Склонность к дождю

Глава 4

Его зовут Марк!

— Как? — невольно вырвалось у бабушки, когда новорождённого внука привезли домой и разговор зашёл об имени для него.

— Марк!

— Неожиданно… — растерянно проговорила новоиспечённая бабушка.

Её невестка улыбнулась.

— Вот этого я и хотела — неожиданности! Чтобы все обращали внимание, удивлялись, задумывались!

— С таким же успехом его можно и Потапом назвать.

— Нет.

— Но «Марк» будет восприниматься, как… Ну, ты понимаешь!

— «Марк» будет восприниматься как иностранное имя!

— Как взрыв! — хмыкнула свекровь.

— Хорошее имя для адвоката, — не сдавалась невестка. — Я же старалась, ещё одного адвоката Кушманцева рожала!

— Милая моя, да правильно всё, — озорно улыбнулась свекровь, — ты же умница у нас!

Мама Марка удивлённо уставилась на мать своего мужа — да, они жили душа в душу, но характер у свекрови был своеобразный: она никогда ни с чем сразу не соглашалась. Свекор называл её, любя, провокатором. Хорошо, что поразмыслив, она не спорила без причины.

А мужчины не обращали внимания на их разговор. Анатолий, отец Марка, сидел возле кроватки и неотрывно смотрел на новорождённого сына. Казалось, вот так можно смотреть бесконечно. И трепет в сердце приносил неведомую доселе радость.

Дедушка же стоял, облокотившись о спинку кроватки, и смотрел то на внука, то на сына. Он наблюдал, как на глазах его Анатолий превращается в отца, как любовь к крохотному сыну поглощает его. Да, во время беременности он заботился о жене, переживал, но осознавать отцовство стал вот только что, когда увидел малыша!

Сам же дед давно предвкушал этот момент счастья. Но к ожидаемому добавилось осознание — вот оно, моё продолжение! И что там девушки наши говорят — Марк? Значит, его зовут Марк!

…Марк же ко всему происходящему был абсолютно равнодушен. Он хотел спать и спал! Хорошо… мягонькое всё вокруг и сухое! Сплошное наслаждение.

Сон длился, длился… Но движение всё же началось — то это надо, то другое… Покой закончился! Правда, вокруг все хорошие такие — тепло с ними, уютно! Марк наблюдал за всем происходящим вокруг спокойным внимательным взглядом.

Такая размеренная жизнь длилась месяц. А потом Марк начал улыбаться. Он различал родных и улыбался каждому отдельно. Маме потому, что она просто самая ближняя, папе потому, что от его взгляда становилось спокойно, бабушке потому, что она веселее всех улыбалась ему, а деду потому, что деда обожал, дед был самым-самым!

С остальными, возникающими в их доме, Марк был насторожен и на общение шел, только если человек смог его чем-то заинтересовать.

Таким он и вырос — спокойным, внимательным и рассудительным.

А ещё — ответственным.

— Делу надо отдавать максимально сил, но разумно, — наставлял внука дед, когда семья начала собирать Марка в школу. — Сейчас твоим делом будет учёба.

Марк внутренне собрался, но оказалось, что учиться-то ему труда не составляет. Уже здорово!

— Не хороводь! — посоветовал дед.

И, наверное, поэтому у Марка был один друг — сошлись с одноклассником на втором году обучения, и словно сроднились.

Но ещё дед, конечно. Дед был самым близким человеком.

— Дед, а с девчонками хороводить можно?

— Нужно, — улыбнулся Пётр Николаевич Кушманцев. — И даже полезно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Девчонки Марка обожали.

Ну ещё бы!!!

Красавчик такой — симпатичный, высокий, стройный! Отлично учится, но с ботаниками не имеет ни единой точки соприкосновения. Остроумный — скажет порой так, что не только все хохочут, но и не один день шутку вспоминают! Да ещё и на гитаре играет!

Пока Марк учился в школе, у него было несколько романов, но это всё так — с хихоньками, с хахоньками. И дальше поцелуйчиков дело не шло.

В институте случались свидания посерьёзнее: но там и договориться сразу можно было — здоровый секс, и разбежались. Правда, случалось, что девушки пытались продлить отношения, но безуспешно.

— Маркуша, когда у тебя постоянная девушка появится? — спросила однажды бабушка.

— Сначала карьера, баб!

— Да ты просто никого к себе близко не подпускаешь!

— Ну…

— Как только на твоей пустой равнине появляется девушка, ты её своим молотком — шарах! — и пошла!

— Не понял… — Марк покраснел.

— Фамилия Кушманцев означает «открытая равнина», — принялась пояснять бабушка, радуясь замешательству внука: щёки порозовели, значит, всё с ним хорошо. — То есть даже ни единого кустика, где можно притаиться, чтобы возле тебя остаться!

Марк улыбнулся:

— А дубасю я их чем?

— Марк — это молоток!

Марк пожал плечами:

— Ну, значит, мне нужна та, которая сможет закрепиться на моей открытой равнине.

— Ты Кушманцев, — махнула бабушка в сторону деда, который с интересом слушал их разговор. — Это их кровь!

Марк подмигнул деду.

— Бабуль, давай я тебе спою!

Внук отправился за гитарой.

Дед с победным видом посмотрел на бабушку — вот так!

— Мы с тобой помолчим — вдвоём,

Ведь у нас тишина — одна.

Мне любовь наша кажется сном,

Наша редкость — вот кто она.

И пускай за окном будет дождь,

Я люблю непогоду и мглу.

Вместе с лучшим дождём ты придёшь,

Знает он — без тебя не смогу.

Лишь с тобой я живой, но ты…

Только грёза в грозу — мечты…

Бабушка смотрела на Марка задумчиво и покачивала головой.

— Это не простая задача, найти такую-то… Не замечтайся, милый мой мальчик…

Марк вздохнул и тронул струны.

— А другой не надо…

— Хорошо, когда есть к чему стремиться, — попытался разрядить обстановку дед.

— Марк, а чьи это стихи?

— Александры Ростовой. Но вообще, она прозу пишет. У нас девчонки в группе читают. Я случайно это стихотворение услышал…

Марк улыбнулся и поднялся, чтобы отнести гитару.

— Ох, Петь, тяжело нашему мальчику придётся…

— Ничего, всё у него хорошо будет! — дед подмигнул жене и поспешил сменить тему разговора: — А на гитаре-то как бацает!

На что бабушка лишь отмахнулась.

Гитара была особой статьёй в их доме. Как только бабушка услышала, что поёт маленький внук, точно попадая в ноты, она отправилась с ним к учительнице музыки. Та послушала Марка и выдала — у мальчика абсолютный музыкальный слух.

— Всё, покупаем фортепиано! — объявила бабушка семье за ужином.

Дед чуть не подавился. Выскочил из-за стола, схватил Марка за руку и потянул в свою комнату.

— Дудки вам!!! — вопил адвокат Кушманцев, волоча за собой пятилетнего внука. — Мы на гитаре будем играть! Сам научу!

И научил. И они ходили на концерты не только классической гитары, но и исполнителей авторской песни. Но только вот, что Марк к понравившимся стихам подбирает свою мелодию, дед с внуком решили никому не говорить. Да и кому? Для домашних гитара звучала редко. А если Марк порой пел в компаниях, приятелям, то и тем более. Он и так был единственным, кто умел играть, этого и достаточно!

Когда Марку было двенадцать лет, мать с отцом купили квартиру. Но Марк остался с дедом и бабушкой. Конечно, так было разумнее — мальчик под присмотром, да и школу менять не придётся. А тем более отец начал создавать юридическую фирму, жена помогала во всём, и в этой ситуации проживание Марка с дедом и бабушкой было как нельзя кстати.

Тем более ужинали Кушманцевы вместе, собирались после работы у бабушки с дедом, да и комната у Марка в новой квартире была…

— Пусть поживут в своё удовольствие, отдельно-то им как хорошо! — сказала тогда бабушка. — Да и для Маркуши хорошо, что у отца своя фирма будет!

На что дед улыбнулся:

— Согласен. Но только вот не думаю, что Марк будет иметь какое-то отношение к фирме отца.

Марк

Софья проснулась с мыслью о нём.

Улыбнулась.

Но тут же улыбку отогнала. Хватит, порадовала себя воспоминаниями, и будет.

Тётя Нина дала ей отличный совет — подумать о чём-нибудь хорошем перед сном. И это дало результат! А развивать мысль о Марке не нужно. Он должен остаться для неё хорошим человеком, которого удачно послала судьба, и только. Напрасно она расфантазировалась.

Никаких фантазий. Никакой любви. Никакой боли.

— Я, конечно, позвоню, как обещала. Возможно, в кондитерскую сходим… Но… «Но» разве перешагнуть мне?

Подавив вздох, Софья потянулась и огляделась. В комнате царил полумрак. Но было понятно, что на улице светло.

«Интересно, уже утро или ещё вечер?»

Хотя время белых ночей прошло, темнело в июле поздно, после десяти вечера солнце только начинало садиться.

— Вечер! Пусть будет вечер… Как тогда! — улыбнулась Софья, почувствовав изумительный кофейный аромат.

Тогда, много лет назад, они пили кофе и шли на долгую ночную прогулку…

Софья поднялась, накинула халат, отворила дверь и вышла в прихожую.

Нина Даниловна обернулась в ту же секунду, как Софья показалась на пороге кухни. И улыбки их встретились.

Сделав первый глоток кофе, Софья зажмурилась от удовольствия. Она все эти годы вспоминала, как вместе с тётей пила изумительный кофе, пока гостила в Петербурге. И вот теперь эти счастливые мгновения снова появились в её жизни.

А когда открыла глаза, тут же почувствовала набежавшие слёзы — теперь надо было раскрыть все карты, чтобы не потерять вновь обретённое тепло домашнего очага.

Москва. Год назад.

Софья и не ожидала, что станет настолько легко!

Она выбежала из подъезда и зашагала в сторону метро. Всё! Осталось только вещи перевезти по адресу, указанному в паспорте!

… — Сонь, отпуск у тебя в этом году с какого числа? — мама даже не поинтересовалась, в каком месяце.

А зачем спрашивать, если уже со времени учёбы в институте повелось, что июнь — это Сонькин месяц! Потому что Сонька в июне следит за своей младшей сестрой. Готовится к экзаменам и следит, а в день сдачи оставляет с соседкой по даче.

— У меня отпуск завтра начинается, — ответила Софья как можно спокойнее.

Мать уставилась на неё, и на лице отобразилось крайнее недоумение.

— Завтра — тридцатое апреля!

— Ну да. Я взяла две недели, плюс праздничные дни. Нормально получается!

— А с какой стати?

— Это моё дело. Разве нет? — Софья смотрела прямо матери в глаза.

— Разве нет!!!

— С этого моменте — да! А вот всё остальное — не моё дело, мама!

Она пошла к себе в комнату, где уже приготовила сумку и чемодан. Софья выкатила в коридор вещи.

— Пусть у ребёнка, наконец, будет своя комната! Да и мне восвояси давно пора.

Мать настолько была поражена поступком старшей дочери, что не произнесла ни слова.

— И что… — начала было мать грозным тоном.

— И всё! Счастливо!

Софья улыбнулась и скрылась за дверью.

До Таганки она долетела как на крыльях. Даже не обратила внимания на толчею возле метро — ловко прошла до перехода, идя по проезжей части со своим чемоданом на колёсах, с удивлением видела, что уступают дорогу ей. Не понятно, почему она раньше вечно увязала в этих людских водоворотах? Ведь надо просто спокойно идти! Когда уверена в себе, само собой всё гладко получается!

Нырнув в Таганские переулки, невольно огляделась: вот так в Москве всегда — после невероятной толчеи попадаешь в безлюдное место. Софья даже остановилась и глубоко вздохнула. Вот и у неё резко поменялась жизнь!

До дома на Гончарной улице она дошла за пять минут. Ни на секунду не задержалась, добралась до квартиры и надавила на кнопку звонка.

Изумление, возникшее в глазах бабушки, отличалось от маминого.

— Что-то случилось? — без предупреждения бабушка гостей не принимала.

— Все живы-здоровы, — поспешила успокоить её внучка.

Софья шагнула через порог, и бабушке пришлось отступить вглубь прихожей.

Софья же расстегнула карман дорожной сумки и выудила оттуда тапки. Переобулась, повесила куртку в шкаф.

— Бабушка, какую комнату мне занять?

Бабушка передёрнула плечами.

— Если у тебя с мамой случились разногласия, их надо решать на месте, а не банально избегать!

Софья смотрела прямо бабушке в глаза:

— Какую комнату я могу занять?

— Ты поставила передо мной неразрешимую задачу, — на лице пожилой женщины отразился недюжий мыслительный процесс. — В гостиной я принимаю коллег и друзей! Моя спальная — не обсуждается! Кабинет деда — знаешь, я подумываю о создании музея!

— Паспорт показать? — осторожно перебила её Софья. — И потом, чтобы сделать здесь музей, надо добиться перевода квартиры в нежилой фонд.

Бабушка поджала губы.

— Пройдём!

Она провела внучку в кабинет деда.

— Ты надолго?

— Теперь я здесь буду жить.

Бабушка расправила и без того прямую спину. Потом развернулась и покинула комнату.

А Софья огляделась. В кабинете деда по одной стороне стояли книжные шкафы, заполненные богатой библиотекой, а на шкафах красовались статуэтки — награды за театральные постановки. Перед окном стоял массивный письменный стол, покрытый сукном. В углу — кожаный диван, купленный ещё при царе Горохе, как говаривал дед. Диван был с высоченной спинкой, и хотя не раздвигался, одному человеку спать на нём было удобно. А у двери — деревянный шкаф.

— Очень даже хорошо!

Софья открыла шкаф — полки были пусты, лишь в большом отделении висело несколько костюмов деда. Видимо, бабушка их оставила для музея.

Бабушка. Она разрешала называть её только «бабушка». Как сказала она однажды — никаких ласкательных суффиксов, а тем более прозвищ! Бабушка.

Софья оставила чемодан и сумку посередине комнаты — разобрать вещи она успеет.

Елена Петровна, бабушка, стояла возле кухонного окна и созерцала высотку на Котельнической набережной. Софья вошла в кухню и присела за стол.

— Софья, а что всё же случилось?

— Я вышла из очереди.

Елена Петровна резко обернулась, с интересом посмотрела на внучку. И рассмеялась.

— То есть, с Вероникой в июне сидеть некому? Ха-ха! Ну, я-то ни за что не соглашусь, я и в августе нахожусь на даче по большому одолжению!

Софья не позволила себе улыбнуться: сидение с младшей внучкой в августе на даче — это было громко сказано. Елена Петровна приезжала на дачу и позволяла другой бабушке Вероники ухаживать за собой.

— Бабушка, — Софья пришла решить свои вопросы, да и не очень хотелось говорить о матери, — я хотела узнать, смогу ли воспользоваться холодильником, посудой… Или?

— А здесь всё твоё, — спокойно ответила Елена Петровна. — И знаешь, Софья, ты вовремя появилась! Давай кашки поедим, а потом я всё тебе объясню.

Елена Петровна готовила кашу в мультиварке. Как обычно, овсянку на воде.

Софья была заинтригована. Во-первых, необычное человеческое отношение с предложением разделить трапезу, а во-вторых, очень интересно, о чём же бабушка хочет рассказать.

И когда они уже приступили к травяному чаю…

— Софья, помнишь, за год до кончины деда тебя приглашали для подписания бумаг?

Конечно, Софья помнила. Елена Петровна сказала тогда — чтобы избежать проволочек с наследством, нужно кое-что подписать и при этом выглядеть нужно интеллигентным человеком, абсолютно доверяющим родным. Софья и поступила, как просили. Нотариус был приглашён домой, всё оформляли в кабинете деда. Софья вошла, поздоровалась и поставила свою подпись под каким-то документом. Ей отдали паспорт, и всё, она уехала.

— Кстати, впредь, никогда не подписывай, не ознакомившись!

Елена Петровна допила чай. Коснулась руки внучки и поманила за собой.

В кабинете усадила Софью за стол и положила перед ней папку.

— Вот, ознакомься.

В папке лежали документы на квартиру. Прочтя их, Софья узнала, что является единственной владелицей этой квартиры. Скрыть удивлённого взгляда ей не удалось.

— Тогда ты подписала доверенность для юридической фирмы на приватизацию квартиры. А мы с дедом подписали отказ от участия в приватизации. Это дед так захотел. Ведь дочери своей он купил двухкомнатную квартиру, вы переехали, но ты осталась прописана здесь.

Дед, дочь… Елена Петровна рассказывала о муже и дочери, словно о посторонних.

— Дед сказал мне, что щучка эта, твоя мать, покоя мне не даст. А тебе он доверял. Вообще, хотя ему и не было до семьи дела, о тебе он думал, наверняка, даже любил.

Софья закрыла папку — да, неожиданно.

— Мать твоя об этом не знает. Даже недавно намекала мне, что пора бы квартиру приватизировать, конечно, прописав её предварительно! Я сделала вид, что не до этих хлопот мне. Но она не отстанет! Предчувствую, драма ещё та разыграется, когда она явится всё-таки ко мне об этом серьёзно поговорить, — Елена Петровна улыбнулась. — Дед был прав, оставив квартиру тебе. И сейчас я поняла это. Кстати, знаешь, сколько эта трёхкомнатная квартира стоит?

— Нет.

— Сорок миллионов! — бабушка усмехнулась. — Я тут затосковала без новых ролей и думаю — эх, поменяюсь на квартиру в доме попроще, пусть мне антрепризный спектакль поставят! Знаешь, даже в соседнем доме квартиры дешевле. Наш-то, генеральский, престижный! Сунулась в документы, и вспомнила, что собственник-то — ты! Дед всё-таки молодец! Знал, кого лучше хозяйкой оставить. И знал, что с тобой мне будет безопасно. Ты же можешь меня выгнать, кстати! Я здесь так, на птичьих правах, милостью твоей прописана.

— Ну что ты, бабушка!

Елена Петровна, удовлетворённая, кивнула.

— И, надеюсь, жизнь моя не изменится никак!

— Не изменится.

Голос бабушки снова приобрел повелительные нотки, и обычная дистанция вернулась.

— Ко мне приходят гости: коллеги и друзья. Тебе, Софья, общаться с ними не нужно. При случайных столкновениях здоровайся, конечно, но не больше. Общение это тебе ни к чему, артисты эти начнут за тобой ухаживать, но не нужны они для семейной жизни. Кстати, тебе пора личную жизнь устраивать, ты правильно сделала, что от матери ушла, совсем она тебя заездила. Но личную жизнь в этой квартире не устраивай! Поищи состоятельного мужчину. Вообще, давай жить так, чтобы не мешать мне! Договорились?

— Договорились.

— Знаешь, мне предложили роль в новом спектакле! Будто помог кто-то, когда я вспомнила, что квартира-то твоя! Поэтому я буду погружена в образ. Со мной можешь даже не здороваться. Хорошо?

— Хорошо.

— Я сама буду начинать разговор.

— Хорошо… — Софье с трудом удавалось скрывать изумление.

— И ещё. Когда твоя мать заявится выяснять вопрос об этой квартире, ты, будь добра, не выходи из кабинета. Я сама с ней разберусь. И дверь ей не открывай, а ключей у неё нет. Ключи я тебе отдала, когда дед умер. Они, кстати, при тебе?

— Да. Я их не вынимаю из сумочки, как…

— Да, как я и просила. В общем, ничего ей не говори о квартире и документы эти убери. А налоги я оплачивала, там копейки! Всё. Договорились.

— Существуем автономно.

— Вот молодец дед! На правильного человека меня оставил!

Елена Петровна покинула кабинет.

А Софья осталась. Теперь это была её комната — абсолютный покой и свобода действий.

…Мать заявилась на следующий день после того, в который Софья забрала все свои вещи из той двухкомнатной квартиры. Софья из кабинета не вышла. Но слышала всё прекрасно, потому что дальше прихожей Елена Петровна дочь не пустила.

— Мам, надо решать вопрос с квартирой!

— Не желаю ничего слушать об этом!

— И я, и Вероника имеем право получить свои доли!

— Вам купили квартиру.

— И что? В итоге Софья получит в несколько раз больше, разве это справедливо?

— Ты что, думаешь, мне неделю жить осталось? Ошибаешься! Планирую ещё лет двадцать пожить! И вообще, я новую роль репетирую. Так что — пошла отсюда, не выбивай меня из колеи!

Дочь ушла. Но вернулась меньше, чем через неделю.

Елена Петровна перебила её сразу:

— Я так и знала, что ты не успокоишься. Поэтому придётся тебе сказать — квартира эта уже больше двух лет принадлежит Софье. Отец твой так решил и всё оформил!

— Я могу оспорить наследство!

— Это — не наследство! Это — приватизация. Мы отказались, сделали Софью единственной владелицей. Так! Софья ничего не знала. И вообще, твоё безобразное, отвратительное поведение вылилось в такое благо! Эта арктическая кровь подарила мне замечательную внучку. Хоть какая-то польза от твоего безнравственности.

— Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, мама!!!

Дверь громко хлопнула. Было понятно, что мать Софьи ещё вернётся.

…Арктическая кровь. Получается, её родили неизвестно от кого из Санкт-Петербурга. И, судя по словам бабушки, мама с кем-то поступила очень плохо. А вдруг? Софья тут же вспомнила тётю Нину, с которой пробыла три недели. Жаль, что тётя перестала тогда писать… Софья же не забывала посылать поздравительные открытки, приписывая что-нибудь, рассказывая о своей жизни. Когда писала, возникало ощущение, что рассказывает о себе человеку, которому она не безразлична. Писала, даже не заполняя графы с обратным адресом. Писала для себя. Ведь тётя могла выйти замуж и ей стало не до родственников из Москвы. А тем более плюнувших в душу.

Возникла шальная мысль — а не съездить ли в Питер? Вот осмелиться и поехать?!

Но смелости этой надо было набраться. И Софья решила, что набираться будет, готовя тёте Нине подарки. Она задумала сделать для неё вышивку и несколько полотенец. Ведь именно тётя Нина научила Софью когда-то вышивать! Всё надо подготовить к поездке достойно.

А пока…

Пока Софья сменила работу.

Когда сменила, выяснилось, что представители сильного пола проявляют слабость, настолько она для них привлекательна. На ухаживания одного, наиболее симпатичного ей, она откликнулась. И всё вроде бы пошло хорошо — по крайней мере, она жила своей жизнью.

Даже с бабушкой наладилось кое-какое общение. А вообще, их совместное проживание Софья называла идеальной коммуналкой. Они жили в разном ритме и бывали дни, когда даже не виделись. Но порой разговаривали…

— Ты им не звонила? — бабушка имела ввиду семью дочери.

— Звонила. Вероника поздоровалась, но разговаривать не стала, позвала маму к телефону.

— И что она тебе выдала?

— Что если я извинюсь за своё безобразное эгоистичное поведение, то у меня будет семья. А если — нет… — Софья не стала повторять резкие слова матери.

— Понятно. Значит, ничего насчёт квартиры твоей не придумала. Пытается воздействовать.

— Только воздействовать не на что, — вздохнула Софья. — Я кроме радости, что ушла от них, ничего не испытываю. Когда ловлю себя на этом, становится грустно…

— Но ничего, Софья. Если жалеть не о чем, пусть мать твоя со временем всю эту грусть на себя возьмёт. А ты всё правильно сделала. И, надеюсь, личную жизнь наладишь! — бабушка улыбнулась. — Кстати, на премьеру приходи со своим мужчиной! А вот дочь свою я звать не собираюсь.

Софья была удивлена — о том, что у неё появился любимый человек, она бабушке не говорила.

— Он приходил к тебе несколько раз! Да, меня не было дома, но я, знаешь, на это нюх особый имею.

Софья покраснела.

— Да ладно тебе! — Елена Петровна улыбнулась. Всё правильно! А то так в девках засидишься! Лучше расскажи, где ты его в своём архиве откопала?

— Так я же работу сменила…

— А вот это — молодец!

Конечно, разговаривали они не часто. Но всё же бабушка из артистки, имеющей с Софьей родственные связи, превращалась в доброжелательную соседку.

…А потом случился этот день.

За неделю до этого пикового дня Софья случайно узнала, кем её считает мужчина, которому она доверила себя и свои чувства. Софья приняла решение об увольнении — благо, у неё появились достаточные сбережения, ведь, как оказалось, денег ей одной много не надо… Она приняла окончательное решение о поездке в Петербург, а тем более и вышивка, и полотенца были готовы в подарок тёте. Софья обновила резюме архивариуса и кинула на несколько сайтов для поисков работы — всё, замуруется в каком-нибудь архиве, хватит с неё мужского внимания!

Неделя до этого дня пролетела, но была мучительной. А потом…

Мама приехала днём. Несомненно, ей нужен был разговор с бабушкой наедине. Софья же, как обычно, сидела в своей комнате за закрытой дверью. И ей снова всё было прекрасно слышно.

— Мам, Софью я решила пока оставить в покое. Пусть на свободе немного поживёт. Мне знаешь, что в голову пришло?

— Что?

— В центре Питера квартиры недешёвые! А уж, если открывается вид на один из знаменитых храмов!?

В коридоре возникла тишина. А Софья повернулась к двери — у неё перехватило дыхание, будто её резко ударили.

— Мам, тебе что-нибудь известно о твоей старшей дочери?

— Мне нужно обещание, что Софью ты оставишь в покое.

— Что, перед смертью решила добрыми делами грехи замаливать?

— Если нет, мы поменяем квартиру и ты вообще ничего не получишь просто потому, что не найдёшь нас! А ведь ещё есть дача, а завещание я могу и отозвать!

— Значит, о Нине ты кое-что знаешь?

— Она живёт там же. Одна.

— Отлично!

— Довольна?

— Довольна. Раз она одинока, то будет рада родным и без проблем всё завещает! Кому же одному на старости лет охота оставаться!

— Ну… может, ты и права.

— А ты что, часто общаешься с ней? Я думала…

— Не общаемся мы. Ты информацию получила — проваливай.

Софья вздрогнула, когда хлопнула входная дверь.

Она всё поняла. В одно мгновение.

Смутно, сквозь слёзы, застывшие в глазах, она вглядывалась в силуэт — бабушка так и стояла в прихожей.

— Ты… не отдавала мне письма? — голос будто уходил внутрь. — Сама читала. Зачем… зачем так с нами?!

— Значит, ей нужно было их писать, даже не получая ответа, — впервые актёрские способности подвели Елену Петровну: голос дрогнул и нешуточное волнение заставило оцепенеть.

— А кто тебе сказал, что ей не отвечали? — Софья моргнула и слёзы покатились по щекам. — Я писала. Тоже потому, что мне нужно было их писать! Чтобы не сдохнуть от всей этой семейки! Вы же!.. Каждый одеяло на себя тянете! Знаешь, бабушка, тёте Нине повезло, что ты её в Питере оставила. Я тоже просила эту женщину, которая меня родила, чтобы отдала меня тёте Нине! Но нет, я же ей здесь нужна была! Я же нянька и помощница!

Софья всхлипнула, развернулась и побрела в свою комнату. Подошла к письменному столу, где как раз лежала вышивка, сделанная для тёти Нины. — Вот теперь, — прошептала Софья. Она поняла: только что начались перемены в её жизни.

Прошёл час, прежде чем Елена Петровна решилась заглянуть в бывший кабинет своего мужа. Софья сидела на диване, поджав ноги и уставившись на книжные шкафы. Подойдя к письменному столу, бабушка вздрогнула — Спас-на- Крови! Она невольно коснулась вышивки.

— Где ты такую красоту купила? — Елена Петровна положила руки в карманы халата, чтобы скрыть от внучки вмиг возникшую дрожь. А ведь она только что приняла ванну, щедро добавив в воду экстракты успокоительных трав.

— Это я сама сделала, — Софья посмотрела на бабушку, но выражение лица её не поменялось — ничего удивительного, что Елена Петровна не в курсе увлечений внучки. Она и в комнату эту вошла впервые за всё время их совместного проживания.

— Знаешь, моя мама всегда вышивала, — пробормотала она. — И… моя первая свекровь.

О том, что вышиванием её заинтересовала тётя Нина, Софья говорить не стала.

Елена Петровна вздохнула.

— Софья… Я очень о многом сожалею теперь. И думаю, дальше мне будет только тяжелее.

Удивления, прогнавшего её затуманенный взгляд, Софья скрыть не смогла.

— Софья, ты попробуй простить меня, — с этими словами бабушка подошла к ней, поцеловала в макушку и протянула внучке стопку писем.

… — Вот так мы с тобой и переписывались, — Нина Даниловна сморгнула слезу, когда Софья закончила рассказ.

— Я долго читала твои письма. Представляла… Как ты здесь… Уже в начале третьего, ночью, решила билет заказать. Купила! Вещи со страшной скоростью собрала, себя быстренько в порядок привела. В пять выскочила из дома, благо, машину удачно поймала. В общем, всё само сложилось!

Тётя Нина улыбнулась, глядя на Софью — племянница преобразилась, сбросила многолетний груз, расправила плечи и легко, спокойно улыбается!

— Тётя Нина, но я не буду тебя стеснять! Я квартиру сниму, уже всё обдумала, пока ехала! А потом ту, московскую, поменяю на меньшую, а на разницу куплю здесь!

— Да что ты?

Софья кивнула:

— Я очень хотела предупредить, что моя мать нацелилась на твою квартиру, так цинично об этом говорила. И… не хочу я больше об этом. Единственное…

— Что?

— Тёть Нин, ты веришь, что мне от тебя ничего не нужно? — Софья закусила губу от волнения.

Слёзы вновь подступили к глазам.

— Конечно, верю, моя хорошая! — Нина Даниловна подошла к Софье сзади, обняла и прижалась щекой к её щеке. — И теперь я отзову своё завещание! А то ведь они ещё начнут его оспаривать! Я не хочу, чтобы у моей девочки проблемы были, хоть и в будущем! Придумаем что-нибудь другое!

— Тётя Нина… — Софья повернулась, изумлённо уставившись в глаза Нины Даниловны.

— Вот такое дело!