Скованная льдом

Глава 4. О том, что тяжело в учении, но легко в бою

Черный бог

Хотелось разнести свой кабинет на мелкие щепочки. Во мне клокотала ярость и ненависть. Эти наивные глаза не хотели выходить из головы, а крупные слезы, такие теплые и соленые, так и стояли перед внутренним взором.

Я сплюнул на пол и растянулся на кушетке, прикрыл глаза сгибом локтя и попытался успокоиться. Люди из соседних деревень не переживут очередного снегопада сроком на неделю. Погода напрямую зависит от моего настроения, чем настроение хуже, тем погода яростнее. Северные ветра гнут к земле деревья, а снег превращается в острые льдинки на подлетах к земле, он ранит хрупкие тела и царапает все вокруг.

Я выдохнул, снова замораживая пространство рядом, а тело горело от неудовлетворенного желания. Но я не насильник, не могу взять невинную девочку и просто испортить. Я не люблю неопытных. Обычно мне присылали искушенных в таком вопросе девок, я проводил с ними незабываемые вечера, осыпал богатствами и отправлял восвояси. Их дальнейшая судьба меня не интересовала.

Те, которых привезли сегодня, вышли из ритуального круга, поэтому даром для меня считаться перестали. В итоге, мне досталась деревенская замарашка, ни рожи, ни кожи. Не чета моей бывшей жене. Я помрачнел, вспомнив Морену и ее уход, поэтому отогнал от себя скорее смурные мысли.

Да и обучать искусству любви человечку желание отсутствовало. Может, мне кого еще привели? Пора проверить.

Поднялся на ноги и отправился на обход территории. Негоже просиживать штаны без дела. На носу год закрывать, да новый поддерживать, а я распускаю тут сопли, как подросток.

Аська

Пальцы беспокойно перебирали завязки платья, а ноги мерили шагами комнату. После ухода Макара прошло достаточно времени, за окном успело стемнеть, а съеденное улеглось, поэтому желудок снова стал недовольно ворчать. Что оказалось странным, ведь дома я о еде даже не вспоминала. Все это верно от безделья.

Я остановилась посреди комнаты, прикусив губу, и стала гипнотизировать входную дверь. Выйти или дождаться хозяина? Сердце сжималось от страха и от предвкушения. Никогда не стремилась познавать что-то новое, у меня забот без этого хватало. А сейчас, без привычных обязанностей я ощущала пустоту и нарастающее с каждой минутой любопытство.

Наконец, я не выдержала, кивнула себе и смело отправилась в неизвестность.

Коридор оказался таким же светлым, как и комната, только здесь преобладали голубые и салатовые тона. На стенах висели массивные канделябры, они распространяли мягкий свет по всему пространству, и стояли красивые фигуры, искусно вырезанные из прозрачного материала. Я подивилась, неужто стекло? Но стоило прикоснуться к одной из фигур пальцем, как я ощутила холод. Тут же отдернула руку, обнаружив, что на пальце осталась влага. Значит, фигуры изо льда. Только как же они не тают совсем? Ведь в помещении достаточно тепло.

Потерла шею в замешательстве и направилась на поиски лестницы. Все же, близость земли роднее, а там и на улицу смогу выглянуть, хоть осмотреться выйдет.

Такие мысли подняли настроение, только смущение не уходило, засело румянцем на щеках и сумбуром в мыслях. Я до сих пор не поняла, для чего Макар меня спрашивал о вещах, которые прилюдно не обсуждают. Даже думать о подобном казалось срамом. Нет, я, конечно, догадывалась, чем мачеха с отцом за закрытыми дверями занимались, да и дети откуда берутся, знала, но всерьез о подобном не думала ни разу. За домашним хозяйством мне некогда было миловаться с молодцами, как делали Марфа и ее подруги, вот и оказалась не готова к откровенным разговорам.

Мои мысли от местных вернулись к Макару и странным ощущениям в теле от его близости. От осознания того, что Черный бог вроде как еще и мужчина по совместительству, меня прошиб холодный пот. Значит, раздеваться он меня просил совсем не для того, чтобы приготовить?

Я замедлила шаг и прикусила палец, а что, если девушек в дар ему отправляют для подобных утех? Страх змеей оплел внутренности, даже желудок затих, ведь я только слышала о том, чем мужчина и женщина могут заниматься в постели, сам процесс мне неизвестен. Вспомнились слова Макара о том, что он не желает возиться с неумехой.

Я осталась одна, сама прогнала девочек, если не смогу умилостивить Черного бога, то он сгноит людей со света белого, значит, мне надо постараться. И сделать вид, что не такая я и неопытная. Жизни дорогих мне людей важнее моей чести. Тем более, Макар вполне может вернуть меня домой.

Пусть обесчещенную меня мало кто замуж захочет брать, но есть еще города. Там, говорят, нравы свободные, и брака обычно не ждут, чтобы заниматься любовью.

За смущающими и пугающими одновременно мыслями я добрела до лестницы. Покрытая синей ковровой дорожкой, она спиралью уходила вниз. Положила пальчики на перила и стала аккуратно спускаться. Но не успела я и пары ступенек преодолеть, как скрипучий голос заставил меня подпрыгнуть от неожиданности и со всей силы схватиться за перила:

— Куды?

— Ч-что? — уточнила я, заикаясь и озираясь в поисках источника голоса.

Конечно, источника я не нашла, но успела заметить, что поверхность ступенек будто рябит под ногами, мерцает.

— Собираиисси куды?

— На экскурсию, — пискнула я, — по дому.

— Тады садись удобно, прокачу, эх, с ветерком! — проскрипело нечто, а под колени мне ударило что-то твердое.

Я взвизгнула и потеряла равновесие. Только упасть мне не дали, будто чьи-то руки подхватили и усадили в деревянные санки с резными дощечками и блестящими полозьями. На подобных любила кататься детвора с горки, что наши мужики сооружали в самом начале холодов.

Я вцепилась в подобие облучка, потому что санки понесли меня вниз по лестнице с огромной скоростью. Выскочили на следующем этаже, а скрипучий голос вещал о том, что находится за закрытыми дверьми, и как терем построен был. Я и половины не расслышала, стараясь не выпасть и не травмироваться. Голова закружилась, а глаза заслезились от скорости.

Пытка продлилась недолго, в самом низу, у парадных дверей, сани резко затормозили, перестав вещание. Я, не удержавшись, завалилась на бок и плашмя упала на пол, уперевшись в него ладонями.

— Земля, родимая, — прохрипела я, прижимаясь к полу щекой.

Послышался хмык, а я, запоздало осознав, что мой позор кто-то увидел, залилась краской. Но оторваться от пола оказалось выше моих сил, потому что, стоило открыть глаза, как все закрутилось, вызывая приступ тошноты. Я прикрыла глаза и аккуратно села.

— Слабая какая, — фыркнули сани, — только благое дело сделаешь, как все вкось. Уйду я от вас, злые вы.

Деревянные полозья зашуршали по полу, а недовольные скрипы извозчика стали затихать.

— Простите, — пролепетала я, борясь с головокружением.

— Не обращай внимания, молодка, — незнакомый голос лился песней, ласкающей уши, я снова покраснела щеками. Надеюсь, это не смотрится дико с зеленоватым оттенком кожи?

— Фока шустрый и обидчивый, но отходит он скоро, — продолжил вещать голос, а я, наконец, разглядела его обладателя.

Спину покрыл липкий пот, а сама я отшатнулась — на уровне моего лица находилась огромная морда, принадлежащая не то ящеру, не то Горынычу, только блестела на свету и веяло от нее холодом. Морда крепилась к длинному посоху, выполненному в белом цвете с голубоватым отливом. Если бы я не испугалась так сильно, то смогла бы предположить, что и морда и посох сделаны изо льда, как фигуры наверху.

— Не пугайся, деточка, я то тебя уж точно не обижу, — в голосе посоха почудилась забота, — главное, к лицу моему и телу голыми руками или другими частями тела не касайся.

— Почему? — спросила еле слышно, прижав пальцы к губам.

— Потому что я Макару принадлежу и только он может меня коснуться без вреда для здоровья, — пояснил посох, отклоняясь от моего лица, как он мог находиться в вертикальном положении, я даже предположить опасалась.

— Я — Аська, — несмело представилась я, медленно поднимаясь с пола.

— Никодим, — хмыкнул посох, отдаляясь на расстояние вытянутой руки.

— Тут много вас таких? — решила вдруг проявить любопытство, — заколдованных?

— С чего ты взяла, что мы заколдованы? — оскорбился посох, — Макар вдохнул в нас жизнь. Всего-навсего. А не знакома ты только с нашей кухаркой, хочешь, познакомлю?

Я воодушевленно кивнула, мало ли, она окажется обычным человеком, с которым можно будет пообщаться и спросить совета, на всякий случай.

Только мои чаянья не оправдались. На кухне нас ждала обычная себе скатерть. В снежинку. Но, стоило нам войти, как раздался недовольный и наглый голос, напоминающий по тону мою мачеху:

— Чего приперлись?! До ужина еще куча времени! Ходите отсюда!

— Прасковьюшка, — заискивающе позвал посох, подлетев ближе к столу.

Как он ходил, я пыталась не смотреть, чтобы не травмировать себя лишний раз, поэтому предпочитала думать, что он летает.

— Работница наша незаменимая, а я гостью привел, вот, познакомься, это Аська, — продолжил тем временем льстить посох.

— Да нужна мне эта гостья сто лет! — завизжала скатерть, заставляя меня вздрогнуть всем телом и попятиться, — каждый год новые приходять, да уходять. Ох, пошто хозяюшка нас оставила?!

Температура в кухне будто снизилась, а посох заговорил совсем с другим выражением, хлестко, властно и зло:

— Ты болтай, да не забалтывайся. Молись, чтобы хозяин твоих речей не услышал. Сразу окажешься на помойке или на кострище.

Скатерть тут же испуганно замолчала, но через пару мгновений стала уверять, что глупость сболтнула, да не скажет такого никогда более. А я непонимающе хлопала глазами и пыталась прикинуть, что значили слова сварливой кухарки.

Но объяснений мне, конечно, не предоставили. Посох махнул мне ящероподобной головой на выход. А я рада только была избавиться от общества склочной кухарки. Пусть она всего лишь скатерть.

— Да, — произнес посох, медленно плывя по коридору, — неудачно знакомство завязалось, кто бы знал, что Прасковья не в духе будет.

Я промолчала, восторженно разглядывая ледяные гобелены и резные фрески. Как я поняла, большая часть мебели и украшений выполнена изо льда и по велению хозяина здесь ничего не тает. Скоро мы добрались до огромных резных дверей, распахнутых настежь.

Я заглянула внутрь, и тут же зажмурилась, глаза заболели от яркого света. Огромный зал, располагающийся за распахнутыми створками дверей, ослеплял белизной и чистотой. Идеально начищенный ровный пол сверкал, переливался мириадами бликов, с потолка лился искусственный холодный свет свет, играл на гранях бело-голубых поверхностей, зайчиками разбегался по полу и потолку.

— Рот закрой, — посоветовал посох, — ворон залетит.

Я послушно сомкнула губы и подошла к порогу. Внутрь заходить страшно, вдруг, красоту испорчу.

— Это тронный зал, деточка, — хмыкнул посох, проплывая внутрь, — заходи, не бойся.

Я, как зачарованная, переступила порог и несмело сделала несколько шагов вглубь зала. Помещение мне сначала показалось пустым, но это было не так. На небольшом возвышении стоял огромных размеров трон, богато украшенный и обитый дорогой тканью, вдоль стен располагались прозрачные фигуры, перемежаясь будто хрустальными растениями. Завороженно прикрыла рот ладонью и медленно шагнула в сторону фигур.

Девочки-соседки как-то рассказывали, что побывали в музее. Я себе слабо представляла, как это, ведь картинок мне никто не показывал, но в данный момент настигло ощущение, что в городском музее и в половину нет такого великолепия, как в тереме Черного бога. Зачем ему, интересно, дом-музей?

Полюбоваться глазу приятно, а жить как-то безлико. Вслух я свои предположения, конечно, не высказала, продолжая рассматривать статуи и вазы. Когда весь периметр зала оказался мной осмотрен, я подняла голову вверх, рассмотреть получше светильники. Ведь в деревне в ходу сейчас свечи, да масляные лампы, городских технологий нам не провели.

Подняла и обомлела — далеко вверху, этажа в два высотой, сходились сводчатые опоры, даже голова закружилась. Присмотрелась, а там свешивались то тут то там хрустальные сосульки. Они переливались, искрились, даже почудился мелодичный перезвон. Именно от этих сосулек исходил яркий свет, который освещал целый зал.

— Красота какая, — сорвалось с моих губ прежде, чем я поняла, что говорю вслух.

— Рад, что ты оценила убранство зала, — произнес мужской голос неожиданно.

Я вздрогнула и развернулась к выходу, там стоял Макар, чернее тучи, и хмуро разглядывал разинувшую рот меня. Поискала глазами Никодима, но рядом его не оказалось. Мой недавний собеседник истуканом замер рядом с троном и не подавал никаких признаков жизни, будто являлся одной из фигур, украшающих терем.

Внутри всколыхнулась обида, я ощутила себя преданной, но под колючим взглядом светлых глаз думать забыла о посохе. По спине мурашками пополз вверх страх, а сердце на миг сбилось с ритма, когда Макар стремительно переступил порог и во мгновение ока оказался рядом.

Взгляд замораживал, прожигал насквозь и пугал до колик в животе. Я сжалась, обхватив себя за плечи, и стала ожидать кары недовольного бога.

— Почему ты вышла из комнаты? — неожиданный вопрос заставил вздрогнуть, застал врасплох. Я ведь ожидала, как минимум, пощечины.

— П-простите, — пролепетала я, невольно отступая на шаг назад.

Снова воровато оглянулась на посох в поисках поддержки, но он притворялся неживым объектом, это заставило меня усомниться в собственных воспоминаниях. Может, мне все почудилось? От переживаний.

— Я не просил твоих извинений, — в голосе Макара я услышала недовольство, — меня интересовали причины.

— Я... мне... — проблеяла я невнятно, на глаза навернулись слезы, а в горле встал ком, слова выветрились из головы, их поглотил страх.

Во взгляде мужчины промелькнуло разочарование, когда я подняла на него испуганные глаза. Это придало мне немного уверенности. Значит, убивать меня пока не собираются за нарушение правил.

— Я заскучала, — произнесла твердо, нечего тут стесняться, — и проголодалась.

Будто в подтверждение моих слов, живот громко заурчал, в который раз за день вгоняя меня в краску. На миг мне показалось, что взгляд Черного бога изменился — потеплел что ли? Так часто смотрел на меня отец и иногда Ваня. Но присмотреться лучше я не сумела, Макар закатил глаза и обреченно выдохнул.

Он качнулся в мою сторону, отчего я вновь сжалась, покрываясь "гусиной кожей", но мужчина лишь обошел меня и тяжело опустился на трон, прикрыв лицо ладонью.

Я стояла ни жива, ни мертва, даже дышать боялась. Мало ли, прогневаю вновь.

— Никодим, — позвал через некоторое время напряженного молчания Макар, — отведи гостью обратно, и проследи, чтобы она не потерялась по дороге.

Я вздрогнула, кажется, становлюсь нервной. Баба Нюра в таких случаях травки успокаивающие назначала, мачеха часто их принимала, нахваливала эффект и чаще после этого улыбалась. Жаль, что я не смогу их испробовать, чтобы убедиться.

На сердце снова затаилась горечь, но я загнала ее глубже, туда, откуда никто ее не увидит и не поймет, что в душе творится. Посох, как не бывало, прытко подскочил с насиженного места и подплыл ко мне. Я невольно поджала губы и отвела взгляд, обида на Никодима снова отравила душу. Никогда еще не ощущала себя настолько обиженной.

— Если бы вы сообщили правила, — сорвались с губ слова, когда я уже почти вышла из зала, — я бы их не нарушила.

Макар хмыкнул и пронзил очередным ледяным взглядом, от которого вновь по спине пробежался табун мурашек. Я прикусила язык и поспешила за посохом. Нашла, кому указывать.

— Ходить по терему тебе не запрещено, — нагнали меня уже в широком холле тихие слова.

До комнат мы с посохом добирались молча, я дулась, он фонтанировал виной. Или мне хотелось верить, что Никодиму действительно стыдно за свое молчание в зале.

— Прости, Аська, — произнес он у самой двери в комнату, где Макар поселил меня, — хозяин смурной вернулся с проверки, я дар речи потерял. Верно, в лесу беда какая приключилась. Я ему позже объясню все, и что я тебя потащил терем поглядеть.

— Что ты, Никодим, — отмахнулась я, а на душе немного потеплело, — сама же вышла. Да и Макар обмолвился, что по терему ходить мне можно.

Посох облегченно выдохнул и приободрился, а я прикусила губу от раздумий. Спросить про мои догадки о назначении дара или повременить. Когда Никодим уже развернулся в сторону лестниц, я решилась и выпалила, краснея кончиками ушей:

— А что Макар с даром делает?

Посох удивленно замер и посмотрел на меня неживыми глазами-бусинками, от этого сделалось жутко, но я не отвела взгляд, упрямо хмурясь.

— Девонька, ты смеешься над стариком? — произнес он неуверенно, подплывая ближе.

— Нет, что ты, просто отправить меня отправили, а толком ничего не пояснили.

— А предания-то ты слыхала? — спросил посох, нависая надо мной, отчего я отступила на шаг назад, ближе к двери.

— С-слыхала, — сглотнула я тугой ком, — на обед он молодушек пожирает.

Если бы Никодим был человеком, он бы точно поперхнулся или оступился, таким ярким оказалось его удивление. А после грянул смех, смешавший все мои чувства.

— Вот умора! — крякнул посох, опершись о стену для устойчивости, — впервые такую версию слышу. Аська, ну ты что, тебе же не пять лет от роду.

— Мне некогда было предания читать, — оскорбилась я за свою неосведомленность, — на мне все хозяйство лежало.

Сознаваться, что я догадалась обо всем возможном позоре, что Макар с дарами творил, стало стыдно, поэтому я и состроила из себя дурочку.

Посох обреченно вздохнул и без спроса поплыл в мою комнату.

— Ну что ж, деточка, усаживайся поудобнее, рассказ будет долгим, — он смерил меня оценивающим взглядом с головы до ног и вновь вздохнул, — особенно для такой простушки, как ты.

Черный бог

Ярость плескалась внутри меня, смешиваясь с раздражением и непониманием. Кто посмел нарушить священные устои моего леса? Я протяжно вздохнул и уставился на завывающую за окнами вьюгу, она вихрилась и била в стекла снегом, занося мой терем в очередной раз.

— Хозяин, — позвал меня привязанный дух, — что у тебя случилось? Я прямо чую думы грозные. Неужто, даренная девица оскорбила?

— Нет, Панкратий, — я вновь вздохнул, переводя взгляд на белого песца, сидящего у моих ног, — дела черные творятся в моих владениях.

А почему бы и не рассказать духу о том, что я углядел, когда на разведку летал? Одна голова хорошо, а две лучше. Тем более, Панкратий отличается умом исключительным, много советов дельных давал за годы исправной службы.

Песец переступил с лапки на лапку, вытянулся в струнку и приготовился слушать и анализировать попутно.

— Смотри, — я прикрыл глаза, вспоминая все увиденное в подробностях, — я летал по лесу Зачарованному, чтобы проверить, не припасли ли мне других даров, кроме этой… — я запнулся, не зная, как обозвать человечку, имя-то из головы уже вылетело, — доходяги. Недалеко от священной поляны, где круг ритуальный, я обнаружил двух девушек, — песец дернул ухом и повел усами, я же снова тяжело вздохнул и продолжил, — мертвы они оказались.

— Загрыз кто? — уточнил дух, когда я не стал продолжать, ожидая реакции песца.

— Нет, — я прикусил палец на мгновение, но тут же отдернул, никак от вредной привычки не избавлюсь, за столько столетий, — их заморозили, до смерти.

— Но, — Панкратий даже пасть приоткрыл от удивления, — так ведь можешь только ты…

— Вот и я думаю, кто решил так надо мной и над человечками подшутить зло, — я встал со своего кресла, не в силах больше сидеть, — ведь раньше никогда на меня поклепов не наводили.

Панкратий отвел глаза, прищурился, поднялся на четыре лапы и стал мерить зал короткими шагами. Мягкие лапы бесшумно ложились на созданный мной ледяной пол. Хоть у Панкратия и имелись когти, он обычно прятал их дальше в подушечки, чтобы бесшумно подслушивать, подглядывать и шпионить для меня.

— И что ты делать планируешь? — спросил он, остановившись посреди зала, на звериной морде озадаченность смотрелась комично.

— Расследовать, конечно, что же еще, — я фыркнул и направился к выходу из зала, — и ты мне в этом поможешь.

Песец быстро кивнул, встряхнулся и потрусил за мной, к выходу.

— Но сначала накорми ходячее бедствие, что нарушило наше уединение, — бросил быстро, пока не забыл о гостье.

— Ты ее не выгонишь? — удивился Панкратий, сев на пятую точку от неожиданности, — как всех остальных, с подарками, да восвояси.

— Пока нет, — я передернул плечами, от воспоминаний о ее затравленном взгляде стало не по себе в очередной раз, будто я изверг какой, — и не отпущу до того, пока не отыщем душегуба.

Песец вновь кивнул и побежал к лестницам, я же прошел в дальнее крыло, где пряталась моя библиотека — святилище знаний людских и божественных. Святая святых, куда ходу ни одному смертному не было, да бессмертные сторонились.

Именно там я планировал освежить знания по тварям, что мир наш населяли, да нами с братом созданы были когда-то.

Аська

Я теребила завязки своего нарядного платья в который уже раз и кусала губы от волнения. Оказывается, доставить мужчине удовольствие и показать себя умелой любовницей — дело тонкое и сложное. Никодим в красках описал мне все нюансы и порядок действий. Во время его рассказа из меня только пар не шел, но щеки и уши горели исправно.

Все усугубляло то, что Никодим, хоть и посох, ассоциировался только с мужским полом, даже голос у него мужской имелся. От этого стыд и смущение захватили меня полностью, но я исправно вслушивалась в срамные слова и запоминала.

Во-первых, я обязана показать мужчине, что желаю его. Во-вторых, хлопать ресницами и прикладывать к губе палец. Для чего, я не поняла, а Никодим подробнее объяснять не стал. К тому же мое платье совершенно не подходило для соблазнения мужчины. А, когда я, краснея и дрожа, показала ему нижние панталоны, посох чуть в обморок не грохнулся.

После этого он поинтересовался, испытывала ли я в присутствии чужого мужчины желание хотя бы его поцеловать, не говоря уже о чем-то более развратном. Я приложила палец к губе и подняла глаза к потолку, силясь вспомнить подобные ситуации.

Никодим не выдержал и, выкрикнув: “Безнадежна!”, покинул мою комнату. Я расстроилась. Неужели, я не смогу угодить Макару? Как обмолвился посох, Черный бог предпочитает дев умелых и смелых. Я же не отличалась ни первым, ни вторым. Действительно, самоотверженность и жалостливость сыграли со мной злую шутку.

Но сделанного не воротишь. Если я хочу спасти деревню, то обязана сделать Макару так приятно, чтобы он смягчился и перестал насылать на наш край лютые морозы.

Я кивнула сама себе и уверенно направилась в ванную комнату, чтобы принять ароматную ванну, как советовал посох. После оставалось намазаться ароматными маслами и лечь на кровать обнаженной, в ожидании Черного бога.

Стоило вспомнить сказанную посохом стыдобу, как я моментально покраснела и закрыла пылающее лицо ладонями.

— Не могу, — сорвалось с губ обреченное.

Я плюхнулась в кресло, которое как раз попалось на пути к ванной комнате, и тихонечко завыла. Но долго мне жалеть себя, предаваться отчаянию и смущению не дали, скрипнула входная дверь и раздался звон посуды.

Я вздрогнула от неожиданности и вжалась в кресло. Если это Черный бог, то я совсем еще не готова к ночи страстной любви.