До меня не сразу дошел смысл сказанного, а когда дошел сердце чуть не остановилось от всепоглощающего страха. Он действительно сказал, что девочки БЫЛИ? Сглотнула скопившуюся слюну, она будто наждаком прошлась по горлу, и прошептала:
— Вы их уже съели?
Мужчина хмыкнул и присел передо мной на корточки, до этого я думала, что холоднее мне стать уже не может. Ошиблась, бывает. Встретившись с его замораживающим взглядом я поняла, что у меня могут замерзнуть даже волоски на пальцах ног. Примерно это я и ощутила, почти не дыша и боясь пошевелиться.
Он рассматривал меня пристально, будто заглядывал в самые потаенные глубины, и молчал. Я пугалась и нервничала от этого еще больше, хотя и так ощущала себя добычей в лапах хищного зверя.
— Нет, — от неожиданного ответа я вздрогнула, — я не питаюсь человечиной, вы отдаете гнилью.
Мужчина встал и посмотрел на меня сверху вниз с таким превосходством, что я ощутила себя этой самой гнилью. Несмотря на страх я не отвела взгляда, не моргнула, я пялилась в его светлые радужки глаз и внутренне кипела. Услышать такое от бога оказалось крайне неприятно.
— Идем, — не просьба — приказ, — ты совсем замерзла.
— Мне и здесь неплохо, — сорвались слова прежде, чем я успела осмыслить сказанное.
— Меня не волнует твое удобство, — в воздухе повисла угроза, а взгляд мужчины потяжелел, — я не хочу в своем лесу находить трупы и закапывать их.
Я, внутренне замерев, поднялась на неверные ноги, пошатнулась. Тело затекло от неподвижной позы, хоть сделать шаг удалось бы. Мужчина свел брови и, подойдя почти вплотную, схватил меня за подбородок. Щеки против воли покрыл румянец, захотелось спрятать глаза, сбежать. Но мужчина не дал мне такой возможности. Его губы скривились в ухмылке, а большой палец прошелся по нижней губе, вызывая дрожь во всем теле.
— Может и сгодишься мне, молодушка, — прошептал он совершенно с другим выражением, отчего тугой комок внизу живота взорвался странным покалыванием.
Только я не успела разобраться в ощущениях, вихрь колючего снега подхватил нас, загораживая плотной стеной поляну, жаля открытые участки кожи. Но я не обратила на это совершенно никакого внимания, замерев под чужим взглядом.
Пришла в себя уже в помещении, прищурилась от слишком яркого света. Тысячи иголочек попытались отогреть замерзшее тело, я сжала и разжала пальцы, сняла варежки. Кожа рук покраснела, а пальцы немного опухли. Кажется, не отморозила.
Когда глаза привыкли к яркому свету, я озадаченно осмотрелась вокруг. Меня оставили в спальной комнате, богато обставленной и просторной. Моя раз в пять меньше. Свет оказался не настолько ярок, как мне почудилось сначала, просто всю мебель, стены, даже двери покрыли белой краской. Хотя, вероятно, что мебель сделали из редкого беленого эбена.
Глубоко вдохнув, я спрятала варежки в карманы, стянула платок с головы и расстегнула тулуп. Хоть согреться я пока не успела, неприлично находиться в горнице по улице одетой. Заметив на одной из стен занавешенное невесомой тюлью окно, я несмело подошла к нему, выглянула наружу. Душа ушла в пятки, а сердце заколотилось сильнее от страха.
Точной высоты я определить не смогла, но уровень окна не соответствовал даже чердаку, он оказался выше. Пальцы невольно сжали тюль, а я прикрыла глаза. Не подумала бы, что во мне живет страх высоты. Из-за подобного открытия я не разглядела местность, где теперь находилась. Но не удивлюсь, если дом окружает лес.
Так и не открыв глаз развернулась спиной к пугающему меня объекту и на ощупь вернулась на середину комнаты. Несмело приоткрыла один глаз, пытаясь дышать ровно, и снова осмотрелась. Немного поодаль, рядом с закрытой резной дверью, примостилась широкая кровать, застеленная пуховой периной. Это я предположила наугад, потому что моя семья не могла позволить себе такой роскоши. Все спали на матрасах.
Приблизилась и аккуратно присела на самый краешек. Мягкость приняла меня в свои объятия, поэтому я уже смелее продвинула пятую точку чуть дальше, а потом и плюхнулась на спину, глупо улыбаясь. Из-за пережитого меня стало клонить в сон, поэтому я без зазрения совести скинула валенки и свернулась в клубочек на пахнущей свежестью постели.
Меня преследовали снежные волки, когда сквозь сон я ощутила чужое присутствие. Будто кто-то толкнул между лопаток. Я нахмурилась и прикрыла голову рукой, не желая расставаться со сном. Только он все равно развеялся, истаял, а я недовольно надула губы и открыла глаза. Тут же испуганно зажмурила, еще и ладонями прикрыла, не узнав комнаты, в которой очутилась. Но память отравительницей явила перед моим внутренним взором воспоминания прошедших часов. Я невольно застонала.
Надежда, что все мне приснилось, лопнула, как мыльный пузырь.
— Горазда ты спать, — послышалось негромкое, отчего я вздрогнула и резко села.
От внезапного подъема голова закружилась, но я постаралась не показать вида. Только сильнее сжала перину руками.
— Простите, — ответила, опустив голову вниз, голос охрип спросонья, поэтому пришлось откашляться.
— Я не сержусь, ты согрелась?
— Да, спасибо, — я невольно посмотрела на лишившего меня свободы мужчину.
При ярком свете он выглядел иначе. Если в лесу он показался мне безжалостным убийцей невинных дев, то сейчас производил впечатление обычного представителя знати. Светло-синий пиджак и темные брюки необычными не показались, светлые волосы и глаза гармонировали с бледной кожей, а тонкие губы изогнуты в ухмылке. Щеки и подбородок мужчины покрывала будто седая щетина, почти ставшая бородой, локти лежали на подлокотниках глубокого кресла, в котором он сидел, а светло-голубые глаза смотрели изучающе. Я невольно стиснула разъехавшийся в стороны тулуп и напряглась. Взгляд будто ощупывал меня с ног до головы, а не оглядывал.
— Вы — Черный бог? — спросила первое, что пришло на ум, чтобы избавиться от гнетущего молчания.
Мужчина поморщился и отвел взгляд.
— Зови меня Макар, — ответил сухо, спустя несколько секунд, — не люблю то имя, что придумали мне люди. А настоящее тебе знать не положено.
— Анастасия, — пробормотала я ответное приветствие, и зачем-то уточнила, — или Аська, для близких.
Макар хмыкнул и молниеносно поднялся из кресла, я даже не услышала его шагов, как он оказался буквально в нескольких сантиметрах передо мной, заставляя сильнее нервничать. Снова подцепил мой подбородок указательным пальцем и заглянул в глаза.
— Меня не интересует имя человечки, которую послали для моей услады, — произнес он тихо, с угрозой.
От его взгляда и проникающего под кожу шепота желудок сделал недовольный кульбит и громко заурчал, оповещая о своем желании наполниться. Мои щеки тут же заалели от стыда, а внутри растеклась странная обида на то, что я просто человечка, для одноразового использования. Правда, для чего меня собирались использовать, я еще не очень поняла, но предчувствовала, что ответ мне не понравится.
В глазах Макара, потемневших на полтона, проскочило удивление, а брови немного приподнялись. Он отступил от меня на шаг и запустил в свои волосы руку, отпуская тем самым мой подбородок.
— Ты голодна? — спросил он как-то растеряно.
— Что вы? — пролепетала я, — просто немного испугалась.
Макар нахмурился и молнией покинул комнату, заставляя меня глупо моргать. Пока я обдумывала реакцию мужчины и искала свою вину в происходящем, в оставленную открытой входную дверь успел выкатиться двухъярусный стол на колесиках. Верхний ярус был уставлен блюдами с ароматно пахнущей пищей, от которой шел легкий пар, на нижнем притаились бутылки с вином или компотом, я не разглядела. Желудок болезненно сжался, а во рту скопилась слюна.
Чтобы не думать о еде, я пригляделась, кто же столик катил, и подивилась, что катился он сам по себе. Я слышала о чудной магии, что придумали ученые из столицы. Ходили слухи, что в больших городах пользовались вот уже несколько лет каретами и санями, которыми управляют механизмы, а не лошади. Люди могли связаться друг с другом в течение нескольких минут, даже если находились за тысячи километров друг от друга, а горожанам стали не страшны морозы. Механизмы возводили купола вокруг городских стен, а другие механизмы создавали внутри комфортную температуру. В нашу глушь такая роскошь если и дойдет, то лет через десять. Либо не дойдет совсем.
А у бога механизмы имелись, или это магия? Пока я задумчиво хмурила брови и разглядывала со всех сторон стол, из-за него выскочило странное животное, похожее на снежную лису. Такой же острый носик, белый мех и кисточка на хвосте черного цвета.
Против воли руки потянулись к мягкой шерстке, когда животное подошло слишком близко и взглянуло на меня. Во взгляде появился упрек, а я отдернула руки, мало ли, животное невоспитанное и может укусить.
— Ты руки-то при себе держи, нахлебница, — раздался густой бас, заставивший меня вздрогнуть от неожиданности, — меня только хозяин трогать имеет право.
Я огляделась, но в комнате никого, кроме меня и лисы не находилось больше, поэтому я почесала нос и предположила, что есть кто-то невидимый еще. Но тут до меня дошел смысл сказанного и я в оторопи уставилась на комок меха. Лис смотрел на меня, как на умственно отсталую, и бил хвостом по полу.
— Чего лупишься? Никогда не попадался говорящий песец?
— Нет, — промямлила я, краснея, как на уроке в деревенской школе.
— Ешь садись, — фыркнул этот песец и, повернувшись ко мне филейной частью, поспешил скрыться за дверью.
Я ошарашенно присела за круглый столик, к которому он подкатил провизию, и взяла в руки ложку.
— И поторопись, — донеслось из коридора, — хозяин ждать не любит.
Я протянула руку к одной из тарелок, но передо мной уже оказалась наполненная миска с разными яствами. Все-таки, магией тут балуются. Я вздохнула и начала быстро поглощать предложенную пищу. Она оказалась изумительно вкусной, а напиток, налитый в странный полусферический стакан на тонкой и длинной ножке, разливался сладостью на языке и теплом внутри. Даже настроение поднялось.
С едой я справилась быстро, привыкла заканчивать трапезу первой, чтобы собрать у всех грязную посуду и не нарваться на нравоучения мачехи. После такого плотного ужина или обеда я разомлела, а глаза стали слипаться вновь.
В полусонном состоянии я даже не заметила, что тарелки исчезли вместе с подкатным столиком, а тулуп оказался висящим на рогатой вешалке у входа в комнату. Я в подобии анабиоза стекла с удобного стула и направилась в сторону второй двери. Я справедливо предполагала, что там находится уборная. Мои предположения подтвердились.
Выполнила свои неотложные дела, умылась и в приподнятом настроении вернулась в комнату, чтобы снова обнаружить хозяина дома. Он также сидел в кресле и, нахмурившись, отстукивал один ему ведомый ритм носком ботинка.
— Почему вы, люди, так медлительны? — спросил он резко, в голосе ощущалось недовольство.
Я будто о стену невидимую носом ударилась, хорошего настроения как не бывало, а душу вновь сковало страхом. Вдруг, он решит за мою медлительность и нерасторопность все же меня съесть?
— Раздевайся, — слово пронзило насквозь, а в душе поднялся трепет.
Щеки против воли покрылись румянцем, а конечности похолодели.
— З-зачем? — пролепетала я, спотыкаясь на каждом слоге.
— Тебя ведь послали в дар, не так ли?
— Д-да...
— Так исполняй обязанности, я очень изголодался за год.
Я громко сглотнула, руки затряслись крупной дрожью. Значит, он действительно, ест девушек. В глазах защипало, а внутри разверзлась пропасть. Вот и все, мои последние минуты жизни.
Я прикрыла глаза, ощущая, как слезы медленно потекли по щекам, и потянулась к завязкам платья. Из-за сильной дрожи они мне не поддавались, путались и, вопреки всему, внутри поднималась злоба на саму себя. Почему я такая несуразная? Даже даром достойным стать не могу.
Вдруг мои дрожащие пальцы накрыли чужие, ледяные. Я вздрогнула и открыла глаза, тут же встречаясь с недовольным прищуром. Макар раздувал ноздри и хмурил брови, изучая мое заплаканное лицо. Его взгляд скользнул ниже, к завязкам, которые неожиданно поддались, оголяя шею, ключицы и район декольте.
Глаза его почему-то потемнели, а руки переместились на мои плечи, пройдясь по открытым ключицам волной холода. Наряду со страхом и нервной дрожью внутри будто произошел взрыв, а его ледяные руки жгли обнаженную кожу не хуже печи. Внизу живота разлилось приятное тепло, а сердце забилось как сумасшедшее, когда он приблизил свое лицо ко мне, обдавая студеным дыханием, но от внутреннего жара это не спасало. Я замерла, как перед хищником, раздираемая такими непонятными и разнообразными чувствами, не в силах решить, как же мне поступить сейчас. И почему перед тем, как стать обедом я задумалась о тонкой линии его бледных губ?
— Тебя подготовили? — спросил он неожиданно.
— Да, — прошептала я, припоминая, что мне рассказывали о Черном боге и дарах ему. Но в голове господствовал страх и непонятное предвкушение, от этого мысли путались, а нужные воспоминания не всплывали.
— Тогда почему ты плачешь и дрожишь, как хвост снежного волка во время мороза?
— Я не помню, — созналась я от безвыходности, — четких инструкций не давали. А слухи я припомнить не могу.
И разрыдалась в руках самого могущественного существа на свете. Со слезами и всхлипами выплескивая свою накопившуюся боль и страхи. Я ведь редко плакала, и никогда не показывала своих слез никому. Только Жучка видела, как плохо мне бывало, и я не могла сдержать рыданий порой.
Макар замер, видимо, не зная, как со мной поступить, а я оказалась не в силах остановиться.
— Ты была с мужчиной уже? — спросил он хрипло, тихо, из тона голоса исчезли недовольство и надменность, и добавил, заметив непонимание в моих глазах, — в одной постели?
От неожиданных слов я распахнула глаза и уставилась на него, как на новые ворота. Почему он это спросил? Даже слезы просохли, только всхлипы сотрясали мое дрожащее тело.
— Так, это, — в мою речь от шока ворвалась косноязычность, — ведь только после свадьбы можно...
Макар шумно выдохнул и отпустил мои плечи, которые сжал во время моей истерики, взъерошил свои волосы и бросил, стремительно направившись к двери:
— Какого аспида они прислали мне неопытную неумеху?!
Дверь громко ударилась о косяк после его внезапного ухода, а я осталась давиться всхлипами и краснеть даже кончиками ушей от стыда.