След бури

Глава 19

Кирилл медленно открыл глаза, и голову тут же прострелило болью где-то в темени. Он сжал зубы и провёл ладонью по лицу. Убить бы Хальвдана. Только он умеет сделать так, что не успеешь опомниться, как уже за разговором с ним надерёшься до поросячьего визга. А верегу хоть бы что.

Свет казался слишком ярким, хоть на улице было, кажется, пасмурно. Во рту стоял мерзкий привкус каких-то трав. Кирилл, чуть покачиваясь, дошёл до стола, на котором стоял кувшин со свежей водой, и, не утруждая себя тем, чтобы взять чарку, припал губами прямо к его шершавому глиняному краю. Прохладная струя потекла по подбородку и шее за шиворот. Тело продрал озноб.

Напившись вдоволь, Кирилл опустил взгляд на то место, где за несколько дней привык видеть посох волхва. Его там не было. По спине пронеслась ещё одна волна неприятного, почти болезненного озноба. Что за шутки? Кирилл обошёл вокруг стола, заглянул в каждый угол покоев, чувствуя, как всё сильнее начинает ломить кости и холодеют ладони. Проклятого посоха нигде не оказалось.

— Лешко! — Но ни единый звук не выдал присутствия в соседней каморке отрока. — Лешко, мать твою!

Раздалось несмелое шебуршание. Дверь приоткрылась, и мальчишка непривычно осторожно и медленно вышел, чуть пригибая голову. Будто провинился в чём.

— Лешко, ты не помнишь, когда я вчера пришёл сюда, при мне был посох? — Кирилл на ходу натянул через голову рубаху и снова взглянул на отрока.

Тот немного подумал и помотал головой.

— Нет, ничего такого не было, княже.

— Уверен?

Лешко почему-то испуганно глянул на дверь и вздохнул.

— Уверен, княже. Вчерась, как воевода Хальвдан ушёл, я же всё собрал. И с пола тож, — он осёкся. — Никакого посоха не было.

Кирилл хмыкнул, одолеваемый нехорошим подозрением.

— А воевода посоха не забирал?

— Этого я не видел, — мальчишка поспешно упёр взгляд в носки своих сапог. — Вышел только когда его уже не было.

— Хм…Хорошо.

Хотя ничего хорошего, конечно же, не было. Скорей всего, мальчишка врёт. Непонятно только, зачем Хальвдана прикрывает. Не зря не понравился вчера Кириллу загадочный вид верега. Но тот знал его слишком давно, чтобы не суметь заговорить зубы. И не найти повода выпить. С Хальвданом всегда так, хоть такое случалось в последнее время редко. Тем более это должно было заставить Кирилла задуматься. Но он был невероятно зол на Младу и на себя за собственную жестокость к ней, а потому на такую мелочь, как внезапное предложение Хальвдана немного отдохнуть под последние, как он утверждал, пару бутылок ариванского вина, не обратил должного внимания. Как оказалось, «последних» бутылок вина у верега было гораздо больше, чем две.

— Позови его ко мне. И Бажана тоже. — Кирилл застегнул пояс и пригладил волосы. Лешко, покусывая губу, медленно пошёл к двери. — Да поживее же, холера!

Встрепенувшись, отрок пригнул голову ещё сильнее и шмыгнул за дверь. Кирилл в тишине снова неспешно обошёл всю светлицу, даже к Лешко заглянул, отметив попутно, что мальчишке стоило бы почаще убирать свою каморку.

Воеводы на встречу не торопились. Как будто приказ князя для них не так уж и важен. Тем временем солнце лениво ползло по небу всё выше. Облака начали рассеиваться, расползаться лохмотьями, и двор внизу залило желтоватым, почти весенним светом. Кирилл отошёл от окна и поводил языком по нёбу, снова чувствуя странный привкус трав во рту.

Наконец дверь отворилась и вошёл Бажан. Прячась за его спиной, следом проскочил Лешко и едва не бочком вдоль стенки юркнул в свою комнату. Кирилл посмотрел поверх плеча воеводы, ожидая, что войдёт Хальвдан, но тот не появился.

— Он не придёт, — предупреждая вопрос, буркнул Бажан. — Здрав будь, княже.

Кирилл промолчал. Что за очередные выходки верега? Он неспешно оглядел старика, но тот невозмутимо выдержал пытливое изучение. Даже не шелохнулся.

— Почему же он не придёт? Мается от похмелья?

Бажан криво усмехнулся, как и Кирилл, прекрасно зная, что похмелье верега никогда особо не мучило. Тем более так, чтобы не прийти по приказу.

— Он уехал, — как будто мимоходом бросил воевода, продолжая смотреть в упор. — Сегодня на рассвете. И чтобы ты не утруждал себя расспросами, княже… Он забрал посох.

Кирилл шагнул к нему, пытаясь унять сухую, как горячий песок, осыпающий его с головы до ног, ярость. И увидел на лице Бажана только спокойствие и решимость.

— На кой ему этот посох?!

— А тебе?

Честно ответить на этот, казалось бы, простой вопрос Кирилл не смог даже самому себе, но знал, что посох нужен ему. Сейчас без него он чувствовал себя так, будто ему оторвали руку. Он ощущал его изрубленные рунами изгибы в ладони, холод стали и шершавость древесной коры… но это только мерещится.

— Это мой трофей. Мой! — глухо и отчётливо процедил Кирилл. — Способ понять вельдского волхва. Возможно, узнать, что он скрывает! Вы хотите помешать мне в этом? Хотите утаить от меня что-то? Вчера этот Грюмнёрэ, которого, оказывается, никак нельзя найти. Теперь крадёте у меня посох… Что дальше? Что вы задумали?

Бажан не шевельнулся, не опустил взгляда, не издал ни звука. Прошли несколько мгновений тишины, прежде чем воевода ответил.

— Ты приказал избить Квохара до полусмерти. Он теперь лежит в бреду, и даже Лерх не может сказать, выживет ли. Вчера захотел казнить Младу, хоть она только защищала тебя всё это время и спасла тебе жизнь. Но ты предпочёл об этом позабыть. И я знаю, что сейчас ты прикажешь разыскать Хальвдана и наказать его. Возможно, велишь наказать и меня. Ты даже забыл справить тризну по Вигену, чьей смертью так озабочен. Сам-то видишь, что с тобой стало?

Не во всём Бажан был прав. Кирилл уже не собирался казнить Младу, хоть и пригрозил вчера. Он смутно помнил, как они долго говорили с Хальвданом о ней и о её вине. Верег, так же, как и Бажан сейчас, настаивал на том, что она не заслуживает такой расправы. Пусть убийца, но, может, всё в прошлом. Ведь она не охотилась ни на кого из дружины и сражалась вместе со всеми так, как могла. Он говорил о ней много, тихо и с горечью в голосе, хоть во время допроса Млады не вступился за неё ни словом. Да тогда это всё равно было бесполезно. Но они сошлись на том, что Млада будет выслана из Кирията так или иначе. Оставлять её в дружине Кирилл не хотел. Не мог спустить ей ложь и упрямство.

— Как мне ещё поступать? — помолчав, холодно возразил он на слова воеводы. — Вы ставите мне палки в колёса!

— Ты стремишься оторвать бошки всем подряд! Где твой рассудок? — рубанул рукой Бажан. — А ведь мы пытаемся уберечь тебя!

— От чего, бесы вас раздери?

В дверь негромко, но настойчиво постучали. Бажан, уже открывший было рот для ответа, нахмурился и обернулся. В светлицу заглянул стражник. Оглядев мрачные лица Кирилла и воеводы, он сглотнул, но всё же вошёл и доложил:

— Там служанка от Гесты. Что-то передать хочет.

Геста… Про неё Кирилл успел позабыть за эти напряжённые и сумбурные дни. А ведь она тоже ждала своей участи, подумать над которой не оставалось ни времени, ни сил. Кажется, вчера с Хальвданом они разговаривали и о Гесте тоже. Насчёт неё верег был более суров. Предлагал незамедлительно отправить её на Медвежий утёс вместе с извинениями конунгу. Вспомнилось это только теперь.

Голова, уже раскалённая гневом, начала остывать. Кирилл выдохнул и потёр пальцами глаза.

— Пусть войдёт.

Стражник скрылся, а вместо него вошла Малуша. Хоть Кирилл обычно и не запоминал имён чернавок, но эту знал хорошо. И на дух не переносил: уж сколько с ней было в своё время мороки. За шашни с Хальвданом он чудом тогда не приказал прогнать Малушу вон, да старшие и уважаемые в его доме женщины заступились. Детишки у неё, мол, мать в преклонных летах… Не погуби владыка. И он отступил.

Малуша, скромно склонив голову, едва подняла чёрные глаза на Кирилла и тихо произнесла:

— Геста просит встретиться с тобой, княже. Измаялась вся, говорит. Объяснить всё хочет.

Можно подумать, тут было, что объяснять. За такие выходки, ценой которым стала смерть Вигена, и которые повлекли за собой ворох неразберихи и новых забот, Гесту мало было просто отправить домой с миром. Но Кирилл понимал: он тоже виноват во всём, что случилось. Да и ссоры с Ингвальдом теперь будут некстати.

— Передай, что я приду к ней сегодня. Иди.

Малуша поклонилась и ушла. Бажан всё это время стоял чуть позади, скрестив руки на груди. Кирилл развернулся к нему.

— Значит, говоришь, я незаслуженно вас обижаю? — он усмехнулся. — Жестоко поступаю с вами… Как же! Погляди на Гесту. До чего довела её самовлюблённость и непокорность. Она решила, что может поступать так, как ей вздумается, расправляться с моими людьми, лгать и прикрываться другими. А потом делать невинные глаза и уповать на то, что я её прощу, — Бажан на эти слова только пожал плечами. — И взгляни на Младу. Тоже хороша! Проклятье, и как только её принесло сюда из Аривана? Убийцу, которая, хоть и прослужила в дружине столько лун, а всё равно непозволительно своевольна и себе на уме… Кстати, ты хотел вчера с ней потолковать. Каков результат?

— Она ничего не расскажет. Это не в правилах арияш, — снова пожал плечами Бажан. — И не нужно надеяться на иное.

Кирилл тяжко вздохнул и глянул за плечо воеводы, услышав, как завозился в своей комнате Лешко. Лишь бы не подслушивал.

— Тогда у меня нет больше другого выхода. Я не стану её казнить, хоть ты уже успел обвинить меня в несправедливости. Но она должна немедля уехать из Кирията. С глаз моих долой.

— Она уже уехала. Ночью.

— Что?! — Кирилл задохнулся. — Я же приказал вчера не выпускать её из детинца до утра! Что тут, Пекло меня забери, происходит?

— Я помог ей уйти. Думал, ты отправишь её на плаху. Да и к тому же…

— Бажан! Уж от тебя я не ожидал, — прервал его Кирилл. Нутро словно заливало горячим чёрным дёгтем. Он шумно и медленно выдохнул, стараясь не поддаваться новой волне гнева. — Я что, мальчик, которого можно как угодно обводить вокруг пальца? Выкладывай, какие ещё меня сегодня ждут вести. Чего я ещё не знаю о том, что происходит в моём доме?

— Вчера я вместе с Младой разговаривал с Зореном… — начал Бажан. — Он пришёл в себя. И надо сказать, очень поменялся…

Он размеренно и веско пересказал слова волхва о Забвении и неком Корибуте, который, оказывается, имел на Кирилла виды. Который хитростью подкинул ему посох, чтобы влиять сильнее, подтачивать изнутри, а потом всецело завладеть его разумом. Зорен сказал ещё, что посох нужно забрать и уничтожить как можно скорее. А потому Млада отправилась вместе с Хальвданом к изготовившему его мастеру, последнему потомку легендарных хадымов. Только его имя Кириллу с первого раза не удалось запомнить. и коли у них выйдет, как задумано, то напасти, одолевающие княжество последние луны, отступят.

Так вот, откуда привкус трав во рту… Они его опоили, поганцы, чтобы стащить посох. Лерху тоже следовало бы дать по шее за то, что раздаёт снадобья направо и налево.

Кирилл слушал Бажана молча, не прерывая. Он отвернулся к окну и наблюдал, как вяло ползает по стеклу проснувшаяся от первых тёплых лучей муха. Она упорно поднималась на высоту ладони, но срывалась, падала на выступ, барахталась и ползла вновь, почему-то напоминая Кириллу его самого. Он тоже всегда стремился вперёд, но теперь как будто топчется на месте. И, мало того, погружается в неведомую бездну. Невольно в голове всплывали смутные обрывки странных снов и видений. Он почти забыл их, отбросил, как что-то ненужное и не стоящее внимания. А теперь они не казались столь уж бессмысленными и дикими. Но всё нутро Кирилла сопротивлялось мысли о том, что он постепенно становится чьим-то рабом. Что этот неизвестный Корибут пытается управлять им. Зачем?

Он невольно посмотрел на ладонь, в которой ещё ощущался посох. Пальцы покалывало, кисть мелко дрожала. Кирилл сжал кулак.

— С ними ушли Зорен и Ведана, — закончил Бажан.

Воздух сковала тишина. Где-то на заднем дворе перекрикивались стражники, меняясь на посту у ворот. Вдалеке кололи дрова.

— Вы всё решили за меня… — проговорил Кирилл. — Не попытались объяснить. И даже выпустили моего пленника, за которым я гонялся столько времени. К бесам моё время! К бесам тех, кто погиб в борьбе с вельдами. Так выходит?

В горле стало сухо, а в висках забилась кровь. Он снова повернулся к Бажану, и тот невольно отступил, хоть и так стоял далеко.

— Так было нужно. Ты сам не решил бы, — огрызнулся он. — Поверь мне, Кирилл, я знаю тебя с детства. За последнюю луну ты сильно поменялся.

— А в этом ли дело? Убийца помогает убийце. Да, Бажан? — хмыкнул Кирилл с угрозой. — Свояк свояка, как говорится…

— Что ты несёшь, бесы меня побери? — сдвинул брови воевода, подозрительно его оглядывая. — Да что с тобой? Ты хоть слышал, о чём я тебе говорил?

Кирилл медленно кивнул.

— Ты посидишь в темнице, пока я не разберусь, в чём тут дело. Может, в следующий раз будешь думать, прежде чем решать что-то без моего ведома… Стража!

Бажан горько улыбнулся и даже не попытался сопротивляться, когда по приказу Кирилла стражники повели его в темницы. В руках холодной тяжестью осталось его снятое оружие вместа с воеводским поясом. В светлице стало пусто и невыносимо, до боли в ушах, тихо. Только отрок через мгновение заскрёбся в соседней комнате, как мышь. Кирилл позвал его и приказал принести что-нибудь поесть. Казалось, силы его иссякли. Но даже когда Лешко притащил поднос с пышущим жаром горшочком, из которого тянуло ароматом тушёной телятины, и полный кувшин горячего сбитня, к еде он не притронулся.

Внутри мерзко ворочался тугой комок, как слизень. Не дожидаясь, пока Лешко расставит всё на столе, Кирилл встал и ушёл. Он спустился в чертог, прошёл по пустому залу, залитому тёплым светом полуденного солнца, и остановился возле кресла с высокой спинкой, где до сих пор лежала медвежья шкура. Подарок Хальвдана, как знак победы и почтения. Он решал, отправлять ли за верегом и Младой погоню. Скорей всего, они пройдут через Беглицу или прямиком по Южному тракту. Вряд ли станут настолько осторожны, чтобы затеряться в лесах и плутать там седмицами. Нагнать их ещё можно. Но что это даст?

Кто-то тихо подошёл со спины. Кирилл обернулся, хватаясь за оголовье висящего на поясе меча. Лешко отпрянул, выставил перед собой руку.

— Чего тебе?

— Дык… Кушать-то изволишь, княже? — мальчишка сглотнул. На лбу и над губой у него заблестели капли пота.

Боится? Когда собственный отрок стал его бояться?

— Позови лучше сюда Медведя.

Лешко, омертвевший от испуга, бегом ринулся прочь из чертога. И скоро пришёл кметь. Видно, до него уже дошли слухи о том, что случилось ночью. Он был не похож сам на себя, словно из него вдруг выплеснулась вся жизнь. А чего ожидать? Млада, к которой он привязался, сбежала, наверняка, даже не попрощавшись. Она ни во что его не ставила и держала лишь за своего щенка, с которым можно потешиться в охотку.

— Бери троих… Нет. Четверых кметей и отправляйся в Беглицу, — Кирилл искоса посмотрел на Медведя. Тот не шевельнулся и не поднял головы. — Вам нужно нагнать Младу. Она сбежала ночью и прихватила пленников. Ещё один отряд я отправлю по Южному тракту.

— Я не поеду, княже, — только и ответил кметь.

— Разве кто-то давал тебе право обсуждать мои приказы? Я сказал, ты поедешь! Пойдёшь к Ратибору, выспросишь у него всё, что он знает. Наверняка, она захотела напоследок повидаться с вельдчонком. Узнать, что с ним стало. Может, они ещё будут там.

— Ты же знаешь, княже, Ратибор больше не держит меня за сына. Я ослушался… — начал вяло отговариваться Медведь.

— Мне плевать, что случилось между вами когда-то. Ты — его старший сын. Да и разве не Переслава лечила тебя и Дьярви после плетей?

Кметь на миг поднял взгляд, но снова потупился. Думал, что Кирилл не узнает, кто выходил их с верегом так быстро. Переслава — самая лучшая знахарка в Беглице. Кое-кто поговаривал, что и поколдовывает тайно. Но ведь не докажешь. Да и какая разница, если оно не во вред?

— Я не стану гоняться за Младой. Душу мне вывернуть хочешь, владыка? — поразмыслив твёрдо проговорил Медведь.

— Почему? — вкрадчиво спросил Кирилл. — Разве она не предала тебя вместе с остальными? Ты всегда был рядом, а она даже не простилась с тобой. После этого ты ещё продолжаешь за неё вступаться…

Кметь поджал губы, и по лицу его пробежала тень сомнения. Видно, всё же осерчал, хоть и пытался задавить в душе обиду на воительницу. Вредить он ей всё равно не захочет, а вот спросить ответа… Мало кто откажется от этого, когда плюнули в душу.

— Хорошо, — наконец кивнул Медведь. — Я выезжаю немедля.

До светлицы Гесты Кирилл добрался только к вечеру. Всё откладывал встречу — стоило только подумать о ней, как к горлу подкатывала тошнота. Да по-прежнему идти туда не хотелось. Видеть лицо невесты, которое вмиг опостылело настолько, что противно смотреть. Опять слушать причитания вперемешку со слезами и не знать, куда деться от этого. Опять упрёки, перерастающие в настоящий скандал. Хоть нынче вина целиком и полностью лежала на ней. Но Геста обладала невероятным умением при любой оказии всё переводить в упрёки. Да и разговаривать тихо не умела. Или разучилась за то время, что прожила здесь.

Кирилл медленно шёл вверх по лестнице, отсчитывая каждую ступеньку, но они скоро закончились. Стражники, не так давно приставленные к двери светлицы, только проследили за ним взглядом, когда он прошёл внутрь.

Геста сидела у стола и при свете нескольких лучин что-то вышивала. Окно за её спиной светилось последними лучами утонувшего за горизонтом солнца. Тихо шелестел ветер снаружи, словно тяжеловоз, таща за собой рваную вереницу облаков с севера. Снова будет снег. Дыхание весны пропало так же внезапно, как и появилось.

Кирилл подошёл ближе: в руках Гесты, похоже, была рубаха дорогой синей шерсти. Красные обережные узоры вились по вороту и подолу, по рукавам. Ровные, выполненные умелой рукой. Странно. Геста раньше терпеть не могла рукоделие, а сейчас выглядела, точно смиренная девица, готовящая приданое. Надо же. Даже глаза на Кирилла не сразу подняла — так увлеклась.

— Здравствуй, Кирилл, — она улыбнулась. Печально и тепло. — Я рада, что ты всё же пришёл. Как раз закончила тебе подарок.

Геста сняла пяльцы, бережно разгладила рукой ткань и протянула ему. Не сводя взгляда с её лица, пытаясь разгадать фальшь в словах, Кирилл принял рубаху. Некоторое время разглядывал, хоть и знал, что носить её всё равно не станет. Ни к чему это. А ведь пару лун назад принял бы с благодарностью. Как скоро всё поменялось, и жаль, что отнюдь не в лучшую сторону.

— Спасибо, — он вымученно улыбнулся в ответ. — Ты о чём-то хотела со мной поговорить. Я слушаю.

Геста встала и шагнула к нему, сплела пальцы и сжала так сильно, что побелели костяшки.

— Я хотела извиниться, Кирилл, — её голос дрогнул. — Я наделала столько глупостей. Я делала ужасные вещи и знаю, что простить меня за это будет нелегко. Но всё же прошу об этом. Мне страшно жить с мыслью о том, что ты не сможешь меня простить. Любимый…

— Не называй меня так, — Кирилл поморщился от слова, которое неприятной дрожью прошлось по телу.

— Но как мне тебя называть, если я люблю? — Геста прикрыла губы рукой и отвернулась. — И я всё делала ради моей любви к тебе. Неужели ты не понимаешь?

Ну вот и начались привычные женские уловки. Недолго пришлось ждать. Кирилл встал, обошёл её, чтобы видеть лицо. Он не верил ей ни на грош. Геста прятала глаза и прижимала к щеке обрамлённый тонким кружевом платок.

— Ты любишь только себя, Геста, — безжалостно произнёс Кирилл. — И печёшься только о себе. Иначе тебе и в голову не пришло бы так поступать.

Геста всхлипнула и закусила губу. Потом подняла глаза, в которых отразилось золото заката. Знала, что при этом они начинают играть всеми оттенками тёмного янтаря. Казалось, что и этот простой жест просчитан наперёд. Кирилл поморщился от отвращения. Как бы красива ни была Геста, а гниль в душе не спрячешь. Рано или поздно вылезет наружу.

— Я всё делала, чтобы быть с тобой, — её голос стал гораздо твёрже, из него исчезла мольба, и проступил такой знакомый укор. — Я терпела так долго…

— Что — всё? — Кирилл ухмыльнулся, приближая своё лицо к ней. — Убила своего ребёнка? Потом Вигена? Хотела убить Младу? Зачем? И с Квохаром ты спала, наверное, чтобы быть со мной? Что за чушь!

Геста смотрела на него расширенными глазами и мяла в пальцах платок. Её щёки заливал румянец то ли стыда, то ли злости.

— Да, всё только ради того… — она помолчала, а потом прищурилась. — Даже больше. Сделала бы ещё больше, если бы понадобилось.

Кирилл в ужасе шагнул прочь от неё. В её словах была ледяная уверенность. Она действительно сделала бы ещё больше, пошла бы по головам, если бы случай не остановил её. Неужели она считала, что это поможет ей? Заставит Кирилла быть всегда рядом?

— Что стало бы следующим шагом? Ты навела бы на меня морок? Заговор? Что? Или ты уже успела наворотить других дел?

Геста недолго раздумывала, уперев взгляд в пол. Потом усмехнулась, жёстко и холодно. Подняла голову.

— Хорошо, что ты сам решил казнить Младу, иначе это за тебя сделала бы я.

Показалось, Кирилл на мгновение оглох. Мельчайшие звуки, наполнявшие дом и комнату, пропали. Перестал покашливать стражник за дверью, затих далёкий звук ударов молота о наковальню в кузне. Зашумела кровь в ушах, а голова стала тяжёлой, как гиря. Проклятье, да она точно тронулась умом!

— Да когда же ты поймёшь, что Млада тут ни при чём? Нас никогда ничего не связывало!

Геста молчала и неподвижно смотрела на него. Кирилл взял её за плечи и тряхнул со всей силы.

— Нет. Она виновата во всём, — наконец прошептала девушка задушевно, склоняясь к его уху. — Из-за неё происходит это всё. Рушится моя жизнь. Летит в пропасть. Из-за этой проклятой девки. И твою она тоже разрушит.

— Ты сумасшедшая, Геста… — поражённо выговорил Кирилл. — Проклятье, ты чокнулась. Я не собираюсь казнить Младу! И она не виновата в твоих бедах. Только ты сама.

Он отпустил её плечи и взглянул на рубаху, всё ещё зажатую в пальцах. Кто знает, может на ней уже какое-то колдовство? Если Геста сумела связаться с Грюмнёрэ, то ведьму разыскать для неё проще простого. Да хотя бы та же Малуша, которая вдруг воспылала к своей госпоже необъяснимой любовью и преданностью.

— Грюмнёрэ вы не поймали, а значит, он настигнет её рано или поздно. А если нет… Я достану твою шлюху, куда бы ты меня ни отправил, — прошипела она, делая шаг к Кириллу. — Сколько бы ты её ни защищал. Хоть в землю меня закопай, а я и оттуда её достану. Так что лучше убей её сам. Так она будет меньше мучиться.

— Ты считаешь, я позволю тебе это сделать? Причинить вред кому-то из моих людей? Хватит. Ты и так сделала уже слишком много.

Геста коротко рассмеялась, запрокинув голову.

— А как ты меня остановишь? Как? Пусть я отправлюсь на Клипбьёрн, а всё равно дотянусь. Ты растоптал всё лучшее, что во мне ещё оставалось. Пусть дома меня будут считать твоей подстилкой, которая не сгодилась ни на что, кроме как ублажать тебя в постели, но я по-прежнему дочь конунга. И никакая приблудная девка не сможет занять моё место рядом с тобой. Уж поверь!

Горячая вспышка ударила Кирилла по глазам изнутри. Он резким движением накинул Гесте на голову синюю рубаху. Завалил девушку на стол и сжал пальцами тонкую шею. Опрокинулись и погасли несколько лучин. Стало темнее, только горящий очаг бросал длинную тень Кирилла на стену. Он чувствовал, как бьётся жилка над ключицей Гесты, видел даже через ткань, как она открывает рот в попытке глотнуть хоть каплю воздуха. Но он держал крепко. Хрупкие пальцы цеплялись за его запястья, царапали, но в них было слишком мало сил и с каждым мгновением становилось всё меньше. Геста молотила ногами по полу, стараясь найти хоть какую-то опору, и хрипела. Тихо, страшно.

В какое-то мгновение он подумал отпустить её. Возможно, преподнесённого урока было бы достаточно, чтобы осознать все свои ошибки. И почувствовать, что за них бывает расплата. Но точно кистенем в голове билась мысль обо всём, что она натворила. Она ничему не научится. Никогда.

Кирилл стиснул пальцы сильнее. Рубаха на спине намокла от холодной испарины и прилипла к коже. Висок начала сверлить знакомая боль, загудел в голове тот самый голос. Геста извернулась, из последних сил дёрнулась в сторону. Хрустнули позвонки на её шее где-то под затылком. Руки девушки бессильно упали. Круглый стол наклонился под тяжестью обмякшего тела и начал крениться всё больше. Кирилл отпустил девушку, чувствуя, как вздрагивают от напряжения мышцы. Стол окончательно скособочился и упал с громким грохотом. Погасла последняя лучина. Кирилл отступил на шаг, потом ещё на один. И так, медленно, дошёл до постели, опустился на неё.

Боль в виске стихла, а слепая ярость схлынула, как волна прибоя. Снова пробежал озноб, поднимая волоски по телу. Кирилл старался не смотреть на труп Гесты на полу. Неподвижно он глядел в потемневшее окно, за которым незаметно отгорел закат, а потом перевёл взгляд на свои ладони. Он гнал паскудную мысль от себя дальше, но та возвращалась снова и снова. Он мог не убивать Гесту. Мог, но хотел. Убить, раздавить, чтобы избавиться от неё навсегда. Разве она этого не заслужила?

Но тогда чего заслужил он?

Тихо бормотали часовые снаружи. Скоро смена их поста, хоть сторожить здесь больше некого. Они ещё не знают. Но скоро будет знать весь дом. Может, надо было что-то сделать, придумать отговорку. Только в голове было пусто и гулко. И Кирилл всё никак не мог сдвинуться с места.

Послышались негромкие шаркающие шаги и женский голос. Ответ стражников. Тишина. Дверь скрипнула, и в светлицу вошла служанка Гесты — Тора. Она долго и растерянно переводила взгляд с тела девушки на Кирилла и обратно, будто всё не могла никак поверить в то, что произошло. Очнувшись, она с прытью, которой сложно было ожидать от старухи, подбежала к Гесте, откинула рубашку с её лица и отпрянула, вскрикнув.

— Что ж ты сделал, окаянный?! — Тора завыла и наклонилась к подопечной, гладя её по лицу. — Девочка моя, как же так?

Следующие её слова слились в неразборчивые причитания. Старуха прижимала Гесту к груди и раскачивалась взад-вперёд. Кирилл глубоко вдохнул и встал, будто скинул невидимые оковы.

— Она сама до этого довела, — произнёс он ледяным тоном и направился к двери. — Подготовьте её к погребению.

Он чувствовал спиной поражённый взгляд Торы, но не обернулся ни разу.

Во дворе догорала крада, сложенная, как и заведено у верегов — в виде лодьи. Писарь ушёл, оставив на столе Кирилла готовое письмо к Ингвальду. Без лишних подробностей там говорилось о том, что Геста умерла и была предана сожжению на ритуальном костре в Кирияте. Везти тело на Медвежий утёс, когда Нейра покрыта льдом, слишком долго. Поэтому Кирилл взял на себя эту скорбную обязанность.

Каждое слово письма сквозило фальшью — он знал это. Знал ещё, что Тора всё расскажет конунгу, как есть. А стращать служанку и утаивать то, что случилось, Кирилл не хотел. Это было первое письмо Ингвальду за все три зимы, что Геста прожила в Кирияте. И в нём говорилось о смерти единственной дочери правителя Медвежьего утёса. Дочери, которая, может, и была для отца только средством скрепить союз с князем соседних земель, но которую он, наверняка, любил. Родная кровь.

В доме шептались. И Кирилл хотел бы заткнуть всем рты, но это ничего не изменит. Только Асташ предупредил всех, чтобы сор не выносили из избы, иначе тому, кто это сделает, будет худо. Домашние, кажется, поняли, но между собой толковать всё равно продолжали. Кто-то осторожно корил Кирилла за несдержанность. Кто-то говорил, что Геста того заслужила: слишком долго пила кровь правителя и всех вокруг. Да и к тому же — страшное дело! — приказала убить Вигена, которого домашние всегда уважали. Вот и поплатилась. Кирилл знал всё, о чём они судачили — Асташ несколько раз за день приходил и докладывал об этом — но ему было всё равно. Он и сам мог грызть себя получше, чем кто-либо.

Свернув письмо и скрепив его печатью, Кирилл ушёл из постылой светлицы и спустился в подземелье. Не ответив на приветствие одинокого часового, он приказал открыть дверь темницы, где находился Бажан.

Воевода, ещё не успевший пропитаться духом камеры и поистрепаться, как это случилось бы, просиди он тут дольше, поднял на него взгляд. Его вид не выдавал никакого внутреннего беспокойства, будто он давно уже ждал, что Кирилл придёт к нему… И, более того, был в том уверен. Как отец уверен в том, что после ссоры провинившийся сын придёт извиняться.

— Слыхал о твоих подвигах, княже, — бросил он и снова упёр взгляд в скользкий каменный пол. — Стоило на день тебя одного оставить… Ещё скажи, что я тебя не предупреждал.

— Мне не до шуток сейчас, Бажан.

— Ещё бы, — хмыкнул воевода и неспешно поднялся. — Вереги так просто этого не оставят. Вот подожди ещё, скоро начнут без Хальвдана тут буянить. К тому ж ты их княжну порешил.

— Пока тихо.

Но Кирилл знал, что это не надолго. Все вереги пришли проститься с Гестой, и с того мига их настроение совсем не было светлым. Они ещё не отошли от побега своего предводителя — а тут новая напасть.

— Знаешь, что я тебе скажу? — помолчав, продолжил воевода. — Хоть ты можешь меня не слушать, как обычно и поступаешь.

Кирилл посмотрел в глаза Бажана, поблескивающие в тени кустистых бровей. Он как всегда был прав.

— Что скажешь?

— Тебе надо попытаться разобраться во всём, что на нас свалилось. Пусть ты и не видишь за собой вины. Но я вижу, и все вокруг — тоже. Думается мне, один человек сможет порассказать нам много чего занятного, — Бажан покивал своим мыслям и добавил: — Вызови к себе Наяса.