Сказ о снегах

Глава 4. Человек, который не горел в огне

Их отвели в один из домов, предложив пока «отдохнуть и перекусить». Она задумчиво жевала кусок сыра с хлебом, стараясь в малейших деталях воскресить только что произошедшее. Как она использовала магию? Что почувствовала?

Холод.

Перед тем как магия отозвалась на её зов, Ружена почувствовала вспышку холода, пронзившую всё тело. Она не была похоже на то, что происходило во время их короткой битвы со Светозаром. Тогда холод был ледяным, и терпеть его колющие изнутри иглы было невыносимо.

В этот же раз всё прошло куда проще. Холод казался совсем не таким нестерпимым, и магия откликнулась куда быстрее.

Они только закончили трапезу, когда в избу зашла женщина, с которой они говорили снаружи. Она тряхнула копной густых чёрных волос, поправила съехавшую повязку с прикреплёнными к ней височными кольцами, и села за стол.

– Прошу прощения за всё, что вам пришлось тут пережить. В нашей деревне три дня назад произошёл странный случай, последствия которого вы видели. Влас – неплохой человек, но он всегда был… с гнильцой. Его жена не давала ему свернуть на скользкую дорожку, да и остальные поддерживали. И всё шло хорошо, пока три дня назад он не вернулся с охоты.

Она сделала паузу и глотнула из кружки, которую поднёс ей хозяин дома.

– Не знаю уж, что там произошло. Вернулся он уже каким-то странным: молчаливым и мрачным. Но мы тогда особо не обратили на это внимания. А вечером он, – женщина запнулась, – он убил свою жену. Косой.

Хозяин дома покачал головой, а его дочь, накрывавшая им стол, вздрогнула и бросила взгляд в красный угол, на алтарь.

– А следующим утром пришёл к соседям и чуть их не зарубил. Потом с ним стало твориться что-то совсем неладное. Первак вот утверждает, что, пытаясь остановить, попал ему камнем в голову. Кровь брызнула, да только не красная, а какая-то странная: коричневая с чем-то белёсым. И Желана тогда правду сказала: Влас как будто всё сильнее и сильнее становился и при этом как пьяный. Совсем ни на что не реагировал. Мы его смогли связать, привязали к столбу и отправили Крива – нашего кузнеца – в город за помощью. Вот только верёвки его не удержали… И он стал настолько сильным и так на всех кидался, что мы сделать ничего не смогли. Ведь Крив-то его и поймал в прошлый раз, а теперь его нет. Так что почти два дня все сидели по домам, пока он тут бродил, и надеялись, что Крив вернётся и приведёт подмогу.

Она подняла глаза на Ружену и попыталась улыбнуться.

– Спасибо вам за помощь.

А потом, спохватившись, представилась.

– Меня, кстати, Ласточка зовут, дочь Желаны. Я в Ведьмином Носу вроде как за главную. Не совсем староста, но что-то вроде. А вас что сюда привело?

Горецвет тут же взял быка за рога и принялся излагать их маленькую легенду, придуманную Руженой. Она же размышляла над тем, что только что услышала. Что за странный недуг поразил Власа? И не связан ли он с тем наследником магии, которого они должны здесь найти?

Ласточка на объяснения гусляра клюнула и, похоже, была только рада отвлечься. Как и остальные. Весь остаток дня жители деревни вспоминали истории о том, как она появилась и обзавелась своим странноватым названием.

Вечером, перебирая пальцами струны, а в уме всё услышанное, Горецвет сказал:

– А из этого действительно может получиться неплохая история.

Ружена подпёрла щёку кулаком и заметила, глядя в тёмное окно:

– Но того, за кем мы пришли, тут нет.

Гусляр пожал плечами.

– У нас же ещё город впереди. Там людей больше.

Она провела пальцем по дереву подоконника. Одна мысль закралась в её голову ещё во время рассказа Ласточки днём.

– Надо нам посмотреть на этого кузнеца.

Горецвет кивнул.

– Да. Ведь именно он поймал Власа в первый раз. А для этого нужно обладать определённой силой.

Поэтому они решили остаться до возвращения кузнеца. Им были только рады, ведь расспросы гусляра отвлекали людей от происходящего в их деревне. Ласточка отвела им место в своём доме, настояв на том, чтобы они были её гостями. Мужчина и его дочь, кажется, остались этим недовольны, но ничего против не сказали. Хотя девушка и пыталась строить глазки Горецвету, прося зайти к ним попозже.

Ночью Ружена спала плохо. В её сны то и дело врывался ледяной ветер. Что бы ей ни снилось, порыв этого ветра выбрасывал её в другое сновидение. Она не запомнила ни одно из них, но проснулась почти не отдохнувшей.

Ружена едва успела открыть глаза, как Горецвет устроился на стуле у её кровати.

– Он здесь, – произнёс гусляр, странно улыбаясь, – и я уверен, что он тот, кто нам нужен.

Она поспешно села в кровати.

– Ты говорил с ним?

– Ещё нет. Только видел издалека. Решил, что лучше нам сразу идти вместе.

Ружена согласно кивнула, быстро заплела волосы в косу и прогнала гусляра из комнаты.

– Оденусь и спущусь, подожди внизу.

Крива они нашли у кузницы, беседующим с Ласточкой. Не желая привлекать внимание старосты своим интересом к кузнецу, они отошли подальше и дождались, пока та уйдёт.

Ружена заметила на улице дружинников, которых должно быть привёл из города Крив. Они носили зелёные с золотой вышивкой рубахи: зелёный – цвет Дубравного, золотой – цвет княжеской семьи. Отвернувшись от дружинников, она принялась разглядывать кузнеца. Высокий, сильный, черноволосый. Но больше с их места было не разглядеть.

Наконец Ласточка ушла, а Крив вернулся в свою кузницу. Горецвет тут же потянул Ружену, оглядывающуюся по сторонам, за собой. Он первым оказался у двери и первым проскользнул внутрь. Она последовала за ним.

В кузнице было тихо, темно и прохладно. Неудивительно, он ведь только что вернулся.

– Я видел как вы наблюдали за мной, – Крив обернулся к ним, как только они вошли, – и Ласточка мне о вас рассказала. Что вам нужно?

Горецвет что-то сказал, шагнул дальше. Но Ружена поражённо замерла на пороге. Её глаза встретились с глазом Крива: ярко-янтарным и единственным. Отсутствующий глаз прикрывала коричневая кожаная повязка. Но не это её удивило, она за свою недлинную жизнь насмотрелась на разных людей, в том числе и увечьями, врождёнными и приобретёнными. Нет, Ружена остановилась, потому что на неё волной обрушилось чувство узнавания.

Она точно никогда не видела Крива, никогда с ним не встречалась. И всё-таки она его знала. Было ли это знание Морены, воспоминания богини о своём друге и соратнике? Но встретившись с Горецветом Ружена ничего подобного не ощутила. Уже позже пришло странное чувство сродства, но слабое, совсем не такое, как сейчас.

Крив замер и вздрогнул. Она подумала, что и он, должно быть, его почувствовал. Горецвет с интересом переводил взгляд с кузнеца на Ружену и обратно. Потом шагнул к ней и шепнул на ухо:

– Должно быть, он один из богов. – Потом тихонько усмехнулся. – Явно не Беляна, а значит…

Огнебог. Страж моста через Смородину. Страж Нави.

Крив нахмурился.

– Кто вы такие?

Горецвет поёжился.

– Давайте отойдём от деревни, поговорим. Здесь мне не по себе, будто стены давят.

Кузнец окинул его оценивающим взглядом. Непонятная эмоция мелькнула в его глазу, и он кивнул.

– Хорошо.

Он вышел из кузницы, завернул за дом и углубился в лес, ни разу не оглянувшись. Интересно, обрадовался бы он или разочаровался, увидев, что они исчезли? Ноги у Крива были длинные, шагал он быстро, словно не замечая у себя под ногами корни, кочки и траву. Так что Ружене и Горецвету приходилось поторапливаться, чтобы успеть за ним.

Кузнец вывел их на какую-то поляну, уселся на упавшую ель и жестом предложил их присоединиться. Горецвет шагнул было к дереву, но Ружена, вместо того чтобы сесть рядом, устроилась на пне напротив. Поколебавшись, гусляр всё-таки сел на ствол ели, послав ей обвиняющий взгляд. Как будто Ружена его бросила, а не сидела в двух метрах от них.

– Итак, – сказал Крив, переводя взгляд с Горецвета на Ружену. – Зачем я вам?

– Пообещай сначала, что выслушаешь до конца, какой бы невероятной эта история тебе ни показалась, – потребовал гусляр почти тоже самое, что и от Ружены в их первую встречу, – а потом мы предоставим тебе доказательства наших слов.

В янтарном взгляде кузнеца сверкнул интерес.

– Хорошо, я слушаю.

Горецвет начал свой рассказ, а Ружена нервничала. Она знала, о каких доказательствах тот говорил. Они обсудили это, пока стояли и ждали, когда Ласточка наговорится с кузнецом. Она должна продемонстрировать свою магию – магию Морены, магию метелей и ледяного ветра. Интересно, получится ли у неё призвать снег? Ружена никогда его не видела, хотя и слышала о том, каким он был. Балуй, да и все остальные, не любили говорить об этом, но иногда, если подловить их в хорошем расположении духа, делали исключения.

Выражение лица Крива не менялась на протяжении всего рассказа. Когда гусляр закончил, тот только медленно кивнул. Потом сказал:

– Я жду доказательств.

Горецвет бросил взгляд на Ружену. Та кивнула ему и встала. Но призвать магию в тишине, чувствуя как внимательно, не отрываясь смотрит на неё Крив… Это оказалось не так-то просто.

Вздохнув, она решила поменять тактику. Ружена представила, как её скрывает от чужих глаз пелена белого снега. Представляла она его, правда, опираясь на чужие описания, так что не была уверена, что получится.

Но магия откликнулась. И на неё обрушился белый водопад снега. Снежинки были маленькими, но вместе они образовали настоящее белое одеяние. Они касались кожи Ружены, охлаждая её, и тут же таили. Приятное ощущение и ничего похожего на ледяной холод, пробирающий изнутри.

Но вот снег лежал у её ног и медленно таял. Ружена посмотрела на Крива: кузнец выглядел впечатлённым, его глаз сиял. Горецвет смотрел на снег с неприкрытой радостью, и она подумала, что он, должно быть, действительно любил зиму, когда был маленьким мальчиком. Сколько лет он прожил с зимой? Три?

– Я вам верю, – сказал Крив, – вы действительно те, за кого себя выдаёте. Смотрите.

Он вытянул вперёд руку ладонью вверх. Медленно сжал кулак, а потом раскрыл его: вспышка и вот на его ладони танцует весёлый огонёк.

Горецвет покачал головой.

– Ваши способности куда полезнее моих.

– Твоя способность привела тебя ко мне, – сказала Ружена, – а теперь и к Криву. Правда, я не знаю, хорошо ли это.

Кузнец нахмурился, окинув её внимательным взглядом.

– Что ты имеешь в виду?

– Горецвет говорит, что мы должны вернуть зиму. Но почему? Что в ней хорошего?

Гусляр покачал головой.

– Дело не в том, хорошее это время года или плохое, а в равновесии. Я же уже говорил. Нельзя быстренько перестроить миропорядок, выкинуть из него кусок и надеяться, что от этого ничего не изменится. – Чувствуя молчаливую поддержку Крива, он начал горячиться, но быстро взял себя в руки. – Впрочем, это не важно. Я обещал тебе показать, к чему это привело, и я покажу. Нужно только пройти немного южнее…

Кузнец посмотрел на него с пониманием.

– Ты имеешь в виду гниль и насекомых? Слухи об этом дошли уже и до наших краёв. Однако люди считают, что всё это байки. Вот только…

Он замолчал, задумавшись.

– Только что? – Спросила Ружена, когда пауза затянулась.

Крив поднял на них взгляд.

– Я думаю, что произошедшее с Власом тоже из-за гнили. Не так давно он ездил к родне в город намного южнее нашего. И вернулся хуже, чем прежде. Что бы ни произошло на той охоте, это было последней каплей.

Ружена вспомнила, что говорила Ласточка о крови Власа. Коричневая с чем-то белёсым… Гниль. Вот только…

– С чего ты взял, что это именно из-за зимы?

Кузнец покачал головой.

– Я не знаю, просто предполагаю. Но что ещё это может быть?

Она пожала плечами.

– Болезнь. Плохая кровь.

Горецвет раздражённо вздохнул.

– Ладно, оставим пока это. Потом сама увидишь, что к чему. А пока, Крив, расскажи-ка нам о себе. Видишь ли, наши с Руженой истории оказались похожи и мне интересно…

Он ещё не договорил, а кузнец уже кивал.

– Понимаю, расскажу.

Бросив взгляд куда-то за плечо Ружены, словно смотреть на неё или на Горецвета ему было некомфортно, он заговорил:

– Двадцать один год назад мои приёмные родители нашли меня зимой в лесу. Никто не знал, откуда я взялся, но предположения строили разные. Больше всего людей удивило, что, несмотря на жестокие морозы, которые ударили в тот год, я совсем не замёрз. Ещё в раннем детстве я тянулся к огню. Не просто из интереса, как другие дети, а постоянно, словно он непреодолимо меня притягивал. Родители, устав меня оберегать, решили дать мне разок обжечься. Они были уверены, что это меня остановит. Вот только когда я схватился за огонёк свечи, он меня не обжог. С тех пор родители стали замечать всё больше и больше таких моментов. Они как могли скрывали это от других жителей деревни, зная, что пойдут толки. Но когда я подрос и сам осознал свою способность, я стал хвастаться ей перед друзьями. Так я свёл на нет все усилия моих родителей. Люди начали шептаться о том, что они подобрали в лесу «нечистое дитя». Что я что-то навроде чёрта, сбежавшего из Нави, и поэтому огонь мне не страшен.

Он замолчал. Ни Ружена, ни Горецвет его не торопили.

– А когда мне было восемь, у нас дома случился пожар. По моей вине, – тихо продолжил Крив, – я ведь не понимал, как опасен может быть огонь. Мне-то он вреда не причинял. Я опрокинул свечу. Пламя перекинулось на занавески. Никого из родителей тогда в избе не было. Отец работал в кузнице, мать ушла стирать бельё на реку. А я был зачарован. Смотрел, как огонь пожирает сначала шторы, потом перекидывается на стены, скамью, стол. Как горят идолы в своём углу. Представьте, какая картина должна была открыться людям, когда дом потушили! Они входят в избу, а я стою посреди почти полностью сгоревшей комнаты, абсолютно живой, здоровый и довольный. После этого детям было строго настрого запрещено со мной даже заговаривать, а взрослые старались меня избегать. Когда я всё-таки попадался им на пути, они поспешно отворачивались, бормоча себе под нос защитные слова. Амулетами обзавелись все без исключения.

Он печально усмехнулся.

– Как-то раз я подслушал разговор родителей с Желаной, Ласточкиной матерью. Она уговаривала их отвести меня туда, где нашли и бросить в лесу. Уверяла, что я не человек, а просто нечисть, играющая с ними. Что семья мне не нужна и в лесу я буду в порядке и в одиночку. Они её не послушали, но я чувствовал, что их отношение ко мне тоже меняется. В их защиту надо сказать, что они делали всё возможное, чтобы я этого не заметил. Когда мне было четырнадцать, и отец выучил меня азам кузнечного дела, меня отправили в город, в подмастерья к тамошнему кузнецу. Родители уверяли, что это для того, чтобы я набрался опыта, но я думаю, им нужно было на время избавиться от меня, чтобы разобраться в своих чувствах. Я провёл там три года из четырёх, которые были обговорены, когда мне пришла весточка из дома. В нашу избу ударила молния, и родители погибли в пожаре. Так что я вернулся и занял место отца – стал деревенским кузнецом. Конечно, люди были не в восторге, но предпочитали меня терпеть. Как я довольно быстро узнал от тех немногих, кто продолжал со мной общаться (через них же мне и передавали заказы, если кому-то что-то было нужно), большинство жителей Ведьминого Носа считало, что в этом пожаре виноват я. То, что я в это время жил в городе их не волновало: они считали меня нечистью, способной и не на такое. Так что я восстановил дом, работал в кузнице и старался держаться в стороне ото всех.

На поляну опустилась тишина. Горецвету явно было не по себе, а Ружена размышляла о том, что пришлось пережить Криву. А она считала, что её жизнь была тяжёлой и что её не любили в Большом Ручье!

– Так что я пойду с вами, – вдруг сказал Крив, подняв голову и посмотрев прямо в глаза Ружене, – я уже подумывал о том, чтобы покинуть Ведьмин Нос. Может быть, вернуться в город. Может, вообще уйти с Василькового мыса. И вот появились вы.

Горецвет довольно кивнул.

– Мы отправимся в путь, как только я буду знать, куда нам нужно.

Ружена вздохнула. Видения гусляра – не очень надёжный компас, но другого у них не было.

Из дома Ласточки они переехали в дом Крива, вызвав в деревне толки. Прислушиваясь, Ружена узнала, что, несмотря на то, что кузнец был тем, кто победил и связал Власа в первый раз, а потом отправился в город за помощью, многие считают, что безумие мужчины как раз «дело его нечистых рук». Наверное, к лучшему, что Крив отсюда уедет. Если ей самой не хотелось покидать Большой Ручей, то у него, похоже, такой проблемы не было.

В Ведьмином Носу им пришлось провести целую неделю, в течении которой отношения людей к ним всё больше портилось. Ружена обрадовалась, когда утром Горецвет объявил, что у него было видение, и они отправляются в путь.