На следующий день я иду по офису с высоко поднятой головой. Надо учиться у Баринова игнорировать чужое мнение. Умному объяснять не надо, а дураку — нет смысла. Поэтому опираюсь только на себя и своего мужа.
Заместитель бухгалтера, повышенная до исполняющей обязанности главбуха, появляется в приёмной в одиннадцать часов.
— Добрый день, Лерочка Андреевна, — щебечет Галина Дудина.
Ей тридцать пять, одна воспитывает дочку, замужем не была, но на внимание Егора не претендует, как мне показалось.
— Здравствуйте, Галина Сергеевна. Егора Борисович нет, он на совещание в министерство уехал, — информирую сотрудницу.
— А я не к нему, я к вам.
Моя бровь ползёт вверх. Что это от меня могло понадобиться бухгалтерии?
Галя оглядывается на дверь, а потом ставит на стол пакет с логотипом известной косметической фирмы:
— Тут косметика из Дьюти Фри, я с дочкой в Турцию летом летала, купила на всякий случай. И конфеты. Это вам к Восьмому марта.
Мне становится противно. Терпеть не могу, когда передо мною заискивают.
— Галя, уберите сейчас же. До Восьмого марта ещё целый месяц. Мы с вами едва знаем друг друга, какие могут быть подарки? — отпихиваю пакет.
Но настырная бухгалтерша настойчиво двигает его в мою сторону. На щеках нездоровый румянец, губы трясутся, через линзы очков вижу, как влага заполняет её глаза:
— Лерочка Андреевна, понимаете, я ведь знала, что Эльвира Сергеевна подправила приказ. Слышала их разговор с Ладой Юрьевной. Это Грачевская её попросила, про должок какой-то напомнила. Но я побоялась пойти и сказать вам или Егору Борисовичу. Думала, что Зорина меня потом с работы выживет. Вы же знаете, какая она злопамятная.
В общем, струсила я. Простите меня, пожалуйста, и этот небольшой подарок примите в качестве извинения. Поговорите с Егором Борисовичем, чтобы он меня не увольнял. Я ведь одна с дочкой, где я ещё найду такую хорошую работу?..
Дудкина отступает к двери маленькими шажками. А я встаю, беру пакет, выхожу из-за стола и сую презент ей в руки:
— Не глупите. Никто вас увольнять не собирается. Забирайте свои подарки и идите на рабочее место. Косметика вам самой пригодится, а конфеты пусть дочка съест. Я не ем сладкого.
Разворачиваю её лицом на выход, но эта идиотка продолжает меня уговаривать:
— Простите, я не знала. Может вместо конфет кофе купить или какой-то дорогой чай?
— Идите, Галя! Не злите меня! — я уже не разговариваю, а шипела.
Так и в гадюку превратиться недолго.
Со змеями жить — шипеть и язвить...
Несколько дней наша жизнь идёт своим чередом, но наступает вечер пятницы, и я решаюсь позвонить Столетову, потому что Марина продолжает меня игнорировать.
После ужина Егор уходит в кабинет. К нам в гости зашёл сосед, отец Никиты, и мужчины решили «хлопнуть по коньячку». Я же отправляюсь в спальню и набираю бывшего мужа.
— Да, Леррррра… — с трудом выговаривает Вадим. Кажется, он пьян в стельку.
— Столетов, ты где? — резко спрашиваю, слыша на заднем фоне музыку и громкие голоса.
— В борделе, — глупо хихикает муж.
Затем начинает икать и оправдываться:
— Да шутю я, шутю. Пятница, зашёл с коллеками в баррр…
— Вадик, ты лыка не вяжешь! Марина где? Ты ей звонил? Как ты дома такой покажешься? — меня натуральным образом трясёт от злости. Эта скотина совсем не думает о дочери!
— А я домой не пойду, — кривляется пьяный бывший. — Правда, Виолетта?
Рядом с трубкой какая-то девка мурлыкает и смеётся.
— Правда, дорогой! Сегодня котик ночует у меня, — пищит в трубку.
Тварь! Какая же он тварь!
Не знаю, что делать. Идти к Егору и портить ему вечер? Говорить, что мне надо слетать в Якутск и забрать дочь? Или подождать до утра и позвонить Марине. После ночи без отца, думаю, она решит поговорить с матерью. Больше ей не на кого опереться.
Я сбрасываю звонок и иду в комнату Максима. Он мастерит какую-то модель самолёта. Егор увлёк его моделированием, показав свою коллекцию и накупив прибамбасов. Они теперь вместе что-то клеят, собирают. Егор подсказывает сыну, когда у того возникают трудности со сборкой.
Взрослый мужчина, а детские увлечения никуда не делись. Правда, теперь можно прикрываться пасынком…
— Максим, я звонила папе, — сообщаю ребёнку.
Он сразу хмурится, заметив моё волнение.
— И? — задаёт короткий вопрос.
— Он пьян. Абсолютно. Даже говорит с трудом. Ночевать дома не намерен. Я волнуюсь за Марину. Может, поехать и забрать её оттуда? — советуюсь со своим мудрым мальчиком.
— Мама, даже не думай! Вот когда она сама позвонит и попросит, тогда и поедешь. А так ты её привезёшь, а она продолжит нервы трепать. Тебе это надо? — спокойно отвечает Максим.
— Но как же? Ей там наверняка плохо. А позвонить мне гордость не позволяет… — лихорадочно ищу аргументы в защиту дочери.
— Тупость и упрямство не позволяют ей позвонить. Мам, успокойся. Станет ей невмоготу — объявится: или меня, или тебя наберёт.
Макс возвращается к своему занятию, а меня душат сомнения.
Если минуту назад я была полна решимости купить билет и поехать в аэропорт, то теперь что-то меня останавливает.
Ладно, освободится Егор, поговорю ещё с ним. Если что, полечу утром…
Но лететь не пришлось. При очередном моём звонке дочь подняла трубку.
— Мариночка, привет! У тебя всё нормально? — тревожно спрашиваю.
— Привет! Да, всё хорошо, — коротко отвечает дочь.
Опять этот холодный тон с невысказанной претензией. Как же тяжело с подростками…
— А папа тебе не звонил сегодня? — прощупываю почву.
— Звонил. Сказал, что не придёт ночевать.
От её ровного, бесцветного голоса у меня просто мороз по коже.
Пытаюсь выяснить, насколько Столетов потерял совесть:
— Я разговаривала с папой, он был пьян.
— Первый раз, что ли?.. Да он каждую пятницу до чёртиков нарезается, домой приходит только в воскресенье с таким перегаром, что мухи на подлёте дохнут. Спасибо, хоть шалав своих не водит, — зло выплёвывает каждое слово Марина.
— Я завтра прилечу и заберу тебя, — сжимаю кулаки что есть силы. Хочется убить бывшего, причём с особой жестокостью.
— Зачем?! Я никуда отсюда не поеду, оставьте вы все меня в покое!!! Ты превратила нашу жизнь в ад, видеть тебя не хочу…
Дочь бросает трубку, а я слушаю длинные гудки и покрываюсь холодным потом.
Она опять во всём винит меня.
Столетов пьёт, гуляет направо и налево, не ночует дома, а виновата я?
Ну, уж нет, милая! Если ты считаешь, что это нормально, то и живи с ним. Когда-нибудь тебе это надоест. А я подожду. Надеюсь, у меня хватит терпения…
Иду в душ и пытаюсь согреться. Горячая вода помогает расслабить спазмированные мышцы, перестать трястись.
Выпиваю пару таблеток пустырника и ложусь спать, хотя нет ещё и девяти часов вечера. Хочу, чтобы этот день скорее закончился. Утром мне станет легче.
Спасительный сон погружает меня в небытие. Я не слышу, как ложится Егор. Утром он будит меня мягким поцелуем в плечо, и когда я хочу повернуться, быстро встаёт с постели:
— Прости, мы вчера выпили с Сосновским. От меня, наверное, несёт, как от бухающего грузчика. Пойду зубы почищу и ментолом закинусь.
Мне хочется плакать. Это так непривычно, когда мужчина не лезет на тебя с утренним стояком, а заботится о том, чтобы ты не почувствовала неприятный запах после алкоголя. Столетову такое даже в голову бы не пришло…
Суббота. Выходной день. Егор предлагает поехать в торговый центр, но Макс отказывается — у них с Никитой другие планы. Я тоже не горю желанием идти в кино или по магазинам. Предлагаю истопить баню, приготовить шашлыки.
Но все наши планы летят в тартарары. Баринову звонит дочь и бьётся в истерике. Ей кажется, что она рожает.
У Лики восемь месяцев беременности, срок ещё не подошёл, но что-то случилось.
Егор как-то теряется:
— Лер, поедем со мной. Всё-таки ты женщина и опыт уже есть, а я ведь в этом ни хрена не понимаю. Мне так спокойнее будет.
— А Лика? Как она воспримет моё присутствие? — сомневаюсь в адекватности этой идеи.
— Знаешь, я думаю, ей сейчас не до обид.
Мы быстро одеваемся и едем в город.
Анжелика открывает дверь, держась одной рукой за большой живот. На ней ночная рубашка и один тапок. Волосы растрёпаны, лицо бледное, она то и дело морщится.
— Проходите, — широко расставляя ноги, уходит в спальню.
На банкетке стоит сумка, которую она уже собрала в больницу.
— Живот болит… — морщится от боли.
— Лика, а как он болит? Тянет через равные промежутки времени, или колет, крутит постоянно. В туалет по большому не хочется? — осторожно спрашиваю любовницу моего бывшего мужа.
— Да я даже не понимаю. Просто болит, и всё!
Она ложится на кровать и поджимает ноги, насколько это возможно.
— Звоню в «скорую», — сообщает Егор и уходит в другую комнату.
А я присаживаюсь на кровать. Дочь Баринова поворачивается ко мне и спрашивает, содрагаясь всем телом:
— Рожать — это очень больно?
— Приятного мало, конечно, но сейчас есть эпидуральная анестезия. Можно обезболить процесс, — успокаиваю её.
— Знаете, мне жаль, что я связалась с вашим мужем. Он изменял мне там, в Мирном. В конце уже и ночевать домой не приходил. Говорил, что я готовить не умею, ни к чему не приспособлена, только и могу истерики катать. Я его ненавижу…
Лика заплакала, а я стала гладить её по голове. По сути, она такая же, как моя Марина — дерзкая и упрямая. Они в чём-то похожи.
— А я тебе даже благодарна в некотором роде. Столько лет жила рядом с ничтожеством и считала его порядочным человеком, а тут увидела человека во всей красе, — высказала свои мысли.
В спальню вошёл Егор:
— Анжелика, одевайся, машина сейчас подъедет.
— Я одна в больницу не поеду, вы со мной! — сразу стала диктовать условия упрямая коза.
— С тобой, с тобой… Куда ж мы денемся-то… — обречённо выдохнул отец.