След бури

Глава 4

Наказанные за драку ватажники остались в Беглице на попечении старосты Ратибора уже три дня назад. Но над войском как будто до сих пор висела тень того скверного случая. Кмети и вереги вовсе перестали даже взгляды бросать друг в сторону друга. А мужики из ополчения, которые поначалу пытались влиться в ряды дружинников, теперь держались в стороне. На привалах это становилось особенно заметно.

Хальвдан, который долгое время угрюмо помалкивал, постепенно стал ворчать, дескать, Кирилл в первый же день довёл войско до раздора. Как они теперь будут сражаться бок о бок? Бажан безмолвно его поддерживал.

Сам же Кирилл на словесные выпады верега старался не обращать внимания. Сам знал, что с наказанием погорячился. Но в тот момент оно казалось ему самым справедливым. А на следующее утро, промаявшись полночи без сна, он чувствовал себя так, будто по нему проехался гружёный обоз — и дело было вовсе не в усталости от долгого дня. Голову озарило запоздалое благоразумие — но было уже поздно. Чуть пришедшие в себя за ночь Медведь и верег Дьярви после побоев продолжать путь никак не могли.

Тогда, тихо подозвав к себе Лешко, Кирилл приказал вернуть отобранный накануне меч кметю. Может, это хоть как-то поможет ему скорее оправиться.

За несколько дней слегка приноровившись к порядком заметённой дороге, войско теперь шло гораздо более споро. На привалы останавливались нечасто. Но, так или иначе, и лошадям, и людям время от времени нужен отдых. Поэтому, как только войско, пополнив припасы, миновало последнюю деревню большого племени Рысей, расселившегося от Кирията далеко на юг, Кирилл распорядился устроить длительную стоянку на ночь. Чуть погодя он обошёл обширный лагерь и с удовлетворением отметил, что настрой ватажников стал не столь напряжённым, как пару дней назад. Знать, притупились воспоминания, избитых воинов отжалели, свершившуюся несправедливость обсудили вдоль и поперёк. То и дело Кирилл всё же чувствовал на себе тяжёлые взгляды, но их стало много меньше.

Однако смутная тревога, что поселилась внутри ещё до отбытия за ворота детинца и часто не давала заснуть, всё никак не отпускала. Мешала, как заноза, которую не удаётся подцепить и достать из-под кожи. Даже проходя по лагерю, Кирилл невольно озирался: как бы не подойти слишком близко к мальчишке-вельду — ведь тот мог оказаться где угодно. Да, Младе было приказано надзирать за ним внимательно, но случается всякое. Очень уж не хотелось снова испытать то, что уже однажды довелось. Тогда всё словно трескалось, расползалось на части одной огромной раной, тонуло в глубокой боли, рвущей тело. После случившегося даже мир вокруг утратил часть красок, стал тусклым и мутным. Эта муть то становилась непрогляднее, то отступала. В самые тяжёлые моменты Кириллу невыносимо хотелось позвать к себе Младу, чтобы развеять её. Но разве гоже правителю признаваться в слабости? Пусть даже и перед одним-единственным человеком. Где знает один — там и двое. А там и остальные.

Отвечеряв вместе с воеводами и тысяцким, которые тоже заметили изменения в войске, а потому подобрели, Кирилл сел на лежанку, медленно расстегнул корзно и бросил его тут же, на сундук. Скинул кожух, сапоги и в оставшейся одежде лёг. Попытался устроиться поудобнее, но походная лежанка нынче словно была набита иголками. Да и постель в замке сейчас вряд ли показалась бы ему более мягкой.

Лагерь понемногу засыпал, только время от времени перекликались дозорные. Ветер снаружи, весь день тихий и едва ощутимый, завывал всё сильнее, трепал холщовые стены шатра, норовил пробраться в каждую щель. Снежинки тысячами мелких крупинок били по поверхности, наполняя воздух еле различимым шелестом. Он становился всё громче и громче, пока не начал вызывать отвращение, точно сотни насекомых ползали вокруг.

Кирилл ещё долго прислушивался к тому, что происходит в лагере, пока его не накрыла тяжёлая дремота. Отрывки странного сна замелькали перед глазами, словно врываясь в распахнутое ветром окно. Сначала прозрачные, а затем осязаемые, наполненные светом давно прошедших лет. Пытаясь уследить за ними, Кирилл всё больше путался в одолевающих его образах. Яркие картины из детства переплелись с очертаниями ариванских домов и бескрайних северных просторов. Он как будто вновь проживал свою жизнь, вспоминал то, что видел когда-то.

Внезапно зыбкие образы потемнели, подёрнулись дымкой и отступили. Теперь на холме, опоясанном блестящей змеёй реки, стояли девять идолов. Но не те, которых он когда-то приказал возвести в Кирияте. Древнее, окруженное кривыми, разлапистыми соснами капище казалось выше и старше их. От него исходил страх народов, чтущих Богов, словно дубовые идолы были пропитаны им. Дерево потемнело от непогоды и времени, но лики их были чёткими, словно вырезанные вчера. Люди копошились вокруг, подкапывали у основания, укладывали дрова и хворост. Лишь один человек наблюдал за кипящей вокруг работой со стороны. Кирилл не видел его лица. Незнакомец стоял поодаль, сложив руки за спиной и его тёмно-красный плащ трепал ветер.

Когда суета улеглась, кто-то поднёс незнакомцу факел; тот медленно обошёл вокруг каждого идола и поджёг их. Огонь расходился неохотно, лениво охаживал жадными всполохами основания божеств, поднимаясь всё выше. Темнота вихрем закручивалась над горящим капищем, сливалась с низкими седыми тучами; вороны с громким, наглым карканьем слетались к нему и кружили, как крупицы пепла у костра. Дымом заволокло всё вокруг, а когда он рассеялся, на месте капища уже стоял огромный каменный замок. Он намного превосходил по размерам замок в Кирияте.

Серые гранитные глыбы, из которых он был сложен, озарялись восходящим солнцем. Стяги с неразборчивым гербом то вскидывались, подхваченные ветром, то опадали. Медленно выползал из-за окоёма диск светила. Его заливало багрянцем, словно кубок — ариванским вином. Горели тем же светом разодранные на куски тучи. Стены замка, будто омытые кровью, оплывали расплавленным воском, растекались вниз по холму, окрашивали воды Нейры. Трава жухла под тягучими потоками, дымилась, земля вздрагивала от боли, пронизывающей её точно хворого человека.

Чужое дыхание послышалось сзади, и тяжёлая рука огладила по спине. Остановилась под левой лопаткой Кирилла, словно примериваясь. Казалось, ещё чуть-чуть и последует удар ножом, но время шло, вытягивая жилы, но ничего не происходило. Хотелось высвободиться из вязкого плена сновидения, но оно закончилось само, оборвалось, как верёвка от чрезмерного усилия. Вязкой тяжестью навалилось утро. Ночь напоминала о себе засевшими в памяти рваными образами, заставляя поверить в то, что всё же была.

Вместе с блеклым светом позднего зимнего восхода лагерь накрыла жестокая непогода. Остервенелый ветер рвал закреплённый завязками полог шатра и качал его, будто силясь вот-вот выдрать из земли колья. Внутри было промозгло, и даже разведенный огонь не помогал прогнать холод. Кирилл закрыл глаза ладонью, отказываясь мириться с тем, что нужно вставать. Сон не принёс отдыха, а только вытянул силы. Гомон громко матерящихся сквозь завывания ветра и скрип сосен кметей заполнял лагерь. Хлопали палатки и шатры, гремели посуда и оружие, лошади фыркали, снег скрипел под ногами проходящих мимо людей.

Кирилл поднялся и ополоснул лицо ледяной водой из оставленного с вечернего умывания ушата. И вместе с ней по коже словно стекали обрывки сна. Подробности его стирались из памяти, осталось только давящее чувство пережитого беспокойства и опасности. Отражение Кирилла, дрожащее от расходящихся на поверхности кругов, показывало, что он сейчас не в лучшем состоянии. Щёки заметно ввалились, ещё сильнее очерчивая скулы, глаза потемнели и отсвечивали незнакомой ему самому сталью. На подбородке и щеках торчком стояла какая-то диковатая щетина. Тяжелый вздох невольно сорвался с губ. Кирилл опустил руку в ушат, разрушая своё отражение.

С хрустким от мороза шелестом откинулся полог шатра, и тут же позади раздался беспардонный возглас Хальвдана:

— Ну? Долго будешь на себя любоваться?

Скомканное полотенце прилетело в спину и упало на притоптанный снег. Кирилл выпрямился, тряхнул головой, откидывая упавшие на лоб волосы, и медленно, с угрозой повернулся. Хальвдан, хмурясь, смахнул с плеч снег и взглянул так же недобро и подозрительно, как несколько дней назад. До сих пор серчает, никак не может простить наказание своего воина. Всё одно к другому.

— Паршиво выглядишь, — дёрнув бровью, невесело хмыкнул верег.

— Скоро ещё и вонять будем похлеще бродяг.

Хальвдан согласно покачал головой, но тут же ехидно улыбнулся.

— Ты-то по кнезовому делу можешь и в баню к какому старосте напроситься. Не откажут.

Кирилл хотел было ответить, что некие благодарные девицы тоже могут пустить доблестного воеводу к себе в баньку. Да ещё и попарить хорошенько. Но, передумав вступать с ним в очередные пустые пререкания, поднял полотенце и промокнул лицо.

— Скажи. Тебе снятся скверные сны, Хальвдан?

Тот сложил руки на груди и прошёл дальше в шатёр. Вряд ли что-то беспокоило его настолько, чтобы находило отражение во снах. Верег всегда относился к жизни и неурядицам проще, говорил, что нить его судьбы спрядена ещё у колыбели — так к чему изводить себя по каждому поводу. Да и вёл себя порой так, будто за его спиной стояли все северные Боги разом. Но лицо Хальвдана вдруг утратило издевательское выражение, и он оглядел Кирилла более участливо.

— И давно?

— Первый раз сегодня, — Кирилл проследил взглядом за Лешко, который наконец принёс нагретую на костре воду. Только уж надобности в ней не было. Мальчишка, поняв это, виновато поклонился и снова убежал, видно, за завтраком. — И вроде ничего особенного. Как будто обо мне. А вроде, и нет.

— Будь ты верегом, — прохаживаясь мимо, размеренно проговорил Хальвдан, — я бы сказал, что вещие норны посылают тебе предзнаменование. Встречал, бывало, как некоторые воины видели во снах то, о чём нам обычно знать не суждено. А после всё и сбывалось. Хорошее или плохое — по-разному. Но как оно у вас, немеров, заведено — судить не возьмусь.

— А… пёс с ним. Всё это глупости, — Кирилл махнул рукой.

— Как знаешь… Я только предупредить хотел.

Может, в словах Хальвдана и была доля истины. Кириллу даже казалось, что однажды он уже видел того незнакомца в багряном корзне. Но как увязать сон с тем, что могло его ждать в походе, он придумать никак не мог. И вряд ли кто-то в этом деле ему поможет. Супротив многих других правителей, Кирилл отродясь не привечал подле себя ни провидцев, ни ведунов. Всегда считал, что они порядком засоряют голову ненужными мыслями, а то и до беды какой могут довести. А верег, от которого, кроме как по делу, серьёзное слово не всегда услышишь, тоже плохо годился на место толкователя. Поэтому Кирилл решил этот разговор оставить.

— Скажи лучше, сильное ненастье началось? Мы сможем пойти дальше?

— Выйди да и сам посмотри, — буркнул верег. — Снега намело по уши, ветер чуть из сапог не выдёргивает. Парни палатки по всему лагерю ловят.

— Значит, остаёмся, пока не утихнет.

— Остаёмся. Куда идти в такой буран? Авось, долго не продлится.

— Время потеряем, — Кирилл вздохнул с сожалением, глянув в просвет полога, за которым, словно обезумев, метались мелкие снежинки.

— Мы потеряем больше времени, если будем в непогодь по лесу блукать. А тут хотя бы деревня недалеко, коли чего.

Да, в такую непогоду лучше всего было оказаться рядом с каким селением. Там и укрытия можно попросить, если станет совсем уж худо. Большому войску укрыться сложно, но, коли припечёт, так хоть по пять дюжин человек в овин — и то не до жалоб. Но пока что бежать к Рысям было рано. Просто сильный снегопад. Пройдёт туча, может, ещё до середины дня — а там и снова можно в путь.

Словно подчинившись чаяниям всех воинов дружины, снегопад и ветер стихли. Правда, лишь к сумеркам, а потому пришлось оставаться в еле видном среди сугробов лагере ещё на одну ночёвку. Всю ночь было тихо. Мужики, насидевшись в палатках, отогревались у костров и сушили порядком промокшую за день одежду.

Наутро из-за облаков даже проглянуло солнце, жёлтое и яркое — точно весной. Воины оживились, словно застоявшиеся без движения кони, и на удивление расторопно собрались в путь. Неожиданная оттепель всё расходилась, будто природа вдруг позабыла, что вокруг только начало Сечня. Щедро выпавший накануне нег наполнился влагой, сугробы осели. Даже можно было распахнуть корзно, не боясь, что разъярённый ветер вынет душу.

Радуясь тому, что непогода отступила, Кирилл позабыл и о своем недавнем беспокойстве. Казалось, Боги наконец-то дали знак, что, несмотря на все неурядицы, всё сложится хорошо. Может, уваженный ристаньями и пиром Варла будет благоволить им всю дорогу.

Расхлябистая по случаю внезапного тепла дорога уводила войско всё дальше на юг от весей племени Рысей. Теперь деревни будут встречаться реже. Здесь селились немеры небольшими общинами, а то и вовсе отдельными семьями. И лишь через много вёрст начинались земли тривичей. Там их, верно, уже будет поджидать Восточное ополчение — его-то буря скорей всего миновала.

Но, будто в насмешку надо всеми людскими надеждами, к вечеру лес вместо благостного умиротворения охватило и вовсе тягостное безмолвие. Ветер не колыхал ни единой ветки, не гнал позёмку. Хоть зимой в глуши почти всегда тихо, но теперь даже воздух будто бы застыл, поглощая все звуки. С запада друг за дружкой поползли сначала одинокие облака, а за ними, как на привязи, потянулось сумрачное покрывало лохматых, словно безумные старцы, снежных туч. Скоро так и не успевшее упасть за окоём солнце потонуло в сплошной хмари.

Кирилл не сразу заметил, что все вокруг замолчали. Тишину разрушал только глухой скрип снега под копытами коней, ногами кметей и полозьями саней. Воины точно впали в оцепенение и зыркали по сторонам в ожидании подвоха. И казалось, что у каждого в голове засел один и тот же вопрос.

Что происходит?

А к ночи лес скинул с себя настороженную неподвижность и зашумел, зашелестел, наполнился завываниями ветра, сначала тихими, а затем всё более смелыми и угрожающими. Погода, как и накануне, портилась настолько стремительно, что совершенно невозможно было уследить, когда начался снегопад, перешедший в настоящий буран. Вот вокруг всё спокойно и мёртво, а в следующее мгновение оголтелые порывы ветра уже срывают с плеч корзно, забивают нос и глаза снегом. Сосны стонали и кренились; дорогу не стало видно уже на расстоянии вытянутой руки. Всё повторялось, как в плохом сне. Вот только войско теперь не стояло добротным лагерем на привале, а застряло где-то в чащобе бесконечных лесов, вдалеке от любого людского жилья.

Внезапно жеребец Кирилла упрямо встал и пригнул голову. Он недовольно закусывал удила, по его намокшей шкуре ходили волны раздражения. Никакие уговоры и успокаивающие похлопывания по шее не могли заставить его идти дальше. Да и остальные остановились в попытке хоть что-то разглядеть, прикрывая глаза ладонями.

— Что за пропасть? — донёсся из-за спины голос Бажана. Крепкое ругательство потонуло в гудении ветра и рыданиях гнущихся под его напором деревьев.

Воевода поравнялся с Кириллом, повернулся к ветру боком и замер. Тут же с наветренной стороны его начало облеплять снегом.

— Так дальше ехать нельзя, — пытаясь докричаться сквозь гул, обратился к нему Кирилл и едва успел поймать сорванную с головы шапку. Солидный ком снега с околыша посыпался за шиворот вперемешку с талыми струями, стекающими по лицу.

— Снова разбивать лагерь? — Бажан стряхнул с плеча целый сугроб, налипший в считанные мгновения, и огляделся. — Ни зги не видать. Заплутаем. Эти тучи преследуют нас, чтоль?

В первый миг Кирилл даже готов был в это поверить. Как будто ненастье, отступив прошлым днём, сделало круг и, набравшись сил, снова нарочно навалилось на войско. Лишь бы не дать идти дальше. Замести, похоронить под слоем снега, который, только ударит мороз, схватится толстой коркой.

Кирилл тревожно огляделся, словно кто-то тронул его за плечо, и показалось, что среди белёсых снежных потоков можно разглядеть женскую фигуру, замершую между бурых стволов сосен. Не хрупкую, сотканную изо льда и морозной пыли, а высокую, властную и угрожающую. Откуда здесь взяться женщине? Но с новым ударом ветра, наваждение развеялось: это всего лишь причудливой формы сугроб, наметённый на поваленной берёзе.

Сквозь вой бури прорвался голос подъехавшего Хальвдана:

— Хорошего лагеря так не разобьёшь. И много дерева для огня не сыщешь. Но остановиться надо, иначе нас заметёт прямо на этой дороге.

Верег оглянулся на замершее позади войско, а затем поднял лицо к небу, что давно уже слилось с землей в одну слепую мешанину. Кому, как не сыну севера знать, как в таком случае лучше поступить. Столь сильные бураны могут зверствовать сутками. Идти дальше невозможно, хочешь-не хочешь, а останавливаться надо. До заката ещё далеко, но вокруг всё равно темно, словно ночью.

— Надо уйти глубже в лес, — Кирилл наклонился к Бажану. — Между деревьев не так метёт. Уходим с дороги на восток. Ветер будет в спину. Попытаемся переждать метель. Отдайте приказы сотникам: через двести саженей останавливаемся. Пусть кмети разбивают лагерь, как смогут. Хоть какие-то укрытия. И лошадей пусть берегут.

Бажан кивнул, Хальвдан же только сильнее запахнулся в плащ, что за его спиной упрямо пытался развернуться парусом. Воеводы вернулись к головному отряду, и после их распоряжения войско двинулось вправо от дороги. Дело шло медленно. Сотники постоянно носились туда-сюда, стараясь уследить, чтобы ослепшие во мгле мужики не ушли в другую сторону. Только к сумеркам, разровняв сугробы сотнями ног да подтащив сани, за которыми можно было бы укрыться, все расположились между деревьев. Лишь ночная тьма начала опускаться на землю, разглядеть хоть что-либо стало совершенно невозможно.

Кирилл наконец убедившись, что больших бед в суете не случилось, спешился и едва не по колено провалился в снег. Хорошо, что за три луны так и не намело глубоких сугробов. Иначе пришлось бы располагаться прямо на дороге.

Метель не утихала ни на миг и яростно рвала из рук кметей промасленную ткань палаток при попытке хоть как-то их расставить. Многие воины сразу бросили бесполезное занятие, некоторые же оказались упорнее, и кособокие холщовые навесы выросли тут и там, едва виднеясь на фоне снега. Их кое-как укрепили на самых надёжных с виду кустах.

Лешко захлопотал, руководя другими отроками, которые силились расставить шатёр Кирилла, но, заметив это, он запретил им тратить время и силы. Ещё чего доброго подхватит их ветром да унесёт. В такую бурю за благо сойдёт и обычная палатка.

Конные, щурясь от ветра, не забыли про своих лошадей. Увели их под ненадёжное, но всё же хоть какое-то укрытие облезлых кустов, накрыли попонами и сами устроились подле.

Успело окончательно стемнеть, прежде чем в разрозненном и жалко выглядящем лагере, помимо редких факелов, вспыхнул первый костёр. Пригодные для разведения огня ветки, как и хворост, найти было почти невозможно, да и они, влажные или мёрзлые насквозь, загораться не хотели. Даже от заботливо припасённой на подобный случай бересты. Спасал только запас сухих дров, прихваченных из детинца. Некоторые пытались отыскать кругом ели, чтобы нарубить нетронутых снегом нижних сучков, но здесь почти сплошняком росли лишь сосны да берёзы. А потому порядком замёрзшие кмети нескоро смогли собраться у несмело разрезавших ночную мглу огоньков. Кто-то хотел приготовить даже кой-какую похлёбку, но та, кажется, на ветру остывала быстрее, чем нагревалась от костра. Посему всем: и воинам, и воеводам, и даже Кириллу — пришлось жевать запрятанную в заплечных мешках на самый чёрный день вяленую говядину и хлеб.

Ещё в середине ночи найденные кметями в снегу ветки закончились. А старшины запретили сразу же изводить весь запас дров. Костры погасли, так и не принеся большой пользы. Кирилл и хотел бы дать воинам погреться чуть дольше, но знал, что сожги хоть все деревья в округе, а это не получится. Тёплый воздух тут же уносило ветром. Поэтому, как и все, он сел под сооружённым у одной из повозок навесом среди своих людей. С одного бока его подпёр Хальвдан, с другого — кметь, настолько закутанный в плащ, что его лица не было видно.

— Меня даже любопытство берёт, надолго мы так застрянем? — пробурчал верег.

Кирилл не сразу понял, что обращаются к нему. Лишь когда Хальвдан толкнул его в плечо, встрепенулся. Но, будто вовсе не ожидая ответа, воевода пошарил в своей солидной дорожной сумке и достал оттуда кожаную баклажку. Немного повозился, выдёргивая пробку, понюхал и, удовлетворённо ухмыльнувшись, отпил. Не иначе прихватил из замка вино — им сейчас хорошо согреваться. Хотя больше для этого подошёл бы добрый мёд.

Но мёда не было, поэтому Кирилл с благодарным кивком принял из рук Хальвдана баклажку и тоже отхлебнул. Сначала вино обдало горло прохладой, но тут же разлилось внутри долгожданным теплом.

— Надеюсь, к утру снегопад закончится, — сказал он, выдохнув в схваченный морозом воздух облачко пара.

Сказал — и сам не поверил. Когда беда повторяется сызнова, уже сложнее думать, что и на этот раз всё обойдётся. Но Кирилл не имел права поддаваться унынию. Он снова приложился к горлышку баклажки и протянул её соседнему кметю. Тот глянул удивлённо, но отказываться не стал. Южный напиток мягко ласкал нутро, приятно растекался по телу немного жгучей волной. Кирилл откинул голову и упёрся затылком в перекладину саней.

— Хорошо же мы сейчас смотримся. Ты глянь. Грозное войско, — ядовито заметил Хальвдан, озираясь. — Вельды, небось, преспокойно сидят в своем лагере, пьют какую-нибудь брагу, жгут твой лес в кострах. А мы, как последние остолопы, мотаемся за ними.

— Если хотим от них избавиться — будем мотаться, сколько надо. Да и к тому же… скоро всё наладится.

Он вгляделся сквозь мглу в тёмные фигуры кметей, пятнами раскиданные меж деревьев. Лишь бы никто не отморозил себе чего. Хоть подмораживало не столь уж сильно, но такая погода всё одно опасна. Промозглый ветер упрямо выцарапывал из-под одежды тепло. Крупица за крупицей. Съеденная ранее говядина, как и вино, уже перестала греть тело изнутри. И голова осталась ясной. Кирилл попытался разглядеть среди остальных Младу, но быстро понял, что это тщетно. Кто знает, где она? И наверняка, присматривая за вельдчонком, будет держаться поодаль.

— Лешко, — позвал он отрока, который в окружении товарищей сидел напротив, по другую сторону потухшего костра. Они походили теперь на взъерошенных воробьёв, жались друг к другу, стараясь сохранить тепло.

— Да, княже, — тут же вскинулся мальчишка.

— Вот, возьми, — Кирилл сбросил с плеч овчинный тулуп, накинутый прямо поверх корзна. — Надень и пойди сыщи в Левом полку Младу. Просто узнай, как она. Доложишь мне.

Отрок кивнул, кутаясь в огромный для него тулуп по самые уши. Высоко поднимая ноги, он пошёл через сугробы, то и дело окликая воительницу.

— Зачем парня погнал? — косясь на Кирилла, проворчал Бажан, который сидел рядом с Хальвданом. — Потонет в снегу.

— Не потонет. А Млада — девица, ей сложнее, чем другим. К тому же за вельдом приставлена надзирать. Как бы он в этой суматохе не подевался куда.

Верег хитро прищурился, посматривая на него.

— Не слишком ли близко ты девицу к себе подпустил? Чую, не в тревоге за вельдчонка дело.

— Тебе почём знать? — бросил Кирилл. — Ты о других не сильно-то заботишься.

Хальвдан вдруг помрачнел и запрокинул голову, выцеживая из баклажки в рот остатки вина.

— И правда, — выдохнул он после. — Почём мне знать…

Кирилл внимательно оглядел его — показалось, этим верег хотел сказать что-то другое. Но, несмотря на видимую открытость, многое Хальвдан надёжно хранил внутри и не торопился обсуждать даже с другом. Помнится, когда с братом простился на Медвежьем утёсе, только коротко сообщил, что тот с ними не поплывёт — больше слова об этом от него не было слышно за все два лета. Что уж говорить об его истинном отношении к Младе. Верег то осыпал её нападками, то яростно вступался, как тогда, в испытании поединком. Судачили-то о нём часто и щедро, а правда только одна — в голове Хальвдана. И её оттуда щипцами калёными не вынешь, если он того сам не захочет.

Лешко на удивление скоро вернулся. Его успело изрядно припорошить снегом, в борьбе с сугробами он запыхался и устал. Но бодро доложил, что Млада, мол, за вельдом приглядывает и не страдает от метели больше, чем остальные. Другого ответа от воительницы можно было и не ожидать.

Однако это Кирилла отчасти успокоило.

Ночь тянулась невыносимо долго. То и дело мёрзли руки даже в толстых рукавицах, застывали ноги — и приходилось вставать, чтобы размять их. Утром ветер немного ослабел, хоть снег сыпал так же густо. Несмотря на это, Кирилл с воеводами решили двинуться в путь. Сегодня впереди хоть что-то можно было разглядеть. А какое-никакое движение всё ж лучше, чем бестолковое сидение задом в сугробе. Кмети стряхивали с плеч снег, топтались на месте, разгоняя по телу кровь, некоторые снова пытались развести костры. Лошади брыкались, противясь тому, чтобы идти дальше.

От саней отгребали снег и, наваливаясь по пять-десять человек, пытались вытолкать их из наносов. Сборы заняли все утро, и войско двинулось дальше только после полудня. Кирилла злила эта задержка, и теперь его всё сильнее одолевали мысли о том, как добралось до деревни тривичей ополчение из Елоги. Если непогода застала и их, то, возможно, придётся ждать вои ещё некоторое время. Похоже, управиться с делом в короткий срок не удастся. А зимой любое промедление грозит обернуться гораздо большими трудностями.

Однако непогода была не самой большой неприятностью, которая поджидала дружину. Вскоре выяснилось, что дорогу совершенно не видно. То ли войско сбилось с пути, то ли её замело. Хотя казалось, какой бы ни был сильный снегопад, запорошить хорошо протоптанную тропу он не смог бы. Сторожевой отряд вернулся в полной растерянности. Они едва сумели отыскать путь обратно к войску — настолько быстро в пурге пропадали любые следы. Войско растянулось ещё сильнее, появилось много отстающих. Сотники то и дело нагоняли головной отряд и сообщали воеводам, что нужно чуть сбавить шаг. Скоро их голоса и раз от раза всё более виноватый вид стали вызывать раздражение.

Кирилл закипал от собственного бессилия и изматывающего холода. Невольный гнев, посещавший его так редко последние дни, снова заливал голову горячим свинцом. Хотелось обвинить во всех неурядицах хоть кого-то, но виновато было только ненастье. Только с природой спорить бесполезно, а злиться на неё — и того бесполезнее. Прошёл ещё день с одним коротким привалом для обогрева, но дорога так и не была найдена, да и ни единая деревня не появлялась впереди. К тому же снова поднялся ветер и новая ночь показалась холоднее предыдущей.

Теперь сквозь то ли хохот, то ли плач метели прорывался кашель воинов. Не всем удалось сохранить достаточно тепло и остаться в здравии. Отрокам было приказано отыскать повозку с приготовленными Лерхом снадобьями и хоть чем-то помочь захворавшим. С превеликим трудом снова разожгли несколько костров, уже не думая о сохранении запаса дров. Ветер полночи носил по лагерю запах трав и тихие разговоры совсем уж обескураженных и подавленных затяжной непогодой кметей. Следующую подобную ночь могли пережить и не все.

Кириллу беспокойство от свалившихся на войско напастей не позволяло даже попытаться заснуть. Несмотря на возражения воевод, он сам ходил по лагерю от костра к костру и справлялся о здоровье кметей, подгонял отроков. Но воины не жаловались и уверяли, что не испытывают вовсе никаких неудобств — подумаешь, снежок сыпет. В конце концов его отыскал Хальвдан и едва не силой увёл под навес.

— Если ты тут подохнешь — кому-то легче станет? — бурчал он по дороге.

А Кирилл всё никак не мог сбросить с себя лихорадочное желание хоть чем-то помочь войску, пусть и знал, что от его потуг толку всё равно не будет. Не захлопнется в одночасье эта бездна, извергающая снег и ветер. Не уймётся буйство метели лишь по одному его слову. Он — князь, правитель множества племён и владелец земель. Но этой неистовой и дикой силе он мог приказывать не больше, чем чахлая травинка в поле.

К утру Кирилла всё же одолела усталость, и он задремал, привалившись к покрытым инеем саням, чувствуя, как скупое тепло костра, кое-как разведённого в углублении, скользит по лицу.

Позже к нему кто-то тихо подсел. А он и не заметил, как Бажан, сидевший до этого справа, уже встал; теперь его голос отчётливо гремел вдалеке, отдавая указания вконец измученным сотникам. Иногда он прерывался возгласами Хальвдана — его верегский говор трудно было не узнать. Кирилл, раздражённый мыслью о том, что его никто не разбудил, пошевелился, сбрасывая дремоту.

И понял, как же кругом тихо.

Ветер унялся, и уже это можно было назвать тишиной. В ветвях над головой щебетали и щёлкали клесты. Где-то совсем неподалёку слышался треск дров в костре, тепло, больше не уносимое безжалостными порывами, всё гуще расползалось вокруг и уже окутывало застывшие ступни. Можно было просто сидеть и наслаждаться тем, что непогода отступила.

Кирилл провел по лицу ладонью и открыл глаза.

— Хватит спать, княже. — Млада улыбнулась, пошевелила корявой палкой дрова в костре, и пламя разгорелось ярче. — Бажан отправил меня тебя разбудить. А костёр-то твой почти потух.

— Всё закончилось, — невпопад ответил Кирилл и огляделся.

Сквозь прорехи в облаках выглядывало солнце, освещая яркими пятнами снующих тут и там воинов. Суета, но не натужная, а скорее радостная, наполняла лагерь. Парни громко и облегченно переговаривались. Откуда-то издалека тянуло ароматным мясным варевом. Надо же, шустро взялись за готовку — ведь одной только солониной и хлебом пузо сильно не набьёшь. Кирилл и сам не отказался бы сейчас съесть чего горячего.

— Да, всё закончилось, — глядя вдаль, кивнула воительница. — Но дорогу-то мы так и не нашли. Кажется, совсем ушли в сторону.

Она внимательно посмотрела на Кирилла и снова поворошила горящие поленья. Плащ, уже оттаявший, мокрой неприглядной тряпкой свисал с её плеч и едва заметно дымился от близости костра.

— Это не беда, найдём! — Кирилл снял рукавицы и потёр ладони.

— Я принесу чего поесть. Тебе надо согреться, княже.

— Не беспокойся. Лешко принесёт, — нарочно не посмотрев на Младу, бросил он и, отыскав глазами Бажана, поднялся. — Ты лучше шла бы, пленника своего караулила.

Кирилл размял одеревеневшие от долгого сидения ноги и поспешил за уходящим вглубь лагеря воеводой. Поравнялся с ним и ответил на приветствие кивком.

— Как думаешь, Бажан, далеко мы ушли не в ту сторону?

Тот передёрнул плечами и взглянул в небо.

— Изрядно. Почти весь день топали не туда. Но по солнцу теперь исправиться легче.

— Все целы после ночи?

— Не все, конечно. У многих воев теперь жар и лихорадка. Как только дойдём до какой деревни, оставим их там. Всё равно им уже до конца не дотянуть… Ещё пало больше дюжины лошадей — и тяжеловозы тоже. Некоторые сани из обоза придётся бросить.

Кирилл посмотрел себе под ноги, размышляя.

— Отправим несколько человек искать дорогу, — он остановился. — Всем войском по лесу таскаться не станем. Пусть парни пока передохнут.

— Так будет лучше всего, — согласился Бажан.

— Прикажи сотникам подобрать людей. Человек пятерых — не больше.

Воевода кивнул и громко, так, что едва не заложило уши, кликнул сотника Варея, который как раз ходил поблизости. Тот выслушал приказ и без промедлений отправился исполнять. Бажан собрался было уходить вслед за ним, но Кирилл его окликнул.

— Зачем ты послал ко мне Младу? Знаешь ведь, что у неё особое задание.

— Думается мне, ты её сильно увидеть хотел всё это время, — воевода почесал мокрую от снега бороду. — Не знаю уж, почему. И не скажу, что мне это нравится. Но вижу, что рядом с ней тебе как будто… легче становится. Вот и послал. А вельд никуда не денется.

— С чего ты взял, что я хотел её увидеть? Что за вздор?

— Вздор-не вздор, а вон, подскочил ты, как ужаленный. Разве не хорошо?

И правда, а он и не заметил, как уныние и тягостную тревогу последних дней как рукой сняло. Только дело тут могло быть попросту в отступившем ненастье. Кирилл прищурился, разглядывая Бажана. Тот старательно отводил взгляд. Видно, не обошлось здесь без Хальвдана, который единственный из ближников знал о том, что случилось в светлице после праздника. Всё ж проболтался. Чего доброго, и Бажану мысли отравит подозрениями. А может, так даже и лучше.

Сотник Варей, что-то раздражённо бормоча себе под нос, подошёл снова. Оглядел замерших друг напротив друга Кирилла и Бажана, но обратиться всё же решился.

— Кметей на поиски дороги я собрал. Вот только… Идти они отказываются, коли с ними Млада не пойдёт.

Воевода перевёл на него мрачный взгляд, а тот только руками развёл.

— Это что за капризы, я в толк не возьму?

— Ты и княже, может, не знают. Но когда буран был… Многие какую-то бабу среди деревьев видали. Некоторые говорят, что это сама Морена была. Так вот боятся, как бы не пропасть в чаще теперь.

— А Млада тут при чём? — Кирилл подошёл к сотнику ближе.

— Так известно же… Светлые Боги ей благоволят, а значит и Морену она отпугнуть сможет.

Бажан громко фыркнул, но почему-то возражать словам Варея не стал. Однако, судя по тому, как скривилось его лицо, справедливым он такое суеверие кметей не считал. А ведь, если задуматься, парни перестали коситься на Младу аккурат после её возвращения из разведки, как и подтрунивать над тем, что она — девка. После испытания железом о воительнице ходили и вовсе небывалые пересуды. Правда, вскорости затихли. Но, получается, теперь воины дружины наделяли её едва ли не Богами данной удачливостью.

Кто знает, что на самом деле крылось в Младе? Кириллу самому довелось убедиться в её необычности.

— Раз так, пусть тоже едет, — он махнул рукой, отсылая сотника. — А за вельдом самолично теперь следить будешь.

Тот расторопно откланялся и ушёл. Бажан помолчал, сжав пальцы на оголовье меча, но всё же не выдержал.

— И ты туда же. Какая, к бесам, Морена?!

— Хочешь верь, хочешь нет, а я её, кажется, тоже видел, — вздохнул Кирилл и направился к своему шатру, который уже успели расставить.