Проходит несколько дней. Шеф смотрит на меня заинтересованно, но никаких разговоров на личную тему не заводит.
Такое ощущение, что Баринов наблюдает за мной.
Как голодный хищник выслеживает добычу, так и он выжидает удобный момент, чтобы напасть и утащить в своё логово.
Но с нападением его опередили…
Как только стартовала рекламная кампания новой коллекции, все узнали, что позировала с украшениями я. Змеям переварить этот факт окозалось сложно, и одна из них не сдержалась.
В приёмную входит Грачевская. Я пью кофе, синхронизирую рабочее расписание с телефоном, заношу в заметки и ставлю напоминания.
Лада Юрьевна хочет что-то спросить, но бросает взгляд на мои руки, видит кольцо из коллекции и зеленеет, пыхтит, у дамочки едва дым из ушей не валит от злости.
Она тут же забывает, зачем пришла, разворачивается и выходит.
Через пять минут в дверь разъярённой фурией врывается Диана Роева, подлетает к столу и приказывает:
— Руку покажи!
Меня коробят тон и поведение посетительницы.
— А вы ничего не перепутали? — спокойно глядя в глаза, осаждаю нахалку. — Я не ваша прислуга.
— Я сказала, покажи кольцо!
Диана вне себя от ярости. Она хватает меня за руку, видит украшение и шипит:
— Сними или я вместе с пальцем отрежу.
Теперь уже и я в бешенстве от подобного наезда:
— Ты сумасшедшая? Идиотка? Больная на голову?
Кровь закипает и требует действия. Я осторожно встаю с кресла, а Роева продолжает наседать:
— Смотри, как бы тебе не заболеть. Узнаю, что спишь с Егором, тебе не поздоровится.
Я вспоминаю историю Карины и теперь уже уверена: нападение подстроила Диана, а, возможно, и сама покалечила девушку.
— Пошла вон! — выплёскиваю остывший кофе в лицо фурии. Пусть разъярённая гадюка немного остынет.
Но эффект получаю совершенно противоположный. Диана обходит стол и бросается на меня. Хватает за рукав шифоновой блузки и с треском его отрывает. Второй рукой с длинными заострёнными ногтями метит мне в лицо, хочет выцарапать глаза.
Я закрываюсь локтем, но ощущаю, как хищная лапа расцарапывает мой лоб. Приседаю, и когда хватка Дианы ослабевает, резко вскакиваю и бью её головой в подбородок.
Раздаётся клацанье сомкнувшихся зубов. Она вскрикивает от боли, прикусив язык. Хватает меня за волосы, я тоже пытаюсь проредить её шевелюру.
Диана вопит на всю приёмную:
— Тварь! Ненавижу!
Я в долгу не остаюсь:
— Гадюка! Иди рот прополощи, а то отравишься собственным ядом.
Резко отталкиваю её от себя, она отпускает мои волосы и летит к окну. Врезается спиной в подоконник. При этом задевает цветок в керамическом горшке, он падает на пол и с грохотом разбивается.
Из кабинета выскакивает Баринов. Видит двух красных и всклоченных женщин.
У Дианы губы в крови, мокрое лицо, растрёпанные волосы, коричневые пятна на бежевом платье.
Мои волосы тоже торчат в разные стороны, на лбу кровавые царапины от ногтей, рукав висит, держась на одной нитке.
— В чём дело, Диана Александровна? — шеф моментально вычисляет зачинщика.
Роева тяжело дышит, облизывает окровавленные губы:
— Всё в порядке, Егор Борисович. Поговорили о нашем, о девичьем.
Баринов смотрит на меня:
— Лера?
Я тоже дышу как загнанная лошадь. Случившееся не укладывается в мою картину мира. Как вообще такое возможно?
— Всё нормально. Диана Александровна уже уходит.
Врагиня бросает на меня обещающий все муки ада взгляд и отчаливает.
А я устало опускаюсь в кресло, закрываю руками лицо и начинаю тихонько хихикать, а потом всё громче и громче хохотать.
Шеф смотрит с испугом. Не знает, как успокоить адреналиновую истерику. Приносит их кухонной зоны стакан с водой и подаёт мне:
— Выпейте, Валерия Андреевна.
— С… С… Спасибо…
Делаю жадные глотки, капля воды стекает по подбородку, тушь наверняка размазалась, ведь я смеялась до слёз.
Баринов внимательно наблюдает.
— Что вас так рассмешило? — спрашивает с сарказмом.
— Ну как же? — вытираю глаза бумажным платком, достав его из верхнего ящика стола. — Я впервые в жизни подралась из-за мужчины. Чувствую себя разлучницей, которая увела мужа из семьи. Вам не смешно?
Смотрю на босса в ожидании реакции.
— Нет, не смешно. А должно быть?
Успокаиваюсь и тяжело вздыхаю:
— Не знаю.
Егор решительно обещает:
— Я поговорю с Дианой. Подобное поведение неприемлемо.
Но я, кажется, уже прошла точку невозврата. Эта драка стала последней каплей, переполнившей чашу моего терпения.
— Знаете что, Егор Борисович, катитесь вы подальше вместе со своим серпентарием. С завтрашнего дня я у вас больше не работаю…
Баринов смотрит на меня пристально и с каким-то испугом. Впервые вижу на его лице абсолютную растерянность. Похоже, он не знает, что предпринять.
— Лера, ты хорошо подумала? — осторожно спрашивает.
Надеется, что я приняла решение на эмоциях и могу забрать свои слова обратно.
— Лучше некуда. У вас не компания, а дикие джунгли. Стоит только немного зазеваться, и тебя покусают, покалечат, а то и вовсе сожрут. Работать рядом с вами опасно для жизни.
До шефа доходит, о чём я. Надеюсь, что хоть немного чувствует себя виноватым. Ведь гадюшник развёл он, больше некому…
Баринов суёт руки в карманы, подходит к окну, замечает горку земли, разбитый горшок с цветком и оживляется:
— А знаете что, Валерия Андреевна? Печатайте-ка приказ об увольнении Дианы Александровны Роевой за нарушение корпоративной этики. Мне самому надоели эти бабские козни и разборки. Следующая на выход отправится Лада Юрьевна Грачевская или кто там у нас активно увиливает от работы и жаждет устроить свою личную жизнь?
«Ну молодец! Нашёл выход. Только всё это нужно было делать вчера», — едва сдерживаю своё возмущение.
Вслух замечаю:
— Вы же понимаете, что в этом увольнении обвинят меня?
— С чего бы это? — недоумевает босс. — Разве ВЫ у нас генеральный директор компании? Печатайте приказ, а я, так и быть, сам отнесу его Роевой.
Разозлённый Баринов скрывается в своём кабинете, а я заливаю перекисью водорода боевые раны.
Сажусь за стол, закидываюсь валерианкой и размышляю, какой текст набирать: приказ об увольнении или заявление об уходе?
Гонорар за съёмку, зарплата и премия позволили мне мечтать о покупке новой квартиры. Если Артём надумает делить нашу двушку, то с таким доходом я смогу позволить себе ипотеку.
Мне повезло, что попала на эту вакансию. Гордо уйти я, конечно, могу, но тогда придётся поставить жирный крест на мечтах о светлом будущем. И я решительно начинаю набирать текст приказа…
Вечером дети с удивлением рассматривают расхристанную мать. Царапины покрылись корочкой, кожа под ними вздулась и покраснела, выгляжу я той ещё красоткой.
Марина таращит глаза:
— Мам, что случилось?
— Да так… Сегодня в приёмную ворвалась одна сумасшедшая, пришлось выдворить, — выдаю полуправду.
Максим громко возмущается:
— А охрана? У вас там что, люди с улицы так просто могут к директору пройти? Никто их не остановит?
— Не знаю… Парни почему-то не остановили… — краснею и отворачиваюсь, чтобы дети не видели бегающих глаз врушки-матери.
— Дурдом… — комментирует ситуацию сын, и я с ним полностью согласна.
«Дурдом, да ещё какой! Шизофренички, невротички, абьюзеры и прочие психички».
Сын идёт на балкон за стремянкой и достаёт со шкафа бейсбольную биту. Торжественно вручает мне:
— На, держи всегда под рукой!
— Макс, спасибо, но это лишнее, наверное, — смущённо отказываюсь.
— Мама, тебе мало сегодня досталось? Бери, пригодится, — настаивает сын.
«И правда, пригодится. Пусть только сунутся теперь ко мне змеюки подколодные!»
Я беру биту, взвешиваю в руке и решительно убираю в пакет: завтра унесу на работу.
И баллончик перцовый надо купить от этих бешеных собак.
И за успокоительным в аптеку зайти.
Но это уже для себя.
Что-то валерьянка не очень помогает…