеком, а также храбрым воином — главные качества, необходимые для успеха в Италии шестнадцатого века, страны, страдающей от насилия и борьбы за власть между коренными жителями, захватчиками и церковью.

Но читая об Изабелле, я не понимала, как она могла по-настоящему кому-либо принадлежать. Она была слишком умна. Поговаривали, герцогу очень не нравилось, что его жена вмешивается в политику, хотя это и приносило ему пользу — однажды Изабелла даже вызволила его из тюрьмы. После его смерти в 1519 году герцогом стал их девятнадцатилетний сын Федерико II, но землями по-прежнему управляла Изабелла. Из этого можно заключить, что, как бы усердно ни старались подчинить себе Изабеллу ее муж и сын, она никогда ни от кого полностью не зависела.

Изабелла покровительствовала искусствам, заказывая выдающимся художникам эпохи Ренессанса свои портреты. Ее заказы выполняли Мантенья, Корреджио, Перуджино и Лоренцо Коста, но Леонардо да Винчи сделал с нее лишь рисунок, который теперь находился в Лувре.

В возрасте шестидесяти лет Тициан, самый великий венецианский художник той эпохи, нарисовал Изабеллу д’Эсте дважды. Один портрет являл собой изображение пожилой Изабеллы, другой передавал ее девичью красоту. Из двух портретов на сегодня остался лишь последний. Именно из-за него я прилетела в Вену.

Наконец я нашла шедевр, написанный Тицианом в 1534–1536 годах, всего за два года до создания Гольбейном «Кристины Датской». На картине Тициана Изабелла нарисована по пояс и одета в меха и расшитое узорами платье. Петра, вернувшись домой, наверное, уже разрабатывает дизайн этого наряда. Изабелла изображена немного вполоборота и смотрит на зрителя с некоторого расстояния. Ее юное милое лицо серьезно и отражает ее поглощенность своими интересами. Она загадочная и необычная, отстраненная и решительная, быть может, немного похожа на волевую Жаклин Квинет.

Все же я испытывала разочарование от поездки. Строгость этого холодного благовоспитанного австрийского города казалась несовместимой с горячим нравом Изабеллы эпохи Ренессанса. Во всяком случае я так думала. И Тициан в своем произведении был со мной согласен. Но, возможно, эти чувства вызваны моими собственными проблемами, а не городом? Ведь мнение самой Изабеллы мне неизвестно.

Мне очень хотелось вернуться в Лондон и подвести итоги. Тем не менее, слова Гая не выходили у меня из головы: «Картина Леонардо, хоть это и набросок, полнее раскрывает ее образ». Нужно признать, что менее известная работа, возможно, действительно поможет мне разгадать образ Изабеллы, в отличие от слишком официального портрета, написанного Тицианом.

Оставив Изабеллу, я решила, что пора попросить Гая об еще одной услуге.

— Приезжай прямо сейчас, — повелительным тоном сказал он. — Не надо возвращаться домой. Ты можешь взять билет на прямой рейс до Парижа.

Я послушалась, села на самолет до Парижа и, прилетев, поехала из аэропорта Шарля де Голля прямо в Лувр, где ждал меня Гай. Я испытывала беспокойство от необходимости составить окончательное представление о королеве итальянского Возрождения. Гай без предисловий провел меня к рисунку. Как только я его увидела, я поняла, что не зря приехала в Париж.

Мы стояли перед рисунком в полуосвещенной комнате. Обыкновенный рисунок углем, с использованием красной охры для волос и кожи и желтой пастели для платья. Изабелла была изображена в профиль. Глядя на рисунок, я поняла, что такое «шедевр» в самом прямом значении этого слова. Гай не мог не заметить выражения бурного восторга на моем лице. Он старался не выглядеть самодовольным.

— Цвета просто необыкновенны! — прошептала я.

— Использование желтого делает рисунок единственной пастелью, оставленной Леонардо, — ответил Гай. — Благодаря уже одному этому факту рисунок уникален.

Я долго и пристально смотрела на Изабеллу. Что особенного я нашла в обычном рисунке?

Изабелла была нарисована в классической позе, в отличие от менее канонического стиля, использованного Леонардо позже в «Джиневре деи Бенчи» или «Моне Лизе». Изабелла повернула и немного наклонила голову, совсем как на монете, которую я видела в Вене. У нее были выразительные черты лица, резко очерченный нос и большие глаза. Рот, изогнутый в мягкой полуулыбке, густые и длинные волосы, сложенные руки.

— Она была беременна? — небрежно спросила я.

Гай пожал плечами.

— Согласно хроникам, это возможно. Так утверждают и некоторые критики. Они также говорят, что модель, послужившая прообразом Моны Лизы, тоже ждала ребенка. В обоих случаях они указывают на круглые лица и фигуры, а также на тот факт, что на обеих женщинах нет ни одного кольца.

Я решила сверить даты. В рисунке чувствовалась поглощенность женщины земными заботами, каким бы «сухим» ее изображение ни казалось за счет техники исполнения; в нем также было ощущение реальности: густые, шелковые на вид волосы, теплая кожа. Я уже знала, что Изабелле очень хотелось иметь свой портрет, выполненный Леонардо, и художник не обманул ее ожиданий.

— Четыре года герцогиня Мантуанская просила Леонардо нарисовать ее портрет, — сказал Гай. — Можно заметить, насколько этот рисунок схематичен. Он явно выполнен с целью перенести его на холст. Очевидно, Леонардо собирался написать полноценную картину, но у него репутация художника, который не заканчивал свои произведения.

— Думаю, он был слишком занят изображением улыбки Моны Лизы.

Гай рассмеялся:

— Надеюсь, Изабелла осталась довольна результатом: в этом рисунке, который является настоящим шедевром, художник выполнил часть своего обещания.

Я попросила Петру сшить костюм, основываясь на картине Тициана, но в котором все же присутствовал бы свободолюбивый дух Изабеллы с рисунка Леонардо. Следующие несколько дней мы провели вместе, занимаясь костюмом. Каштановая юбка из шерсти и кашемира и искусно скроенный жакет были украшены богатой вышивкой с вкраплением эмблемы Изабеллы. Это был прекрасный костюм «от кутюр» с меховым воротником и манжетами, к которому прилагалась шляпа в форме анемона. Я легко могу представить, как следующей зимой парижанки будут гулять в таком костюме по Елисейским полям, с пуделем в тон к пальто, которое открывает каблуки.

Я пригласила на последнюю примерку Линкольна Стерна и его оператора. Все было готово — кроме «Юдифи» Климта, которая не может быть закончена раньше, чем я съезжу в Венецию. Я показала Линкольну все свои костюмы, кроме «гвоздя программы» — роскошного красного бархатного платья Мари Маркоз, которое пока оставалось за кадром, в ожидании дня моей продажи.

Наибольшее впечатление на всех произвело платье Фрэнсис Лейлэнд, выполненное Петрой. Мы одновременно уехали из Нью-Йорка, увозя папку с репродукциями картин, которые нашли в музее Фрика: предварительные эскизы платья. Как выяснилось, Уистлер считал себя не только художником, но и дизайнером, и сам придумал одежду для Фрэнсис. Ее наряд можно охарактеризовать как «платье для чая» — стиль, распространенный с США и Англии в 1870-х. Такая одежда являлась удобной альтернативой тугим корсетам того времени и была звеном, соединяющим исторический костюм с современным.

Серия рисунков отражала процесс творческого поиска Уистлера. Они включали изображение сложносочиненных розочек, служивших пуговицами, и различные варианты самого платья — с тщательно прорисованным шлейфом, разнообразной цветовой гаммой, с использованием цвета слоновой кости, бледно-желтого, оранжевого и ярко-алого цветов. Вряд ли миссис Лейлэнд позировала для этих рисунков, — ее голова нарисована чисто схематически. Петра обнаружила, что платья напоминают стиль Ватто — знаменитого французского художника эпохи романтизма восемнадцатого столетия. На портрете наряд был немного упрощен, но все еще напоминал о прошедшем веке элегантностью и благородством стиля: ниспадающий с плеч шлейф, присобранные рукава и оборки на воротнике. На рисунках Уистлер также изображал модель в разных позах, решив, наконец, изобразить Фрэнсис со спины, чтобы продемонстрировать шлейф во всем его великолепии и показать зрителю задумчивый профиль женщины. На одном из рисунков с розочками указания были написаны по-французски. К восторгу Петры, выяснилось, что Уистлер хотел, чтобы платье было сшито в Париже. Платье также упоминается в письмах Уистлера, его матери и миссис Лейлэнд, но сам наряд до наших дней не дожил. Теперь Петра пыталась воспроизвести его.

Вернувшись в Лондон, я черпала вдохновение в репродукции рисунка Леонардо. Я связалась с государственными архивами в Мантуе и обнаружила, что через три года после смерти Изабеллы, в 1542 году, был составлен список всего ее имущества во дворце Дукал. Полная копия этого документа недавно была опубликована, и ее можно приобрести. Не упуская случая узнать больше о жизни своей героини, я сделала заказ и получила список с нехарактерной для итальянцев быстротой — через три дня. Глянцевый документ занимал сорок восемь страниц, исписанных сепией и украшенных каймой из золотых листьев. Двести тридцать шесть наименований предметов искусства свидетельствовали об утонченном вкусе Изабеллы и позволяли судить о богатстве ее потрясающей коллекции.

Представление Изабеллы, которое я с нетерпением предвкушала, будет ярким и потребует присутствия зрителей. Я надеялась, что у меня будет возможность представить герцогиню Мантуанскую перед большой аудиторией. Я выйду и зачитаю отрывок из списка ее имущества, перемежая это разбрасыванием монет, чтобы подчеркнуть богатство своей героини. Ведь Изабелла подчеркивала свою значимость, демонстрируя богатство в его финансовом, интеллектуальном и творческом аспектах.