Сквозное. Навылет

Глава 23

Врача привезли к обеду. Того, которого Гончаренко посоветовал. Стихла метель, открыли аэропорт. Вот бы раньше так, Дэн во Львове до конца этой их чертовой операции был бы…

Но Шуст не привык сожалеть о том, что вернуть не в его силах, максимально старался сейчас все наладить.

Жовнеренко без споров отправил все документы в киевскую клинику, как только Паша отзвонился, сообщив, что связался и получил подтверждение. Не то чтобы Маркиян Тарасович прям пылал готовностью сотрудничать, но и не прятал ничего вроде. А может, был даже рад любому варианту, в котором его больница быстрее избавляется от присутствия Шустова. Или хотел уесть и в нос ему ткнуть то, что все сделал лучшим образом.

Честно говоря, Денис не уточнял, да и… Плевать на мотивы. Если так, то и прекрасно, за ним не заржавеет, оценит и отблагодарит и лично Жовнеренко, да и больнице этой на ремонт средств подкинет. Но пусть Шусту это еще кто-то, поболее разбирающийся в медицине, скажет. Потому как у него вопросы имелись, особенно, по этой их медикаментозной коме.

Шустов все это время провел все там же, то есть в палате реанимации… И, кажется, уже не только Маркияна Тарасовича нервировал своим присутствием в данной больнице.

Но Денису и на это было глубоко безразлично. Он просто сидел рядом с кроватью Талы на стуле, который притащил в итоге из коридора, не мешая врачам, если те что-то изучали или проверяли в состоянии девушки, но и не уходил далеко. И держал ее руку, когда никто не топтался поблизости с новыми капельницами.

Двое его людей стояли у реанимации на охране, остальным выделили какой-то зашарпанный кабинет, до которого, очевидно, черед ремонта не дошел даже в урезанном виде. Но им сейчас на условия без разницы, есть где сесть, перекусить и выдохнуть — уже достаточно. А Шустов желал знать, может ли он в данный момент, лучше уже сегодня, Талу в столицу перевезти? Если по итогу консультации окажется, что нет, отправит парней в гостиницу, пока же и так устраивало.

Забавно, что Светлана ближе к ним держалась, несколько раз тоже в реанимацию заходила. Вроде и продолжала бояться, видел ее опасения, но и словно не собиралась упускать все возможности, которые появление Шустова предоставило и ей. И да, около девки все время неподалеку крутился Степан. Вроде Гриша уже даже докладывал, что мужик попросил разрешения с ними в столицу мотнуться, если так сложится. Шустов не возражал. Откровенно, его сейчас не интересовало почти ничего внешнее.

Денис и поел быстро в коридоре у двери реанимации что-то, что принес Гриша… Что именно — не смог бы сейчас вспомнить и под дулом пистолета. Да и тогда не особо понимал, что жует, хотя друг вроде из какого-то кафе уже умудрился доставку горячего организовать со Степаном. Запил все крепким кофе, как раз торопясь поговорить со специалистом Гончаренко, того уже везли сюда из аэропорта.

Бондарчук Валерий Сергеевич согласился проконсультировать его жену, изучив предварительно данные, поговорил и с Денисом по телефону. С Жовнеренко он был знаком и отзывался о том с большим уважением.

Шуст не пытался их столкнуть, по сути, ему самому врачебный конфликт был не нужен, и Денис это хорошо понимал. Заметил только, что из-за метели с опозданием вернулся в страну и не успел к началу операции его жены. Вот и возникли вопросы, особенно по медикаментозной коме, с которой он не вполне согласен и разрешения не давал, так как хотел бы жену забрать в более подобающие условия.

Очевидно, Бондарчук понял, что все сложнее, нежели можно посчитать сходу или таким объяснением закрыть. Пробормотал: «Меня Гончаренко предупреждал», — и пошел осматривать Талу. Шуст и тогда держался неподалеку, отстраненно гадая, о чем именно мог предупредить этого врача Стас?

— В принципе, состояние стабильное, как раз благодаря контролируемому сну. Думаю, по санавиации можем организовать перелет, — выйдя в коридор, вынес вердикт Бондарчук.

Маркиян Тарасович, с которым врач в реанимации вместе о чем-то разговаривал у Дениса на глазах, очевидно, тоже дал добро, хоть и не то чтобы был доволен таким самоуправством Шуста. Но… в глазах закона все права на его стороне, потому что муж. Оттого и потребовал Денис так быстро оформить статус, чтоб избежать любых проволочек и попыток его слова оспорить.

— Почему ее не прооперировали сразу, четыре месяца назад, когда диагноз был установлен? — поинтересовался Бондарчук у него, делая какие-то пометки в истории.

— У Талы тогда не было денег, а мы на тот момент еще не были знакомы, — и не подумал скрывать Денис.

— Вы отдаете себе отчет, что операция — это самое начало лечения в ее случае? — вдруг глянул ему в глаза Валерий Сергеевич. — Если бы сразу прооперировали… Не знаю, тогда ее не смотрел. Но сейчас… Нужны будут новые анализы, обследования. И… другие дополнительные методы, вероятно. Мы не знаем, не распространился ли рак за эти месяцы чуть дальше, чем это могли предвидеть…

— Я отдаю себе отчет, что никакой гребанной болезни не отдам свою жену! — отрывисто и твердо рыкнул Денис. — Никому и ничему!

— Вы совсем недолго женаты, — опять намекнул Бондарчук.

Дениса что-то начинали бесить все люди в белых халатах. Да и без оных тоже, чего уж мелочиться.

— Моя фамилия — Шустов. Вам это о чем-то говорит? — отозвался он медленно и чуть с ленцой даже, приподняв бровь.

Бондарчук, работающий в столице, как-никак, заметно вздрогнул и словно напрягся.

— Да… Станислав меня предупреждал, когда просил о консультации… для вашей жены.

Ах, так вот о чем Стас мужика предупредил. Ну что ж, благодарен был, облегчил друг ситуацию и взаимопонимание.

— Я готов ко всему, к любому лечению, методам, способам. Меня не интересует сколько и как. Только результат. И я хочу, чтобы это лечение моя жена получала в достойных ее условиях, ясно? — медленно достав сигареты, Шуст не закурил, просто стал крутить одну в пальцах.

— Более чем. Организуем с вашим помощником вылет, — кивнул Бондарчук… похоже, даже довольный его настроем, хоть и настороженный. И отошел в сторону.

К восьми вечера они уже были в Киеве. Денис следил за тем, как Талу аккуратно размещали в индивидуальной палате, где, казалось, было еще больше этих чертовых пищащих мониторов.

Честно говоря, устал уже настолько, что никакой выдержки. Напряженно следил за каждым жестом, за каждым движением медперсонала… Не то чтобы считая, будто кто-то халатность проявит, нет. Просто вынести не мог это состояние своего чуда, ее неподвижность, совершенно ровное лицо, без обычной живости и эмоций, хоть и частенько сдобренных приличной порцией усталости… Ничего из этого сейчас и в помине не видел…

Будто мертвая лежала в кровати, еще и руки ледяные, б*я! Разрывало изнутри, просто колотило нервом! Хорошо, хоть аппарат пищал, отсчитывая пульс весь перелет, да и сейчас… Иначе разнес бы все, что под руку попалось!..

Не выдерживал он. Стоило признать, что впервые в жизни Шустов столкнулся с тем, на что повлиять оказался не в состоянии, а это самого важного вдруг человека касаться стало… Вот что самого Дениса раскатывало, будто катком по асфальту.

Ну да ничего, справится. Варианта иного нет. А здесь еще в углу кресло стояло. Именно там Шуст ночевать и собирался, после того, как тут же примет быстро душ и переоденется в свежее, что привезли ему парни.

— В этом нет необходимости, мы ее выводить из сна будем только завтра, — пытался убедить его Бондарчук. — Вы можете поехать, переключиться, отдохнуть дома.

— Я домой только с ней поеду, ясно? Если я вам тут мешаю — сделайте все, чтобы быстро и качественно мою жену на ноги поставить, и все стороны довольны останутся, — вообще не проникнувшись таким предложением, оборвал Шуст.

Хватит, он уже раз оставил ее одну… Больше такой ошибки делать не намеревался, пока до конца не разберется со всей этой ситуацией. А то мало ли, чем для Талы следующая ночь в больнице обернется и где ему искать потом жену.

Врач больше не заикался с подобным предложением, а условия в этой клинике были не в пример лучше, так что и Дениса все устраивало. С владельцем он уже познакомился, оказалось, есть общие люди в окружении, утрясли все, чтоб без шума и пыли.

Смартфон с ним, ноут Гриша привезет, все рабочие вопросы решит и тут. Остальное Алхимик и Павел проконтролируют, ребята вот-вот вернутся машинами из Львова, в том числе и Степан пригонит ту, что в аренду Светлана взяла. Саму девчонку тоже привезет, Шуст ее из поля зрения выпускать пока не собирался, остались еще вопросы, да и… Ладно, понимал, что Тале захочется с близким человеком общаться, так что лучше Шуст и тут все учтет и возьмет под свой контроль.

Он забрал у девчонки сумку Талы, кстати… И впервые улыбнулся за эти два дня, когда увидел свои футболки, и близко не стиранные, свернутые трубочкой. Вспомнилась опять Олеся Гончаренко, которая при побеге утащила с собой рубашку Николая, а Шуст не мог допереть, с какой придури та в мужскую сорочку обрядилась?

И вот Тала… Умудрилась же засунуть их в обычную женскую сумочку! И пусть теперь еще поспорит по поводу своих эмоций и чувств к нему или прав Дениса! Так и поверит, ага…

Хотя, нет, пусть спорит, возражает, да даже орет!.. Только в себя пусть для начала придет.

Сжал руки в карманах брюк, наблюдая за суматохой медперсонала по устройству его девочки золотой. Он на все согласен и готов, на что угодно, только б вытащить ее из этого состояния!

Глубоко вдохнул, пытаясь унять новую волну внутреннего беспокойства за Талу, на ином сосредоточиться постарался.

По Клину еще вроде никто тревогу не бил, что Дениса устраивало, надо было для начала все тылы закрыть, и только потом объявлять о том, что фигуру с доски сняли. С Марком списался, тоже не вдаваясь в подробности, сказал, что появились новые неизвестные в их договоренностях, но Шуст это уладит. Остальное пока на Гришу свалил, больше ничего аврального не висело над душой. А ему сейчас, видит бог, неистовей всего остального хотелось тупо спать… и чтоб Тала была при сознании. Но с последним, как понимал Шуст, не особо везло, так что…

Душ не помог ни снять напряжение, ни расслабиться. Бриться было откровенно лень. Да и понятно, что он же не парился тут в палате, только и того, что смыл грязь да усталость, весь тот сигаретный дым, что будто в кости успел въесться за сутки. Переоделся, рухнул в раскладывающееся кресло, уже не помня, когда настолько себя уставшим чувствовал в последний раз. Лет десять назад, не меньше. Сдавать видно стал, стареет. Привык к тому, что под него ритм подстраивается, а не Шуст лихорадочно пытается угнаться за тем, что не в его власти.

На один бок повернулся, проверив мобильный, — сна ни в одном глазу. На спину лег, уставившись в потолок в темноте палаты, которую смутно рассеивали все эти мониторы. Писк ему не мешал, наоборот, как позволял быть уверенным в сердцебиении Талы…

Но все равно не мог отключиться. Пока, в конце концов, мысленно послав все далеко и основательно, ни поднялся, чуть подтащив это внушительное кресло к кровати Талы, но так, чтоб и не мешать, если что. И, протянув свою руку, накрыл ее ладонь снова, все ту же, с кольцом на безымянном пальце.

Выдохнул. Теперь хорошо.

Улеглось в душе нечто иррациональное, уверенное, что только он в состоянии ее своими руками тут удержать, с ним рядом, на этом свете. Видно, невозможно из себя до конца изжить суеверия села, как далеко в столицу не уехал бы. И, наконец-то утихомирившись, погрузился хоть и в настороженную, но дрему, дав отдых и уму, и телу.

Света притихла, посмотрев за окно. Ночь, конечно, но заметно, что уже почти добрались до столицы. Появились заторы на трассе… Вторая поездка за сутки, считай… Хотя нет, уже другие начались. Господь милосердный! Сколько же всего в этот промежуток времени втиснулось!

Хорошо, сейчас не она за рулем, точно слетела бы с трассы. Устала дико, и не спала же толком, так, пару часов вчера в коридоре на том стуле, когда Степан пообещал, что разбудит, как только с исходом операции что-то понятно станет. Ну и тут, как выехали из Львова, даже не поняла, когда отключиться успела. А он ей подушку подсунул под голову…

Подняла глаза, посмотрев в отражении стекла на этого мужчину, который вчера так сильно испугал при первой встрече… А сейчас, спроси кто, честно сказала бы: не встречала более искреннего, понимающего и открытого человека за всю свою жизнь. Невольно вспомнилась Тала и ее к Шустову тяготение, когда Света пыталась донести, насколько тот опасен может быть…

Впрочем, эти сутки, вообще, все знания и представления Светы о мужчинах перевернули с ног на голову!

Перед глазами Шустов, стоящего едва не на коленях около кровати Талы, и так отчаянно, в очевидной нужде прижимающийся губами и лбом к руке ее подруги!.. Видела ли Света нечто подобное ранее? Да… в церкви, куда так настойчиво и безапелляционно ее все детство таскала мать.

Именно там она не раз наблюдала, как вот также люди в отчаянной нужде и последней надежде припадают к иконам и мощам, уже ни на что иное в этом мире не уповая.

Для Светы подобная картина оказалась настоящим шоком. Никому не поверила бы, не увидь сама. Даже когда Тала рассказывала про все «странности и несоответствия», в ее понимании, Света не могла и представить себе, чтоб этот конкретный человек вот так относился к женщине. Да и кто поверил бы?!

Стоило признать, что теперь она чуть меньше Шустова бояться стала. Вернее… никуда страх не исчез, ибо еще более ясное понимание снизошло: за жизнь Талы Шустов Денис уничтожит вся и все. Но… Света его могла понять, правда. Потому что речь шла и о ее самом близком человеке. А это, в некотором роде, сближало уже их… Ну, в том, что касалось тревоги о Тале, в смысле.

Однако, будто ей мало такого потрясения, Света еще не осмыслила и всего, что в ее собственной жизни случилось внезапно…

— Устала? — Степа на мгновение оторвался от дороги и каким-то чудом поймал ее взгляд в окне. Усмехнулся.

А Свете от этого так тепло в душе! Словно маленькое солнце в груди зажглось! Ее личное… И не важно было, какое сейчас время суток или года.

— За рулем не я, ты устал точно больше, — повернулась лицом, чтобы его не отвлекать…

И, сама не поняв когда, протянула руку в порыве его пальцев коснуться. Только замерла на полпути, смутилась, будто вовсе первый раз рядом с мужчиной. Не адаптировалась еще, не приняла, как должное. Боялась немного…

И говорить вроде не о чем, а внутри столько смыслов и мыслей, что сердце щемит от избытка тяги к нему!

Степа, моментально этот порыв заметив и все уловив, сам ее руку сцапал, вот не сказать иначе. Переплел их пальцы, положив на руль ладони, погладил. И уже совсем не страшно рядом с ним.

Так странно, ведь только прошлой ночью увидела впервые! А сейчас и вспомнить не могла, что в ее жизни были другие мужчины. Никого, казалось… Такого так точно не встречала никогда.

И он совсем не походил на тех, кто ей нравился или кого выбирала. Абсолютная противоположность! И бескомпромиссное управление всем с первого мгновения, считай… Вроде испугать должно то, что поступает вопреки ее словам и просьбам, но, по факту…

Чужой же человек! А, оказалось, понял и разобрался в ее порывах и страхах за несколько часов. Выслушал. И, не так и много задав вопросов, понял Свету так, как только Тала до этого и понимала. Просто принял, хотя она ему не то чтобы все на свете успела или решилась рассказать. А он и не требовал подобного, создалось впечатление. И с такой… безапелляционной поддержкой со стороны мужчины ей точно сталкиваться еще не доводилось.

Само собой в памяти всплыло, как Степан вчера ночью пиццу заказал. Пиццу! В больницу! Ее это совершенно ошарашило! Потому что выяснил мимоходом, что Света не ела ничего с утра. И какое бы ему дело? Ведь точно в приказе Шустова ничего про ее комфорт и сытость не было. НЕ его же забота.

А Степа буквально стоял над душой, пока она не поела. Хотя Света так нервничала, что кусок внутрь и не полезет, считала. Вообще голода не ощущала… Но, стоило только укусить первый раз, и умяла три куска, даже не поняв, когда и как! Степан же с таким удовлетворенным видом за этим процессом наблюдал, какого Света и после секса у многих мужчин не видела. И сам не приступал к еде, пока не убедился, что она наелась.

Ну вот что за человек?! Не понимала совершенно! Из всех правил выбивался, как тот же Шуст! Но, одновременно с этим, будто и лучше всех остальных в этом мире осознавала Степана… Непривычно вовсе.

Иногда никакие слова или объяснения не нужны для того, чтобы буквально в головы забраться окружающим, понимая и «читая» их страхи и мысли. Вот так и Шуст сейчас предельно ясно понимал, что все, находящиеся в данной палате, нервничают из-за его присутствия.

Занимательно. Не то чтобы он к подобной реакции не привык, конечно. Однако сейчас-то мяч на их половине поля, он тут точно ни в тын, ни в ворота, ничего не понимает в том, что все эти врачи делать собрались… И не вооружен даже, так с какой стати они так в его сторону косятся, будто Шустов одним своим присутствием весь кислород им в пространстве выжирает?!

Стоит себе молча на пороге, считай, просто наблюдает…

По сути, как он понял, они не то чтоб делать что-то собирались, а как раз наоборот, не вводить очередную дозу препарата, который и поддерживал Талу в этом состоянии комы. Потому и присутствовали тут и Бондарчук, и еще какая-то врач (он был слишком сосредоточен сейчас, чтобы отвлекаться еще и на ее имя) анестезиолог-реаниматолог, которая планировала первые два часа наблюдать его чудо, ну и медсестра на подхвате.

Собственно, Шусту тут торчать не полагалось. Но его попробуй выстави, если интересы Талы задействованы. Денис точно не собирался больше пускать на самотек ничего из того, что ее лечения касалось. Так что да, стоял на пороге, вроде и не мешаясь, но и следил внимательно.

И, наверное, сам не вспомнил бы, когда у него настолько замирало сердце, как в тот момент, когда Тала начала медленно и сонно шевелиться, словно сквозь вязкую и плотную преграду продираясь сюда, к ним.

Денис застыл, весь будто в слух и глаза обратившись, жадно ловил малейшее изменение, задыхаясь от пожирающего внутреннего страха с невыносимым ожиданием! Черт! Закурить бы!.. Но в ее же палате, понимал прекрасно.

Начал меняться ритм писка всех тех аппаратов и мониторов, которые он всю ночь слушал, утратили равномерность показатели кривых. Врачи сосредоточенно отмечали каждый нюанс, о чем-то тихо и отрывисто переговариваясь. Анестезиолог, сделав какие-то пометки в карте, сейчас внимательно следила за Талой… Почти так же, как Денис.

А Шустов сам весь напрягся так, словно тугую стальную пружину скрутили до предела, хоть и мало на что мог тут повлиять.

Наконец, Тала как-то глубоко вдохнула, будто вынырнув из сна, дернула головой, поморщилась, явно испытав дискомфорт от движения, попыталась глаза открыть, но это ей вроде и не удавалось: моргала тяжело, часто.

— Тала? Вы меня слышите? — анестезиолог наклонилась ниже, фонариком светя в лицо его жене, видимо, проверяя реакцию на раздражитель.

— Д-да… — как-то вымученно кивнула Тала.

А Денис вздрогнул. Ее голос…

Нет, Жовнеренко предупреждал, да и Бондарчук ему объяснил все, оговорил, что на восстановление до года уйти может. Но все же голос у Талы изменился после операции, став совсем другим… Низкий, изломанный какой-то, будто шероховатый, надсадный… У него самого отголоском в горле сжалось, словно сдавило.

Хотя о чем он, ради всего святого! Она говорит и понимает! Возвращается к нему! Разве это не счастье?! А голос — вообще последнее, что значение имеет!

— Хорошо. Вы в больнице, вам была проведена операция. Вы помните, какой сейчас месяц? — продолжала анестезиолог, пока Денис с такой жадностью в любимые черты всматривался, что глаза запекло.

— Май… Почему меня? Какая операция?! Что случилось? А мама?.. — она говорила хрипло и тяжело, с паузами, разорвано, словно еще не проснувшись до конца.

Но это не отменило того, что все напряглись больше. Шустов так точно! Заметил и то, как обеспокоено переглянулись врачи.

Мать?! При чем тут ее мать?! Да и май с декабрем перепутать точно сложно…

О том, что мать Талы умерла, как и о всем семейном течении болезни, Жовнеренко их проинформировал, как понимал Шустов. Так что за на ***?

— Какой сейчас год, Тала? — мягко уточнила анестезиолог, явно пытаясь в тех же вопросах разобраться.

А Тала помедлила… Еще несколько раз моргнула, нахмурилась, словно ей тяжело было на вопросе сосредоточиться или она сомневалась.

— Две тысячи пятнадцатый?.. — наконец, хрипло выдавила Тала с такой усталостью в голосе, будто неделю не спала.

А Денис просто оторопел! Как потолок на голову рухнул, выбивая воздух из груди в который раз за последние дни!

Впился взглядом во врачей, но и они, казалось, несколько ошалели от такого ответа. Что их не оправдывало в его глазах, кстати! Какого дьявола?!

Прям ощутил, как изнутри волна гнева поднимается, душит! Вот сейчас Жовнеренко точно прибил бы! Разве они не заверяли его, что все хорошо и под контролем?! И это для ее же пользы?!

Вот когда действительно жалеешь, что велел Алхимику спрятать пистолет! У охраны одолжить один в приказном порядке, что ли?..

— Думаю, нам нужна консультация специалиста, — тихо заметил Бондарчук, повернувшись к нему. — Я сейчас приглашу коллегу.

Шуст думал, что их тут всех прибить мало. Однако навряд чтоб это чем-то Тале помогло. Потому отрывисто кивнул, хрустнув суставами, и не пытаясь даже скрыть того, что он очень… очень недоволен происходящим.

И, судя по тому, как Бондарчук глянул, это было замечено и «услышано».