След бури

Глава 10

Гонец, взмыленный, будто бежал пешком, а не ехал на лошади, вошёл в шатёр. Бегло осмотрелся и поклонился князю, а затем старшинам.

— Здравы будьте.

— Мира тебе в дороге, — хмурясь от нетерпения, приветствовал его Кирилл. — Говори, какую весть принёс.

Гонец, в котором Хальвдан не сразу узнал того кметя, которого Бажан должен был отправить в Новруч к Градиславу больше двух лун назад, устало улыбнулся. Он пошарил за пазухой и вынул оттуда бережно свёрнутый лист, протянул правителю.

— Нынче добрые вести, владыка! К тебе и твоему войску на подмогу едут дружинники светлого князя Градислава. Я обогнал их не больше, чем на полтора дня. Завтра к ночи они должны прибыть сюда. Местные из Ярова дора указали нам дорогу к лагерю и даже вызвались проводить.

Кирилл недоверчиво вскинул брови и, взяв письмо в руки, обернулся к старшинам. Но всех, кроме Бажана и Хальвдана, известие о неожиданной помощи ошарашило не меньше, чем его. Мужи переглядывались и пожимали плечами, но никто прибытия дружины из Новруча объяснить ему не мог.

— Что за бесовщина? — пробормотал Кирилл, пробегаясь взглядом по строчкам письма. — Откуда он узнал?

— Дык… — заикнулся было гонец, но смолк, глянув на Бажана. Тот покачал головой и шагнул к правителю.

— Это я отправил срочного к Градиславу с просьбой выслать тебе на подмогу своих воинов. Когда был в Ульчиге. Правда, он долго не отвечал, и я уже перестал надеяться, что твой отец внемлет моим словам. Но, стало быть, он послушал и всё же решил помочь.

Кирилл выслушал воеводу и перевёл взгляд на Хальвдана.

— Без тебя не обошлось. Так ведь?

Тот сложил руки на груди.

— Ты не стал слушать разумные доводы. Потому я посчитал, что могу поступить по собственной воле. Бажан меня поддержал. Вот и всё. Хуже оттого никому всё равно не стало бы.

— Заговор воевод, — вздохнул князь. Сил злиться всерьёз у него, похоже, не было. — Только этого мне не хватало. Прямо у меня под носом.

— Мы не хотели, чтобы ты знал, — пробурчал Бажан. — Иначе ты отправил бы гонца вослед, чтобы отменить наше с Хальвданом решение. А сейчас пополнение войска нам очень пригодится. Разве не так?

— Так-то оно так, — Кирилл бросил письмо на стол, размышляя. — Мне бы наказать вас за своеволие, но не совсем же я выжил из ума.

— Накажешь, когда вернёмся в Кирият с победой и в целости, — Хальвдан примирительно улыбнулся.

Князь только скривился. Он так же прекрасно понимал, что наказание воевод по прибытии в столицу будет выглядеть ещё более нелепо, чем теперь. А значит, всё останется так, как есть. Прибудет дружина Градислава, вольётся в войско, и победить орду Зорена станет гораздо проще. Ведь это не ополчение. Это ватажники самого князя, правителя старого Новруча! Об их силе и отваге во все времена ходило много слухов. Поэтому даже конунг Ингвальд, много лет назад напав на земли Градислава и встретив достойный отпор, решил заключить с ним мир и союз. И отроков своих с тех пор каждую зиму отдавал в княжескую дружину на обучение. Довелось и Хальвдану по юности там побывать. Тогда-то и завязалась между ними с Кириллом дружба.

— Сколько их? — помолчав, снова обратился князь к гонцу.

— Больше полутора тысяч, владыка, — гордо ответствовал тот.

Не поскупился Градислав для сына, которого десять лет назад едва не проклял. Видно, забылась его обида за это время, осознал он с высоты своей мудрости, что негоже отпрыска всю жизнь прочь гнать. Оно и к лучшему, глядишь, так и помирятся, когда минует опасность. Теперь уж Кириллу не отвертеться от благодарности и поездки к отцу.

Правитель задумчиво покивал и, последний раз глянув на Бажана с лёгким укором, махнул на выход, отсылая гонца.

— Иди, отдохни и поешь: ты проехал большой путь и совершил большое дело. Но готовься выступить в бой вместе с остальными, когда прибудет подкрепление.

Кметь почтительно поклонился и в мгновение ока исчез снаружи. Разрешил идти Кирилл и старшинам. Всем, кроме Хальвдана. Он дождался, пока все покинут шатёр и повернулся к нему, пристально вглядываясь в лицо. Знакомый взгляд — в такие моменты князь, верно, хотел бы вывернуть душу собеседника наизнанку, чтобы тому не удалось утаить от него ничего. Ни единой, самой безобидной мысли. Перенял Кирилл его тоже от Градислава, хоть теперь ни за что не признал бы этого.

— Значит, твоя задумка была отцу сообщить. Хоть я запретил.

— Сам знаешь, что так будет лучше.

— Сейчас уж я ничего поделать не могу. Не отсылать же их обратно: столько вёрст отмахали. Но то, что ты задумал теперь, нравится мне ещё меньше.

Хальвдан состроил непонимающий вид.

— О чём это ты?

— О том, что ты собрался воззвать к силе берсерка, — со спокойной и угрожающей улыбкой на губах пояснил князь. — Подохнуть захотел? Или спятить?

— Подохнуть без силы Хозяина леса у меня и моих воинов в бою гораздо больше возможности, чем так.

Кирилл возвёл очи горе и прошёлся мимо взад-вперёд.

— Я никогда не стал бы просить тебя о таком, даже в самом тяжёлом положении. Я прекрасно помню, как ты последний раз валялся полумёртвым две седмицы. Чуть дух не испустил. А мне в случае чего ты нужен здоровым и разумным.

Да, тот раз вышел и вовсе неудачным. Чтобы припугнуть древнеров, Хальвдан по глупости решил вызвать в себе и других верегах Его ярость и свирепость. Проделали они это без необходимого и правильного ритуала охоты, а потому поплатились жестоко. Древнеры-то, конечно, впечатлились, когда на Излом налетела ватага разъярённых берсерков. После чего незамедлительно согласились перейти под покровительство Кирилла: Наяс по извечной своей сквалыжности до сих пор поминал Хальвдану тот случай при каждой оказии. Но вот после довелось в полубреду и немощи пролежать в постели очень долго. Неведомо какая сила заставила его выбраться из лабиринтов, неумолимо ведущих к безумию. В тот раз он смог, но сможет ли нынче, если что-то пойдёт не так?

— Теперь всё будет по-другому, — размеренно возразил Хальдан. — Помнишь того шатуна, что кметей спугнул? Пока едет подкрепление, мы успеем устроить на него охоту. И проведём ритуал, как подобает.

Судя по всему, для Кирилла это послужило слабым доводом. Во взгляде его не добавилось доверия и одобрения.

— Тот шатун уже далеко ушёл. Да и опасно это: что на медведя охотиться, что бродить в окрестностях вельдского лагеря. Мало ли какие ещё твари прячутся в здешних чащах.

— Ты, как мамка, причитаешь, — Хальвдан усмехнулся с нарочитой беспечностью. — Или как Бажан.

Кирилл громко фыркнул.

— Можешь ёрничать, сколько тебе угодно. Только, раз слушать не хочешь, пеняй на себя! Не мне тебе слюни подтирать и кормить тебя с ложки, если ты вдруг лишишься ума. Найму старушку поуродливей — и пусть за тобой ходит.

— Раз так, я буду гораздо осторожнее, — Хальвдан похлопал друга по плечу и продолжил более серьёзно: — Думаешь, мне хочется снова влезать в эту шкуру? Как бы не так! Благость Хозяина леса не похожа на ласки блудницы — это точно. Но сейчас я не вижу другого выхода. Посуди сам. Чтобы выступить против тех чудищ, нужна особая сила. Или очень много людей, которых после всех потерь, даже с учётом пополнения из Новруча, у нас нет.

— Я всё знаю, — отозвался князь. — Проклятье, я всё это знаю…

Они помолчали, размышляя каждый о своём, а затем Хальвдан ушёл. К охоте, а тем паче к ритуалу в случае удачного её исхода следовало хорошенько подготовиться.

Вереги приняли весть о том, что им доведётся обратиться берсерками, по-разному. Кто-то по молодецкой удали обрадовался, что сможет ощутить в себе пьянящую силу и боевое безумие, от которого кровь, говорят, плещется в жилах, точно лава. А кто-то насторожился, зная, что за расплата ожидает их по окончании схватки. Но выслушали Хальвдана все без исключения внимательно, и никто не сказал и слова возражения в ответ. Не попытался урезонить или воззвать к благоразумию и осторожности. Они ему доверяли. Возможно, зря.

Лишь Вагни, когда остальные вереги разошлись, обсуждая завтрашнюю охоту, задержался и тихо проговорил:

— Как бы хуже не сделать, Хальвдан ярл. Предупредить надо княжие вои, чтобы близко к нам не совались.

— Предупредим, — кивнул Хальвдан.

Сотник потёр подбородок, решаясь говорить ли дальше, но только вздохнул и ушёл. В своё время он тоже поплатился за излишнюю беспечность после нападения на Излом. Тогда был ещё совсем мальчишкой, и безудержная ярость Хозяина по неопытности едва не вышибла из него жизнь. Ей ведь тоже управлять надо уметь, иначе сомнёт, не пожалеет. Посему вряд ли он был рад испытать те страшные муки снова.

Поутру, ещё до рассвета, когда спал лагерь, накануне взбудораженный вестью о прибытии подкрепления, Хальвдан собрал пятерых верегов. Тех, кому в полной мере был известен путь берсерков. Тех, кто согласился на ритуал не единственно из желания испытать неизведанную доселе мощь и отличиться в бою.

Перед тем, как выйти, они ополоснулись в схваченном тонким ледком ручье, и кожа теперь горела после растирания жёстким полотенцем. На встречу с Хозяином негоже идти грязным, запятнанным кровью убитых ранее врагов. Вся кровь должна быть пролита в Его честь. Это дань почтения и необходимость, чтобы не гневился, а оберегал.

Хальвдану по прошествии столь долгого времени казалось, что он позабыл это особое чувство. Когда пускаешься по следу медведя, чтобы изловить его, показать, что равен ему и достоин быть наделённым силой зверя. Но стоило выйти на тропу у речушки и отыскать первые отпечатки широких лап на снегу, как вдохновение и нетерпение пред встречей накрыли его, как и раньше. Когда был он на десять лет моложе и на десять лет глупее. Когда ритуал казался лишь развлечением, безнаказанной забавой. Теперь же он знал, что это не так. Но всё-таки жадно вдыхал утренний, свежий до одурения, воздух, будто пёс, и уверенно шагал впереди всех, глядя под ноги, стараясь не упустить слабый после давишнего снегопада след.

Чем дальше от лагеря, тем глуше и непролазнее становился лес. Светлый, перемешанный с осинами березняк постепенно сменялся мрачным ельником. Лишь по-прежнему гиганты-сосны рыжели на фоне сине-зелёной хвои. Сонно верещали пичуги в ветвях, и ветер только-только просыпался вместе с мелкой живностью.

День обещал быть ясным.

След медведя уводил вдоль торфяника дальше от людских дорог, петлял и путал. То и дело косолапый принимался идти задом наперёд, чтобы ещё больше сбить возможных охотников с пути. Тогда приходилось останавливаться и долго ходить кругами, чтобы разобраться в уловках хитроумного зверя. Парни, вооружённые рогатинами и луками поначалу хмурились: не очень-то им нравилась затея Хальвдана, но погоня раззадорила их, и скоро они, подобно стае лаек, азартно раздувая ноздри, спешили за ним, позабыв обо всём.

Насколько сложно будет отыскать косолапого, зависело от многого, а больше всего от того, как сильно его спугнули, и кто, медведь или медведица, встретился тогда кметям. Коль медведь, то и найти его проще: он не станет сооружать мудрёную берлогу. Зароется под какую-никакую корчажину, а то и вовсе к сосне привалится, чтобы снегом занесло. А вот медведица, дабы детёнышей уберечь, расстарается сильнее. К тому ж растревоженный зверь может уйти далеко, и потратить на охоту придётся гораздо больше, чем день.

Когда солнце уже поднялось до самых верхушек елей, кое-как проходимый лес сменился дремучим ломным местом. Тут уж пришлось смотреть под ноги не столько для того, чтобы не упустить след, сколько чтобы не покалечиться. Иначе всей охоте конец. Вереги пыхтели, перебираясь через поваленные ели, застревали в глубоком снегу едва не по пояс, проваливались в трухлявые пни и стволы, но клясть Хозяина, по чью душу все здесь и оказались, никто не спешил. Так можно и на лютую обиду нарваться, а там весь день насмарку.

Когда все вымотались и взмокли, хоть выжимай, пришлось остановиться на короткий привал. Только Хальвдан, как заговоренный, всё бродил в окрестностях, высматривая, куда медведь двинулся дальше. Ещё до того, как вереги покончили с сухарями и копчёной свининой, которые взяли в дорогу, он нашёл на соснах глубокие отметины от когтей, а вокруг — разворошенный мох. Стало быть, лёжка уже недалеко. Он приказал парням вести себя тише, чтобы не спугнуть зверя раньше времени.

Ватажники подобрались, спешно рассовали недоеденный завтрак по сумам и крепче перехватили оружие.

Верховая берлога обнаружилась всего-то в нескольких десятках саженей на юг от того места, где они остановились. Повезло, что медведь их не учуял и не услышал, а то могло бы обернуться бедой. На лёжку косолапый устроился под могучими корнями поваленной бурей ели. Долго не укладывался: наломал молодых деревьев, нагрёб веток и укрылся ими. За последний день его домишко успело слегка припорошить снегом.

Вагни, прижимая рогатину локтем к боку, обошёл берлогу, выискивая чело — оно чернело с южной стороны выворота ели. Сотник совершенно безмолвно, одним только жестом указал на него и встал чуть сбоку. Хальвдан остановился поодаль, но напротив выхода, тоже приготовив копьё. Стрельцы аккуратно вытоптали снег на своих местах и, обломав ветки, устроились кругом. Ещё один верег встал с севера от чела, чтобы перехватить зверя, если он решит уйти другим путём.

Плохо без лаек — с ними вспугнуть медведя было бы проще и быстрее. У только залёгшего в новую спячку зверя терпения немного. Но где ж взять охотничьих собак в военном лагере? Придётся справляться так.

Вагни дождался, пока все соратники устроятся на положенных им местах, глянул на Хальвдана, молча испрашивая одобрения, и двинулся к берлоге. Прислушавшись к исходящему оттуда мерному сопению, перемешанному с редким покряхтыванием, он осторожно просунул наконечник рогатины в чело. Слегка размахнувшись, от души ткнул зверя, куда пришлось, а затем ещё и ещё. Древко копья дёрнулось в сторону, когда, видно, косолапый двинул по нему лапой. Но Вагни упорно продолжил тревожить медведя. Лоб его взмок от напряжения, а взгляд устремился только лишь на берлогу, чтобы не упустить любого шевеления веток. Остальные в ожидании тоже застыли, сжимая оружие. Тут самый храбрый запереживает, коль будет знать, что вот-вот на него выскочит разъярённый многопудовый зверь.

Ждать пришлось не так уж долго. Медведь недовольно заурчал, обсыпался снег с тонких стволов осины, укрывающих его. С громким треском крыша берлоги разлетелась в стороны — Вагни едва успел отскочить прочь, чтоб не зашибло. Хальвдан стиснул в пальцах древко. Встряхнувшись, зверь громко фыркнул, дохнув в морозный воздух паром из ноздрей, и напролом ринулся прямо на него. Не гляди, что кажется неуклюжим и неповоротливым: коль сбежать и или напасть надо, он становится на удивление проворным.

Ватажники выстрелили. Медведь дёрнулся и приостановился, когда несколько стрел пробили его шкуру на шее и спине. Но затем ринулся вперёд ещё стремительнее. Едва не сотрясалась земля. Бурый плотный мех колыхался на могучем загривке. Вагни попытался достать его рогатиной — оно лишь шаркнуло по боку. Толстый слой шерсти не позволил оставить даже царапины. Хальвдан крепче упёрся ногами в землю. В тяжёлом прыжке зверь налетел на него — шаг в сторону и удар — остриё распороло косолапому плечо. Вереги выстрелили вдругорядь. Медведь взревел от боли и ярости, но не отступился.

Хальвдан упал на бок, перекатился и снова встал. Рогатину из рук не выпустил. Зверь напал ещё раз. Махнул широкой лапой — коль достанет, вспорет одежду вместе с плотью. Снова подоспел Вагни. Коротко примерился и ударил ему под лопатку, метя в сердце, но не достал. Рванувшись, медведь выдернул древко из его рук и развернулся. Покачнулся, но выстоял. Хальвдан обошёл его сбоку, окликнул, вызывая на себя, иначе безоружному сотнику пришлось бы плохо.

'Давай же', - прошептал он, когда медведь обернулся к нему.

Собрав последние силы, зверь кинулся вперёд. Стрелы верегов пролетели мимо. Медведь в несколько мощных прыжков настиг Хальвдана, в бездумной ярости бросился на него. Рогатина пробила его грудь, но упёрлась в кость — пришлось воткнуть древко в землю. Всей тушей косолапый навалился на остриё, тяжело задышал, силясь напоследок всё же достать обидчика. Хальвдан рухнул на спину и еле успел отвернуться — иначе заработал бы четыре шрама аккурат поперёк лица. А то и глаза лишился бы. Но трёхвершковые когти лишь прошлись по воротнику кожуха и слегка задели шею. За шиворот потекла кровь.

Дыхание медведя обдало кожу горячим. Хальвдан повернулся к нему и посмотрел в тускнеющие чёрные глаза. Нижняя губа зверя оттопырилась в немой обиде, он тяжко выдохнул, глухо булькуло у него в груди. Косолапый обмяк, сильнее соскользнув по копью к земле, и придавил бы Хальвдана, если бы не поперечина на древке.

Ватажники помогли выбраться. Собравшись кучей, все молча постояли над тушей медведя. Немного радости в том, чтобы убить сильного и величественного зверя. Но сегодня им нужна его кровь. Праотец и Хозяин лесов простят. Срубив крепкое деревце, парни обстругали ветки, подвесили косолапого на него, взвалили на плечи и понесли к лагерю.

День едва перевалил за середину.

Однако под тяжестью ноши все шли гораздо медленнее, а потому вернуться к становищу смогли только к вечеру. Там полным ходом шла подготовка к встрече пополнения из Новруча. Расчищалась поляна, сдвигались валы.

Хальвдан прошёл через весь лагерь к своему шатру, напоследок приказал снять с медведя шкуру и готовиться к ритуалу. Воины с любопытством посматривали на убитого зверя, уважительно и тихо переговаривались, но верегов расспросами не донимали. Разумели, что сейчас не время для праздной болтовни и похвальбы. Будет бой, и будет время поговорить после него, спокойно сидя у костра, когда все вместе они одержат победу над супостатами.

Ещё оставалось немного времени до полуночи, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями. Но толком разлежаться и подкрепиться Хальвдану не довелось. Ладно хоть хлопотливый лекарчонок успел промыть перевязать ему раненую шею. Мальчишку, видно, так и распирало выведать, что и как прошло на охоте, но и он держался с завидной стойкостью.

Далёкий гул, который с каждым мигом всё больше распадался на отдельные голоса и топот копыт, накрыл лагерь. Взбудоражились гридни, громче загалдели отроки и воины.

— Приехали! — крикнул кто-то снаружи.

И слово это разнеслось среди остальных тихим рокотом.

Хальвдан натянул чистую рубаху, а поверх — плащ, и лишь гридень заглянул к нему, чтобы доложить обо всём, как положено, вышел из шатра, чтобы вместе с остальными старшинами оказать подобающее гостеприимство новручанам.

Возглавлял дружину князя Градислава не кто-то из мелких бояр, которые и выбираются-то из своих хором только на ярмарку или по большому принуждению — на совет или вече. Вёл её за собой сам Вышата — один из воевод, прославленный в битвах не меньше, чем любой из ярлов конунга Ингвальда. Уважал и ценил его Градислав столь же высоко, как когда-то Бажана, хоть Вышата был моложе: ещё не разменял пятого десятка. Всё так же возвышалась его голова над остальными — такой солидный рост не спрячешь — всё так же гремел раскатистый голос. Ещё с юности, когда всех их: и Кирилла, и Хальвдана, и будущего воеводу — ещё держали за желторотых птенцов в гнезде детинца, Вышату во дворе было слышно задолго до того, как он появлялся перед глазами.

Вот и теперь парни расступались, только заслышав его. Отороченная куньим мехом шапка проплыла над чужими головами, и воевода вышел к главному костру перед старшинскими шатрами.

— Здрав будь, Вышата, — пристально оглядывая бывшего выученика, поздоровался Бажан.

Тот, вмиг растеряв суровый вид, улыбнулся во всё лицо и поспешил к нему, протягивая руку для приветствия.

— И вам поздорову! — он поочерёдно пожал запястья всем, а Бажана заключил в крепкие объятья. — А ты совсем не изменился за эти лета. Небось, по-прежнему меня на лопатки уложишь, коль схватимся?

Воевода что-то пробормотал, польщённый тёплой встречей. А Вышата обратил взор на Хальвдана, и улыбка сползла с его губ. Не сказать, что в прошедшие времена они особо друг друга любили. И соперничали, бывало, и дрались крепко, за что получали выволочки от старшин. Глупости, конечно: что было — то быльём поросло. Но залёг в душе осадок, который не позволял теперь радоваться прибытию Вышаты, как Бажан. Оставалось только настороженно присматриваться и выказывать должное в таком случае уважение.

— Ты как будто ещё вырос, — Хальвдан скупо усмехнулся. — И всё так же бренчишь — за версту слыхать.

— А ты всё так же костей в языке не отрастил, — беззлобно парировал Вышата. — Мало я тебе когда-то тумаков за это выдал.

На том словесную перепалку обоюдно решено было закончить. Негоже воеводам цапаться, точно отроки, у всех на виду.

— Князь нас уж ждёт давно, — напомнил Бажан, и все, согласно закивав, последовали за ним.

Встреча Кирилла с отцовским воеводой прошла сдержанно и прохладно. Всё потому что не сам князь отца о помощи попросил — его ближники сподобились. К тому же правитель нынче к долгим разговорам оказался не расположен. То ли ещё не прошла усталость после боя, то ли так тревожила его гордость нежданная забота отца, но Кирилл выглядел мрачнее некуда. И всё зачем-то кутался в плащ, хоть в шатре было не так уж прохладно. Щедро растопил Лешко очаг, ещё и факелов с полдюжины у стен расставил. Но взгляд князя то и дело терял сосредоточенность, а внимание уплывало, когда он погружался в свои мысли. Однако Кирилл быстро приходил в себя, стирал со лба испарину и снова принимался слушать рассказ Вышаты о его долгом пути сюда.

Порешили, что люди воеводы присоединятся к изрядно потрёпанному Левому полку Хальвдана. Тем паче тому предстояло остаться без предводителя, когда отряд верегов с ним во главе двинется к болотам. Вышата с интересом глянул на него, но выспрашивать подробности, почему так, не стал. Не слишком подивившись, выслушал он и предупреждение о колдовских вывертах жреца верегов. А может просто виду не показал.

Все старшины получили приказ готовить своих воинов к выходу на следующее утро и разошлись, дабы успеть ещё набраться сил перед новым сражением.

Хальвдан возвращаться к себе не стал. Походя, окликнул Вагни и сказал, что пора начинать. А сам ушёл за пределы лагеря и отыскал неподалёку небольшую прогалину. Самолично расчистил снег в серёдке, чтобы развести там костёр, нарубил и натаскал веток. Все это время он мысленно обращался к Хозяину леса, возносил тихую молитву, взывая к милости. Чтобы Праотец, чьим образом из многих являлся медведь, позволил своим сынам зачерпнуть из источника бесконечной его силы.

Когда совсем стемнело, начали подтягиваться вереги. Вагни притащил вычищенную шкуру, а остальные принесли с собой мастерски вырезанные ещё на Клипбьёрне фигурки Богов — без них справного ритуала не выйдет. Их расставили вокруг будущего костра, согласно значимости. Хальвдан, как и остальные, оголившись по пояс, опустился на колени напротив Праотца. Именно ему теперь, как старшему, предстояло провести своих людей тайной дорогой берсерков.

Запалили огонь. Пламя взметнулось, упали на снег резкие тени от деревьев. Шум близкого лагеря будто бы стал отдаляться, уступая важности готового свершиться таинства. Вереги тихо завели молитву, обращённую к Хозяину леса, чью силу сегодня им удалось приручить и одолеть. Каждому по кругу передали глубокую миску с кровью медведя, и, обмакнув в неё пальцы, ватажники проводили себе по груди, оставляя пять багровых полос, как знак Его когтей.

Разогрелся воздух вокруг и, несмотря на окрепнувший мороз, стало жарко. Будто тепло костра не поднималось вверх, не растворялось под жадной лапой ветра, а накапливалось, клубилось вокруг собравшихся северян. Обтекало, впитывалось в кожу, с каждым мигом всё больше накаляя кровь.

Не к месту помянув Наяса, Хальвдан достал из холщового мешочка, к которому надеялся не прибегать, горсть сухих трав и бросил в огонь. Дым на миг стал гуще, пахнуло горьковатым дурманом. Вагни, осторожно ступая в мутном мареве, подошёл и опустил на плечи Хальвдана медвежью шкуру. Тёплую и ещё влажную. Она облепила его, как вторая кожа, и страшно стало на миг, что вот так и прирастёт к нему навечно. И не сойти больше с дороги безумия и ярости, на которую он однажды ступил.

Вереги замолчали, или попросту их голоса отдалились настолько, что не расслышать. Хальвдан поднял голову и открыл глаза. Не стало вокруг ночи, а возник дышащий влагой лес, такой, какой растёт на Клипбьёрне. Не чета местному. С высоченных бородатых елей здесь почти до самой земли свисали лохмотья мха, а стволы деревьев были толще и светлее, будто выбеленные временем. Перемежались они с древними лиственницами, что верхушками протыкали мутное серое небо и раскачивались, помешивая плотные облака, словно ведьмы — варево в котле.

От зелени рябило в глазах, хрустел под шагами валежник. Хальвдан шёл спешно, ведомый запахом, слаще которого не было на свете. Запахом медведицы. То и дело он сбивался на бег, и тогда под его тяжёлыми лапами ломались чахлые кусты, а тонкие деревца жалобно трещали, стоило неосторожно налететь на них мохнатым боком. Она была близко, звала и обещала, что этим летом станет его. Но ускользала: то и дело мелькал впереди рыжеваты мех, но снова пропадал за густой и сочной листвой подлеска. Это раззадоривало его ещё больше, он торопился, жадно втягивая воздух носом, распугивал мелкое зверьё. Где-то в чаще метнулся прочь олень. Но ему было всё равно. Она ждала его.

Послышался впереди голос реки, полноводной и бурной. Она несла свои воды с гор, её потоки то ухали с каменных круч, то выходили на равнины и становились спокойными и медлительными. Повеяло прохладой, а вожделенный запах стал тоньше, почти пропал. Неужто он ошибся, ушёл не туда? Или хитрая медведица решила его запутать?

Хальвдан остановился, прислушиваясь. Повёл носом по ветру и уверенно двинулся к реке. Густая поросль рогоза цеплялась за мех и скользила по морде. Он вышел к усыпанному каменным крошевом берегу и замер. Не было здесь медведицы. Никого не было. Только бурлила река, перескакивая через валуны и катая по дну гальку. Да почти что по брюхо в ледяной воде стоял самец, какого нечасто встретишь во время гона, а, коли встретишь, разумнее убраться с его дороги. Он был выше и крупнее любого другого почти вдвое, мех его давно поседел, но сила, несокрушимая и страшная, по-прежнему переливалась в каждой мышце.

То был сам Хозяин, перед которым надо только клонить голову и падать на брюхо, точно неразумному медвежонку. И даже если есть тут поблизости медведица, то придётся уступить, вернуться в чащу и поискать другую. С Хозяином не спорят.

Могучий медведь спокойно повернулся к Хальвдану, посмотрел на него совсем не звериными глазами и поднялся на задние лапы. Долго он водил носом, будто изучал его, не отходил и не приближался. Да и нападать не спешил — видно, считал это делом неподобающим. Хальвдан не решался сдвинуться с места: взяли его робость и трепет перед Его величественностью и мудростью.

Хозяин снова опустился на четыре лапы, глянул вдаль, куда убегала беспечная река, и пошёл к противоположному берегу. Встряхнулся, рассыпая в стороны брызги, и обернулся: чего стоишь, мол? Хальвдан поспешил за ним. Расступились в стороны заросли, и открылась перед ними тропа, широкая, перечёркнутая выступившими из земли корнями елей. Впереди было темно и мутно, звучали вдалеке крики и звон. Так не шумят звери. Пахло кровью — человеческой. Но пронизывала тех людей, что сражались и умирали, животная ярость. И она роднила их с Хальвданом и Хозяином.

Они шли по тропе, всё больше увязая во мраке грядущего. Но не было страха. Была только решимость, ведь он шёл бок о бок с Хозяином и знал, что тот поделится своей силой с ним. И защитит…

— Всё в порядке, Хальвдан ярл? — прозвучал в стороне чей-то знакомый голос.

Он шевельнулся, сбрасывая с себя тяжесть видения и медвежьей шкуры. Оказалось: лежит ничком, и снег холодит щёку почти до онемения. Хальвдан сглотнул вязкую горечь трав и осторожно выпрямился. Вагни, придерживая его под локоть, встревоженно заглядывал ему в лицо. А вокруг стояли вереги, такие же, как днём и в то же время другие. Будто тени легли на их лица — лишь глаза сверкали ярче и темнели бурые росчерки медвежьих меток на их телах.

Хальвдан медленно встал, чувствуя, как расходится кровь в затёкших ногах, и окинул взглядом своих ватажников. Снова кто-то накинул ему на плечи шкуру, уже совсем сухую, согретую необыкновенным жаром его кожи.

— Мы готовы, — сказал Вагни.

Треснуло в костре полено, и ветер пронёсся по земле, качнув пламя.

Войско собралось выступать ещё затемно. Воины перед вторым боем выглядели гораздо более серьёзными и решительными, чем раньше. Прибытие дружины из Новруча поселило в их душах крепкую надежду, что в этот раз всё обернётся победой.

До утра Хальвдан больше ни с кем не разговаривал. И не спал. Не давал ему покоя внутренний огонь, что перетекал и плескался, звал в бой. Он с ватажниками теперь должен был выступить первым. Добраться до болот и задержать тех тварей, коли они снова решат выбраться из своего логова.

Стараясь не думать, что ждёт его и остальных верегов, он шёл мимо полка Левой руки, который перешёл под командование Вышаты, крепко сжимая рукоять зачехлённой секиры. Воины, уже готовые идти следом за его отрядом, с любопытством и опаской провожали северян взглядами. На них возлагали большие надежды, чаяли, что берсерки смогут удержать болотных тварей вдалеке от остального войска, пока кто-то не сумеет прорваться к жреческому шатру, захватить его и покончить с колдовскими кознями.

Среди кметей в первом из выстроенных рядов стояла и Млада. Она не смотрела на других верегов, её взгляд был прикован только к Хальвдану, будто то, что она вдруг узнала о нём, заставило многое переосмыслить. Одна её ладонь лежала на рукояти меча, другая — ножа. Она не брала в бой щит, считала, что так ей сподручнее. И пока что ловкость уберегла воительницу от ранений. Лишь пара царапин и ссадин алели на скуле и лбу, как знак прошедшего сражения. Впрочем, они ничуть не портили лица девушки, а придавали ей ещё большее сходство с куницей, которая только вернулась с охоты.

За плечом Млады стоял верный страж и соратник — Медведь. Велика же стала за последние луны его привязанность, раз кметь, несмотря на всё, что о них говорили, продолжал постоянно отираться рядом. И сычом смотрел на каждого мужика, что к ней приближался.

Казалось, Хальвдан шёл мимо Левого полка очень долго. Неспешно проплывали лица, смазывались и затенялись. Собственные шаги гулко отдавались внутри. Но это лишь одно из проявлений силы Хозяина леса. Всё вокруг становится слишком медленным и плавным. И можно десяток раз успеть проткнуть врага, пока тот только замахивается мечом.

Хальвдан уже собрался запрыгнуть в седло Расенда, но задержался, взявшись за луку. Словно кто-то уверенной рукой остановил его. Напомнил, потребовал, чтобы он сделал напоследок ещё кое-что, без чего весь грядущий бой терял смысл. Ведь в первый раз Хальвдан заранее смирился с тем, что нынче ему, возможно, не удастся вернуться. И потому становилось неважным остальное, казались глупостями все поступки до сего дня, после которого о нём заговорят по-другому. О живом или о мёртвом. Так почему нет?.. Он обернулся и пошёл назад, не отвечая на недоуменные оклики соратников. Что-то недовольно буркнул мимоходом Бажан, но едва ли он решил, что Хальвдана вдруг взял страх. Значит, пёс с ним.

Он вернулся к своему полку и остановился напротив Млады. Всего мгновение смотрел в глаза девушки, а потом взял её лицо в ладони и поцеловал. И почему не позволял себе этого раньше, ведь каждый раз, когда она была рядом, хотел невыносимо? Воительница схватила его за запястья, будто собралась вырваться, но решительность оставила её. Девушка лишь слабо дёрнулась и замерла, затаив дыхание. А ведь наверняка могла легко высвободиться — уж больно изворотлива и ловка. Но, вопреки ожиданиям, она ещё крепче стиснула пальцы. Мягкие губы её потеплели, а щёки вдруг вспыхнули жаром.

Хальвдану потребовалось всё усилие, на которое он был способен, чтобы прервать поцелуй и сделать шаг назад.

— На удачу, — слегка ухмыляясь, проговорил он охрипшим голосом.

Среди ватажников прокатился одобрительный гул. Никого выходка воеводы, как известно, дюже охочего до женских ласк, не удивила. Парни передавали рассказ о случившемся на дальние ряды, откуда воины ничего не разглядели, и насмешливо посматривали на Младу, ожидая её ответа на этакую невиданную дерзость. Ведь никогда раньше она не стерпела бы подобного с собой обращения. Но Млада растерянно смотрела на Хальвдана и не способна была ни разразиться возмущением, ни отвесить очередную пощёчину, на которую он, признаться, рассчитывал в первую очередь.

Только Медведь побагровел, сжав кулаки, но и он не сказал ни слова. Хальвдан даже не взглянул на него. Пусть ярится — будет злее в бою.

Он развернулся и пошёл прочь. Теперь Валькириям непросто будет забрать его в Сияющий чертог. За свою жизнь он поборется.