Сладкий вкус любви

Глава 16

Ной

Учащиеся смогут научиться устанавливать рамки и выдвигать ультиматумы.

Въезжая на парковку, я слышал в ушах свое кровяное давление.

Моя жена.

В баре.

С тренером по лакроссу.

И симпатичным барменом.

Плюс несколько долбаных топоров.

Фары освещали обшарпанное здание, которое было едва ли больше, чем дыра в стене, и не в первый — и не в сороковой — раз за сегодняшний вечер задался вопросом, какого черта Шей здесь забыла. Я заглушил двигатель и ворвался внутрь, едва не сорвав дверь с петель. Мне было все равно, что я веду себя как дикарь. Мне действительно было все равно.

Шей сидела за барной стойкой, подперев голову ладонью, а перед ней стоял полупустой стакан с чем-то розовым. Ее джинсовая куртка была надета задом наперед, а губы плотно сжаты в глубоком нахмуренном выражении, из-за чего казалось, что она вот-вот разрыдается.

Мне хотелось подхватить ее на руки, прижать к себе и пообещать, что все наладится.

А еще мне хотелось свернуть ее хорошенькую шейку.

Подойдя к ней, я сказал:

— Я думал, что ты преувеличиваешь. — Я обвел взглядом интерьер. — И был не прав.

Она повернулась ко мне лицом, ее глаза были красными и остекленевшими, макияж размазался по щекам.

— Как ты добрался сюда так быстро? — Шей подняла телефон, посмотрела на время. — Всего пятнадцать минут. Подожди. Шестнадцать.

Потому что моя жена была одна и расстроена в незнакомом баре, а в таких ситуациях ограничения скорости не действуют.

— Ты забываешь, что я знаю все короткие пути в этой глуши. — Она смотрела, как я помахал рукой так называемому симпатичному бармену и протянул ему немного денег. — Это все покроет? — спросил я его.

Он бросил взгляд на две двадцатки.

— Да. Все в порядке.

Я обхватил Шей за талию и спустил ее с табурета.

— Пойдем, — сказал я. — Объяснишь мне эту ситуацию в грузовике.

— Тут нечего объяснять, — пробурчала она, когда мы вышли на прохладный ночной воздух. — В этой части света не знают, как сделать приличный джин с тоником, и все забывают обо мне. Думаю, я не стою того, чтобы обо мне помнили.

Я повел ее дальше по тротуару.

— Это чушь, и ты это знаешь.

Она пошатнулась на ровной земле, не оставив мне другого выбора, кроме как подхватить ее под колени и отнести к грузовику. Она вскрикнула, обхватила меня руками за шею и сказала:

— Боже мой, Ной. Что ты делаешь?

— Успокойся. Мы почти на месте, — сказал я.

— Не говори мне, чтобы я успокоилась, — огрызнулась она. — Ты надорвешься, я тяжелая.

— Я знаю свои силы, милая. Не волнуйся за меня. — Я пересек стоянку, остановившись у пассажирской двери своего грузовика. — Все еще чувствуешь головокружение?

— Меня не мутит, — ответила она, возмущенная до глубины души. — Это все мои туфли.

— Ты часто используешь это оправдание. Я все еще не могу в это поверить. — Я нагнулся, поставив ее на ноги, чтобы открыть дверь. — Ты ела что-нибудь сегодня вечером или только дешевый алкоголь?

Я держал ее за руку, пока она забиралась внутрь.

— Я не буду отвечать на этот вопрос.

— Фантастика, — пробормотал я, закрывая ее дверь. Я действительно хотел понять ход мыслей этой женщины. Что-нибудь, чтобы объяснить, почему она оказалась здесь, в самом захудалом баре во всем штате, с — как там его? — тренером по лакроссу.

Я устроился в грузовике, включил подогрев сидений, потому что ее короткое платье не подходило для сегодняшней сырой и прохладной погоды.

— Все забывают обо мне, — сказала она грустным тоненьким голоском.

Я выехал с парковки и направился к главной дороге.

— Это неправда.

— Если бы я так легко не забывалась, то люди не смогли бы так просто расставаться со мной и продолжать жить своей жизнью, как ни в чем не бывало. И это происходит постоянно. Вот откуда я знаю, что это правда.

Здесь я был беспомощен. Я все еще хотел свернуть ей шею. Хотел, чтобы она извинилась за то, что вычеркнула меня из своей жизни. И хотел обнять ее и дать ей выплакаться, потому что она не заслужила этого. Шей не заслужила ничего из этого.

— Я не думаю, что тебя можно забыть, — сказал я. — Поверь мне. Я знаю. Я очень старался, но не смог.

Она шмыгнула носом. Я потянулся к заднему сиденью и вслепую протянул ей коробку с салфетками, которую держал там. Бумажные носовые платки, влажные детские салфетки и перекусы на скорую руку были необходимы для моего выживания в эти дни.

— Почему ты хотел забыть меня?

— Я хотел забыть все, что связано с этим городом. — Это была не вся правда, но у меня не было сил формулировать что-либо из этого после того, как получил сообщения от своей потерянной, пьяной жены и выскочил из дома в десять часов. — И правда в том, что я забыл почти все. Кроме тебя. Ты совершенно незабываема.

— Тогда ты единственный, — сказала она, протягивая мне коробку салфеток.

Мое сердце сжалось и заколотилось в груди.

— Кто забыл тебя, милая?

— Кроме всех? — воскликнула она. — Потому что это все, Ной. Все уходят. Возьми мою мать. Даже когда она не была на задании, я жила с нянями и никогда ее не видела. После нянь был интернат. Когда меня выгнали из интерната, Лолли была последним средством, и она была первым и единственным настоящим родителем, который у меня когда-либо был. Зачем моя мать родила меня, если не хотела ребенка? Я задавалась этим вопросом всю свою жизнь и до сих пор не знаю ответа.

— Я знаю, — сказал я, и я действительно это знал.

В последний раз я слышал версию этой истории за несколько дней до нашего школьного выпускного. Тогда ее мать объявила, что рано уезжает на задание и не будет присутствовать на мероприятии. Если мне не изменяет память, Шей не видела свою мать ни разу за те два года, что жила в Френдшипе.

— И, конечно, бывший жених. Он просто порвал со мной и ушел. Все было кончено, и я даже не знаю почему. Я думала, если буду идеальной, он останется. Если я все сделаю правильно, то все не развалится на части. Меня не бросят снова. Но все закончилось, и все, что у нас было, рухнуло. Это было похоже на взрыв. Как будто бомба взорвалась в середине моей жизни, и я не могла узнать оставшиеся куски. Я не могла узнать себя. До сих пор не узнаю и не знаю, что сделала не так.

— Ты не сделала ничего плохого, — сказал я. Я не знал, кто этот парень и чем он занимается, но был готов сделать делом своей жизни его уничтожение.

— Должно было что-то быть, — всхлипнула она. — Никто не уходит от людей, которых они хотят видеть в своей жизни. Никто не уходит от счастливых и полноценных отношений.

— А ты не думала о том, что он может быть жалким ублюдком, неспособным испытывать счастье и удовлетворение? Потому что такое бывает. Я знаю много адвокатов с такой проблемой. И банкиров тоже.

— Тогда почему меня бросают, Ной? Почему я? Если проблема у всех остальных, почему меня за нее наказывают?

— Милая. — Я вздохнул. — Что случилось сегодня вечером? Как ты вообще там оказалась?

— Сегодня тренер по лакроссу вел урок физкультуры, и пригласил меня на свидание с несколькими учителями и тренерами, — начала она, слезы мешали ей говорить, — я не хотела идти, потому что он казался мне спортивным братаном, а я не знаю, как разговаривать с такими людьми. Но я пошла, потому что мне нравились «счастливые часы» с моими друзьями из прошлой школы, и в последнее время я не делала веселых вещей. И все было хорошо, они были милы, но потом я пошла в туалет, а они все ушли.

Самое худшее в любви к Шей в старших классах, было наблюдать, как она встречается с никчемными парнями, которые в итоге разбивали ей сердце. Даже если это было просто развлечение, и она не воспринимала отношения серьезно, ее чувства были разбиты, когда эти парни показывали себя малолетними болванами.

Переживая это снова — будучи женатым на ней — у меня в животе разгорелся огонь. Мне снова захотелось обвить руками ее шею и потребовать от нее извинений, желательно на коленях, за пытки этого вечера.

Напряжение в моих плечах поднималось по шее и превращалось в головную боль.

— Кто, черт возьми, этот парень из лакросса?

Она подняла руки, в каждой ладони были зажаты салфетки.

— Я не знаю. Как-то там Ганье.

— Я собираюсь, блядь, выяснить, кто он такой, — пробормотал я. «Маленькие Звезды» не будет спонсировать эту команду в этом сезоне. Я повернул к торговой площади и направился к автокафе быстрого обслуживания. — Мы купим тебе что-нибудь поесть.

— Я не голодна.

— Просто картофель фри, — ответил я. — Что ты хочешь выпить?

— Что угодно, только не «Спрайт», — сказала она, вздрогнув.

Я подъехал и сделал заказ. Ожидая за машиной впереди нас, я взглянул на Шей. Она больше не плакала, что уменьшило мои порывы к убийству, но выглядела несчастной. Как будто этот вечер полностью и окончательно раздавил ее.

— Ты согрелась?

— Думаю да, — сказала она. Это было так же правдоподобно, как сказать, что она не голодна.

Я повернулся к заднему сидению, зная, что у меня там была толстовка или что-то в этом роде, оставшееся с начала недели. Сентябрьские дни были жаркими, но по утрам слышался ранний шепот осени.

— Вот. Возьми это. — Я протянул ей толстовку с логотипом фермы на груди. — Скоро тебе понадобится настоящее пальто.

Она накинула толстовку на ноги, как одеяло, и просунула руки в горловину.

— У меня есть настоящее пальто, — сказала она. — Несколько. Я жила в Бостоне, Ной. Не на Барбадосе.

Опустив окно пикапа, я передал картофель фри и содовую Шей. Вернувшись на главную дорогу, я сказал:

— Мне нужно, чтобы ты перестала выбирать неадекватных людей, Шей.

— Думаешь, я не пытаюсь?

— Милая, я понятия не имею, что ты пытаешься сделать, но знаю, что тебе нужно перестать тратить все свое время на размышления о том, что ты сделала не так, когда эти полудурки бросают тебя. Перестань отдавать себя людям, у которых нет надежды когда-либо играть на твоем уровне. Прекрати преследовать людей, которые не знают, как проявить себя для тебя. Это пустая трата как твоего времени, так и их. Отпусти их. Пусть дверь ударит их по заднице, когда они будут уходить. Это они облажались. Не ты.

— Тогда я останусь одна.

— Как, блядь, ты это поняла из того, что я только что сказал?

Шурша пакетом с картошкой фри, она сказала:

— Ты сказал, что я выбираю людей, которые не играют на моем уровне. Если это правда, а я так не думаю, то здесь никого нет.

Я здесь. Я прямо здесь. Тебе всего лишь нужно заметить меня.

— И не думаю, что я на каком-то другом уровне, — продолжила она. — Я… я не знаю, что я такое, но это не то, чего хотят люди. Они бы не уходили, если бы хотели меня.

— Ты проверяла эту теорию на Джейми? Потому что не могу поверить, что она потерпит хоть минуту этого дерьма. И ты должна знать, что я тоже этого не потерплю. Не оплакивай потерю людей, которые тебя не заслуживают.

Шей ничего не ответила. Она потягивала свой напиток и смотрела в окно, пока я ехал по тихим улицам Френдшипа.

Затем:

— Где Дженни?

— Она спит. Миссис Кастро с ней в доме. Она играет в покер с командой фруктового сада по вечерам в пятницу. Я поймал ее перед тем, как она отправилась домой. — Я сделал паузу, пытаясь найти спокойствие, чтобы говорить, не развязывая беспорядок беспокойства, гнева и свежей ревности, собравшихся внутри меня. — Возможно, нам следовало бы обсудить это заранее, но я не хочу, чтобы моя жена разъезжала с незнакомыми ей людьми и застревала в барах на другом конце залива. Не делай так больше.

— Нам следовало бы обсудить это заранее, но я не хочу, чтобы мой муж указывал мне, что делать в пятницу вечером.

— Пока ты моя жена, я не позволю тебе принимать необдуманные решения.

— Пока ты мой муж, я не позволю тебе указывать мне, как принимать решения.

В горле раздался рык, когда я катил по дорожке к «Двум Тюльпанам».

— Пока ты моя жена, я не позволю тебе встречаться с тренерами по лакроссу.

— Пока ты мой муж, — крикнула она, — я не позволю тебе ограничивать мою социальную жизнь. — Она потянулась к дверной ручке. — И это было не свидание. Это была компания учителей и тренеров. Это был обычный «счастливый час» пиво за бакс.

Я указал на дверную ручку.

— Ты уже доказала, что не можешь ходить самостоятельно. Оставайся там. Последнее, что мне нужно, это чтобы ты упала в саду диких цветов.

Шей скрестила руки на груди и надулась на меня, пока я огибал капот. Она была чертовски очаровательна, и я бы рассмеялся, если бы не был занят тем, что злился на нее. Я открыл дверь, взял ее за руку и обхватил за талию, чтобы она не упала. Мне стоило немалых усилий не перекинуть ее через плечо.

Когда мы поднимались по ступенькам крыльца, она сказала:

— И чтобы ты знал, я сейчас не обладаю навыками межличностного общения, необходимыми для свиданий. — Она взглянула на меня усталым взглядом. — Я просто хочу время от времени ходить куда-нибудь и развлекаться. Хочу снова почувствовать себя самой собой.

— Какая часть тебя не чувствует себя собой?

Она открыла входную дверь и сняла туфли, но не потрудилась включить свет.

— Та часть, которая каждую ночь сидит одна в этом доме и пытается понять, кто я теперь. Та часть, которая хочет знать, почему меня так легко оставить.

— Тогда хватит сидеть здесь в одиночестве, — сказал я. — Ты знаешь, где найти меня и Дженни. Тащи свою задницу на холм, если не хочешь, чтобы мы обосновались здесь. Не думай, что мы этого не сделаем.

— Ты говоришь это сейчас, но подожди, пока будешь хмуриться на меня через стол, а потом выпроваживать за дверь, когда я тебе надоем, — сказала она. — И он с тренером девочек по волейболу, я так думаю. Это было не свидание.

Я положил обе руки ей на талию, следуя за ней вверх по главной лестнице. Я сам был виноват в том, что хмурился. Это было на моей совести. Я и не подозревал, что был настолько очевиден, когда речь шла о моей неспособности находиться рядом с ней так долго без желания затащить ее в кладовку и засунуть руку ей между ног.

— Тебе не нужно беспокоиться о том, что я с кем-то встречаюсь, — добавила она. — Этого не случится еще долгое время. Если вообще будет. Я имею в виду, что знаю, что мы не совсем женаты, но…

— Я все равно не хочу, чтобы моя жена застревала в захудалых барах, — перебил я. — Не хочу, чтобы ты оказывалась в ситуациях, когда твоя безопасность и спокойствие находятся в руках тренера по лакроссу.

— Я была в полной безопасности, — сказала она, открывая дверь в дальнем конце коридора. — Я имею в виду, мы находимся у черта на куличках. Что самое худшее, что может случиться со мной в каком-нибудь безымянном баре с кучей учителей?

Я со стоном прижал пальцы к бровям.

— Не заставляй меня отвечать на этот вопрос.

Шей снова оставила свет выключенным, но лунный свет лился на старую, тяжелую кровать, обнажая путаницу простыней и одеял. Она стянула джинсовую куртку и бросила ее в сторону кресла с высокой спинкой в углу.

— Хочешь сказать, что мне нельзя встречаться с другими учителями после школы? Это твоя конечная цель?

Подойдя к антикварному бюро, она наклонила голову в сторону, снимая серьги. Хотя это были всего лишь серьги, было что-то глубоко интимное в том, чтобы наблюдать, как Шей снимает эти слои своего дня. Это был ритуал, о котором я никогда раньше не задумывался, но теперь знал это, вплоть до того, как она потирала каждую мочку между подушечками большого и указательного пальцев, когда украшения были убраны.

Как будто мне нужно было больше близости, чем стоять с ней в ее спальне поздно ночью. Я вцепился руками в изножье кровати, чтобы удержаться и не заключить ее в объятия. Если бы я это сделал, она бы уже через десять секунд лежала на матрасе. Через минуту уже стонала бы. А через пять держалась за изголовье и взывала к небесам.

— Я говорю, окружи себя лучшими людьми, — выдавил я из себя. Эта головная боль собиралась расколоть мой череп прямо посередине. — Ты знала, что этот тренер не тот человек, но все равно пошла. Прекрати заниматься этим дерьмом.

Шей шагнула за открытую дверь шкафа и вернулась через минуту в свободных трениках и майке, которая дала мне больше информации о форме и текстуре ее сосков, чем я был готов получить.

— Ты позвонишь мне в следующий раз, когда тебе понадобится провести вечер в городе. — Я крепче ухватился за изножье. Шей уставилась на меня, положив руки на бедра. Я указал на кровать. — Давай. Под одеяло. Я сам подниму тебя и положу туда, если понадобится.

Она на секунду уставилась на меня. Потом:

— Не смей.

Единственное, что я услышал, было приглашение. Я шагнул вперед, обхватил ее за бедра и перекинул через плечо.

— Я тебя предупреждал.

— Что ты делаешь? — закричала она.

Я повалил ее на кровать и положил руки по обе стороны от ее головы. Наклонившись вплотную, я сказал:

— Позволь мне внести ясность. Мне наплевать, как и почему мы поженились. Ты — моя жена. Если тебе понадобится развлечение, ты позвонишь мне. Я позабочусь о тебе. Я дам тебе все, что захочешь, включая правильно приготовленный джин с тоником. Если не можешь с этим смириться, то можешь развестись со мной прямо сейчас.

Она подняла руку и провела пальцами по моей бороде. Я чувствовал ее прикосновения каждым дюймом своего тела.

— Когда ты стал таким властным? — прошептала она. — Когда это случилось? И это не только сегодня, хотя иногда перебарщиваешь.

Если бы эта рука сдвинулась хоть на дюйм, ничто не смогло бы помешать мне поцеловать ее. Если бы Шей подала мне этот крошечный знак, все было бы кончено.

— В тот момент, когда я стал боссом.

Она несколько раз медленно моргнула, ее губы разошлись, а глаза затуманились.

— Гейл, наверное, интересуется, где ты.

— Гейл, наверное, спит на диване.

Она опустила руку и отвела взгляд в сторону.

— Прости, что вытащила тебя так поздно. Тебе пора идти. Я в порядке. У меня здесь не будет никаких проблем.

Я вцепился пальцами в простыни, позволив себе это мгновение, прежде чем уйти и принять часовой холодный душ, который абсолютно ничего не сделает, чтобы отгородиться от образа Шей, лежащей в своей постели. Я бы никогда этого не забыл. Да и как я мог? Теперь я знал, как ее волосы разметались по подушке, как лямка майки сползла по плечу, как ее глаза казались темнее на фоне белых простыней. И я знал это не потому, что Шей хотела, чтобы я наблюдал за тем, как она заканчивает свой день, а потому, что какой-то мудак оставил ее в баре.

— Меня не волнует, что это властно, и мне все равно, нравится ли тебе это. — Я отступил назад и сжал руки в кулаки. — Это мои условия. Как я уже сказал, разведись со мной.