След бури

Глава 1

Млада открыла глаза до того, как первая капля света разбавила черноту отступающей ночи. В груди, предчувствуя важность сегодняшнего утра, гулко и сильно билось сердце, и казалось, что его стук непременно разносится по всей клети. Странно, и откуда бы такое волнение? Ведь предстояло только начало похода, а до боя с вельдами ещё хорошо, если две седмицы пути. Млада медленно вздохнула и положила руку под голову — подушка свалилась на пол ночью, а поднимать её было жутко лень.

Медведь не проснулся. Его ладонь ощутимой тяжестью всё так же лежала на бедре, а спокойное дыхание скользило между лопаток. Он пришёл вечером. И слова не дал сказать — молча запер дверь и по-хозяйски привлёк Младу к себе, задушил все возможные возражения поцелуем. Если бы она хотела выгнать его, то не позволила бы даже коснуться себя. Но как только Медведь появился в клети, решила: раз уж, возможно, скоро придётся погибнуть в схватке с кочевниками, то почему бы напоследок не провести ночь с мужчиной, который желал её с самого первого дня? Снять напряжение с тела и души перед грядущим испытанием.

И пусть ответное влечение Млады не было столь сильным, а давно проверенное средство всё равно помогло в который раз. Сейчас она чувствовала расслабление и лёгкую истому. Но в то же время мышцы налились бодростью и силой, как после долгого отдыха, а голова была приятно пуста. До поры.

Девушка полежала так ещё немного и повернулась к Медведю. Откинула с его щеки слегка всклокоченные кудри.

— Просыпайся.

Кметь глаз не открыл — только улыбнулся сквозь сон. Внутри пробежала холодная волна: то ли совесть, то ли злость на саму себя. За то, что всё же не выгнала, малодушно приняла его ласки. Млада выскользнула из-под руки Медведя, зажгла лучину и стала одеваться, стараясь на него не смотреть.

— Вставай, если не хочешь, чтобы дружина ушла без тебя.

Лавка натужно и протяжно скрипнула под нешуточным весом, когда кметь потянулся. И как только не развалилась ночью — непонятно.

— А ты уже и в седло вскочить готова, гляжу? Так торопишься от меня сбежать? — Медведь тихо засмеялся. — Раным-рано ведь ещё. Даже петухи не проснулись.

Но улыбка тут же исчезла с его лица, стоило только Младе коротко обернуться через плечо. Кажется, кметь всё понял, но всё же, встав, снова попытался её обнять. Крепкие руки, которые, оказывается, могли быть бережными и заботливыми, сомкнулись на талии, а горячее дыхание коснулось шеи.

— Млада… — приглушённо протянул Медведь, прижимаясь к ней всем телом.

Она вывернулась, отринув голос сладко дрогнувшего от воспоминаний нутра.

— То, что было ночью, больше не повторится, — проговорила она негромко, но твёрдо. Чтобы не осталось никаких лазеек ни для кметя, ни для неё самой. — И лучше тебе об этом никому не рассказывать.

Медведь опустил руки.

— Но я думал…

— Прости, что я заставила тебя так думать.

Больше она ничего не собиралась ему объяснять. Да это и не потребовалось. В первый раз Млада увидела, как Медведь разозлился — не напоказ, чтобы охолонуть к концу дня и снова улыбаться, как ни в чём не бывало. В карих глазах загорелась самая настоящая ярость сродни той, с которой идут рубить врага. С таким настроем начинают в щепки крушить домашнюю утварь и хватаются за топор. И, случается, делают большие глупости. Его губы сжались и побелели, а движения стали отрывистыми и резкими. Но кметь не выплеснул злобу на Младу, хоть на миг она и поверила в то, что его негодование и обида найдут выход немедленно. Он просто натянул порты да рубаху, всунул ноги в сапоги и вышел, прихватив пояс с оружием и кожух. Даже дверью не хлопнул напоследок.

Наверное, идя сюда вечером, он знал, чем всё закончится. Знал, с кем связывается. Может, даже соратники увещевали его, если кому-то он всё-таки успел проболтаться о своих намерениях. Но пришёл, не боясь, что о его голову расколотят ушат для умывания. Кого теперь винить?

Собравшись, Млада вышла во двор. К тому времени там можно было хоть что-то разглядеть. Сонно шарахаясь в полумраке, изредка по протоптанным дорожкам пробегали отроки, которых нагрузили срочными делами. Да и кмети, судя по всему, уже вовсю готовились к отбытию. Дружинные избы гудели, точно растревоженные ульи. Что-то гремело и брякало, скрипели шаги по снегу. То и дело раздавались приглушённые ругань и смех.

Обоз для войска погрузили заранее. Теперь осталось только кметям проверить свои заплечные мешки, верховым — взгромоздиться на коней, пешим — поплотнее накрутить онучи. Путь впереди неблизкий. Сотники, как будто бы уже давно готовые отправляться в дорогу, подгоняли остальных. Но не раздражённо или сердито — больше для порядка. И без того все собирались спешно, хоть и без суеты.

Млада ещё накануне перебрала свою дорожную сумку. Бережно завернула в рогожку кольчугу, которую предстояло надеть лишь перед самым боем. Почистила меч и нож, пусть они и так никогда не смогли бы пожаловаться на ненадлежащий уход. Эти простые заботы успокаивали и настраивали на нужный лад. И сколько ещё раз на привалах кмети будут браться холить своё оружие, чтобы отдохнуть душой и привести мысли в порядок.

Начали выводить коней, полностью снаряжённых, нетерпеливо гарцующих. Всадники безошибочно находили своих, приветствовали, угощали лакомствами — им долго придётся быть единым целым. Хороший боевой конь и в дороге не подведёт, и в бою поможет.

На внешнем большом дворе детинца войско выстроили в боевой порядок. Появились и воеводы. Они погрузились в сёдла, проехали каждый в свою сторону вдоль ровных дружинных рядов, въедливо оглядывая каждого ватажника. Млада по распоряжению сотника оказалась в Левом полку, где предводительствовал Хальвдан. Не то чтобы её радовал его надзор, но вряд ли с верегом предстоит сталкиваться слишком уж часто. А в пути и вовсе ей придётся больше следить за Роглом, который пойдёт пешком вместе с отроками, но, в отличие от них, не будет иметь при себе даже оружия. Кто знает, может, перед боем ему и сунут в руки какой-никакой лук. А то и прикажут оставаться в лагере. Столь незавидной и даже унизительной долей вельдчонок, понятное дело, был недоволен. Сидя в темнице последние три дня, всё ворчал, что не для того он, дескать, круглые сутки учился стрелять без промаха, чтобы потом с пустыми руками в поход идти. Но это он при Младе хорохорился, а при старшинах молчал, как рыба об лёд.

Хальвдан проехал мимо Млады, лишь лениво мазнув по ней холодным взглядом, развернул коня и занял положенное ему место. Ждали только князя.

Между тем, небо, ясное с ночи, затянулось тучами, а после разразилось ещё и снегопадом, который с каждым мгновением грозил обратиться настоящим ненастьем. Проснувшийся ветер завывал, закручивая снег белыми вихрями, и трепал стяги цвета бычьей крови с изображенной на них башней княжеского дома. Мелкие льдинки с тихим шелестом ударялись о суровый сермяжный плащ Млады и оседали на плечах плотным слоем. Сквозь рваные раны облаков солнце бросало редкие лучи, выхватывая замершую в ожидании дружину из полупрозрачного потока.

Млада сидела, сложив руки на луке седла, медленно скользила взглядом по пустым дружинным избам, что виднелись вдалеке, в проходе арки. Непривычная тишина разливалась кругом. Лишь иногда покашливал кто из кметей или бренчал оружием. Да ещё Янтарь недовольно потряхивал головой, когда на гриву налипало слишком много снега. Все воины собрались во дворе первый раз с тех пор, как Млада появилась здесь. И прошло-то всего три с небольшим луны, а казалось, что уже много лет. И кто бы поначалу мог сказать, что она выдержит в дружине так долго. Каждый день был пронизан ожиданием похода, желанием расправиться с вельдами, а с их жрецом — в первую очередь. И вот этот миг наступил. Так внезапно, что даже не верилось.

Едва различимый гул прокатился по дружинным рядам и тут же стих.

Кирилл вышел из арки в сопровождении своего подручного отрока Лешко. Лицо мальчишки сияло, как новый медяк, а вот правитель был хмур. Все последние дни он, по всему, пребывал в скверном расположении духа. Поговаривали, часто закрывался у себя в покоях, и, бывало, его не видели до самого вечера. Пришёл он только на Посвящение отроков. Да и тогда Млада заметила, что голову его занимает очень много нерадостных дум. Ведь всегда так: перед важным событием вдруг накрывают сомнения и беспокойства. Вспоминаются самые мелкие промахи и недочёты. Тревожат слабости и возможные неурядицы с ними связанные. Млада переживала это много раз. Особенно в те времена, когда под присмотром Наставника выполняла самые первые заказы. Можно было только представить, что творилось в голове молодого правителя перед походом. Он готовился к нему не меньше остальных, а уж забот пережил не в пример больше.

Тревожно толкнулось внутри воспоминание о том случае в его покоях, когда Млада была непозволительно близко. В другой раз не осмелилась бы подойти — а тогда ей казалось это единственно верным решением. Странно, но никаких слухов по детинцу не расползлось. Видно, даже самые заядлые сплетницы в доме знали, когда стоит прикусить язык.

Много невысказанного осталось в светлице Кирилла. Но за хлопотами забылось, как лишённое здравого рассудка сновидение. Лишь сейчас Млада снова чувствовала соприкосновение с мыслями и настроением Кирилла и вдруг понадеялась на то, что вельдский жрец сможет объяснить причину этого. Она даже готова была в таком случае не убивать его слишком рано.

Прикрыв ладонью глаза от снега, Кирилл мельком оглядел выстроившееся перед ним войско, отвернулся и запрыгнул в седло приготовленного для него вороного жеребца. Конь нетерпеливо загарцевал на месте, князь потянул поводья и, подъехав ближе, бросил короткое:

— Выдвигаемся!

Больше ничего. Млада разочарованно выдохнула — и так же сделали многие кмети. Верно, как и она, те ждали от правителя напутствия или ободрения напоследок. Обычно Кирилл был очень красноречив, как начнет говорить — заслушаешься. Даже Млада, равнодушная к длинным речам — больше из-за того, что сама складывать их не умела — князю всегда внимала без скуки. А уж кмети и вовсе заёрзали на своих местах, тревожа успокоенных было коней. Среди них пронеслось несколько неодобрительных фраз. Однако после недолгого промедления послушные воле Кирилла и воевод, все двинулись за ними.

Знать, горожане проснулись сегодня раньше обычного. Они вышли из своих домов, встали вдоль улицы, кутаясь в тулупы и плотные распашные свиты. Даже гости Кирията не поленились покинуть тёплые постели постоялых дворов. Застать отбытие из города князя с его войском — дело небывалое для перехожего человека. Будет что дома рассказать. А у некоторых местных в дружине или ополчении служили родичи, и проводы войска были последней возможностью проститься с ними хотя бы взглядами.

Иные девицы, не сумев сдержать пыла, силились пробиться к своим женихам или возлюбленным, коих среди кметей оказалось не так уж мало. Кто бы мог догадаться об этом раньше! Парни, верно, и рады были бы обнять их напоследок, но под строгими взглядами сотников не решались и шагу сделать в сторону. Одна девушка, юрко проскользнув вглубь дружинных рядов, едва не попала под копыта Янтаря. Млада еле успела рвануть поводья, останавливая его.

— Вот дурная! — в сердцах буркнула она.

Девчонка застыла на месте, даже и не посмотрев на неё. Шальными глазами она шарила по головам, выискивая зазнобу, но от испуга, похоже, потеряла его из виду. Парни, сочувственно косясь на молодуху, проезжали мимо и тихо переговаривались. Оно и понятно: душу рвёт такое зрелище, но кто бы из них отказался, чтобы вот так вот провожали его самого.

Прогремев шагами по деревянной мостовой, дружина покинула город. Под выселками её уже дожидалось ополчение во главе с Асташем. Кряжистый и крепкий, как дубовый пень, тысяцкий почтительно приветствовал князя с воеводами и коротко о чём-то отчитался. Дружина двинулась дальше, а вои со своим обозом пристроились ей в хвост. Войско растянулось длинной вереницей. Раньше оно не казалось настолько большим, но теперь пешие воины и конница тёмной змеёй ползли по большаку, и им не было конца. А что будет, когда присоединятся к нему Восточное и Западное ополчения.

Млада ехала почти вслед за воеводами. Она не торопилась к Роглу, хоть распоряжение Кирилла было яснее некуда. Она знала — была почти уверена — что вельдчонок не станет делать глупостей. Возможно, дорога бок о бок с другими отроками даже пойдёт ему на пользу. А уж то, что парни сами не откажутся приглядеть за пленником — сомнений не было. Любви и уважения к нему у тех за две луны не прибавилось. Хотя на какое-то время они потеряли к вельдчонку интерес: когда появился в детинце внук древнерского старосты Брамир. Мальчишка даже поначалу напоминал Младе Рогла — так же сторонился всех, зыркал исподлобья и молчал. Но, в отличие от него, не стремился усердно внять воинскому мастерству, раз уж случилась такая оказия. Он был полностью поглощён своим горем и, не являясь пленником, чувствовал себя не менее несчастным. Всё-то ему чудилось, что при любом удобном случае Хальвдан его убьёт — не поручит кому-то, а расправится собственными руками. Только верег, похоже, позабыл о нём сразу после того, как привёз в детинец. Млада скоро оставила попытки чему-нибудь обучить Брамира — раз душа не лежит, так хоть кол ему на голове теши. А мастера терпели бездельника по принуждению.

До того, как вельда снова посадили в темницу, показалось, что с Брамиром они сдружатся — пусть и враги по крови, а общее незавидное положение в дружине их как будто сближало. Но этого не произошло. Предвзятость древнера к Роглу оказалась куда сильнее, чем виделось поначалу. А может, и отроки подсобили: напели ему в уши чего хорошего. Чуть пообвыкшись, Брамир прибился к однажды помятому Юрско и перед походом твёрдо пообещал Младе, что будет лично следить за вельдом. Только, думается, Рогл легко смог бы его одолеть, случись какая потасовка.

Так или иначе, надлежащий надзор вельдчонку был покамест обеспечен. Потому Млада не покидала своего места в коннице. А старшины не гнали — даже Бажан, однажды обернувшись, ничего не сказал, когда увидел её.

Войско неспешно текло по Южному тракту, а затем свернуло на юго-запад и вошло под зыбкую тень молодого перелеска. Кмети за спиной от скуки то и дело негромко переговаривались между собой. Большей частью это были разговоры о том, что ждёт войско в бою. Дом они начнут вспоминать гораздо позже, когда навалится усталость и мимолётная тоска по простому уюту дружинных изб.

— Сгинем… — с придыханием сказал позади Млады один кметь. — А вдруг сгинем там все? Вельдов-то, погляди, почти вдвое больше нашего.

— Язык бы твой поганый отрезать, коломес! Думай, что говоришь-то! Нас не для того столько лет в дружине учили, чтобы мы потом все сгинули, — второй гадливо сплюнул. — Вот и угораздило же встать рядом с тобой. Теперь всю дорогу нытьё слушать.

Его собеседник только вздохнул.

— Князь торопится. Видишь, как торопится после того, как его чуть не убили? Вот говорю тебе: боком нам это выйдет. Да про вельдов что болтают-то — слыхал ведь! А жрец их — колдун! Точно.

— Заткнись, добром тебя прошу! И так в брюхе урчит, до привала идтить и идтить, а от тебя ещё тошнее. Я подыхать в вельдском лагере не собираюсь, да и тебе советую мысли такие бросить. Боги-то, они всё видят. Приберут тебя к рукам — уж больно ты в нави рвёшься, как я погляжу.

Млада беззвучно усмехнулась. Ещё немного — и сцепятся, чего доброго. Но, видно, не только её голову посетила такая мысль. Откуда ни возьмись, к дружинникам подъехал сотник Гордей, назначенный вместо погибшего Навоя, и, смерив болтунов взглядом, цыкнул:

— Я вас обоих за нужное место вздёрну, ещё будете мне тут препираться!

Кмети потупили взгляды и отвернулись друг от друга. Так-то лучше. Свои страхи лучше держать при себе, а не смущать ими умы товарищей. Уж бой покажет, кто чего стоит.

На короткое время вокруг всё смолкло, а потому слова Бажана прозвучали достаточно громко для того, чтобы Млада их услышала. Возможно, услышали и другие, но ничьего, кроме её, внимания тихий разговор воевод, похоже, не привлёк. А она, уловив в голосе Бажана необычную тревогу, прислушалась.

— Значит, не успели… — едва повернув голову к Хальвдану, проговорил он. — Или помочь не захотели. Паршиво.

Верег только передёрнул плечами и оглянулся. Млада пустым взглядом уставилась мимо него, будто всецело поглощенная своими мыслями. Но как только он отвернулся, тихонько подъехала ближе.

— Человек, которого ты отправил, надёжный? — чуть погодя ответил Хальвдан. — Не мог запить в каком трактире по дороге?

— Шутишь?

— Почему же? Всяко случается.

Бажан окинул верега долгим взглядом и снова посмотрел перед собой.

— Человек надёжный, довёз письмо в целости — я уверен. Но столько времени прошло. Знать, без толку это всё. Прав был Кирилл.

— Посмотрим.

Бажан сказал ещё что-то, но так неразборчиво, что расслышать это можно было бы, только просунув голову между воеводами. Да и остальное, о чём они говорили, для Млады осталось загадкой. Ни одного имени, ни одного места названо так и не было. Но значительность, с которой они упомянули о неком письме, заставило ещё некоторое время ехать нарочно к ним поближе. Но, видно, сказав друг другу всё, что нужно, Хальвдан и Бажан снова замолчали. А позже верег и вовсе уехал в хвост дружины и долго не возвращался.

Войско продолжало двигаться в сторону Беглицы, но его неповоротливая махина доберётся туда в лучшем случае к концу следующего дня. А то и позже. Дорога через веси Рысей была наезженной и широкой, а всё ж до Южного тракта ей далеко. К тому же непогода расходилась всё сильнее, к сумеркам небо затянуло плотнее, и снег падал почти непроглядной стеной. Казалось даже, что деревья прямо на глазах всё больше тонут в сугробах. И верхом-то ехать трудно, а уж пешим воинам приходилось и того хуже.

Для первого привала выбрали обширную вырубку неподалёку от безымянной речушки, больше похожей на ручей, которая торопливо бежала на восток, чтобы влиться в Нейру. Вода в неглубоком русле едва слышно журчала под тонкой коркой прозрачного ледка — и курица перьев на намочит. Но для того, чтобы напоить коней, вполне достаточно.

Ватажники споро расползлись по занесённому снегом лугу. Кто-то на нём не поместился, и пришлось располагаться под деревьями. Но первый отдых всё равно приободрил и обрадовал мужиков ополчения, ещё не привыкших к долгим переходам. С наступлением зимы те прочно осели в своих домах, пока Асташ не созвал в путь. Лишь через пару дней они, не задумываясь, смогут иди без привалов сутками: когда пройдёт первая боль в ногах и ломота в нагруженной заплечным мешком спине. Теперь же ополченцы радостно галдели и суетились под снисходительными взглядами натасканных дружинников.

Как подснежники, кругом вырастали палатки; тут и там зажигались костры. Расставили шатры для воевод и самый большой — для князя. Но правитель приказал его походные вещи из телег покамест не доставать — только самое нужное. Первая суматоха улеглась, в лагере запахло едой. Мужики подкрепились и подобрели, вои смешались с кметями, и на боковую никто не торопился. Только воеводы ушли, оставив войско под присмотром сотников. А те принялись назначать воинов в дозор.

Млада отыскала Рогла и, убедившись, что он всё ещё жив и даже цел, тоже присела у костра со своей миской неумолимо остывающей на ветру похлёбки. За день пути она озябла только слегка, а теперь и вовсе отогрелась. Мысли о невольно подслушанном разговоре воевод всё никак не хотели покидать голову. Она раз за разом приходила к решению, что уразуметь его значения так и не сумеет, но почему-то не могла перестать о нём думать. Что-то скрывали Бажан и Хальвдан от князя, а уж к добру это или худу — пёс поймёт.

Ночь становилась непрогляднее, а в лагере становилось всё тише. Разбредались по наспех расставленным укрытиям воины, гасли костры — оставались только самые большие, для дозорных. К Младе сон всё никак не шёл: не тянуло её под холщовый полог, на холодную лежанку, чтобы, ворочаясь, скоротать ночь до рассвета в тяжёлой и неуютной полудрёме. День в пути как будто только разогрел её. Едва передохнув, она могла бы пойти и дальше, и не гляди, что без факела или фонаря перед собой ничего не рассмотришь на пять шагов.

О пропитанном мягкой негой утре сейчас ничего не напоминало, как будто Млада была в дороге давным-давно. Невольно она огляделась в поисках Медведя, которого сегодня так сильно обидела, но как же его найти среди сотен воинов. Да и зачем?

Где-то вдалеке, нарастая, вспыхнул громкий спор. Поначалу это была просто словесная перепалка, но затем выкрики нехорошо смолкли. Растревоженные кмети, которые кучками ещё сидели у костров неподалёку от Млады, заоглядывались, а затем один за другим встали со своих мест и потянулись в ту сторону, откуда ещё недавно доносились крики и брань. Млада отставила пустую миску в сторону и пошла за ними.

К тому времени, как она добралась на другой конец лагеря, ссора уже переросла в драку. А вокруг сцепившихся, точно псы, мужиков собралась куча зевак. И никто разнимать повздоривших воинов не собирался. Наоборот, их ещё пуще раззадоривали, и это приводило к тому, что драчунов становилось всё больше. Мужики уже не разбирались, что случилось изначально.

Млада протолкнулась вперёд. По всему, ссора в который раз завязалась между верегами и немерами. А кто виноват — о том скоро позабудут. Уйди сейчас зачинщики потихоньку в сторону — драка будет продолжаться и без них. Главное, рожи друг другу начистить получше. И Млада, пожалуй, пошла бы себе прочь — пусть мужики тешатся — если бы не заметила среди дерущихся Медведя. Вот уж его вовсе не ожидала тут увидеть. Всегда казалось, что миролюбивый кметь водит дружбу со всеми вокруг. Но сейчас кметь остервенело валял в снегу саженного роста верега, а тот пытался опрокинуть его на спину, то и дело обрушивая куда ни попадя пудовые кулачищи.

Она и хотела бы вытащить его из потасовки, но не знала, с какой стороны и как можно подступиться. Подтянулись сотники, но совладать с всбесившимися мужиками не смогли, как ни грозили расправой.

— Хальвдан, — прозвучало за спиной.

— Эй, мужики! Хальвдан идёт, — гаркнул кто-то во всеуслышание.

— Ща всем достанется, — вздохнул третий голос.

И тут же верег прошёл между расступившимися, как по команде, воинами. Он встал в кругу, немного понаблюдал за драчунами с мрачной ухмылкой на лице. Те продолжили шарахаться и мутузить друг друга, не вняв предупреждениям соратников. Верег поймал одного за шиворот, как шкодливого ребёнка, и встряхнул, процедив сквозь зубы какое-то ругательство. Тот не глядя махнул было кулаком в его сторону, но вовремя узнал и замер, опустив руки. Постепенно остальные тоже отлипли друг от друга и встали, понурившись, утирая кровь с разбитых лиц.

Хальвдан, запахнув сильнее плащ, оглядел каждого с немым упреком, и от этого они ещё больше горбились.

— По какому поводу веселье? — он неспешно прошёл мимо выстроившихся в ряд мужчин, остановился напротив одного из своих воинов, обхватил его ладонью ниже затылка и толкнул так что тот едва не клюнул носом в снег. — Уж от тебя не ожидал.

— Они смотрели на нас, смеялись и о чем-то говорили по-верегски, — отозвался один из кметей, резко утирая тыльной стороной ладони струящуюся из носа кровь. Остальные одобрительным гулом поддержали его, но быстро замолчали.

У Хальвдана на щеках дёрнулись желваки. Уничтожающим взглядом он пробежался и по сотникам, которые оказались бессильны унять драку — едва сами не ввязались.

— А вы для чего тут нужны? Любоваться на вас? Бестолочи.

Старшины ничего отвечать не стали — да и что тут скажешь? Опростоволосились крепко — все видели.

— Толмача им приставь, воевода, — высказался кто-то из верегов. — Чтоб они не выдумывали то, чего нет. А каждый раз язык себе ломать не намерен, чтоб меня каждая немерская собака верно поняла.

— Старуху-няньку я к тебе приставлю, чтобы приглядывала и порола тебя, если своей головой думать не горазд, — парировал воевода.

Кто-то засмеялся, другие же возмущённо загудели.

— Тихо! Я накажу виноватых, — Хальвдан поднял руку, и шум стих.

— Нет, это я накажу виноватых, — раздался за спинами зевак голос Кирилла.

Все тут же развернулись в его сторону. Князь приближался к Хальвдану, и его вид не предвещал ничего хорошего. Кирилл словно отчеканивал каждый шаг, и дружинники расступались перед ним, некоторые и вовсе старались потихоньку скрыться с глаз долой. Сейчас князь виделся ещё более высоким и внушительным, чем прежде. Казалось, его окутывает чёрная грозовая туча, готовая сотрясти землю громом. В отличие от Хальвдана, он, похоже, ещё не ложился. Кирилл подошёл к верегу и дёрнул плащ, который зацепился за ветку торчащего из снега куста.

— Похоже, у твоих воинов дисциплина не лучше твоей. Только шаг из детинца сделали — сразу одичали.

Он оглядел Хальвдана так, словно тот и был зачинщиком драки. А Млада подумала, что после последнего поединка между ними словно залегла тень. Во взгляде воеводы было слишком много недоверия и непонимания. А Кирилл и вовсе смотрел на него с холодным презрением, будто все разговоры о их дружбе были всего лишь выдумкой кметей. И вдруг стало заметно, что верег всего на пару вершков ниже князя. Но сейчас эта ничтожная разница впервые выглядела значительной.

Хальвдан унял недавнюю ворчливость и, нацепив на лицо обычную улыбку, постарался сгладить недовольство Кирилла:

— Всякое бывает, кнез. Поход, напряжение, холод. Все устали.

Тот осклабился, наклонился к нему, прищурив глаза:

— Устали? За первый день похода? Что же будет дальше, позволь узнать? Чихнуть без драки не смогут? — и обратился к воинам, участвовавшим в потасовке: — Кто начал стычку, шаг вперёд.

Мужики запереглядывались, видно, не зная, как лучше поступить: сознаться самим или укрывать друг друга. Горячка с них уже сошла, и теперь на лицах явственно отражалось осознание того, что им придётся плохо. Если уж сам князь сюда пришёл. Кирилл заложил руки за спину, продолжая попеременно смотреть на каждого. Однако его терпение было обманчивым. Млада чувствовала, как он словно раскаляется изнутри в желании наказать всех и каждого, не разбираясь, кто виноват. Наказать как можно более жестоко. В который раз ей захотелось подойти к нему, унять лишнюю озлобленность, чтобы уберечь вспыливших парней.

Но на виду у всех… Это слишком.

Наконец напряжённое молчание треснуло, и вперёд вышел Медведь.

— Я начал. Мне показалось, что вереги сказали что-то о… — он бегло глянул на Младу. — О моём роде. Что-то про зверей. Я плохо знаю верегский.

Вслед за ним, вздохнув, шагнул один из северян. Его соратник с тоже изрядно помятым лицом что-то тихо сказал, но тот лишь огрызнулся.

— Я твоего рода не трогал, Бьёрн, — только и проговорил он, с трудом шевеля разбитыми губами.

Млада тут же догадалась обо всём. И ей захотелось наградить Медведя за опрометчивость увесистым подзатыльником. Зря он вступился за неё, зря ни за что полез в драку. Наверняка, вереги посмеялись бы между собой, обсудив ночь, которую кметь провёл с ней, потешились бы догадками и выдумками, да и позабыли об этом наутро. Ведь скучно судачить о тех, кому сплетни безразличны.

Но он не стерпел.

Князь разочарованно хмыкнул, глядя на Медведя. Ведь совсем недавно он своими руками вручал ему меч за победу в ристаниях. А сейчас кметь замарал честь воина мелочной стычкой. Ещё немного поразмыслив, Кирилл развернулся уходить. И уже на ходу бросил:

— У Медведя забрать оружие. Он его недостоин. И три десятка ударов кнутом обоим.

Среди воинов прокатился ропот неодобрения. Ещё бы! Никогда ещё Кирилл не приказывал стегать кнутом собственных воинов. Да ещё и три десятка ударов!

Хальвдан выругался снова и поспешил догнать его.

— Может, обойдемся батогами?

Кирилл обернулся и смерил его ледяным взглядом.

— Я что-то непонятно сказал?

— Но они не смогут продолжать поход после такого! — верег повысил голос.

— Доедут до Беглицы и останутся зализывать раны. Или могут в Кирият вернуться. Думаю, наше войско не ослабеет без двух склочных баб.

Хальвдан шагнул ближе добавил гораздо спокойнее:

— Кто же станет исполнять наказание? Ты захватил из Кирията ката?

Кирилл немного помолчал, но, скорее, чтобы испытать терпение верега, чем и правда что-то обдумать.

— Вы с Бажаном не смогли вбить в их головы, что в походе дракам не место — вот сами и наказывайте! Ты — Медведя, а он — твоего воина. Так будет справедливей. К тому же тебе не привыкать быть катом.

Хальвдан лишь молча посмотрел ему вслед — снова возражать не стал. Лишь на щеках воеводы проступили красные пятна гнева, а глаза потемнели. Млада спешно подошла к нему, ни на что не надеясь, но желая, может, хоть немного смягчить участь Медведя.

— Это я виновата, воевода, — проговорила она, пытаясь заглянуть ему в лицо.

Верег свёл брови и гадко ухмыльнулся.

— Я знаю. Похоже, ноги у вас, баб, захлопываются не чаще, чем рот. Но, к твоему счастью, бить мне приказано не тебя.

Больше ничего не сказал, но и без того Младу будто бы саму огрели по спине плетью. К Хальвдану подбежал отрок, протянул длинный хлыст из лосиной кожи и поспешил скрыться из виду. Бажан, заспанный и хмурый, пришёл следом, с укором оглядел верега, но спрашивать ничего не стал, лишь забрал кнут из его рук.

— Обнажить его до пояса, — кивнул он на северянина. — И привяжите вон к той повозке.

Двое кметей подхватили того под мышки, бормоча что-то ободряющее, повели к саням, что стояли неподалёку под развесистой елью, сняли с него кожух, рубаху и привязали за запястья. Верег стоял на коленях, не говоря ни слова. Только пригибал голову, словно каждое мгновение ждал первого удара.

Бажан тем временем, сокрушённо покачав головой, скинул плащ с плеч на руки сопровождавшего его отрока и тряхнул кнут, разворачивая его в полную длину. Нехотя он обошёл кметя, немного помедлил и замахнулся. Жесткая, толщиной в два пальца полоска кожи просвистела в воздухе и с отвратительным чавкающим звуком опустилась на спину воина. Тот дёрнулся и глухо застонал. Алая полоса рассечённой плоти тут же вспыхнула на коже, засочилась кровью. Бажан поморщился, и показалось даже, что откажется продолжать, но через мгновение он снова вскинул руку.

Хальвдан наблюдал за наказанием своего ватажника, стараясь за напускной бесстрастностью скрыть горькую досаду. Большинство кметей, которые ещё недавно с любопытством смотрели на безобидную, по сути, драку, теперь разошлись кто куда. Остальные начали разбредаться после первых ударов, упавших на спину верега.

Когда того отвязали от повозки, снег вокруг был усыпан красными брызгами. Ватажник едва мог пошевелиться, и его увели, поддерживая под руки. Бажан, ещё более мрачный, чем раньше, отдал разогретый кнут Хальвдану, а к повозке уже вели Медведя. Тот сопротивляться вовсе не собирался — отрешённо смотрел прямо перед собой. Неестественно прямой, словно одеревеневший, он сам разделся до пояса и опустился на колени перед санями. Как кметь ни старался держаться безразлично и стойко, а мышцы на его спине напряглись, ладони сжались в кулаки. Тяжело стоять вот так вот, не глядя опасности в лицо, без возможности ответить.

Хальвдан подошёл, таща за собой кнут, который оставлял на снегу едва заметный кровавый след. Сильнее он сжал рукоять, так, что та скрипнула, и замахнулся.

Млада вздрогнула и невольно прикрыла глаза, когда плеть хищно щёлкнула и хлестнула Медведя первый раз. Она вскинула руку к горлу и сжала застежку плаща. Свист хлыста доносился как будто из прошлого, когда так же наказывали её, и в то же время терзал уши из настоящего. Не надо было пускать к себе Медведя вчера. Не надо было. Ведь она знала, что это приведёт к беде, никому не принесёт радости, хоть короткие мгновения им было хорошо вместе.

Красные полосы расчерчивали спину Медведя одна за другой. Густо стекала по коже кровь и крупными каплями падала на снег. Несмотря на окрепший к вечеру мороз, кметь взмок, силясь ни единым звуком не выдать боли. А лицо Хальвдана становилось всё более каменным и серым, как будто он уже перестал думать о том, что делает.

Тридцать…

Воевода остановился, отбросил кнут в сторону, точно тот жёг ему ладонь, а затем направился к своему шатру. Кмети торопливо кинулись отвязывать Медведя от повозки, прикрыли изуродованную спину рубахой. Тот мог только слабо шевелиться и что-то бормотать в ответ. И Млада знала, что лучше бы в этот миг ему провалиться в беспамятство. На прямых, словно палки, ногах, она пошла за ватажниками. В палатку, куда отвели — почти оттащили — Медведя, тут же прошмыгнул отрок с чистыми тряпицами и какими-то снадобьями в глиняных горшочках. Под укоризненными взглядами дружинников, что ещё растерянно толклись у входа, Млада шагнула внутрь.

Парнишка-лекарь даже и не посмотрел на неё, продолжил хлопотать над ранами кметя.

— Прости меня, Медведь, — вздохнула Млада, не зная, что ещё можно сказать.

— Ты… не виновата, — прерывисто проговорил тот, продолжая лежать, уткнувшись лицом в покрывало. — Сам дурак. Жалко только… Что дальше не пойду. И тебя… Без присмотра оставлю.

— Прекрати так говорить, иначе я тебя ударю!

Отрок возмущённо на неё посмотрел, будто она и правда вознамерилась так поступить. По тому, как вздрогнула блестящая от крови и пота спина Медведя, можно было догадаться, что он усмехнулся.

— Можешь бить. Мне всё равно.

Вот же упрямец — и ничего-то его не берёт! Зарычав сквозь зубы, Млада вышла из палатки. Раздражённо пнула снег, и тот легко взметнулся рассыпчатым ворохом.

Оставалось только надеяться, что весь поход сложится удачнее, чем первый его день.