Сладкий вкус любви

Глава 1

Шей

Учащиеся смогут научиться сражаться с юристами, грузовиками для перевозки коров и пиратами.

— Милая, ты должна расписаться в получении письма.

Я моргнула, глядя на Джейми из своего кокона из одеял на ее диване, пьяная в середине дня и одетая в пижаму трехдневной давности. В течение двух недель после того, как меня бросили у алтаря, я была, по крайней мере, слегка пьяна большую часть времени, поэтому не плакала постоянно, что казалось улучшением.

Либо так, либо это признаки обезвоживания. Я не была уверена.

— Зачем? — спросила я.

Подруга собрала свои длинные, шелковистые волосы и завязала их в конский хвост.

— Не знаю, куколка. Я пыталась получить его за тебя, но чувак попросил удостоверение личности.

Мне потребовалась минута, чтобы соскрести себя с дивана. Поход к двери был для меня настоящим путешествием. Я всего несколько раз отваживалась выйти за пределы квартиры, превращенной в склад, которую Джейми делила с тремя другими женщинами, с тех пор как все развалилось в день моей свадьбы.

В первый раз, когда взяла себя в руки настолько, чтобы выйти из квартиры, я отстригла шесть дюймов волос — волосы, которые отращивала почти два года, чтобы создать идеальный свадебный образ, — а затем покрасила свой натуральный блонд в цвет розового золота.

У меня не было особой причины хотеть розовые волосы до плеч. Я не могла этого объяснить иначе чем то, что больше не хотела видеть в зеркале свою старую версию.

Именно это привело меня к тому, чтобы сделать татуировку. Что гораздо более постоянное, чем смена прически, но мне хотелось этого годами. Поэтому теперь нужно было зримое напоминание о том, что, кем бы ни была до этой катастрофы, сегодня я уже не та девушка.

Затем я продала все, что касалось моих прежних отношений. Платья всех видов: для фотографий помолвки, для вечеринки по случаю помолвки, для презентации подарков невесте, для девичника. Наряды для афтепати и ланча на следующий день, образы для медового месяца. Те потрясающие туфли цвета фуксии и фату. Все, что я носила с бывшим. Все случайные сентиментальные вещицы, которые тщательно собирала. Даже журналы для новобрачных двухлетней давности.

И это чертово свадебное платье. Как оказалось, я не испортила его каким-либо существенным образом. Просто небольшой разрыв по боковому шву, ничего такого, с чем портной не смог бы справиться. Учитывая, что этот дизайнер почти никогда не шил ничего, что подходило бы девушке шестнадцатого размера вроде меня, десятки невест выстроились в очередь, чтобы купить его у меня.

После этого мало что осталось. Лишь одежда, которую я носила, работая в детском саду. Коллекция штанов для йоги различных оттенков выцветшего черного. Коробка из-под обуви, полная дурацких сережек, которые я любила, но мой бывший жених ненавидел.

Итак, я была здесь с новой прической и свежими чернилами, потягивала ликер и смотрела бессмысленное реалити-шоу на диване моей лучшей подруги в старой пижаме, пока бывший наслаждался медовым месяцем, который я запланировала и оплатила в качестве свадебного подарка ему. Это была моя награда за соблюдение правил.

Это и еще то, за что, черт возьми, я должна была расписаться у двери.

Я прошаркала по квартире, накинув на плечи одеяло и крепко прижимая его к груди, потому что нельзя было доверять, что эта майка не расползётся на мне. Одно неверное движение, и мои сиськи могли вывалиться наружу.

Джейми прислонилась к стене, пока я передавала свое удостоверение личности и расписывалась в получении письма.

— Что это? — спросила я курьера.

— Не моя работа знать, — ответил он. — Моя работа — доставлять корреспонденцию, и ты не облегчила мне задачу.

— Как загадочно, — сказала Джейми, удаляясь по коридору.

Я повертела конверт в руках.

— Что бы это ни было, не думаю, что меня это волнует, — сказала я, тащась обратно к дивану. Потом бросила конверт Джейми. — Просто скажи мне, что там написано.

Я уставилась в телевизор, закутавшись в одеяло, и допила остатки поистине отвратительной смеси красного вина, льда и диетической колы. Ужасно. Преступление против вина. Но вкусно.

Джейми разорвала конверт, и я оценила — не в первый раз — полное отсутствие осуждения с ее стороны. Некоторые люди не вынесли бы такого долгого барахтанья в жалости в себе. Они не стали бы обсуждать дизайн татуировки или радоваться, когда первые пряди волос упали на пол салона. Джейми не осуждала, она принимала, и это было только одной из лучших черт в ней.

— Это о твоей сводной бабушке, — сказала она, перелистывая страницы. — Той, которая умерла.

Я поболтала льдом в своем стакане. Бабушка Лолли умерла пару месяцев назад, тихая и счастливая, в своей постели в доме престарелых во Флориде, который она настойчиво описывала как «отличное времяпрепровождение». Ей было девяносто семь лет, но это никогда не мешало ей срываться в сальсе по вечерам. Я жила с ней какое-то время в старших классах, когда у меня все было сложно, и нежно любила ее.

Она была одним из немногих членов семьи, которых я считала настоящей семьей. И всем сердцем верила, что отсутствие бабушки Лолли на моей свадьбе — это худшее, что могло со мной случиться.

Классный способ подразнить судьбу.

— Это не имеет никакого смысла, — пробормотала Джейми, перелистывая страницы. — Звучит так, будто она оставила тебе ферму. В Род-Айленде.

Мой взгляд упал на корзины для белья, мешки для мусора и разномастные коробки, собранные вдоль стены. Этот беспорядочный, ветхий хлам громко и гордо указывал на то, что какая-то группа моих милых, удивительных, сумасшедших подруг отправилась в роскошный высотный кондоминиум в Бэк-Бейе в Бостоне, который я делила с бывшим, и забрала все, что они посчитали моим.

Все, вплоть до почти пустой бутылки оливкового масла и веника, которого я никогда раньше не видела.

Они самые лучшие подруги, о которых только можно мечтать, и самые близкие люди, которые были мне родными здесь, в Бостоне. И продолжали спрашивать, не нужно ли мне чего-нибудь, все ли со мной в порядке. И правда в том, что со мной не все было в порядке. Даже близко.

Но я этого не говорила.

Я оглянулась на Джейми, спрашивая:

— Что?

Она покачала головой, указывая на лист.

— Нам нужно позвонить адвокату твоей сводной бабушки, потому что я не разбираюсь в этих вещах, и здесь есть целая куча дат и требований, которые кажутся действительно важными.

Я побрела на кухню, чтобы выпить еще один бокал вина со льдом и содовой.

— Это не имеет смысла. Вероятно, это ошибка. Лолли не оставила бы мне ферму. Она принадлежала ее семье сотни лет, и у нее есть четверо настоящих внуков, ну знаешь, от первого брака моего отчима. Она бы оставила ее им. Или моему отчиму. Или кому-нибудь другому.

Джейми указала на документ.

— Нам нужно позвонить этому парню.

— У меня нет телефона, — сказала я. — Ты забрала его. Помнишь?

В какой-то момент она вырвала телефон у меня из рук. Еще одно отличие ее от других, Джейми удерживала меня в моменты, когда я хотела накричать на бывшего за то, что он ждал до последних секунд дня нашей свадьбы, чтобы положить конец нашим отношениям, и в моменты, когда хотела, чтобы он объяснил, что произошло, сказал мне, что пошло не так, что я сделала не так. Почему он решил выставить меня дурой.

Объяснение не помогло бы. Я знала это. Но были моменты, когда я уставала быть пьяной, грустной и оцепенелой, и мне хотелось взорваться в гневе от того, что меня обидели таким небрежным образом. Хотела, чтобы эта ярость истощила меня. Чтобы истощила до такой степени, что я бы слишком устала, чтобы плакать или даже чувствовать онемение.

Эта ярость была самой искренней вещью, которую я могла чувствовать, и даже тогда это было не более чем раскаленное разочарование. Я спланировала эту свадьбу до последней мелочи, а потом — бац. Все исчезло, как будто ничего из этого вообще никогда не было. Как будто всего, что представляла собой свадьба — всего, что она значила для меня, — никогда не существовало.

— Мы воспользуемся моим, — сказала она, вытаскивая телефон из заднего кармана своих джинсовых шорт.

Я подняла свой бокал в приветствии.

— Говорю тебе, это ошибка. Она не оставила бы мне ферму.

— Но что, если это правда? — Джейми бросила на меня нетерпеливый взгляд, прежде чем набрать номер, указанный в документах.

Я вернулась на диван, вполуха слушая, как она объясняла нашу ситуацию кому-то на другом конце линии. Мгновение спустя та протянула мне телефон, сказав:

— Сейчас нас соединят с адвокатом.

Я переключила на громкую связь, когда пошли гудки. Затем:

— Здравствуйте, это Фрэнк Зильбер.

— Эм, да, привет, это Шей Зуккони, — представилась я.

— Мисс Зуккони! Мы пытались разыскать вас в течение месяца, — сказал он, и в его словах прозвучала радость.

Я перевернула конверт. Не нужно объяснять, что у него был мой старый-престарый адрес, квартира, где я жила до того, как переехала к бывшему.

— Да, я недавно переехала.

— Ну, теперь, когда вы нашлись, — сказал он, все еще весело, — я объясню условия наследования.

— Да, об этом, — сказала я, игнорируя изогнутые брови Джейми. — Не думаю, что вы связались с подходящим человеком. Возможно, вам нужен сын Лолли или ее внуки? Я действительно не думаю, что должна что-то получить.

— Ваша сводная бабушка очень четко сформулировала свои желания, — возразил он. — Она пересмотрела со мной свое завещание примерно за три месяца до своей кончины. Это то, чего та хотела.

— Хорошо, но… — Я не знала, что еще сказать, и Фрэнк воспринял мое молчание как сигнал к действию.

— Ваша сводная бабушка называла вас, Шейлин Мари Зуккони, единственной наследницей резиденции, хозяйственных построек и сельскохозяйственных угодий, известных как «Ферма близнецов Томас», часто именуемая как «Два Тюльпана», расположенная по адресу Олд-Уиндмилл-Хилл-роуд, восемьдесят один, в Френдшипе, Род-Айленд.

— Это безумие, — сказала я. — Я… я не понимаю, почему она оставила ферму мне.

— Я не могу говорить за Лолли, но помню, как она несколько раз упоминала, что вы знаете, что делать с фермой, — сказал Фрэнк.

Я посмотрела вниз на свои шорты для сна и майку.

— Фрэнк, я даже не знаю, что с собой делать. Акры земли кажутся мне большой ответственностью.

Он ответил глубоким смешком, как будто я была не совсем честна, и продолжил:

— Есть два важных требования, которые я должен объяснить. Во-первых, вы должны проживать в собственности большую часть года и…

— Но я работаю в Бостоне, — перебила я. — И не смогу ездить на работу из Род-Айленда.

— Если вы не хотите или не в состоянии выполнить оба требования, установленные завещанием, имущество будет передано городу Френдшип, — сказал он.

«Почему Лолли так поступила со мной?»

Я встретилась взглядом с Джейми, медленно покачав головой.

Она пожала плечами.

— Вы всегда можете вернуть землю коренным американцам, у которых она, скорее всего, была украдена.

Я отключила звук, пока Фрэнк рассказывал о том, что город заберет ферму.

— Она сделала это около сорока лет назад. Вернула кучу земли. — Я сделала паузу, когда Фрэнк крикнул что-то своему помощнику. — Это сильно разозлило ее семью, но ей было все равно.

— Мне нравится эта леди, — ответила Джейми.

— И второе требование, — продолжил Фрэнк, — было самым важным для Лолли. Ее семья жила и работала на этой земле с начала 1700 года, и она хотела, чтобы это семейное присутствие продолжалось. Для того, чтобы полностью унаследовать имущество в конце года, вы должны представить документы, подтверждающие брак или домашнее партнерство.

— Итак, — начала я, делая паузу, чтобы глотнуть моей фальшивой сангрии, — я должна переехать в Род-Айленд, жить на ферме и выйти замуж? И я единственная, кто может это сделать? Ни дети моего отчима, ни буквально кто-либо еще?

Звучало так, будто Фрэнк перебирал бумаги на другом конце линии.

— Это был выбор Лолли. Тем не менее, вы можете уступить собственность городу. Это положило бы конец трехсотлетней традиции, когда на ферме работала одна семья, хотя понимаю, что не каждая традиция должна продолжаться вечно. Я уверен, что Лолли тоже это понимала.

— Я даже не была ее настоящей семьей. — Из моих уст это прозвучало как жалкое оправдание. Бабушка Лолли была настолько настоящей, насколько это было возможно для меня. К тому же никогда не была близка со своей матерью или отчимом. Если я и была чем-то для них, то это только кошмаром. Я встречалась с его детьми всего несколько раз, но все они были старше меня на десять или пятнадцать лет, и их жизни протекали в разных местах. — Она была моей сводной бабушкой.

— Как я уже упоминал, Лолли верила, что вы знаете, что лучше для фермы. — Фрэнк издал громкий гнусавый, булькающий звук. — Если я правильно понимаю, другие внуки Лолли выразили ограниченный интерес даже к посещению фамильной земли.

— Но вы могли бы снова связаться с ними, верно? Может быть, они передумали.

Фрэнк рассмеялся.

— Боюсь, завещания так не работают, мисс Зуккони.

— Ладно. Поскольку я не выхожу замуж и не могу переехать в Род-Айленд, думаю, что не могу принять это наследство, — сказала я, и эти слова задели меня. Я не была на ферме много лет. В последний раз незадолго до того, как бабушка Лолли переехала во Флориду и сдала ее в аренду молодой паре для выращивания тюльпанов, но в моем сознании она существовала как место, которое всегда будет близко моему сердцу.

До сих пор.

— Не принимайте никаких решений сегодня, — сказал Фрэнк. — Ферма ваша на следующий год. Дайте себе немного времени. Нет необходимости передавать собственность муниципалитету раньше, чем это необходимо. Возьмите год. А пока я попрошу моего помощника передать вам ключи и документы.

После того, как я сообщила Фрэнку адрес Джейми, он закончил разговор, и мой взгляд упал на переполненные коробки и корзины, выстроившиеся вдоль стены. Все, что у меня было, упаковано в эти контейнеры. Было время, когда я пообещала себе, что больше не буду жить на чемоданах. Что моя жизнь больше не будет сводиться к мобильности. Что я не буду на полпути тут или там. Что я больше не буду так жить.

И вот мне тридцать два года, и я снова попала в другую временную ситуацию, понятия не имея, что будет дальше.

Вот только… Я могла бы решить, что будет дальше.

Моя жизнь не должна вращаться вокруг кого-то другого. Больше нет.

Я могла делать все, что хотела.

Джейми пристально посмотрела на меня.

— Как у нас дела?

Я пожала плечами.

— Хорошо.

— И что? Мы собираемся пожениться? — спросила Джейми.

Я покачала головой.

— Я бы не поступила так с тобой.

— Я сделаю это для тебя, — повторила она.

— Мы не собираемся жениться. Меня поразит молния, если я подумаю о браке больше, чем на несколько секунд, и ты, вероятно, потеряешь весь свой беспредельный би-авторитет. Не говоря уже о том, что всем известна твоя позиция в отношении моногамии и юридически обязывающих союзов.

— У нас может быть открытый брак, — сказала она.

Я действительно не могла бы пожелать никого лучше, чем Джейми.

— Ты слишком добра ко мне. И спасибо, что предлагаешь. Но все, что я знаю о сельском хозяйстве, могло бы уместиться в этом стакане. — Я подняла свой бокал. — Я не знаю. Все это просто нелепо. Я не… в смысле, мне никогда не нравилось жить в том городе. Но я была вроде как счастлива на ферме, и это не то чтобы… ну. Хм.

Я пересчитала контейнеры. Их не так уж много. Если бы я все правильно организовала, то смогла бы все вместить в свою машину. Я могла бы взять и уехать. Прямо сейчас, если бы захотела. Мне не обязательно ждать ключи. Я знала, где Лолли прятала запасные.

Помимо того факта, что я могла бы уехать, казалось, что я должна это сделать. Ферма бабушки Лолли была единственным местом, которое когда-либо казалось мне домом, и у меня было совсем немного времени, прежде чем я его потеряю. Я должна была поехать туда, пока он все еще был моим.

— О чем мы думаем? — спросила Джейми. — Я знаю этот взгляд. У тебя был такой же, когда ты решила полностью переделать ремонт в классе за два дня до начала занятий несколько лет назад. Этот твой взгляд безумного плана.

Я оторвала взгляд от коробок и улыбнулась Джейми. Она преподавала в первом классе по соседству с моим классом дошколят.

— Никаких безумных планов, — ответила я. — Но хорошие новости для тебя.

— И что бы это могло быть?

— Я убираюсь с твоего дивана навсегда.

— И куда ты отправишься, куколка?

Я осушила содержимое своего стакана.

— Завтра я переезжаю в Род-Айленд.

Она откинулась на подушки.

— Это оно, не так ли?

— Что?

— Начало твоей новой эры, — сказала она. — Эпохи «выброси всю свою жизнь и начни сначала только потому, что так хочется».

Я задумалась об этом на секунду. Это было правдой, у меня не осталось ни хрена. И если моя фальшивая сангрия и полуденная пижама были каким-то показателем, меня это не волновало. Все, что мне оставалось сделать, это выбросить остатки своей жизни. И мысль об этом показалась мне первым глотком свежего воздуха за слишком долгое время.

— Да. Может быть.

— Я хочу поддержать тебя, — сказала Джейми, когда я запихнула еще одну коробку на заднее сиденье. — И хочу убедиться, что ты не погружаешься с головой в депрессивную, разрушительную ситуацию.

— У меня умеренная степень депрессии, — сказала я изнутри внедорожника. Через два дня после разговора с Фрэнком я собрала свои вещи, все самое необходимое, взяла отпуск в школе и впервые за долгое время почувствовала себя по-настоящему живой. — Соответствующий размер. Учитывая все обстоятельства.

— А как насчет разрушительного? Взять годичный отпуск в школе и оставить меня с одному богу известно с кем преподавать, должно быть, немного разрушительно.

Я высунулась из внедорожника, чтобы поймать ее взгляд.

— Я сожалею об этом, — сказал я. — Не хотела подставлять тебя в процессе. Я просто… — Я на мгновение уставилась на улицу.

— Тебе просто нужно отдохнуть от всего этого, — сказала она. — Я понимаю это. Но что мы вообще знаем об этом Френдшипе¹? Само название подозрительно, и то, что это маленький городок, не делает его хорошим местом для жизни.

— Это сонный городок на берегу залива Наррагансетт. Бухта проходит прямо посередине, — сказала я, используя свои руки, чтобы проиллюстрировать две стороны. — Одна сторона бухты — старые семейные фермы, а другая — в большей степени лесистый пригород с домами и школами, построенными в прошлом веке. Ничего особенного.

— Ответь мне на это, — сказала она, уперев руки в бедра. — Там будут медведи?

— Что? Нет. По крайней мере, я так не думаю. Нет, никаких медведей. Я никогда не слышала о медведях, когда жила там в старших классах. — Я уставилась на тротуар. Дерьмо. Теперь я переживала о медведях.

— И что ты собираешься делать на ферме? — продолжила Джейми. — Я знаю тебя шесть лет, и ни разу за это время у меня не создалось впечатления, что ты что-то знаешь о тюльпанах или о том, как их выращивать.

Я рассмеялся.

— Понятия не имею, что собираюсь делать с тюльпанами, или с землей, или с чем-то еще. Но я могу быть учителем на замену в местном школьном округе и… я не знаю. — Плюсом жизни с моим бывшим в кондоминиуме, которым он владел последние два года, было то, что у меня скопилась приличная сумма сбережений. Я могла бы быть немного безрассудной прямо сейчас. Обручальное кольцо, спрятанное в кошельке для монет, обещало, что при необходимости я смогу быть немного более безрассудной. — Я разберусь с этим по ходу дела.

Единственным планом было то, что у меня не было плана, и это не останавливало меня. Это было бессмысленно, но так было и со всей остальной моей жизнью прямо сейчас. С таким же успехом можно было бы перестать пытаться бороться с этим.

Подруга вручила мне последнюю коробку, наполненную простынями, чугунной жаровней, тремя коробками сырных крекеров и спутанный клубок кабелей зарядного устройства.

— Я ожидаю регулярного общения с тобой. И я не говорю о нескольких сообщениях то тут, то там. Ты будешь звонить мне по видеосвязи, понятно? Не заставляй меня представляться полицейскому управлению Френдшип и отправлять их на проверку.

— Я позвоню, — сказала я. — За последние годы мы не разговаривали лишь несколько дней. Думаешь, я собираюсь начать прямо сейчас?

Джейми замахала руками в сторону моего внедорожника.

— Ты начинаешь много того, чего обычно не делаешь. Я просто хочу пояснить основные правила. И не ешь целую коробку крекеров в дороге. У тебя заболит живот, и тогда ты будешь в ужасном настроении.

— Ладно, мам, — поддразнила я.

— Ты шутишь, но я совершенно серьезна, — ответила она. — Я знаю, какой ты становишься, когда переедаешь крекеров.

— Я позвоню тебе, когда доберусь туда, — сказала я, делая шаг вперед, чтобы заключить ее в объятия. — Спасибо тебе за то, что заботишься обо мне.

— Не за что, — сказала она мне в плечо. — Я всего в одном звонке. Скажи только слово, и я буду там.

— У тебя нет машины, Джейс. И ты не водишь машину, — сказала я.

— Я бы заставила Одри сесть за руль, — сказала она. — Еще лучше, Грейс. Ее не волнуют ограничения скорости. Ты будешь меньше чем в двух часах езды на юг, и я буду там в любое время, когда тебе понадоблюсь. Или любая из нас. Или все мы вместе.

Я кивнула.

— Я знаю.

— Как только устроишься, мы приедем на выходные, — сказала она. — Если к тому времени тебе не наскучит до смерти жить в деревне и ты не захочешь вернуться на мой диван.

Я хотела сказать ей, что не вернусь на ее диван, но не была уверена, что это правда. Вдруг я доберусь туда, вспомню все, что ненавидела в Френдшипе, и сразу же поверну назад.

Но у меня был лишь один год на семейной ферме моей сводной бабушки, прежде чем я потеряю ее навсегда. Я хотела выжать из того времени как можно больше жизни, прежде чем мне придется лишиться этого неожиданного подарка от бабушки Лолли.

Я не возненавидела Френдшип по прибытии, но у меня возникла большая проблема с четырьмя грузовиками для перевозки коров, припаркованными на подъездной дорожке бабушки Лолли.

Серьезно. Грузовики, раскрашенные как коровы. Черные с белыми пятнами и густыми ресницами вокруг фар. Маленькие эмблемы с именами на дверях со стороны водителя гласили: «Лютик», «Кларабель», «Розиера» и «Джинджерлу». И они блокировали мне подъезд к дому. Я едва могла разглядеть старый викторианский особняк или его широкое, изящное крыльцо, которое огибало фасад дома. Две башни — поскольку здесь все было парным — тянулись в безоблачное небо над крышами грузовиков, что создавало атмосферу цирка, которая чертовски раздражал меня.

Дом фермы Томасов был причудлив до глубины души: резной фасад выкрашен в зеленые тона с отделкой в ярких розовых и фиолетовых тонах. В палисаднике полевые цветы, высаженные в форме сердца, раскачивающиеся на ветру. Я знала, что найду прекрасный сад за желтым сараем. Если мне не изменяет память, там была каменная дорожка, обсаженная кустами розмарина и аниса, которая вела прямо к сараю. По другую сторону пары огромных буковых деревьев с толстыми, низко свисающими ветвями, предназначенных для сидения и чтения в летний день, рос розовый куст, который полностью поглотил старый каркас качели из кованого железа, образовав буквальную клумбу из роз. А дальше были акры тюльпанов, посаженных на извилистых дорожках. Все здесь было намеренно дурацким.

Грузовики для перевозки коров не были частью причудливого и дурацкого.

Я опустила окно, чтобы получше рассмотреть ближайший грузовик.

— Какого хрена? — пробормотала я.

По бокам было нацарапано: «Ферма «Маленькие Звезды», на сине-сером фоне шрифтом в винтажном стиле с квартетом нарисованных от руки звездочек над словами.

Я не помнила ферму с таким названием в этом районе, но даже если бы помнила, почему их грузовики припаркованы здесь? Мое первое и единственное объяснение не было доброжелательным. Я предположила, что эта ферма использовала землю Лолли в качестве автосвалки. Я схватила свой телефон и поискала ферму «Маленькие Звезды». У них должен был быть номер телефона, и я бы потребовала, чтобы они перегнали свои коровники на другие пастбища.

Мой большой палец завис над номером телефона, когда я навела курсор на адрес. Олд-Уиндмилл-Хилл-роуд. Эта ферма чуть дальше по улице.

— Так даже лучше, — сказала я себе, выезжая задним ходом по гравийной дорожке на дорогу. — Мы лично разберемся с этими коровами.

Я не помнила каждую ферму и семью в округе, но помнила соседей Лолли, и они не были молочными фермерами. У тех людей были фруктовые сады. Яблоки, ягоды и тому подобное. Пока жила здесь, я помогала Лолли по хозяйству, в основном работая за кассовым аппаратом в дальнем конце полей для сбора урожая в апреле и мае, но я недостаточно разбиралась в сельском хозяйстве, чтобы сказать, может ли фруктовый сад превратиться в молочную ферму. Я не могла толком представить, как это возможно, но кто знал?

Я помчалась вверх по холму Олд-Уиндмилл к участку земли, ныне известному как «Ферма «Маленькие Звезды», полная решимости исправить это зло, как никто другой за всю историю человечества.

Добравшись до вершины холма Олд-Уиндмилл-Хилл — с одноименной четырехсотлетней ветряной мельницей на одной стороне — я свернула на дорожку, отмеченную большим знаком с надписью «Ферма «Маленькие Звезды». Внизу висел ряд вывесок поменьше с надписями «Свежеиспеченный хлеб», «Местная черника», «Домашний джем» и «Полифлерный мед».

Повсюду слонялись рабочие. Грузовики выстроились по обе стороны гравийной дорожки, а вдали виднелись несколько теплиц и больших хозяйственных построек с распахнутыми настежь дверями. Старый фермерский дом все еще был там, где я его помнила, но теперь он был другим, площадь расширилась и превратилась в витрину магазина.

Я неаккуратно припарковалась, наполовину на гравии, наполовину на сильно утоптанной траве, ведущей к теплицам. Это было лучшее, что я могла сделать, учитывая, что парковка переполнена. Обнаружение очереди, чтобы попасть в магазин, только усилило мое разочарование. Необходимость привносить хлеб и джем в местную общину была не настолько велика, чтобы эти люди могли оставлять свои му-му-мобили там, где хотят. И вообще, откуда, черт возьми, взялись все эти люди?

Вместо того чтобы стоять в очереди, чтобы поговорить с кем-нибудь внутри магазина, я направилась к теплицам. Миновала пристройку, заставленную техникой и вездеходами, а затем еще одно здание, полностью заполненное тюками сена. Я пыталась привлечь внимание рабочих, но они были заняты разгрузкой припасов с помощью вилочного погрузчика, или переносили большую секцию ограждения, или выкрикивали приказы или подначивали друг в друга. Казалось, они вообще меня не замечали.

Если раньше я чувствовала решимость, то сейчас была зла, и этот гнев был каким-то странным. Это было странное ощущение. Чем дольше я стояла там, греясь на послеполуденном солнце и вполуха слушая, как рабочие перекрикиваются друг с другом, тем яснее становилось понятно, что я не совсем оцепенела. Я чувствовала себя живой с того момента, как вынашивала этот не-план приезда сюда, и это было похоже на выход из комы, вызванной стыдом.

Именно это осознание отвлекло меня от того, чтобы заметить мужчину, идущего по дорожке, и маленькую девочку, топающую рядом с ним. Это отвлекло меня настолько сильно, что я не заметила повязку на глазу девчушки и пластиковый меч, которым она с удовольствием размахивала.

Так было до тех пор, пока я не услышала: «Эй!», что вырвало меня из моих мыслей. Я взглянула на девочку-пирата и огромного бородатого мужчину, держащего ее маленькую руку. Через плечо у него был перекинут розовый рюкзак, а в пальцах болталась коробка для ланча. Козырек бейсболки с эмблемой «Ферма «Маленькие Звезды» и темные солнцезащитные очки прикрывали его глаза, и в тот момент казалось, что он собирается пройти мимо и проигнорировать меня, как это делали все остальные.

— Йо-хо-хо, — позвала девочка, сдвигая повязку на лоб. Декоративную, а не функциональную.

Казалось, мужчина не замечал меня, пока девочка не направила свой меч в мою сторону, но затем он уронил коробку для ланча, вокруг нее поднялось облако пыли, и что-то пробормотал себе под нос. Затем:

— Что ты здесь делаешь?

— Я здесь, — начала я, охваченная новообретенным гневом, — потому что грузовики, принадлежащие этой ферме, блокируют въезд на мою ферму, и я пыталась найти кого-нибудь, кто мог бы их переставить. Как можно быстрее.

— Вон фонтан!² — крикнула девочка.

Я ободряюще улыбнулась ей и кивнула, потому что дети просто хотят, чтобы их заметили, а она вложила массу энергии в этот пиратский эпизод. Затем я обратила все свое внимание на мужчину рядом с ней.

— Ты знаешь, кто здесь главный?

— Знаю ли я, кто здесь главный, — медленно повторил он, как будто я не в себе. — Да, думаю, что знаю.

Я развела руками.

— Можешь сказать мне, где их найти?

Мужчина слегка покачал головой и наклонился, чтобы поднять упавшую коробку для ланча. Затем передал ее девочке, прежде чем скрестить руки на груди.

— Прямо здесь, — сказал он. — Ты нашла меня.